лад достаточно угнетает: проигрывать унизительно что при двухкратном
превосходстве, что при четырехкратном...
Главное, польскими силами командовал талантливый и опытный полково-
дец, гетман Станислав Жулкевский, а русскими - Дмитрий Шуйский, пригод-
ный для этой цели не более, чем для чтения лекций по алгебре. Едва побе-
да стала склоняться на сторону гетмана, Дмитрий в панике ускакал от
войска - по свидетельствам современников, при этом увяз в болоте, поте-
рял сапоги и коня и прискакал в Москву босой, на крестьянской клячонке.
Даже если это и придумано злопыхателями, полную военную бездарность
Дмитрия не оспаривал никто. Именно в этот момент стране нужен был Михаил
Скопин-Шуйский, но он лежал в земле...
17 июля Шуйского свергли, насильно постригли в монахи, Боярская дума
с князем Мстиславским во главе обратилась к королю Снгизмунду, заявив,
что согласна избрать русским царем королевича Владислава. Среди присяг-
нувших Владиславу был и Михаил Романов. Ничего странного, если вспом-
нить, что его отец Филарет как раз и был уполномочен Земским Собором на
то, чтобы добиться от Сигизмунда согласия на принятие Владиславом русс-
кой короны. Даже позже, когда Михаил был уже венчан на царство, в одной
из первых грамот к Сигизмунду имя Михаила стояло на четырнадцатом месте,
после бояр.
Не удивительно, что поляки так долго не признавали Михаила законным
государем...
Наступило время так называемой "семибоярщины".
Правда, во всех сохранившихся официальных грамотах "бояр" не семь, а
шесть: три боярина, Мстиславский, Шереметев и Голицын; окольничий, князь
Мезецкий, и два думных дьяка - Телепнев и Луговской.
Коли уж мы помним героев, обязаны помнить и предателей. Вот они, все
шестеро, поименно:
Федор Иванович Мстиславский
Василий Васильевич Голицын
Федор Иванович Шереметев
Данило Иванович Мезецкий
Василий Телепнев
Томило Луговской.
Именно эти шестеро от имени всего русского народа ночью впустили в
Москву польские войска. И привели москвичей к торжественной присяге Вла-
диславу, а потом разослали по всей стране "известительные" грамоты, тре-
буя, чтобы королевичу присягала вся Русь.
Пожарище разгоралось. Смоленск был занят поляками оттого, что некий
русский предатель Иванко с символическим прозвищем Шваль показал ведущие
в город потайные ходы. (А русский воевода Бутурлин, перед тем как отсту-
пить из города под напором поляков, старательно ограбил лавки смоленских
купцов.) Лжедмитрия II к тому времени уже прикончили касимовские татары,
но осталось его воинство, расколовшееся надвое. Поляки и литовцы, так
называемые "лисовчики" (по имени их предводителя, того самого Александра
Лисовского, что был приговорен в Жечи к повешению), сражались теперь
исключительно за себя. Деваться им было попросту некуда, король Сигиз-
мунд, хоть и не предпринимал против них прямых военных действий, не пре-
пятствовал истреблять их московским полкам. Казаки, бывшие в подчинении
Тушинского вора, убили Прокопия Ляпунова и, на словах, выступали против
поляков, однако о том, как они "боролись" против Сигизмунда, лучше всего
расскажет русский летописец: "Беспрестанно ездя по городам из подмосков-
ных таборов, казаки грабят, разбивают и невинную кровь христианскую про-
ливают; боярынь и простых жен и девиц насилуют, церкви Божьи разоряют,
святые иконы обдирают и ругаются над ними так, что и писать о том страш-
но. А когда Ивашка Заруцкий* с товарищами взяли Новодевичий монастырь,
они также разорили церковь и ободрали образа, и таких черниц, как бывшую
королеву Ливонскую, дочь Владимира Андреевича, и Ольгу, дочь царя Бори-
са, на которых прежде и глядеть не смели, ограбили донага, а иных бедных
черниц грабили и насиловали, а как пошли из монастыря, то его выжгли.
Они считаются христианами, а сами хуже жидов".
* Казачий атаман, ставший любовником Марины Мнишек.
(Кстати, эти строчки не мешало бы перечесть нынешним казакам, которые
пока что вместо реальных дел лишь пыжливо разгуливают по улицам, увешав-
шись бутафорскими крестами и при каждом удобном случае не преминут ввер-
нуть, что их предки, изволите ли видеть, всегда служили России верой и
правдой...)
В Москве в плотной осаде сидели поляки (королевича Владислава столица
так и не дождалась, что неудивительно - ни один нормальный человек на
его месте не приехал бы). На севере "корпус" Делагарди, дочиста ограбив
Новгород, попытался было проделать то же самое со Псковом, однако Псков
отбился - правда, тут же попал в руки шайки некоего "вора Сидорки", ко-
торый, не мудрствуя лукаво, объявил себя чудесно спасшимся от убийц "ца-
рем Дмитрием".
Это был уже третий Лжедмитрий. Чуть позже появился и четвертый - в
Астрахани, и его признало царем все Нижнее Поволжье.
Таким образом, в России одновременно существовало целых пять прави-
тельств, каждое из них считало себя законным, издавало указы, жаловало
землями, а заодно, понятное дело, карало супротивников. По сравнению с
тогдашней ситуацией известное противостояние президента и парламента в
1993 г. - детская игра в коняшкн.
Эти пять правительств были следующие:
1. Так называемое Ярославское, состоявшее человек примерно из двадца-
ти вождей ополчения, которое мы теперь называем несколько проще: "опол-
чение Минина и Пожарского".
2. Боярская дума в Москве ("шестибоярщина"), под крылом польского
гетмана Ходкевича.
3. Атаманы Трубецкой и Заруцкий, со своими войсками обосновавшиеся
под Москвой.
4. Лжедмитрий III в Пскове.
5. Лжедмитрий IV в Астрахани.
Речь идет только о тех, кто контролировал достаточно обширные терри-
тории (Делагарди, правда, тоже захватил изрядный кусок русского севе-
ро-востока, но он, по крайней мере, не издавал никаких указов, хотя гра-
бил, стервец, за троих).
Где-то, словно киплинговская кошка, гулявшая сама по себе, мотался со
своим воинством Александр Лисовский, чье положение было самым безвыход-
ным - за участие в шляхетском мятеже и прочие художества его приговорили
к вечному изгнанию из пределов Жечи Посполитой, и податься ему было аб-
солютно некуда. "Лисовчики", своеобразное солдатское братство, в пору
своего расцвета насчитывали до десяти тысяч конников. Военные историки
отмечают железную внутреннюю дисциплину этой ватаги, ее исключительную
отчаянность в бою и незаменимость при дальних кавалерийских рейдах по
тылам противника. Однако, с другой стороны, по грабежам и мародерству
эта теплая компания наверняка заняла бы первое место в европейском чем-
пионате, вздумай его кто-нибудь проводить...
По необъятным просторам Руси великой вольготно шатались еще десятка
полтора самозванцев вовсе уж мелкого пошиба. По меткому замечанию Ило-
вайского, "самозванство вошло в какую-то моду" (в самом деле, прежде
Русь самозванства практически не знала). Одни называли себя сыновьями
Федора Иоанновича: "царевич Федор", Клементий, Савелий, Ерофей и прочая,
и прочая. Подозреваю, кое-кто из них не мог внятно ответить на вопрос,
кого же он изображает - "царевич", и все тут...
Некий Лаврентий объявил себя внуком Ивана Грозного, сыном царевича
Ивана. Его коллега по ремеслу Август пошел еще дальше - не чинясь, выда-
вал себя за родного сына самого Ивана Грозного от четвертой супруги Анны
Колтовской. Наглость вышеупомянутого Федора дошла до того, что он явился
к Тушинскому вору и вопросил совершенно в духе Остапа Бендера: "Дядюшка,
узнаешь ли родного племянника?"
Лжедмитрий II, не склонный поощрять конкурентов, "племянника" не
признал и велел тут же укоротить его на голову. А заодно прикончил Лав-
рентия с Августом - после чего остальные "царевичи" обходили Тушино де-
сятой дорогой...
Кроме того, по лесам и дорогам разгуливали многочисленные ватаги так
называемых "шишей" - партизанствующих крестьян, которых столь запутанная
жизненная коловерть довела до полного остервенения. Согласно официальной
традиции, они сражались исключительно с "интервентами", однако я позволю
себе в этом усомниться, помня, что творилось в России во времена "бе-
ло-красной" гражданской войны. Вероятнее всего, попадались и отдельные
идеалисты, но большая часть "лесных братьев", ручаться можно, колошмати-
ла все, что движется, не обременяя себя детальными выяснениями... Во
всех прочих странах с "лесными братьями" в периоды неразберихи и внут-
ренних смут так и обстояло, вряд ли Русь была исключением.
"ЖЕН И ДЕТЕЙ ЗАЛОЖИМ..."
Минина с Пожарским принято рисовать самыми светлыми красками. Образы
их едва ли не иконописны. Вот только реальность, как водится, сплошь и
рядом весьма далека от благостных картин...
Я вовсе не намерен следовать дурацкому обычаю нашей достопамятной об-
разованщины и "развенчивать" кого-то - просто хочу напомнить читателю,
что действительность всегда сложнее наших представлений о ней, а в ха-
рактере практически любого крупного исторического деятеля, неважно, в
нашем Отечестве или за его пределами, намешано столько противоречивого и
прямо-таки порой отвратительного, что изображать кого-то одной лишь
краской попросту глупо. История - дочь времени, и все поголовно истори-
ческие персонажи, - дети своего времени, к которому бесполезно прилажи-
ваться с чернобелыми очками...
Давно уже получила хождение "романтическая" версия сбора денег на ни-
жегородское ополчение, по страницам романов кочевал умилительный и доб-
росердечный Кузьма Минин-Сухорук, со слезами на глазах призывавший всех
присутствующих заложить жен и малых детушек, чтобы раздобыть средства на
снаряжение войска.
Вообще-то, так и было. Закладывали. Только - не своих...
Минин был человеком безусловно зажиточным - торговлей скотом в то
время занимались люди отнюдь не бедные, а потому к описываемому времени
приобрел некоторую "крутость", практичность и сильную волю, свойственные
преуспевающим дельцам. Имеются совершенно достоверные сведения о том, к
а к он собирал деньги на войско.
Сначала Минин "пробил" решение, по которому все его приказания выпол-
нялись беспрекословно (за тем, чтобы это соблюдалось, следили ратники
князя Пожарского). И разослал по Нижнему многочисленных оценщиков. Иму-
щество каждого было оценено со всем возможным рвением, после чего с жи-
телей в приказном порядке потребовали отдать пятую часть имущества (а
кое от кого - и треть). Когда собранных денег не хватило, Минин без ко-
лебаний "пустил на торг" наименее зажиточную часть горожан. Их небогатое
имущество продавали целиком, кроме того, отдавали в кабалу и их самих, и
их семьи. Холопы, надо отметить, шли за бесценок, потому что их было до-
вольно много. Именно такими средствами и были собраны нужные суммы. Нра-
вится это потомкам или нет, разрушает это иконописный образ или нет, но
без подобных крутых мер нижегородское ополчение вряд ли смогло бы снаря-
диться в походи изгнать интервентов. Можно еще вспомнить, что Минин, хо-
тя и говаривал, будто ему являлись "видения", побуждавшие постоять за
землю Русскую и веру православную, окрестные монастыри обложил столь же
суровым налогом.
Увы, бравый Кузьма тогда же, в 1612 г., был изобличен во взяточни-
честве и "кривосудии". Речь идет об истории с Толоконцевским монастырем.
Монастырь этот, довольно древний, в свое время получил от Грозного жало-
ванные грамоты и был полностью самостоятельным. Позже, при Федоре Иоан-
новиче, игумен монастыря Калпикет "проворовался и пропил всю монастырс-
кую казну" - и, стремясь, должно быть, раздобыть деньжат на опохмелку,
за бесценок спустил все документы богатому соседу, Печерскому монастырю,
тут же радостно завладевшему всем оставшимся достоянием толоконцевцев. С
наступлением Смутного времени толоконцевские монахи пожаловались в Моск-
ву, дьяку Ивану Болотникову (не путать с Иваном Болотниковым-атаманом! -
