разочарованный милосердием Удалова, рисовал карандашиком на стене проекты
коммунальных катафалков, а Удалов расстраивался из-за того, что нечаянная
задержка заставит его пропустить вечернее заседание съезда.
12. УДАЛОВ ОКАЗЫВАЕТСЯ В ПЛЕНУ И УЗНАЕТ
О СТРАННОЙ СУДЬБЕ НАСЕЛЕНИЯ ПЛАНЕТЫ КЭ
Вскоре пленникам приказали покинуть стальную комнату и провели их к
выходу из корабля, который опустился на планете Кэ.
Планета встретила Удалова легким грибным дождем, капли которого
выбивали веселую дробь по листве деревьев и лепесткам роз. За пределами
выжженной и умятой кораблями бетонной площадки местность была покрыта
ковром разнообразных цветов, из которого поднималось массивное здание
космовокзала. Несказанный аромат обволакивал тело и нежил органы чувств, а
мириады бабочек оживляли общую картину, соперничая с цветами яркостью и
неожиданностью расцветок.
- Неплохо, - сказал Удалов, который умел ценить заботу о красоте и
экологии. - Просто замечательно - если они любят цветы, значит у них
открытые сердца.
Кузнечик почему-то хихикнул, а шедший сзади солдат больно толкнул
Удалова прикладом.
Здание вокзала оказалось давно не крашеным, штукатурка осыпалась, но
вьющиеся растения придавали руинам живописный и романтический вид.
Над входом в здание висела потрепанная дождями и ветрами выцветшая
вывеска:
"Добро пожаловать на планету Кэ, где вас ждут всегда!"
В здании космопорта было душно и влажно, как в оранжерее. Горшки с
резедой и ящики с ландышами стояли на полу, и порой приходилось через них
прыгать.
Навстречу офицеру вышел исхудалый толстяк с кожей, обвисшей как у
голодающего слона, и в башмаках не на ту ногу. Толстяк был небрит,
нестрижен, нечесан. Он жевал ландыш.
- Привезли? - бросил коротко.
- Только Удалова, - сказал офицер. - Город успел сбежать.
- Удалов сопротивлялся? - спросил толстяк, почесываясь.
- Куда он денется?
Удалов обратил внимание на странную особенность губ толстяка. Они
двигались не в такт словам, будто толстяк не очень умело дублировал
кого-то другого. Удалов даже оглянулся, заподозрив какой-нибудь фокус, но
рядом никого, кроме солдат, не оказалось.
Кузнечик оттолкнул Удалова и сделал шаг вперед.
- Прошу немедленно провести меня к его Необозримости, - потребовал
он. - Имею секретное донесение.
Неопрятный толстяк удивился, приподнял брови и замер, словно
прислушиваясь.
- Нет, - сказал он после паузы. - Сначала разглядим Удалова.
Здравствуйте, Удалов.
- Здравствуйте, - сказал Корнелий. - Я весь на виду.
- Где мое уменьшительное стекло? - спросил толстяк. Никто не смог ему
помочь. Толстяк принялся копаться в складках своей широкой мятой одежды,
наконец вытащил откуда-то стекло, приставил его к глазу, отчего глаз
несказанно увеличился, и уставился на Удалова. Он рассматривал делегата с
Земли минуты две, Удалову даже надоело стоять, и он переступил с ноги на
ногу.
- Не производит впечатления, - сказал толстяк разочарованно. -
Накормите их и приготовьте к церемонии.
Солдат отвел пленников в столовую. Столовая была недалеко, за
перегородкой из ящиков и чемоданов, оплетенных диким виноградом. Стены ее
были покрыты коричневой краской, пол заплеван, окна запылены, сквозь
трещины в полу пробилась трава.
Кухни при столовой не было. Только стойка, на которой лежали груды
мятых лепестков роз и букетики гиацинтов. Повар с помощниками рубили
лепестки широкими ножами, а мальчишки-на-побегушках перемалывали гиацинты
в мясорубках. Удалов подумал, что цветочные запахи ему начали понемногу
надоедать. Очень захотелось селедки.
Народу в столовой было немного. Ели одно и то же - салат из рубленных
лепестков, на второе - кашу из провернутых лепестков. Ели быстро, скучно,
равнодушно, хотя порой из уст вырывались удовлетворенные возгласы.
Солдат подтолкнул пленников к стойке, где повар шлепнул им в тарелки
по горсти салата, а мальчишки-на-побегушках положили на блюдца по ложке
цветочной кашки.
Взяв свои порции, пленники отыскали свободные места за длинным
столом. Могильщик принюхался к пище и сказал:
- Как у нас на кладбище!
- Вы тоже так едите? - удивился Удалов.
- Нет, только нюхаем, а венки потом выкидываем.
Удалов покачал головой, внутренне осуждая черный юмор, а потом
посмотрел на соседа по столу. Им оказался небритый молодой человек с тупым
взглядом, в пиджаке задом наперед. Ел он размеренно и тихонько ухал.
Напротив Удалова питалась старуха в скатерти, накинутой на плечи. Удалов
протер грязную ложку носовым платком, зачерпнул салата и осторожно поднес
ко рту. Как он и опасался, салат из лепестков оказался горьковатым.
- Нет, - вздохнул Удалов. - Так не пойдет. Хоть бы подсахарили.
- Не нравится? - враждебно спросила старуха в скатерти. - Вы только
посмотрите - ему нектар не нравится.
- А вам нравится? - удивился Удалов.
- Вздор, - рявкнула старуха. - Всем нравится.
- Я не спорю, - смутился Удалов. - Красиво, элегантно, пахнет
приятно. Но ведь это чтобы нюхать, а не чтобы жевать.
- А эфирные масла? - строго спросил молодой человек в пиджаке.
- Эфирные масла для одеколона и для бабочек, - не согласился Удалов.
- Хотя с чужими обычаями спорить не буду.
- Странно, - не успокоилась старуха. - Господам нравится, а ему,
видите ли, не нравится? Так что же тебе, любезный, подавать прикажешь?
- Хлебушка бы, - признался Удалов.
- Он хочет хлеба! - воскликнула старуха, не двигая губами. -
Мерзавец!
Но при этом глаза старой женщины увлажнились, а молодой человек так
шумно и судорожно проглотил слюну, что Удалову стало ясно - от хлеба они
бы не отказались.
Наступила тишина. Будто кто-то невидимый, но властный приказал всем
замолчать. И тут же люди, словно забыв о еде, стали подниматься со своих
мест, выстраиваться в колонну по два и пустились по залу, скандируя,
сначала робко и разрозненно, а потом все громче и горячее:
- Да здравствует цветочный салат! Да славятся эфирные масла! Долой
хлеб и ненавистные эскалопы!
- Долой! - катилось по залу. Звенела посуда. Повара, помощники
поваров и мальчишки-на-побегушках аплодировали и кричали оскорбления в
адрес белков и углеводов.
Правда, губы у всех двигались невпопад.
Приплясывая, охваченные энтузиазмом люди продвигались к дверям и
исчезали. Наконец последний из них покинул столовую, и остались лишь
обслуживающий персонал, солдат и пленники. Солдат как ни в чем не бывало
продолжал уплетать цветочную кашу.
Кузнечик презрительно поглядел на него и сказал:
- Они себя заживо губят.
- Исхудали, - согласился с ним могильщик. - Готовый материал для
меня. Не планета, а золотые прииски.
- Если вы их переживете на этой диете, - заметил Удалов.
- Не переживет, - криво усмехнулся кузнечик. - Всех вас психически
уничтожат.
- А тебя?
- Меня нет. Я подлец, а законченные подлецы дефицитны. Я иногда сам
себе поражаюсь. Феноменальная атрофия совести - всех готов продать.
- Удалов, - предупредил могильщик. - Надо было нам его ликвидировать
на корабле. Похоронили бы давно и никаких забот.
- Вот видишь, Тори, - сказал Удалов. - Могильщик может быть и прав. А
если еще не поздно?
- Поздно, - хихикнул кузнечик, показав выпуклыми глазками на солдата.
Солдат вылизал тарелку, потом понюхал ее, слизнул упавший на стол
лепесток, встал, подошел к пленникам и сказал:
- Пора, потенциальные!
Последующий час пленники провели в бывшей комнате матери и ребенка,
переделанной в изолятор с помощью решеток на окнах.
В изоляторе было пыльно и зябко. Здесь хранились мешки с цветочными
семенами. Могильщик храбрился и говорил, что профессионально наслаждается
в атмосфере кладбищенского склепа, Удалов быстро ходил, перешагивая через
детские стульчики и ломаные игрушки. Вдруг кузнечик воскликнул:
- Ты плохой товарищ, Удалов. Ты эгоист!
- Почему? - удивился Корнелий.
- Коробочка со скорпиончиком где? В кармане?
- Я совсем забыл. Прости, - сказал Удалов.
Он вынул из кармана скорпиончнка. Скорпиончик принюхался к холодному
воздуху и тут же создал вокруг нормальную атмосферу. В изоляторе
потеплело, запахло розами, и узники сбились в кучу, чтобы на всех хватило
тепла.
- Странная планета, - сказал Удалов, когда согрелся. - Глаза у всех
пустые, едят цветочки, говорят, что хлеба им не нужно, эскалопы, говорят,
долой, и вообще вид неопрятный.
- Это объяснимо, - сказал кузнечик. - Весь цивилизованный мир бьется
над тайной планеты Кэ, все считают их больными загадочной болезнью. А дело
просто - планета попала в плен.
- Так что же ты раньше не сказал? - удивился Удалов. - Давно бы уж
меры приняли.
- А ты забыл, что я им продался? - спросил кузнечик.
- Не очень выгодно продался, - заметил могильщик.
- Я уже от них отрекся. Поэтому и сообщаю страшную тайну. Тебе,
Удалов, первому.
- Ну, рассказывай.
- Рассказывать недолго. Забрели как-то на эту планету микробы. То ли
забрели, то ли сами вывелись - в общем, неважно. Отличаются эти микробы от
обыкновенных тем, что они мыслящие. Казалось бы, что такого - занимайся
созидательным трудом, участвуй в общем братстве Галактики. Так нет, они
сами созидать не хотят, а паразитируют в других существах...
- Значит, паразиты! - воскликнул Удалов.
- Ничего подобного, - раздался голос, и дверь в изолятор открылась.
Неопрятный толстяк, который встретил пленных на космодроме, вошел,
тяжело ступая по куклам и погремушкам.
- Ничего подобного, - повторил толстяк. - Никакие не паразиты, а
глубокоуважаемые господа микроорганизмы.
- А я так и сказал, - поспешил исправиться кузнечик. - Так именно и
сказал. Глубокоуважаемые и милостивые господа благородные микроорганизмы.
Что-то внутри толстяка треснуло и заверещало. Толстяк стоял с
открытым ртом и покорно ждал, пока эти звуки прекратятся.
- Мы смеемся, - сказал он, когда все смолкло. - А ты, продажный Тори,
продолжай. Секретов здесь нет. От нас еще никто не уходил таким же, как
пришел. Говори!
Кузнечик отошел от своих товарищей, неловко поклонился и сказал:
- В общем, остальное понятно. Господа микроорганизмы по просьбе
жителей планеты Кэ поселились здесь, и тогда жители планеты Кэ обратились
с просьбой к уважаемым микроорганизмам, чтобы для большего единения между
населением планеты и уважаемыми микроорганизмами последние внедрились
внутрь жителей планеты Кэ. С тех пор в каждом жителе планеты Кэ обитает
уважаемый микроорганизм и подсказывает ничтожному жителю планеты Кэ ценные
мысли. Я правильно излагаю?
- Нет, конечно, - ответил неопрятный толстяк. - Какое уж тут
единение! Мы, микроорганизмы, или паразиты, как сказал дорогой Удалов, да
не простится ему это хамство, - хозяева. Мы приказываем, а люди слушаются.
И никакого равноправия. Все делается так, как удобно нам, кхе, паразитам.
Это мы, кхе-кхе, паразиты, любим эфирные масла душистых цветов. Поэтому
все на планете любят только эфирные масла, разводят цветы, нюхают цветы и
жуют цветы. Мы никогда не убиваем пленных. Зачем? Каждый новый человек -
домик для одного из нас. Ведь мы быстро размножаемся. У нас уже очередь на
новые тела. Вот теперь и в вас вселимся.
- Только не в меня, - сказал быстро кузнечик. - Я добровольно и
сознательно служу благородному делу.
- А почему не в тебя? Будет в тебе жить мой брат или внук, будет, как
ты сам сказал, с тобой в единении, будете вы дружить и будет он тебе
