обратно через стол.
Стэн ничего больше не сказал. Он был уверен, что деньги у нее. Но
Тамара была в моем ведении; никакого расследования не могло быть, пока
я его не потребовал. Я никогда не спрошу и никогда не скажу ей об этом
ни слова. Но я никогда ей не доверюсь.
- У тебя на самом деле остались кое-какие деньги, - сказал он. - И
разумеется, - новые поступления, каждый месяц. После долгой полосы
неудач должен произойти поворот в нашу пользу. Сейчас ты мог бы
перевести оставшиеся средства в иностранную валюту. У меня есть
предчувствие, что курс доллара относительно немецкой марки может
упасть сейчас в любой момент, и ты смог бы за ночь вернуть себе
утраченное.
- Это без меня, - сказал я. - Поступай так, как будет лучше по
твоему мнению, Стэн.
Судя по вспышкам сигнальных огней и звону колоколов, возвещающих об
опасности, мои владения, похоже, оказались атомной станцией за три
минуты от катастрофы. Наконец я встал, взял с тахты свою летную
куртку.
- Когда-нибудь мы оглянемся на все это как на отправную точку, -
сказал я ему. - С этого момента дела могут идти только лучше, не так
ли?
Словно не услышав этого, он произнес:
- Я хотел сказать тебе еще одну вещь. Это непросто. Знаешь,
говорят: "Власть коррумпирует, но при абсолютной власти - и коррупция
абсолютная". И это так. Я думаю, это должно быть верно и для меня
тоже.
Я не знал, что он имеет в виду, но я боялся спрашивать. Его лицо
было невозмутимо. Стэн продажен? Это невозможно. Я уважал его много
лет, я не мог сомневаться в его честности. "Это должно быть верно и
для меня" могло означает, только то, что когда-то он, должно быть,
перекрыл по ошибке расходный счет. Это положение он, конечно,
исправил, но тем не менее чувствует себя виноватым, обязанным сообщить
мне. И, ясное дело, - если он говорит мне об этом сейчас, - он намерен
не допускать впредь таких ошибок.
- Ладно, Стэн. Сейчас важно выйти из этого положения.
- Хорошо, - ответил он.
Я забыл об этом разговоре. Оставшимися деньгами распоряжался Стэн
и люди, которых он знал и которым доверял, - мы им хорошо платили за
услуги. Хотелось ли им бросить все эти сложные денежные дела,
запустить их куда-нибудь в небо? Конечно, нет, особенно сейчас, когда
все шло не так плохо.
Неудачи случаются со всеми, но мои менеджеры хорошо соображают, -
думал я, скоро найдут решение - быстро и правильно.
Четырнадцать
- Здесь реактивный Один Пять Пять Икс-рей, - сказал я, нажав на
кнопку выхода в эфир, - я снижаюсь для посадки с уровня три-пять-ноль
на уровень, два-семь-ноль.
Я смотрел поверх своей кислородной маски с высоты семи миль на
пустыни Южной Калифорнии, инспектируя голубизну неба внизу с помощью
длительной замедленной бочки.
Фактически я летел на запад, чтобы провести беседу в университете
Лос-Анжелеса, которая должна была продолжаться целый день. Я был рад,
однако, что в запасе было еще несколько дней.
- Внимание, Роджор Пять Пять Икс, - ответил центр в Лос-Анжелесе. -
Есть свободное место на высоте два-пять-ноль. Снижайтесь медленнее.
Снижение со скоростью четыреста миль в час не казалось мне слишком
быстрым. Я хотел посадить свой аппарат и повилаться с Лесли скорее,
чем мог позволить самолет.
- Внимание, Пять Пять Икс, вы снизились до ноль-шесть-тысяча.
Я подтвердил это и направил нос своего самолета в сторону земли еще
быстрее. Стрелка измерителя высоты устремилась вниз.
- Пять Пять Икс-рей находится на высоте один-восемь-ноль, - сказал
я, - прекращаю передачу.
- Роджер Пять Икс, вы прекратили передачу на высоте ноль-пять.
Земля желает вам удачной посадки!
Следы от кислородной маски еще не сошли с моего лица, когда я
постучал в дверь ее дома на окраине Беверли-Хиллз. Я нажал на кнопку
дверного звонка. Музыка стала тише. И вот она выходит, глаза сияют,
как свет солнца на морской волне, звучит радостное приветствие. Ни
одного прикосновения, никаких рукопожатии, и ни один из нас не
подумал, что это странно.
- У меня есть для тебя сюрприз, - сказала она, таинственно
улыбнувшись, при упоминании о нем.
- Лесли, я ненавижу сюрпризы. Извини, что я никогда не говорил тебе
об этом, но я полностью и всецело ненавижу сюрпризы, даже если это
подарки. Все, что мне нужно, я покупаю сам. Если у меня чего-то нет, -
значит оно мне не нужно. Так что, по определению, - сказал я ей ловко
и решительно, - когда ты делаешь, мне подарок, ты даешь мне то, чего я
не хочу. Поэтому ты не обидишься, если я верну его, правда?
Она пошла на кухню. Ее волосы легко рассыпались no плечам и вниз по
спине. Навстречу ей важной походкой вышел ее старый кот, очевидно,
считая, что пришло время ужинать.
- Еще рано, - скачала она ласково. - Ужинов пушистостям пока не
дают.
- Меня удивляет, что ты еще не купил себе этого, - сказала она,
оборачиваясь ко мне и улыбаясь, чтобы показать, что я не обидел ее. -
Тебе явно следовало купить себе это, но если тебе не понравится,
можешь, выбросить. Вот.
Подарок был без упаковки. Это была обычная большая чашка из
магазина дешевой распродажи, из самого дешевого магазина, и внутри нее
был нарисован поросенок.
- Лесли! Если бы я это увидел, я бы сразу купил! Это
сногсшибательно! Что это за прекрасная... штука?
- Я знала, что тебе понравится! Это чашка для поросенка. А вот...
ложечка для поросенка! - И сразу у меня в руке -
восьмидесятивосьмицентовая столовая ложка с портретом какой-то
анонимной свиной морды. - А если ты заглянешь в холодильник...
Я быстро открыл толстую дверцу и увидел, что там стоит
двухгаллонный барабан сливочного мороженого и банка объемом в кварту,
на которой написано "FUDGE FOR НОТ". Обе емкости были запечатаны и
перевязаны красными ленточками. Холодный туман медленно плыл вниз с
цилиндра и неторопливо, как в замедленном фильме, опускался к полу.
- Лесли!
- Что, поросенок?
- Ты... я... Ты хочешь сказать, что...
Она засмеялась, как от того, что затеяла такой забавный розыгрыш,
так и от звуков, которые издавал мой ум, когда его колесики
проскальзывали по льду.
Я стал защищаться не от подарка, а от непредсказуемости того, что
она, питавшаяся только зернышками и салатом, поставит в свой
хололильник такие экстравагантные сласти лишь, для того, чтобы
посмотреть, как я наткнусь на них и потеряю дар речи.
Я вытащил цилиндр из холодильника на кухонный стол и открыл крышку.
Полный до краев. Мороженое, посыпанное шоколадной крошкой.
- Надеюсь, что ложка для тебя найдется, - сказал я строго, погружая
свою ложку для поросенка в густую массу. - Ты совершила немыслимый
поступок, но сейчас все позади, и нам нечего делать - придется
избавиться от улик. Вот тебе. Ешь.
Она достала маленькую ложечку из выдвижного ящика.
- А хот-фаджа не хочешь? Разве он тебе больше не нравится?
- Я просто обожаю его. Но думаю, что после сегодняшнего застолья ни
ты, ни я не захотим больше слышать, слово "хот-фадж" до конца жизни.
Никто не способен сделать ничего такого, что бы было для него не
характерно, думал я, накладывая ложкой куски фаджа на сковородку,
чтобы нагреть его. Может ли быть так, чтобы для нее была характерна
непредсказуемость? Как я был глуп, когда думал, что знаю ее!
Я повернулся, а она смотрела на меня с ложечкой в руке и
улыбалась.
- Действительно ли ты умеешь ходить но воде? - спросила она. - Так,
как ты ходил в книге с Дональдом Шимодой?
- Конечно. И ты тоже можешь. Я и сам еще не делал этого в этом
пространстве-времени. Точнее, в том, что я считаю этим
пространством-временем. Видишь, вопрос становится все более
запутанным. Hо я работаю над ним постоянно.
Я помешал фадж, который окружил мою ложку одной сплошной массой в
полфунта весом.
- Ты выходила когда-нибудь из тела?
Она даже не моргнула, услышав мой вопрос, и не потребовала от меня
объяснений.
- Дважды. Однажлы в Мексике. А однажды - в Долине Смерти, на
вершине холма ночью под звездным небом. Я наклонилась назад, чтобы
посмотреть, и свалилась вверх, оказавшись, среди звезд... - Вдруг у
нее на глаза появились слезы.
Я тихо скачал:
- Ты помнишь, как легко было, когда ты была свободной от тела
среди звезд, как там все естественно, просто, правильно,
реально-как-по-возвращении-домой?
- Да.
- Когда ходишь по воде, чувствуешь себя точно так же. Это сила,
которая у нас... это одно из проявлений силы, которая у нас есть. Все
легко и естественно. Нам следует усердно заниматься и остерегаться
использовать эту силу, а то ограничения земной жизни станут совсем
запутанными и выйдут из-под контроля, и мы не сможем больше ничему
научиться. Наша беда в том, что так мы привыкли говорить себе, что мы
привыкли говорить себе, что мы не будем пользоваться нашей реальной
силой, что теперь, мы думаем, что не можем этого делать. Когда я был
там с Шимодой, никто не задавал никаких вопросов. Когда его не
оказалось рядом, я прекратил занятия. Я считаю, что даже небольшие
достижения в этом деле уже очень много значат.
- Как хот-фадж.
Я пристально посмотрел на нее. Она насмехается надо мной? Шоколад
начал пузыриться в сковородке.
- Нет. Хот-фадж значит не так много, как усвоение основных
принципов духовной реальности. Хот-фадж ЗДЕСЬ! Хот-фадж не угрожает
нашему удобному мировоззрению. Хот-фадж СЕЙЧАС! Ты уже готова для
хот-фаджа?
- Только самую маленькую капельку, - сказала она.
К тому времени, когда мы покончили с нашим десертом, было уже
поздно и нам пришлось, стоять в очереди длиной в два квартала, чтобы
купить себе билеты в кино.
Дул ветер с моря, вечер был прохладным и, не желая, чтобы она
замерзла, я обнял ее.
- Спасибо, - сказала она. - Я не ожидала, что мы будем стоять на
улице так долго. Тебе не холодно?
- Нет, - ответил я, - совсем не холодно.
Мы заговорили о фильме, который собирались посмотреть.Она больше
говорила, а я слушал,на что обратить внимание в этом фильме,как опре-
делить то место, где было угрохано больше всего денег, и те сцены,
на которых сэкономили. Она не любила, когда деньгами разбрасываются.
В очереди мы также начали разговаривать и о другом.
- Легко ли быть актрисой, Лесли? Я никогда не спрашивал ни у одной
из них об этом, но всегда желал узнать.
- А! Мэри Кинозвезда?- спросила она, посмеиваясь, над своими
словами. - Действительно ли тебя это интересует?
- Да. Для меня действительно загадка, что это за жизнь.
- Когда как. Иногда это прекрасно - когда хороший сценарий и
хорошие люди, и они по-настоящему хотят сделать что-то стоящее. Но это
редкий случай. Все остальное - просто труд. Но боюсь, что большая его
часть не делает вклада я общечеловеческий прогресс. - Она
вопросительно взглянула на меня. - Разве ты не знаешь, на что это
похоже? Разве ты никогда не участвовал в съемках?
- Только вне помещений, на открытой местности. Но на сцене
никогда.
- В следующий раз, когда я буду сниматься, ты придешь, чтобы
посмотреть?
- Конечно, приду! Спасибо!
Как много всего у нее можно узнать, думал я. Все, чему она
научилась, когда стала знаменитостью... изменило ли оно ее, испортило
ли, заставило ли окружать себя стенами тоже? Вокруг нее чувствовалось
какое-то поле уверенности, ее положительное отношение к жизни было
притягивающим, неуловимо привлекательным. Она стояла на той вершине,
которая была видна мне лишь издали; она видела свет, она знала секрет,
