Только через несколько минут, стоя за высоким столиком в углу, доев
вторую котлету и принимаясь за булочку с кофе, Сидорков уравнял дыхание и
унял подрагивание пальцев, и то не до конца. Он испытывал в утихающем
волнении некоторую счастливую гордость, и презирал себя за это волнение и
гордость, презирал свою слабость, когда такое незначительное событие,
микропобедочка, заставляет прикладывать еще какие-то усилия и вызывает
постыдное волнение... недостойное мужчины... и все-таки была гордость.
Михаил ВЕЛЛЕР
БАЙКИ СКОРОЙ ПОМОЩИ
БЫТОВАЯ ТРАВМА
Вот лето, воскресенье, позднее утро. Мама с папой сына отправили в
пионерский лагерь - расслабляются душой и телом. Она на кухне завтрак
готовит, он в комнате пол натирает - обычная однокомнатная квартира.
Одинцовский проспект, верхний этаж, окна настежь распахнуты. Внизу озеро
блестит, народ загорает. А жара стра-ашная стояла. И они как встали, так
голые и ходят. Еще вполне нестарые, наслаждаются свободой.
Трет он паркет, мышцами поигрывает, а пиво в холодильничке, вода в
ванной, жена голая на кухне, музыка играет.
А под окном тихо сидел их сиамский кот. Балдел от духоты, сквознячок
ловил.
Ну а поскольку муж голый, все его хозяйство в такт движению
соответственно раскачивается. И кот сонным прищуром это движение лениво
следит...
Сиамские кошки вообще игривые. У них повышенно выражен охотничий
инстинкт.
Муж, маша щеткой на ноге и всем прочим, придвигается ближе, ближе,
кот посмотрел, посмотрел, неприметно собрался - и прыг на игрушку! Когтем
цап - поймал.
Муж от неожиданности и боли дернулся, поскользнулся голой пяткой на
натертом паркете, на каплях пота, щетка с другой ноги вперед вылетела - и
он с маху затылком да об пол: бу-бух!
Жена слышит из кухни - стук.
- Саша, что там у тебя?
Никакого ответа.
- Сашенька, - зовет, - что там у тебя упало?
Что упало. Ага; Железный Феликс споткнулся. Полная тишина. А когда,
надо заметить, человек так навзничь башкой падает - звук деревянный,
глухой, как чурка.
Пошла она посмотреть. Лежит он, в лице ни кровинки, глаза на лоб
закатились. "Господи! Что случилось?.."
Кратковременный рауш. Вырубился. Затылком-то тяпнуться.
Кот на шкаф взлетел, смотрит сверху круглыми глазами - тоже
испугался.
Ах, ох, что делать: вызывает "скорую", брызжет водой, сует нашатырь.
А кот следит, как у нее груди болтаются...
К приезду он кое-как оклемался: зеленый, в холодном поту, тошнота и
головокружение; классическая картина сотрясения мозга. Ну что - надо
госпитализировать.
Заполняет врач карточку, как да что, а жена излагает детали в
трагической тональности: ведь не чужой предмет пострадал.
В новые лифты носилки, известно, не лезут, и тащат они его сверху
вручную. И как глянут они на страдальческую рожу пострадавшего, представят
ситуацию, вообразят себе в лицах эту паркетную корриду с размахиванием
гениталиями и охотником-котом, так их хохот и разбирает. Медбрат икает.
Врач вздрагивает. И нападает на них дикий гогот, истеричное грохотанье, и
оступается врач мимо ступеньки, и вываливают они к черту больного на
лестницу. И он ломает руку.
Тут медики просто подыхают от хохота. Они хватаются за перила,
перегибаются пополам, прижимают животы и стонут без сил. Потом, взрываясь
приступами идиотского непроизвольного смеха, накладывают ему шину и тащат
лечить дальше.
По дороге рассказали шоферу и чуть не въехали в столб. А уж в
приемном был просто праздник души, просили повторить на бис.
Сотрясение небольшое оказалось, но уж в гипсе он походил.
ГОЛОВА
Если медик циничен в силу профессии, то первокурскник - еще и в силу
возраста. Шик первокурсника не просто позавтракать в анатомичке, но
желательно облокотившись на выпотрошенный труп. Так устанавливаются
нормальные рабочие отношения с бренной людской плотью. А уж санитарить в
морге - законная студенческая халтура. Своя бравада в каждом деле.
Правила высшего уже тона, аристократического, рекомендуют студенту
иметь дома череп. Не муляж, а настоящий; атрибут священного и древнего
ремесла медицины. Как наглядное пособие он полезен, чтобы учить кости
черепа, коих числом - непосвященные и не подозревают - сто двадцать семь.
Одновременно он является изысканным украшением интерьера и хорош как
подсвечник, пресс-папье и чаша для вина на пьянках с обольщением девочек.
Вещь в хозяйстве ценная.
Он и денег стоит ощутимых. Студент и деньги - вещи совместимые редко
и ненадолго. И наш студент решил обзавестись сим необходимым предметом
просто и бесплатно.
Наш студент подрабатывал в анатомическом театре. Анатомическом театр
отличается от просто театра тем, что умершие от скуки во втором развлекают
посетителей в первом. В чане с формалином, где плавали годами препараты,
наш студент облюбовал подходящую бесхозную голову и в удобный момент ее
выудил.
Он аккуратно упаковал голову в полиэтиленовый пакет, обернул газетами
и уложил в мешочек. И втихаря вынес.
Через город в час "пик" путешествие с головой доставило ему
своеобразные ощущения. В трамвае просили: да поднимите вы свою сетку; на
улице интересовались: молодой человек, не скажете, где вы купили капусту;
и тому подобное.
Он снимал комнату в коммуналке, в общаге места не досталось. И,
дождавшись вечером попозже, когда соседи перестали в кухне шастать, он
приступил к процессу. Налил в кастрюлю воды, сыпанул щедро соли, чтоб
ткани лучше отслаивались, погрузил полуфабрикат и поставил на плиту, на
свою горелку. Довел до кипения, сдвинул крышку (можно списывать рецепт в
книгу о вкусной и здоровой пище), полюбовался и удалился к себе.
Лег на диван и стал читать анатомию, готовиться к зачету. С большим
удовольствием повторяет по атласу кости черепа.
Тем временем выползает по ночным делам соседка со слабым мочевым
пузырем. Соседка - он любопытна по своей коммунальной сущности. Особенно
неугомонна она до студента. А кого он к себе водит? А с кем он спит? А
сколько у него денег? А что он покупает? А чего это он вдруг варит на ночь
глядя, да в такой большой кастрюле? Он отродясь, голодранец, кроме
чайника, ничего не кипятил, по столовкам шамает.
Оглядывается она, приподнимает крышку и сует нос в кастрюлю. И тихо
валится меж плитой и столом. Обморок. Нюхнула супчику. Неожиданное меню.
Там и сосед вылазит, попить хочет, перебрал днем. Видит он лежащую
соседку, видит кипящую кастрюлю, парок странноватый разносится. Что такое?
Окликает соседку, смотрит в кастрюлю... А на него оттуда смотрит человечья
голова.
Дергается он с диким воплем, смахивает кастрюлю, шпарится кипятком да
по ленинским местам, орет непереносимо, а кастрюля гремит по полу и голова
недоваренная катится.
На этот истошный крик хлопают все двери - выскакивают соседи. И что
они видят:
Сосед выпученный скачет, как недорезанный петух, и вопит, как
Страшный Суд. Соседка лежит промеж плитой им столом, кверху задом, так что
на обозрении только ноги и немалый зад, а верха тела за ним не видно,
заслонено. А на полу в луже валяется обезображенная, страшная голова.
И все в ужасе понимают так, что это соседкина голова.
И тут в пространстве гудит удар погребального колокола, и
потусторонний голос возвещает:
- Это моя голова!...
Тут уже у другой соседки случилось непроизвольное мочеиспускание.
Прочие посинели и воздух хватают.
А это студент, сладко усыпленный анатомией, вздрыгнулся от кухонного
шума, в панике сердцем чуя неладное, тоже вылетел; в темноте коридора
тяпнулся впопыхах башкой с маху о медный таз для варки варенья, который
висел на стене до будущего лета, и в резонанс проорал упомянутую фразу не
своим от боли голосом, искры гасил, которые из глаз посыпались.
Хватает студент голову, дуя на пальцы, кидает ее в кастрюлю,
возвращает на плиту, материт в сердцах честную глупую компанию. Соседу
спускает штаны и заливает ожоги растительным маслом и одеколоном,
остатками одеколона соседке трет виски и шлепает по щекам, она открывает
глаза и отпрыгивает от него, людоеда, в страхе за людей прячется.
Студент молит и объясняет. Соседи жаждут кары. Звонят в "скорую" -
через одного плохо с сердцем. Ошпаренному особенно плохо на полметра ниже
сердца. Обморочная заикается. Заикается, но в милицию звонит: а ну пусть
разберутся, чья головушка-то!
...Обычно реакции медицины и милиции совпадают, но здесь разошлись
решительно. Эскулапы валялись от восторга и взахлеб вспоминали
студенческие развлечения; милиция же рассвирепела и приступила к допросу с
пристрастием и даже применением физического воздействия: дал старшина
анатому в ухо, чтоб вел себя потише и выглядел повиноватее.
С гигантским трудом удержался он в институте, оправдываясь безмерной
любовью к медицине и почтением ко все ее древним традициям. Голова же
вернулась в анатомичку, студента же с работы в анатомичке выгнали,
разумеется, с треском и со стипендии сняли на весь следующий семестр.
К слову уж сказать, зачет по анатомии он с первого захода завалил.
Балда.
ШОК
Пятый дивизион ленинградской милиции был не самый боевой. Он
специализировался по охране кладбищ и памятников. Покойники же, равно как
и памятники им, - народ в принципе спокойный и к бесчинствам не склонный.
По пустякам не беспокоят и взяток не дают. Поэтому милиционеры скучали.
Подхалтуривали слегка, конечно. Цветы с могил продавали, реже -
могильные плиты в новое владение. И тихой их службе коллеги завидовали:
вечная тишина, свежий воздух, от выпивки никто не отвлекает.
Особенно завидовали дежурящим на Пискаревском кладбище. Там один
сержант очень хороший промысел сообразил. Вечером, после закрытия
мемориала, идет он к скорбящей Матери-Родине, снимает сапоги, снимает
штаны, берет сачок и лезет в фонтан перед ней. И тщательно тралит. А в тот
фонтан интуристы весь день кидают на прощание монеты. Глупый обычай, но
прибыльный. Ефрейтор на атасе стоит, рядовой горсти мелочи в мешочки
пересыпает. Потом брат рядового, летчик на линии Ленинград-Хельсинки,
летит с портфелем рассортированной валюты (экипажи-то не досматривают) и
закупает на все колготки. Жена ефрейтора, продавщица, продает их мимо
кассы. Прибыль поровну. Такой сквозной бригадный подряд. Быть сержанту
генералом!
Процедура отработана. После ловли рядовой бежит за водкой, они в
дежурке принимают, согреваются и скрупулезно считают в кучки: финмарки,
бундесмарки, пятисотлировки и полудоллары. Выпьют, закурят и считают.
Очень были службой довольны.
Только сортира в дежурке не предусмотрено. А в общественный - ночью
под дождиком - далеко и неохота. А тут сержанту в полночь приспичило
по-большому.
Вышел он: темь глухая, дождь шуршит; зашагнул за какую-то могильную
чашу, присел, полы шинели на голову - Господи, помоги мне удачно
отбомбиться. Употребил по назначению газетку "На страже Родины" - а встать
не может.
Он дергается, а его сзади с нечеловеческой силой тянут вниз. И тут
где-то далеко за кладбищем часы бьют двенадцать ударов...
Заверещал несчастный от ужаса, заупирался - но нет ему ходу. Гнетет
его к сырой земле потусторонняя воля. Осквернил святое место, оскорбил
прах - и костлявой рукой влечет его к себе покойник. Ни вырваться, ни
вздохнуть и оглянуться нельзя - жутче смерти.
