но я мог бы ухватиться и вернуться на борт, если бы в этом была
отчаянная необходимость.
В следующее мгновение уже поздно, ближайшая вещь, за которую я мог
бы ухватиться, - на высоте пятидесяти футов надо мной, улетает со
скоростью сто футов в секунду. Я беспрерывно падаю, падаю вниз. Только
стремительный полет вниз.
О, Бог мой, - думаю я. - Я уверен, что хочу это делать?
Если вы в нем одно мгновение, то свободное падение дает много
впечатлений. Но если вы начинаете заботиться о следующем мгновении,
они сильно тускнеют.
Я падаю в широком вихре, наблюдая за землей, - какая она большая,
какая тяжелая и плоская, и ощущая себя ужасно маленьким. Никакой
кабины, не за что ухватиться.
Не волнуйся так, Ричард, - подумал я. - Здесь справа на груди
кольцо, ты можешь потянуть за него в любой момент, когда захочется, и
раскроется парашют. Существует еще одно запасное кольцо, на случай,
если основной парашют подведет. Ты можешь потянуть сейчас, если
хочешь, но тогда ты должен откатиться испытать радость свободного
падения.
Я взглянул на высотомер на запястье. Восемь тысяч футов, семь
тысяч, пять... Дорога внизу на земле была мишенью из белого гравия, в
которую я попаду через несколько минут. Но посмотри на все это пустое
небо между сейчас и тогда! О, мой...
Какая-то часть в нас всегда является наблюдателем, и не имеет
значения, за чем он наблюдает. Следит за нами. Не заботится, счастливы
мы или несчастливы, хорошо нам или плохо, живы Мы или мертвы. Его
единственная работа - сидеть у нас на плечах и выносить, приговор:
стоящие мы человеческие особи или нет.
В данный момент наблюдатель уселся на мои резервные доспехи, одетый
в свою собственную куртку для прыжков и парашют, и комментирует мое
поведение.
Больше нервов, чем следует при такой сцене. Глаза слишком
широко раскрыты; слишком учащенное сердцебиение. Приятное
возбуждение смешано со слишком большой дозой испуга.
Степень качества весьма далекая от прыжка 29: С-минус.
Мой наблюдатель оценивает жестко. Высота пять тысяч двести...
четыре тысячи восемьсот. Выброшу руки перед собой в штормовой ветер -
и я приземлюсь на ноги: руки назад - и я нырну головой в землю. Именно
так, должно быть, и летают, - думал я, - без самолета, только нет
безнадежного желания подниматься так же быстро, как и спускаться.
Лететь вверх было бы чудесно даже на третьей скорости.
Витание в облаках во время свободною падения. Мысли
бесцельно блуждают. Изменение качества: Д- плюс.
Высота три тысячи семьсот футов. Еще высоко, но моя рука
потянулась к кольцу, я подцепил его правым большим пальцем, резко
дернул. Фал свободно выскользнул; я слышал дребезжание за спиной, - и
это должно было означать, что вытяжной парашютик открылся.
Рано дернул. Слишком рано лезть под купол. Д.
Дребезжание продолжалось. Но сейчас я мог получить шок от рывка
при открывании основного купола. Вместо этого я безудержно падал. Без
всяких причин мое тело стало вращаться.
Что-то..., - думал я, - что-то не так?
Я посмотрел через плечо туда, где дребезжание. Вытяжной парашют
бился и распластывался, пойманный стропами. Там, где должен быть
основной парашют, был узел спутанного нейлона, красное, и голубое, и
желтое шумело радостным водоворотом.
Шестнадцать секунд - пятнадцать - фиксировать, пока я не ударил
землю.
Она, вращаясь, смотрела на меня, а я собирался ударить это сияние
оранжевой рощицы. Может, в деревья, но скорее нет.
Срезать, - я должен выучиться этому на практике. Меня осенило, что
нужно сейчас срезать основной парашют и развернуть резервный из
укладки на груди. Хорошо ли это - неудача с парашютом на моем двадцать
девятом прыжке? Не думаю, что это хорошо.
Сознание вышло из-под контроля. Никакой дисциплины.
Д-минус.
Было редкостной удачей, что время шло так медленно. Секунда
проходила как минута.
И, вообще, почему это так трудно поднять руки к защелкам и
отделаться от развалин купола?
Мои руки весили тонны, и я по дюйму, медленно, с невероятными
усилиями тянулся к застежкам на плечах.
И чего стоит это племя? Они не объяснили мне, как это будет трудно
- дотянуться до защелок!
В дикой ярости на своих инструкторов я, преодолев последних
полдюйма, внезапно ухватился за защелки и, рванув, открыл.
Медленно, медленно. Слишком медленный путь.
Я прекратил вращаться, перевернулся спиной вниз, чтобы развернуть
резерв, и к своему немалому удивлению обнаружил, что спутанный нейлон
остался при мне.
Я был стремительно летящей падающей римской свечой, уставшей от
яркого горения, падающей материей, горящей ракетой, летящей с неба.
- Курсанты, послушайте, - сказал инструктор. - Такого с вами
случиться не может, но не забудьте: никогда не раскрывайте резервный в
несработавший основной, потому что он тоже не сработает. Будет что-то
вроде вывески парикмахерской, украшенной вымпелами, и это даже не
замедлит вашего падения! ВСЕГДА СБРАСЫВАЙТЕ ЕГО!
Но я действительно сбросил, но вот он - спутанный основной
продолжает болтаться на стропах.
Мой наблюдатель со своего места фыркнул от отвращения.
Теряет рациональность под давлением обстоятельств. F. Это
может привести к поражению.
Я почувствовал землю, падающую на меня. Трава могла бы врезаться
мне в шею со скоростью 125 миль в час. Быстрый способ умереть. Почему
я не вижу свою жизнь, как тряпку перед глазами, почему я не покинул
тело перед тем, как брякнусь, так, как об этом сказано в книге? ДЕРНИ
РЕЗЕРВНЫЙ !!!
Действие запоздало. Вопросы не имеют отношения к ответам. В
общем, - жалкое существо.
Я дернул аварийное кольцо, и немедленно перед лицом взорвался
запасной, вверх из укладки в виде шелковой снежной раковины, выгнутой
в небо. Он устремился вверх, мимо тряпки основного; не сомневайтесь, -
усталости во мне было на две сгоревшие римские свечки.
Потом, как белый оглушительный выстрел, - эта штука открылась,
раскрылась полностью, я дернулся, остановившись в воздухе на высоте
всего четырехсот футов над оранжевой рощей, поломанная марионетка, в
последнюю секунду подхваченная на свою нитку.
Время снова сжалось, переключившись на высокую передачу;
отхлестанный деревьями, я ударил землю ботинками и оказался на траве
не мертвым, а только тяжело дышащим.
Может быть, я уже упал вниз головой и разбился насмерть, думал я,
а затем запасной парашют смог оттащить меня во времени на две секунды
назад и таким образом спас меня?
Мне едва удалось избежать выбора такого альтернативного будущего,
где меня ожидала смерть, от удара о землю. И теперь, когда это будущее
удалялось от меня, мне захотелось, помахать ему на прощанье. Помахать
почти с грустью. В том будущем, которое уже стало для меня
альтернативным прошлым, я внезапно получил ответ на давно
интересовавший меня вопрос об умирании.
Пережил прыжок. Кое-как справился благодаря удаче и
действиям ангелов-хранителей. Ангелы-хранители: А. Ричард:
F.
Я подтащил к себе резервный парашют, собрал его в аккуратную пышную
груду, с признательностью обнял его и положил рядом с основным. Потом
я сидел на земле возле деревьев, снова переживал последние минуты,
записывая в карманную записную книжку все, что случилось, все, что я
увидел и подумал, все, что сказал маленький наблюдатель, грустное
прощание со сменною, все, что я помнил. Когда я писал, рука не
дрожала. Или я не получил шока от прыжка, или беспощадно подавил его.
И вот я снова дома. Нет никого, с кем бы я мог поделиться своим
приключением, никто не задаст мне вопросов, которые помогли бы мне
выявить те интересные стороны происшедшего, которых я не заметил сам.
Кэти ушла куда-то с кем-то, чтобы провести свободный вечер. У детей
Бриджит в школе спектакль. Джилл устала после работы.
Лучшее, до чего я смог додуматься, - это междугородний звонок
Рейчел в Южлую Каролину. Ей было приятно поговорить со мной, сказала
она, и я могу приехать к ней погостить, как только смогу. Я не
упомянул прыжок, нераскрывшийся парашют и другое будущее - свою смерть
в оранжевой роще.
Чтобы отпраздновать этот вечер, я приготовил себе картофельную
запеканку точно в соответствии с рецептом своей бабушки: картофель и
пахта, яйца и мускатный орех, ваниль - все это потом охлаждают до
заиндевения и покрывают шоколадной глазурью. В одиночестве я съел
третью часть еще теплой запеканки.
Я подумал о прыжке и в конце концов пришел в выводу, что я не
должен им рассказывать о случившемся, не должен рассказывать о нем
вообще никому. Боюсь, это было бы с моей стороны просто хвастовством,
- рассказывать, что я избежал смерти. И что бы они сказали мне в
ответ? "Боже мой, это были жуткие минуты!" "Ты должен быть более
внимательным!"
Наблюдатель появился снова и начал писать. Я скосил глаза и
наблюдал.
Он изменяется. С каждым днем он все сильнее. защищается,
становится все более одиноким, отдаленным от других. Он
выдумывает испытания для родственной души, которую еще не
нашел, строит стены, лабиринты и огромные крепости на пути
той, что отважится искать его и центре всей этой путаницы.
Он получает оценку "А" по самозащите от той единственнои в
мире, которую мог бы любить и которая однажды могла бы
полюбить его. Он не находит себе места сейчас... Найдет ли
она его до того, как он покончит с собой?
Убить себя? Самоубийство? Даже наши наблюдатели не знают нас.
Нераскрывшийся парашют не был моим недосмотром. Случайная неудача,
которая больше не повторится!
Тогда я не потрудился вспомнить, что парашют укладывал я сам.
Неделю спустя я приземлялся для заправки во второй половине дня.
На этот раз большие неприятности случились с моим большим скоростным
Мустангом Р-51. Отказала радиосвязь, не сработал левый тормоз, сгорел
генератор, датчики температуры непонятно почему зашкалили до красной
черты, а затем неожиданно снова заработали нормально. Определенно это
был не лучший день, и было ясно, что это худший самолет из всех тех,
на которых я когда-либо летал. Мне правятся почти все самолеты, но с
некоторыми я просто никогда не смогу ужиться.
Посадка и заправка, подтягивание тормозов и снова как можно скорее
на взлет. Длительный полет, и вот я замечаю по датчикам состояния
двигателя, что сразу же за этом огромным пропеллером творится что-то
не то. Многие детали самолета стоят не меньше ста долларов, а если
учесть, что они ломаются как спички, - они стоят тысячи.
Шасси большого военного самолета плыли в футе над посадочной
полосой в Мидленде, Техас; потом они коснулись земли. В то же
мгновение левая покрышка лопнула, и самолет отбросило в направлении
бровки, которая в один миг превратилась в пыль.
Время остановилось. Самолет продолжал двигаться достаточно быстро,
чтобы оторваться от земли, и я выжал газ до отказа, стараясь поднять
машину в воздух. Неправильный выбор. Скорости не достаточно для
взлета. Самолет на секунду или что-то около этого задрал нос, но это
было последнее, что он смог сделать.
Под нами волновалась полынь; самолет ударился о землю и левая
стойка шасси немедленно сломалась. Огромный винт взрыхлил землю, и,
как только он согнулся, двигатель внутри заклинило, он заревел и
разорвался внугри своего кожуха.
Это было так знакомо - вялотекущее время. И смотри-кa кто здесь!
Мой наблюдатель, с бортовым журналом и карандашом. Как поживаешь,
