кие" манускрипты, лечебники. Подтверждающих это фактов столько, что их
не стоит и перечислять.
Скорее всего, Лжедмитрия II просто-напросто на досуге имел привычку
баловаться алхимией и прочим чернокнижием, отсюда и загадочные книги с
еврейскими письменами. То же, что в случае Нострадамуса, Калиостро и со-
тен шарлатанов помельче калибром... Всего и дел. Какие там, к черту, жи-
домасоны и опередившие время предшественники отцов-основателей госу-
дарства Израиль...
Вот тут настало время вспомнить народную поговорку о зеркале, на ко-
торое при известных обстоятельствах не годится пенять... Сам по себе
второй самозванец был личностью жалкой и ничтожной, и в подметки не го-
дившейся тому, чье имя принял. Однако, каков бы он ни был, русская знать
прямо-таки массово бросилась к нему поцеловать ножку и выпросить милос-
тей...
Лучше всего ситуацию охарактеризовал С.Ф. Платонов: "В Москве, благо-
даря Тушину, все сословия дошли до глубокого политического разврата.
Москвичи служили и тому, и другому государю: и царю Василию, и Вору. Они
то ходили в Тушино за разными подачками, чинами и "деревнишками", то
возвращались в Москву и, сохраняя тушинское жалованье, ждали награды от
Шуйского за то, что возвратились, "отстали" от измены. Они открыто тор-
говали с Тушином, смотрели на него не как на вражий стан, а как на очень
удобное подспорье для служебной карьеры и денежных дел. Так относились к
Тушину не отдельные лица, а массы лиц в московском обществе... оба со-
перника... своим совместным существованием влияли растлевающим образом
на народ, развращали его".
Можно добавить, что именно Тушинский вор как раз и посвятил в патри-
архи всея Руси Филарета, отца будущего царя... Основной опорой, военной
силой Лжедмитрия II были, конечно, авантюристы из Польши и Литвы (знаме-
нитый Лисовский, один из воевод Тушинского вора, как раз и бежал из Жечи
Посполитой оттого, что его там собирались повесить), но без "тушинских
перелетов", как прозвали сновавших меж Москвой и Тушино русских, самоз-
ванец ни за что не продержался бы так долго. Мало того, есть печальные
для самолюбия потомков свидетельства: русские сподвижники Вора не только
не мешали чужеземцам грабить и бесчестить церкви, но, наоборот, сами по-
давали пример. Сохранились воспоминания очевидца и участника событий,
келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына. Монах прямо пишет,
что даже "поляки с Литвой" удивлялись, глядя, как русские тушинцы держат
в алтарях своих церквей собак и скотину, а на иконах играют в кости...
(Истины ради нужно упомянуть, что и сам Палицын не без греха. Вскоре,
когда зашла речь об избрании на русский престол польского королевича
Владислава, Палицын присягнул Владиславу и без особого смущения принял
то, что гоголевский герой деликатно именовал "борзыми щенками". Впрочем,
так в те чертовски сложные годы поступали слишком многие, и не нам су-
дить этих людей, сыновей своего времени...)
Вот тут на сцене появляются те, кого без всякого на то основания име-
нуют "шведскими интервентами".
"Интервенция" - это вторжение войск одного государства на территорию
другого. Войска Шведского королевства вторглись на Русь гораздо позднее,
в 1615 г., когда на троне уже два года сидел Михаил Романов и со Смутой,
в общем, было покончено. Те, кого назвали "интервентами", на самом деле
были наемниками, нанятыми Шуйским в Швеции, - примерно пятитысячный от-
ряд из шведов, французов, немцев, шотландцев и финнов под командой моло-
дого, но весьма толкового Якуба Делагарди, тридцатилетнего генерала. За
помощь в войне против тушинцев Шуйский обещал, кроме денег, еще и пере-
дать Швеции область Корелу (часть нынешней Карелии) - однако по своему
всегдашнему обыкновению соврал. Ландскнехты не получили не только Коре-
лы, но и обещанного жалованья, вдобавок солдаты Шуйского разграбили их
обоз...
Корпус Делагарди оказался в "подвешенном" положении. Большую его
часть составляли отнюдь не шведы - да и чистокровных шведов по ту сторо-
ну границы никто не ждал. Предстояло либо подыхать с голоду, либо гра-
бить.
Нужно добавить, что к тому времени история наемничества насчитывала
несколько столетий. И "неплатежи" случались настолько часто, что наемные
войска успели создать самый настоящий то ли церемониал, то ли ритуал -
узнав, что им не намерены платить, они собирали сходку, без особых прок-
лятий и жалоб выбирали себе "маршала" и его заместителей, после чего на-
чинали добывать себе средства к пропитанию грабежом всего, до чего могли
дотянуться.
Даже русские источники отзываются о Делагарди довольно дружелюбно.
Судя по всему, молодой генерал (бывший в приятельских отношениях с моло-
дым военачальником князем Михаилом Скопиным-Шуйским), как ни странно,
близко к сердцу принимал русские беды. Но вряд ли смог бы втолковать
своему воинству, почему оно обязано умирать не за плату, а за некие иде-
алы...
Одним словом, корпус Делагарди перешел на "самообеспечение". Захватив
Новгород, принялись грабить во всю ивановскую - но, повторяю, не для
шведской короны, а исключительно для себя. Время от времени Делагарди,
правда, пытался вести нечто вроде переговоров о возможной кандидатуре
шведского принца на русский престол, но никто, даже он сам, к этому не
относился серьезно. Все за то, что эти телодвижения понадобились Якубу
для того, чтобы не выглядеть откровенным предводителем разбойничьей шай-
ки. Даже в те времена, собравшись грабить, уже думали об имидже и рес-
пектабельности.
Именно художества наемников Делагарди, занятых исключительно заботой
о своем кармане, и назвали впоследствии отчего-то "шведским вторжени-
ем"...
(Ходят даже слухи, что именно тогда на Руси как раз и появился шот-
ландец Лермонт, а вовсе не во времена Михаила, но проверить эту версию я
сейчас не в состоянии.)
Необходимо отметить, что к рождению легенды о "шведских интервентах"
причастны не только русские историки позднего времени, но и современник
событий, король Сигизмунд. Соль в том, что Жечь Посполитая и Швеция на-
ходились тогда в состоянии войны, и при некоторой изобретательности ума
присутствие на территории Московского государства регулярных шведских
войск давало королю формальный повод нарушить мирный договор с Моск-
вой...
Сигизмунд прекрасно знал, что представляет собой "корпус Делагарди",
но притворился, что искренне считает его "шведским регулярным войском".
И началась польская интервенция - на сей раз настоящая, без всяких
кавычек. Смоленск был осажден войсками гетмана Жулкевского...
Я нисколько не рвусь оправдывать поляков (благо мои предки принадле-
жат не к полякам, а как раз к литвинам, тут есть свои тонкости и старо-
давние польско-литовские трения, постороннему непонятные). Однако никак
не могу согласиться с тем, что вторжение польских войск в 1609 г. в пре-
делы России в трудах иных национал-патриотично озабоченных тружеников
пера предстает едва ли не самым черным злодеянием в мировой истории...
Когда речь идет о двух соседствующих державах, существующих бок о бок
не одну сотню лет, лучше всего сразу отказаться от привычки видеть все в
черно-белом цвете. Просто-таки невозможно доискаться, кто и когда нанес
первую зуботычину, послужившую детонатором многовековых испано-французс-
ких, франко-итальянских, англошотландских и германо-французских войн.
Проще признать, что рыльце в пушку у всех заинтересованных сторон.
Именно так и обстоит с русско-польскими отношениями. Никто не спорит:
безусловно, король Сигизмунд поступил, как последний негодяй, вторгшись
в охваченную смутой соседнюю державу. Однако тот, кто согласится с этой
формулировкой, будет вынужден, если хочет сохранить беспристрастность,
применить точно те же слова к великому князю Ивану III. В 1492 г., когда
внезапно умер польский король Казимир, и у поляков хлопот стало выше го-
ловы, войска Ивана неожиданно ударили на соседей и заняли большую терри-
торию с несколькими городами, присоединив ее к московским владениям. А
если забраться еще дальше, мы, к своему некоторому смущению, обнаружим,
что первое в истории упоминание о русско-польском конфликте гласит, что
"русские напали на поляков и отобрали несколько городов". Причем пишут
это русские летописцы...
Короче, интервенция имела место, но безусловной ошибкой было бы счи-
тать ее самым черным преступлением всех времен и народов - поскольку на-
ши собственные предки порой были не лучше...
О героической обороне русскими Смоленска написано много, и я не стану
к ней возвращаться. Наоборот... По моему глубокому убеждению, патриотизм
состоит не в том, чтобы замалчивать наиболее неприглядные страницы
собственной истории, а в том, чтобы на их примере учиться избегать пов-
торения. Как писал Владимир Маяковский (хотя ссылаться на него не осо-
бенно ныне и модно): "Слава! Слава! Слава героям! Впрочем, им довольно
воздали дани. Теперь поговорим о дряни".
Поговорим о дряни - о Шуйских, царе Василии и его брате Дмитрии.
Их племянник, двадцатичетырехлетний князь Михаил Скопин-Шуйский, по
справедливости считался лучшим русским полководцем того времени, славным
многими победами над тушинцами. О нем самого высокого мнения был и под-
наторевший в европейских войнах Делагарди, а популярность князя у русс-
ких можно без малейших преувеличений назвать общенародной. Именно этот
человек был как нельзя более кстати, на своем месте, во главе русских
войск перед лицом иностранного вторжения.
Однако удар последовал с неожиданной стороны...
В народе пошли вполне оправданные толки о том, что молодой князь Ми-
хаил, ежели судить по справедливости и заслугам, - лучший из возможных
преемник царя Василия. Сам Василий к этим слухам относился довольно рав-
нодушно (поскольку был бездетным), но его брат Дмитрий считал преемником
царя как раз себя - и потому клеветал Василию на племянника, как только
мог.
23 апреля 1610 г. на пиру у князя Воротынского жена Дмитрия Марья
(кстати, дочь Малюты Скуратова) преподнесла Скопину-Шуйскому почетную
чашу. Уже через несколько минут князь Михаил почувствовал себя плохо,
пошла носом кровь (как у Бориса Годунова!), его увезли домой... С посте-
ли он уже не встал, не помогли ни царские лекари, ни срочно доставленные
Делагарди немецкие врачи. Через две недели молодой князь умер. Толпа
москвичей тут же бросилась разносить дом Дмитрия Шуйского - и, если бы
не прискакали посланные царем ратники, несомненно, добилась бы своего.
Мало кто из историков сомневается, что князь Михаил был отравлен сво-
ими дядьями. Современники событий другой версии и не хотели принимать.
Навыки Шуйского в обращении с ядами общеизвестны - подсылал отравителей
и к Лжедмитрию II, и к Болотникову (вполне возможно, что и Годунова от-
равил он). Таким образом, братья Шуйские своими руками уничтожили чело-
века, который мог спасти их династию. Прокопий Ляпунов, человек, без
сомнения, осведомленный, в глаза обвинил всех трех братьев в отравлении
князя Михаила - и ушел к Лжедмитрию II...
24 июля 1610 г. неподалеку от Можайска, у села Клушино, произошло
сражение, которое, безусловно, должно считаться самой позорной страницей
в летописи русского оружия. Разгром, который потерпели русские войска,
можно сравнить разве что с поражением под Нарвой, однако под Нарвой
войско Петра I состояло главным образом из новобранцев, а под Клушино
пришли люди с немалым боевым опытом...
Историки обеих стран по-разному оценивают противостоявшие друг другу
силы. Некоторые польские источники придерживаются следующей версии: у
поляков - 6800 конников и 200 пехотинцев, у русских - 30000 русских и
пятитысячный корпус Делагарди. По русским данным, силы поляков составля-
ли около двадцати тысяч, русских - около сорока. Впрочем, и такой раск-
