обозначилась внутренняя обшивка, полости цистерн. По всему объему корабля
разбежались полоски трубопроводов. Горячие светились, а холодные темнели.
Одна из черных полосок начиналась от скрюченной фигурки в пустой
цистерне... Я сидел на фланце топливной трубы.
Эта труба проходила сквозь "пол" - перегородку между двумя соседними
баками, косо пересекала грузовой трюм, затем, миновав несколько палуб,
заканчивалась у топливного насоса. Труба была пустой, поскольку весь
водород из нее испарился через вскрытую цистерну, а сообщение с насосом
перекрыла автоматическая заслонка. Да, это был путь, но путь рискованный.
Стоило Джекилу открыть заслонку, как из турбонасоса мощностью в десятки
тысяч киловатт в трубу бы хлынул поток жидкого газа под давлением,
достаточным для того, чтобы вышвырнуть меня как пробку шампанского за
борт. Но я понял, что рисковать надо.
Я полоснул пламенем по окружности предохранительной решетки,
закрывающей трубу, крепко обхватил резак и прыгнул в отверстие.
Трубопровод наклонно шел в сторону кормы, поэтому меня потащило с
возрастающей скоростью. Я старался притормозить локтями и коленками, на
которых материал скафандра попрочнее, но стенки оказались полированными, и
это помогало мало. К счастью, перед насосом труба плавно переходила в
поперечную плоскость. Вылетев на этот участок, я еще с десяток метров
прокатился по инерции и шмякнулся о заслонку. Мгновенно вскочил на
четвереньки и грубо приварил заслонку к трубе. Дело было сделано. Джекил
лишился возможности превратить меня в пробку. Но расслабляться было рано.
Я отполз в сторону, прорезал в трубе дыру и очутился в отсеке
нагнетательных машин.
На меня двигался робот. Не примитивный арбайтер, а именно робот,
интеллектуальная машина универсальных функций. Не ведая, что у него на
уме, я обхватил покрепче драгоценный резак и спрятался за станину
турбонасоса. Сейчас об этом стыдно вспоминать, потому, что никакого
внимания робот на меня не обратил. Он принялся накладывать пластырь на
отверстие, которое я проделал в трубе. Но его действия производили
странное впечатление. Приложив кусок пластыря к месту, он надолго
задумался. Потом перевернул заплату на девяносто градусов, поразмыслил
еще, вновь перевернул. Потом все повторилось, но в обратном порядке. За
это время из отсека улетучился весь воздух. Поудивлявшись ровно столько,
сколько позволяло время, а оно тогда ничего не позволяло, я потащился к
выходу.
Из осторожности я не стал вызывать лифт. Подъем по лестницам при
полуторной тяжести отнял много сил. Кроме того, предосторожность оказалась
излишней. На главном пульте управления "Туарегом" я обнаружил послание
Джекила.
ПОВРЕЖДЕНИЙ. ДЖЕКИЛ САМООТКЛЮЧИЛСЯ. НУЖЕН ЦАЙТ САМОВОССТАНОВ. РЫКОФФ
ПРИНИМАЙ УПРАВЛЕНИЙ ТЫ ЭТОГО ХОТЕТЬ. ЩАС СВАЛИМСЯ. ПУРКУА ПА?
Чуть позже я обнаружил, что двери в медицинский отсек не заварены.
Похоже, Джекил и не мог этого сделать, поскольку у него не осталось ни
одного исправного арбайтера.
6. СПАСАТЕЛЬНЫЙ ЗВЕЗДОЛЕТ "ТУАРЕГ"
Пострадало пять шпангоутных рам - с девятнадцатой по двадцать третью.
Пробоину я заварил, а вот с корпусом ничего поделать не мог. От
столкновения набор "повело", смещение продольной оси корабля составило
примерно треть градуса. На полной тяге этот вроде бы пустяк очень
затруднял пилотирование. Хлопот между тем и без того хватало. После
отключения софуса все приходилось выполнять вручную, чуть ли не наощупь.
При малейшей неточности "Туарег" метался раненым зверем. За ним тянулся
шлейф газов, - чтобы уменьшить массу корабля, пришлось стравить за борт
излишки топлива, окислителя и воды. Я сбросил также шлюпки, инструменты,
запасные агрегаты. Лишь на безумных роботов рука не поднялась. Несколько
суток я глотал стимуляторы и не спал, но вырвался. Уцелевшие приборы со
всей несомненностью показывали, что Кронос начал удаляться.
После того, как удалось отоспаться, первым делом пришлось
определяться во времени и пространстве. При наличии звездных карт и знании
истинного Галактического времени - задача для школьника. Карты имелись в
изобилии, а вот со временем дело обстояло сложнее. Поврежденный Джекил не
мог его контролировать, поэтому потребовалось вспомнить элементарную
тригонометрию. Я взял перенги на Вегу, Сириус, некоторые другие
навигационные светила, и по их расположению попытался вычислить, сколько
же времени прошло после расставания с Гравитоном.
Результат вызвал замешательство. Получалось, что прошло никак не
меньше двух геолет. Я повторил расчеты самым примитивным, но и самым
надежным способом - с помощью ручки и бумаги, потратив на это множество
часов. В итоге получил примерно те же значения, что и в первый раз.
Выходило, что на далекой Земле люди готовились встретить новый, аж 2719
год. Так вот шутил Кронос.
* * *
Радиоэфир был пуст, я не принял ни одного сообщения за много недель
полета. Это начинало волновать, возникли тревожные мысли о судьбе станции.
Конечно, ее могли законсервировать, если экипаж счел это необходимым. И
такое решение мог принять только сам экипаж, поскольку простой обмен
сообщениями по лини Кронос - Земля отнимает девяносто четыре года.
Возможность консервации после "острых экспериментов" Круклиса и Мод я
вовсе не исключал, но для меня это не являлось трагедией. Громоздкий
Гравитон не могли отправить к Земле, его все равно должны были оставить в
системе Кроноса и скорее всего - рядом с Феликситуром. Единственное, чем
грозил этот вариант, было увеличение срока одиночества, - скучно, но не
смертельно. Только бы со станцией не случилось чего похуже. Чего? Да мало
ли чего. Кронос.
Кронос. После того, как удалось от него сбежать, я направил "Туарег"
навстречу движению Гравитона, чтобы не устраивать гонок по кругу. И если
на станции не меняли орбиту, встреча могла состояться месяца через
три-четыре. Мне оставалось запастись терпением.
Ежедневно я навещал Мод, это превратилось в ритуал. Мод плавала в
воздушных струях биотрона, все так же не выходя из своей летаргии.
Медицинские автоматы заботились о ее физическом благополучии, но большего
сделать не могли. Не зная, что произошло с ее мозгом, я тоже не решался
применить какие-нибудь активные средства. Мод несомненно была жива, но
выглядела постаревшей. В уголках закрытых глаз и вокруг рта наметились
морщинки, она заметно похудела. Казалось, ее душа отправилась в
головокружительную даль, из которой не могла уже различать ни меня, ни
весь человеческий мир. Ее лицо сохраняло выражение умиротворенности.
Иногда я замечал слабые изменения мимики, словно в своем зачарованном сне
она испытывала приглушенные эмоции. Энцефалограф подтверждал, что мозг Мод
продолжал жить. Но жизнью отдельной, не связанной с действительностью, не
связанной со мной. Поначалу это производило гнетущее впечатление, так
свежи еще были в памяти дни и ночи под водопадом королевы Виктории. Тяжело
далось понимание того, что еще тогда, в нашем голландском домике, Мод
решила меня бросить. Совсем как Круклис. Страшно представить силу зова
Кроноса для человека, которого решат позвать те, кто старше нас. Я устоял,
но гордиться нечем. Меня еще не звали как следует. Мне пока рано. Похоже,
выбор останавливается на более зрелых. Кто ж такое Кронос? Друг, враг?
Мост в будущее? Или просто место проявления неизвестных свойств материи?
* * *
Миллионы миль проваливались за корму "Туарега". Звездолет находился в
состоянии инерционного полета. Скудные остатки топлива не позволяли
разогнать его в полную силу. Виктим будто замер, упорно не желая
приближаться. И я засомневался в том, что лечу туда, куда надо. Десятки
раз, раскладывая звездные карты, убеждался в том, что звездочка впереди не
может быть чем-то иным, нежели Виктимом. Но нелепые страхи не уходили до
тех пор, пока в одно прекрасное утро "Туарег" не промчался мимо пушистого
антенного поля, одного из тех, какие выпускал Гравитон. В тот же день
удалось починить систему ручного управления телескопом. Я сумел даже
определить параллакс своего путеводного светила. Он оказался столь
внушительным, что мог принадлежать только очень близкой звезде. Сомнения
отпали, товарищ шел верной дорогою. Я выпил кахетинского, спел "Сулико" и
впервые заснул с безмятежностью.
Но жизнь почему-то устроена так, что, когда засыпаешь весело, наутро
просыпаешься хмуро. Со всей ясностью я понял, что меня никто не ищет.
Больше сорока суток прошло с тех пор, как "Туарег" вырвался из плена и
появился в неискривленном пространстве, сделавшись доступным для связи. И
за это время приемники не поймали ни одного позывного, никаких обрывков
радиопереговоров. Разумеется, два геогода - срок немалый, можно и
прекратить поиски пропавшего звездолета, но почему ни одна радиостанция в
системе Кроноса вообще не работает на передачу? Человек - существо
настолько разговорчивое, что молчать может только там, где его нет.
Неужели коллапсар пожрал станцию? Что, если Сумитомо тогда оставил ее у
Кроноса? Такое вполне могло быть. И что-то слизнуло ее с орбиты...
Неважно, что я не мог представить себе, что это было. Мало ли чего я не
знаю. Станция очень тихоходна, фотонного звездолета на ней уже не было...
При всей малоубедительности такой тревоги отделаться от нее я не мог.
Начинало сказываться одиночество, самая страшная опасность космоса. Очень
не хватало собеседника со скептическим складом ума, вроде Круклиса.
Понемногу я оставил привычку разговаривать с безмолвной Мод, но приобрел
привычку разговаривать с собой. Скверная это привычка, заводить не
советую. Можно и до раздвоения личности договориться. Сказать, что в
полной мере этого избежал, не могу. Слежка за состоянием рассудка с
помощью его самого - занятие изматывающее. Как ни старайся, со временем
начинаешь замечать за собой разные несуразности. То остановишься в
коридоре, чтобы две-три минуты бестолково разглядывать узор стенной
панели, то слышишь непонятные шорохи или пугаешься темноты за углом, то
начинаешь воспринимать себя со стороны, как постороннего. И без конца
бродишь по салону, рубке, увядшей оранжерее, пустому ангару, - где угодно,
лишь бы устать и провалиться в благословенный сон. Я старался спать
столько, сколько выдерживал, - тринадцать, четырнадцать часов в сутки, -
чтобы убить тягучее времечко. Просыпаясь, узнавал показания электронного
лага, прикидывал оставшееся расстояние и впадал в уныние, что есть
смертный грех.
Ионный душ, сауна, тяжелая атлетика, джакузи, кофе, алкоголь, - все
это помогает, но не долго. Влечение пропадает, если не с кем его
разделить. Музыка, фильмы и книги поддерживают неплохо, особенно - книги.
Мне нравилось читать не с экрана, а с бумажных листов. Чтобы ощутить
аромат эпохи, пробовал читать и оригиналы, но быстро устал от архаичных
языков. Зато специально программировал библиограф так, чтобы он
распечатывал произведения в стиле того времени, в котором создавался роман
или повесть. Мысль при этом получает овеществление, ее можно покачать в
руке. Оказалось, что уединенное чтение невероятно развивает воображение. Я
легко представлял облик героев, ландшафты, костюмы, интерьеры. Они как бы
сами выступали из-за старинных типографских знаков. Буквы и иероглифы
