процессом производства и (особенно) потребления, то Скаландис поступил ум-
нее и изобретательнее,- во-первых, посвятив весь роман анализу последствий
открытия героев, а, во-вторых, наделив их и еще кое-какими суперменскими
качествами - например, бессмертием. Впрочем, наступившее изобилие поче-
му-то не приводит к мгновенному превращению человечества в сообщество испо-
линов духа и корифеев. Даже напротив, проблемы, по поводу которых рефлекси-
руют в романе рядовые представители рода людского в основном относятся не к
духовной сфере. В общем, по поводу каждого слова в этом романе мне хочется
спорить - а это, согласитесь, уже немало.
"Бикфордов мир" Андрея Куркова, как и "Солдаты Вавилона" - роман
весьма сложный и весьма философский, несмотря на гораздо более демократи-
ческую форму. Это умная и по-своему довольно красивая книга с яркими, соч-
ными, хотя и лишенными развития образами и простым до схематизма сюжетом.
Персонажи романа настолько погружены в свои собственные переживания, что
задевают друг друга только случайно, по касательной. Похоже, что именно та-
кое ощущение и было запланировано автором - в любом случае, получилось это
у него здорово. Статичность, замороженность открывающихся картин, отсут-
ствие развития сюжетных линий сами по себе уже завораживают взгляд. По-мое-
му, подобная статичность присуща скорее произведению изобразительного ис-
кусства, ибо она более всего предрасполагает к размышлениям. Ну да и рома-
ну Куркова, хоть его и не повесишь на стенку рядом с "Медведями на отдыхе"
она очень к лицу.
Если "Бикфордов мир" со значительной долей уверенности можно отнести к
вещам постмодернистским и не совсем приходящимся по ведомству фантастики,
то произведения Владислава Крапивина "Сказки о рыбаках и рыбках" и особен-
но "Помоги мне в пути..." относятся к тому обширному слою литературы, кото-
рый на протяжении многих лет служил питательной средой для подобных вещей.
По-моему, в двух этих произведениях своеобразный "крапивинский стиль" проя-
вился настолько ярко, как никогда раньше. Во всяком случае, прежде в произ-
ведениях В.П.К. "окровавленные младенцы" не появлялись в таких количествах
и уж во всяком случае не описывались с такой тщательностью и никогда еще
все богатство и разнообразие детского и взрослого мира не было до такой
степени сведено к нескольким повторяющимся из эпизода в эпизод стереотип-
ным реакциям. И у взрослых, и у детей помыслы только друг о друге и больше
ни о чем, как будто они без этого жить не могут. Сплошь какие-то ненор-
мальные и с той, и с другой стороны. Ну очень трогательная картина...
Роман Алексея Слаповского "Я - не я" с первых же страниц чем-то сильно
напомнил мне произведения Александра Житинского. Лиричностью своей, что ли,
спокойной усмешкой?.. Не знаю. Сюжет романа удивительно прост - некий обыч-
ный и ничем не примечательный человек вдруг приобретает удивительную спо-
собность меняться телами с другими людьми. С этого-то и начинаются его мы-
тарства... Главное внимание автор, как и следовало ожидать, обратил на пси-
хологию своих героев, на психологию их окружения - окружения тех, чьи мес-
та на время занимает его главный герой. Впрочем, никакой вразумительной мо-
рали из всего этого, слава богу, не следует - этим Слаповский тоже напоми-
нает Житинского. И не смотря на то, что полет авторской фантазии не ограни-
чен рамками общепринятых представлений о жизни престарелого генсека или
рок-музыканта недавнего прошлого, легкая необязательность выводов автора не
дает создастся атмосфере нон-конформизма. Просто хорошо написанная книга
размышлений о жизни, размышлений, хотя и не слишком глубоких, но и не пре-
тендующих на априорную правоту.
Роман Михаила Успенского "Там, где нас нет" - это не просто лучшее,
что я читал у Михаила Успенского, не только лучший роман номинационного
списка, но и вообще одно из лучших произведений фэнтези, какое я когда-ли-
бо читал - за исключением, может быть, Толкина и некоторых вещей "заживо
похороненного" Желязны, которого так любит Успенский. Дело в том, что в
этом романе юмор Успенского впервые играет подчиненную, служебную роль.
Предыдущие его повести и рассказы гораздо больше походят на политическую
сатиру, нежели на самодостаточные художественные произведения, но это со-
вершенно непохоже на все, что он делал раньше. Написать такое блестящее,
такое ироничное и в то же время глубоко проблемное произведение удалось
Успенскому не сразу - я имею в виду начало романа, где довольно занудливо
описывается процесс эволюции грязи в князи. Однако как только автор перек-
лючается на описание злоключений конкретного и вполне положительного, не
смотря на все свои недостатки, героя, скука испаряется и начинается сплош-
ной кайф. Увы, в один далеко не прекрасный момент Успенский круто обламы-
вает читателя и тот внезапно, ни с того ни сего, видит красивую надпись
внизу страницы: "Конец первой книги". Представляете: третий час ночи, вы
только-только разогнались как следует, и тут вдруг такая подлянка! Если бы
не это ничем неспровоцированное прерывание романа на середине эпизода,
Успенский, несомненно, был бы достоин всех самых престижных литературных
премий нашего - и не только нашего - жанра. Впрочем, вероятно в этом году
он и так получит по крайней мере "Бронзовую Улитку" и "Интерпресскон", хо-
тя лично я предпочел бы подождать и посмотреть, чем таким закончится его
роман. Хотелось бы надеяться, что этого окончания мы дождемся до конца ты-
сячелетия.
А пока я призываю голосовать за роман Генри Лайона Олди "Сумерки
мира", вещи в высшей степени небанальной и заслуживающей всестороннего вни-
мания почтенного фэнства. Не смотря на обманчивое первое впечатление,
скрывшиеся под а ля дальнезарубежным псевдонимом Дмитрий Громов и Олег Ла-
дыженский далеко не так просты, как кажется. Возможно, этот роман не столь
красив и закончен, как "Бикфордов мир", и его философичность не столь оче-
видна, как в "Солдатах Вавилона", - но для того, чтобы заметить, насколько
он непрост, мало однократного прочтения. Стремление к нон-конформизму у ав-
торов "Сумерек мира" не столь очевидно, но это вовсе не значит, что такого
стремления у них нет - просто они ловчее других сумели замаскировать экспе-
риментальность своей прозы, благодаря чему их произведения оказались однов-
ременно демократичны по форме и вполне элитарны по содержанию. По крайней
мере, "Сумерки мира" именно таковы. В этом романе, пожалуй, сильнее, чем во
всех остальных романе списка - за исключением ополовиненного шедевра Успен-
ского - чувствуется элемент литературной игры, скрытой авторской иронии - в
том числе и самоиронии,- а как же без этого? Авторы прекрасно понимают, что
пишут произведение, которое вполне может быть и наверняка будет названо
"масскультурным", но это их не смущает. Понимание этого чувствуется в каж-
дой строчке - так же как и то, что авторы все же подходят к своей задаче с
должной долей иронии и изобретательности. Авторы неплохо чувствуют язык и,
будучи прекрасно знакомы с литературной традицией, не задумываясь пользуют-
ся этим свои преимуществом. Конечно, "Сумерки мира" не являются всеобщей
панацеей от сенсорного голодания (хотя я убежден, что и профессор филоло-
гии, и простой ролевик сумеют найти тут что-то для себя), но в качестве
первого приближения к идеалу испытание на прочность выдерживают вполне. С
чем я Громова с Ладыженским и поздравляю.
Кстати, интересно знать, почему в номинации на "Интерпресскон" ни в
этом, ни в прошлом году так и не появился роман Андрея Дворника "Отруби по
локоть"? Ведь роман-то этого заслуживает вполне - может быть, даже больше,
чем некоторые другие, в номинацию вошедшие. Даже на тираж в 999 экземпля-
ров здесь не погрешишь - с тех пор, как почетное место среди лауреатов за-
няло бессмертное творение Р.С.Каца, изданное тиражом на один экземпляр
больше, о таких мелочах говорить как-то неудобно. Странная, загадочная ис-
тория...
Что же касается повестей, то тут дела обстоят еще интереснее. Во-пер-
вых, значительная часть произведений включены в эту номинацию, на мой
взгляд, то ли из-за недобора, то ли в качестве компенсации за прежние зас-
луги. Например, "Поселок кентавров" Анатолия Кима. Нет, спору нет,
"Отец-Лес" - штука, наверное, чем-то интересная, коли столько незаинтересо-
ванного народа ее хвалит. Но ведь "Поселок кентавров" с этой притчей и ря-
дом не лежал.
Или премированный "Сон войны" Александра Рубана, "штатская утопия",
смысл которой, насколько я сумел разобрать, сводится к тому, что советский
- да и не только советский - человек может лишь запойным пьянством преодо-
леть собственную агрессивность и стремление к насилию. Ей-богу, рядом с его
же "Феакийскими кораблями" этот с позволения сказать изыск, несмотря на
правильность формы, как-то не смотрится.
Вот и повесть Александра Громова "Такой же, как вы" построена в точ-
ном соответствии с классическим клише социальной фантастики: постановка
проблемы, иллюстрация либо исторический экскурс, разрешение загадки, финал.
Автор уверяет нас, что ежели заселить целую планету клонами одного челове-
ка, то со временем эти клоны от тоски и однообразия возьмут, да и устано-
вят на планете тоталитарную диктатуру. Причем делает он это так, что с пер-
вых же строчек становится ясно - других альтернатив у бедных клонов нет и
не будет, хоть из кожи лезь. Мораль: заселять целую планету клонами одно-
го-двух человек непорядочно. Вот и вся сказочка. Увы, отсутствие альтерна-
тив превращает социальную фантастику в черно-белый геометрический план.
Взаимодействия между персонажами получаются исключительно линейными, схема-
тизм прет из каждого эпизода, и в конце-концов оказывается, что благород-
ная антиутопия деградировала до уровня банального нравоучения.
Пару слов об "Улете в теплую сторону" Александра Чуманова - это эда-
кая сильно метафоризированная притча. Ну очень сильно. Правда, метафоры по
большей части настолько прозрачные, что не совсем понятно, зачем они вовсе
понадобились. Раз понадобились, значит - так надо автору. Но больно уж
суетно, единовременно это все, слабовато тут по части вечных вопросов. Бе-
гают какие-то психи по городу, за власть борются, генофонд портют... А
жаль, именно философские категории и вечные вопросы даются Чуманову лучше
всего.
Значительно приятнее выглядит повесть Юрия Буйды "Калигари". Судя по
количеству публикаций Буйды в журналах типа "Октября", "Волги", "Знамени" и
тому подобных, автор достаточно талантливый и разносторонний, чтобы позво-
лить себе эксперимент на грани фантастики, детектива и философской притчи.
Ведь очередное воскрешение доктора Калигари, Шерлока Холмса да еще и пате-
ра Брауна на страницах одной повести иначе, как рискованным экспериментом
не назовешь. Тем приятнее сообщить, что эксперимент, несмотря на некоторую
излишнюю для повествований подобного рода сухость и отстраненность автора
вполне можно признать успешным. Благодаря странному смешению стереотипов,
атмосфера в повести создается вполне оригинальная. Атмосфера исподволь на-
ползающего ужаса, медленно сгущающихся теней, холодного дыхания на затылке
- короче, хоррорная атмосфера. Смотри "Молодой Шерлок Холмс". При этом иду-
щая от эпизодического патера Брауна как-бы-честертоновская философичность
придает глубину и объем вполне банальному сюжету. Единственное, чего авто-
ру на мой взгляд недостает - это чуть большей эмоциональности. Слишком уж
сильно поморожены его герои, слишком ненатурален их страх, их отвращение -
даже для детектива. А ведь, казалось бы, какой прекрасный повод для рефлек-
сии! Люди, управляемые по радио при помощи вживленных в мозг радиоприемни-
