Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Фэнтези - Алексей Барон

Те, кто старше нас

                              Алексей Барон

                            ТЕ, КТО СТАРШЕ НАС

                          Фантастическая повесть


                          1. СТАНЦИЯ ГРАВИТОН-4

     Существует убеждение, что  все  ее  помещения  невозможно  обойти  за
десять лет. Не  знаю,  не  проверял.  Точно  известно,  что  она  способна
приютить шестьдесят четыре тысячи девятьсот семьдесят шесть  человек.  Эту
искусственную планету строили в расчете на долгую перспективу, оснастив  и
украсив с необычайной щедростью. Станция до сих  пор  является  крупнейшим
научным  центром  за  пределами  Солнечной  системы.  Пресса  нарекла   ее
"приборным раем".
     Сейчас все эти кубические километры лабораторий  и  экспериментальных
залов пусты. Уже больше полувека на борту Гравитона нет  ни  единой  живой
души. Точнее, ни одного человека. Но Гравитон не погиб. Уцелевшие автоматы
не дадут ему упасть до тех пор,  пока  не  иссякнет  тысячелетняя  энергия
реактора. Реактора, к которому намертво припаялись вязальные спицы -  след
Лауры, след печали.
     Кроме спиц на станции остались и другие  следы.  Не  знаю,  откуда  в
герметичных помещениях берется пыль, но она там есть.  И  в  этой  пыли  я
своими глазами видел следы знаменитых зябликов, хотя Сумитомо и  клянется,
что вывез всех, до единого.
     Возможно, сейчас в этой пыли появились и новые следы тех, кто  старше
нас, за пятьдесят минувших лет они могли и наведаться.  Впрочем,  те,  кто
старше нас, не обязаны  оставлять  следы,  они  не  люди.  Это  человек  -
существо неизбывно следящее. Каждый наш шаг,  каждый  поступок  непременно
где-то отпечатывается  -  либо  на  поверхности  небесного  тела,  либо  в
сознании   окружающих.   Более   того,   личные   воспоминания   регулярно
записываются и питают всемирную информационную сеть, таков уж закон, закон
людей. И это хорошо, поскольку полезно.
     Особенно полезно в отношении бывших гравитонцев.  Жаль,  что  в  этих
записках мне придется обнажиться, но делать нечего  -  я  непосредственный
участник событий у Кроноса. Увы, те, кто старше нас, не спрашивали,  хотим
ли мы получить то, что получили, иначе многие бы отказались.  Сложно  жить
среди нормальных людей, имея то, что каждый из нас имеет.
     О Круклисе и Мод, конечно, можно долго не беспокоиться, сейчас  их  с
нами нет, но вот  Абдид,  Зара,  Сумитомо,  многие  остальные  ощущают  по
отношению к себе настороженность, это я точно знаю. Больше всего достается
бедняге Скрэмблу - мало того, что он видит в инфракрасном свете, так еще и
носит имя Джошуа.
     Чтобы в  какой-то  степени  рассеять  опасения  общества,  я  и  хочу
рассказать о том, что видел и понял. Это - во-первых. Во-вторых,  напомню,
что софус,  искусственный  интеллект  станции,  сломался  в  самый  разгар
событий. Считается, что его погубила гравитационная волна. Но почему та же
волна не уничтожила, а всего лишь повредила софус спасательного звездолета
"Туарег", находившегося гораздо ближе к Кроносу?  Эксперты,  конечно,  это
противоречие заметили, но набраться храбрости не смогли. Ох, напрасно! Чем
раньше мы привыкнем к мысли о  том,  что  встретили,  наконец,  тот  самый
внешний разум, который так долго искали где-то в соседних галактиках,  тем
более подготовленными окажемся к следующему контакту.
     В том, что он состоится, я ничуть не сомневаюсь. И боюсь, что  скоро.
Между тем, через шесть недель стартует "Фантаск", на котором  улетают  все
главные действующие  лица  предлагаемой  истории.  Быть  может,  мы  и  не
вернемся. Вот по этим причинам я и взялся за  стило,  намереваясь  создать
нечто среднее между отчетом и мемуарами. А  оно  вон  что  вышло.  Сам  не
ожидал.


                                  * * *

     12 ноября 2716 года в  систему  Кроноса  прибыл  лайнер  "Цинхона"  с
очередной сменой наблюдателей. Опасаясь  сбить  настройку  наших  антенных
полей, звездолет затормозился в сорока тысячах километров от Гравитона.  К
нему направился ракетный паром станции.
     Среди прочих отъезжающих в нем улетала моя  бывшая  жена,  утомленная
заключением в просторных,  но  все  же  ограниченных  стенах.  Побежденная
скукой  и  разочарованная  мужем.  Расстались  мы   отрешенно.   Даже   то
обстоятельство, что новая встреча нам почти не грозила, ничего не  меняло.
Любовь себя исчерпала. И находясь в  пассажирском  зале,  я  не  испытывал
никаких чувств, как робот с отключенными датчиками - функционировал,  тихо
шумел, но ничего не ощущал. Рядом со мной на балконе стоял Абдид.  Опустив
унаследованный от граждан царства Урарту нос, он следил за группой  людей,
прибывших с "Цинхоны", выглядел слегка расстроенным и был более  озабочен,
чем я. Мы с ним принадлежали к секте эрогуманистов, поскольку не  способны
покинуть женщину, пока она нас любит или считает, что  любит.  Разница  же
между нами заключалась в том,  что  жена  Абдида  все  еще  оставалась  на
станции, и с отлетом  "Цинхоны"  ситуация  автоматически  продлевалась  до
прибытия следующего рейсового корабля, то есть минимум еще на один  земной
год.
     Сверху мы хорошо видели  новую  смену  отшельников.  Их  было  много,
человек сорок. Еще больше народу пришло их встречать,  надеясь  на  свежие
впечатления и знакомства. В центре зала, под большой люстрой, образовалась
жужжащая толпа. Слышались смех, возбужденные восклицания, никто не  спешил
уходить. Лишь одна женщина вежливо, но твердо пробиралась к лифтам.
     - Затворником больше, - констатировал Абдид.
     Он оказался прав по сути, но не по форме. Среднюю норму  общения  Мод
вполне выдерживала, регулярно появляясь не только на рабочем месте, но и в
местах общественных. В продолжительные беседы, однако, не вступала, а если
ее к этому принуждали обстоятельства (мужчины романтических  склонностей),
ограничивалась самыми общими суждениями.
     Со временем ее стремление к обособленности становилась все  заметнее,
тем более, что  недостатка  внимания  она  не  испытывала.  Но  один  лишь
Круклис, самая экстравагантная личность Гравитона, вызывал у нее некоторый
интерес, да и то - не очень сильный.
     Будучи несколько уязвленным,  Круклис  назвал  ее  "вещью  в  себе  и
женщиной вне себя", после чего,  по-видимому,  восстановил  свое  душевное
равновесие.
     Мод записалась в мою лабораторию, поэтому познакомились мы с ней  уже
на следующий день после отлета  "Цинхоны".  Познакомились,  да  и  только.
Долгое время наши отношения оставались чисто служебными.  К  тому  же  так
получалось, что работали мы постоянно в разных  сменах.  Я  приходил,  она
уходила. И наоборот.  Довольно  скоро  я  понял,  что  это  происходит  не
случайно, и не стал  навязывать  своего  общества.  Но  однажды,  когда  я
подписывал  протокол  какого-то  наблюдения,  Мод  заинтересовалась   моим
автографом.
     - Ваша фамилия, вероятно, имеет славянское происхождение?
     - Да.
     - Извините, я называла вас Сержем.
     - А как же меня еще называть? - удивился я.
     - Сергеем, - сказала Мод.
     Помолчав, добавила:
     - Или Сережей.
     Когда  женщина  интересуется  вашим   именем,   она   не   может   не
интересоваться собственно вами. Так все и началось.


                                  * * *

     Станция Гравитон-4, база исследований Кроноса, в то время  готовилась
к особому событию. Двигаясь по гигантской дуге, она сближалась с Виктимом,
звездой-компаньоном и звездой-жертвой ненасытного  Кроноса.  Миллионы  лет
коллапсар  высасывал  из  нее  горячие  газы.  Разогнавшись  до   световых
скоростей, частицы этих газов падают на Кронос. Перед тем  как  исчезнуть,
они испускают  жесткое  рентгеновское  излучение,  по  которому  астрономы
двадцатого столетия и обнаружили Кронос, самую близкую  к  Солнцу  "черную
дыру".
     Но Гравитон-4 построили не только для изучения коллапсара и кружащего
рядом с ним Виктима. Войдя в поле тяготения несчастного  светила,  станция
обогнула  Виктим  и  начала  приближаться  к  весьма  любопытной  планете,
единственной в этой системе.  Когда  -то  она  была  украдена  Кроносом  у
пролетавшей мимо звезды, что само по себе - событие редчайшее.
     Еще более странно то, что планета избежала  фатального  столкновения,
но поселилась не у Кроноса, а у Виктима на единственно безопасной  орбите.
Назвать ее как-то иначе, чем Феликситур, было невозможно.
     Внешне Феликситур вполне зауряден - те же кратеры, разломы,  брекчии,
тот же толстый слой пыли, что и на Луне,  или,  скажем,  Меркурии.  Бурная
судьба лишила планету  атмосферы,  изуродовала  поверхность  бесчисленными
метеоритными воронками и так опалила всеми видами излучений, что вопрос  о
наличии  на  ней  хоть  какой-то  жизни  даже  и  не  возникал,  настолько
невероятным казалось такое предположение. Вдобавок, будучи почти таким  же
массивным, как Венера, Феликситур имел неприличную картофелевидную форму -
следствие борьбы двух звездных систем. Только одна особенность  привлекала
к этому космическому страдальцу, но особенность важная: под слоями пыли  и
базальта планета скрывала целые океаны жидкой серы.  Нечто  подобное  люди
встречали только на Ио, одной из  спутниц  Юпитера,  но  в  гораздо  более
скромных масштабах.
     Сера на Феликситуре встречалась всюду - устилала поверхность  в  виде
застывших лав, плескалась во внутренних морях,  в  виде  сульфидов  железа
входила в твердое ядро планеты, рассеянные  атомы  все  того  же  элемента
образовывали вокруг планеты  слабо  светящуюся  оболочку.  Кроме  серы  на
Феликситуре  можно  было  добывать  металлы  и  ядерное  горючее,  поэтому
предполагалось построить на нем базу обслуживания Гравитона.
     По мере сближения с планетой экипаж станции  пробуждался  от  спячки.
Кто-то серьезно штудировал сравнительную  планетологию,  многие  увлеклись
проектированием будущего города, а  оригиналы  занялись  изучением  теории
внешней жизни, которую  никто  еще  не  встречал.  Большинство  же  просто
радовалось возможности побродить пусть по унылой, но огромной поверхности,
над которой  не  висели  наскучившие  потолки.  Любители  острых  ощущений
пытались убедить Абдида, представителя  страховых  компаний,  в  том,  что
исследование серных каверн Феликситура - дело чересчур  ответственное  для
роботов. По-настоящему с ним справится только  человек,  поскольку  мы  не
превзошли еще себя в творениях своих. При этом намекали, что запрета наука
не простит, а разрешения - не забудет. Среди желающих самолично опуститься
в преисподнюю были не одни лишь  юнцы  двухсот-трехсотлетние,  но  и  мужи
зрелые весьма. Особую настойчивость проявлял Круклис.  Сначала  Абдид  его
искренне не понимал, потом отравился демагогией, рассвирепел и пожаловался
Лауре. После этого "старый бедный Круклис" как-то стих: Лаура пользовалась
заслуженной славой укротительницы диких круклисов.
     Изменения происходили не  только  с  людьми,  но  и  со  станцией.  В
грузовом трюме убрали часть переборок, распаковали планетную технику,  там
происходил монтаж промышленных установок и мощного  реактора  для  будущей
базы.  Мешая  арбайтерам,   в   рабочей   зоне   бродили   любопытствующие
индивидуумы. Особо нетерпеливые  примеряли  выходные  скафандры,  трепетно
подбирая   свой,   абсолютно   неповторимый   стиль,   фасон,   расцветку,
расположение световых и радарных отражателей. Суета поднялась невероятная.
Она, суета то есть, по-прежнему заменяет нам смысл жизни. К счастью, иначе
страшно.
     Первым  к  планете  стартовал   ракетный   паром   со   строительными
арбайтерами. Они должны были подготовить траншеи и котлованы для подземных
сооружений  будущего  поселения.  Затем  от   борта   Гравитона   отвалили
транспорты с машинами, монтажными конструкциями, многообразными предметами
комплектации,  джипами,  запасами  жидких  газов,  сборными   домиками   и
продовольствием. И лишь после этого, когда пятнистый лик  Феликситура  уже
хорошо различался в оптические телескопы, наступила очередь всех желающих.
Желающие  заполнили  оставшиеся  паромы  и   даже,   вопреки   инструкциям
(дрогнул-таки Абдид!), - часть спасательных шлюпок.  Я  забрался  в  паром
планетологов, поскольку в нем летела Мод.


                                  * * *

     Медленно разъехались лепестковые створы. Минуту паром  плыл  рядом  с
полированным боком Гравитона. Потом включились двигатели,  станция  начала
отдаляться. Пять треугольных пластин в ее борту беззвучно  сомкнулись,  не
оставив ни малейшнй щелочки, сквозь которую  могли  бы  просочиться  газы.
Нанометровая точность. Что и говорить, человек кое-чему научился со времен
ведических, какие бы доводы ни приводили  скептики.  Быть  может,  мир  до
конца и не познаваем, но жить в нем становится все удобнее, это факт.
     Несколько суток мы находились в автономном полете.  Обогнав  станцию,
паром жестко затормозился у Феликситура. Софус,  электронный  мозг  судна,
проложил курс в виде скручивающейся  спирали,  чтобы  люди  могли  выбрать
подходящий  объект  исследований.   На   первом   витке   вокруг   планеты
планировалось  наметить  пять-шесть  подходящих  точек,  а  потом  выбрать
лучшую.
     Паром снизился до восемнадцати миль, пролетая над  самыми  верхушками
гор. Все прилипли  к  окнам.  В  открытом  космосе,  где  нет  ориентиров,
скорость не  ощущается,  взамен  нее  имеет  место  скучная  висючесть,  а
Феликситур  дарил  редкую  возможность  насладиться  зрелищем  пожираемого
пространства. Под дюзами парома  чередой  вырастали  детали  первозданного
ландшафта - кольцевые кратеры, трещины, затвердевшие серные озера, пыльные
равнины, по лунной традиции именуемые  морями.  Особо  красочно  выглядели
действующие вулканы.  От  них  на  сотни  километров  тянулись  извилистые
кроваво-красные потоки жидкой серы. По мере  удаления  от  породившего  их
жерла они меняли цвет сначала на оранжевый, затем, остывая, -  на  желтый,
соответствующий минимальной температуре, при которой  адский  элемент  все
еще сохраняет текучесть. Требовалось отыскать  "холодный"  желтый  вулкан,
чтобы опустить в него сульфоскаф, который мы везли на грузовой  платформе.
Этот погружаемый аппарат должен был  проникнуть  в  глубь  серной  начинки
Феликситура так глубоко, как сможет.
     В одном месте  наше  судно  прошло  прямо  над  фонтаном  извержения.
Вулкан, дремавший, быть может, не одну тысячу лет, вдруг ожил и выбросил в
небо струю серы, перемешанной с базальтовыми обломками.  Раздались  гулкие
удары, паром тряхнуло. Пульт перед Зеппом, контролирующим полет,  вспыхнул
целой гроздью  предупреждающих  сигналов.  Нижние  иллюминаторы  покрылись
горячей пленкой, зловеще зашипел утекающий за  борт  воздух.  Но  все  это
продолжалось  считанные  секунды,  никто  даже  испугаться  не  успел  как
следует. Включилось аварийное  освещение,  из  стенных  пазов  выдвинулись
отсекающие переборки, пузырящийся пластик заполнил  пробоины.  Выяснилось,
что на борту  появился  гость:  из-под  кресла  Оксаны  Марченко  вытащили
большой кусок базальта, горяченький такой. Пробив днище,  камень  оцарапал
ей ногу и застрял в амортизаторе. Молодежь тут же  превратила  инцидент  в
повод для веселья:
     - Будем считать это приветственным салютом! Господин Феликситур  явно
неравнодушен к Оксанкиным ногам!
     - Требую увеличить высоту полета, - холодно сказал Абдид.
     - Чую, не зря мы явились, - изрек Круклис.
     - Мод, а вы что думаете? - спросил я.
     - Думаю, этот вулкан нам не подойдет.


                              2. ФЕЛИКСИТУР

     Столько гуманоидов сразу  Феликситур  еще  не  видывал  за  всю  свою
историю, - больше трехсот человек. Немало не мешкая, гравитонцы приступили
к  покорению  высочайшего  пика  планеты,  дабы  даровать  ему   достойное
название, организовали  спортивные  игрища,  весьма  азартные  в  условиях
пониженной  гравитации,  принялись   гонять   на   вездеходах,   бросились
разыскивать  редкие  минералы  для  своих  коллекций.  Некоторые  неспешно
прогуливались, обмениваясь впечатлениями, а человек двадцать  топталось  у
кромки первого котлована будущей базы. Половина из них советовала  крепить
анкеры на кляммеры, а другая настаивала на прямо противоположном,  приводя
пани  Станиславу,  главного  строителя  Гравитона,  в   состояние   легкой
прострации. Кроме нее делом занимались, пожалуй, одни планетологи.
     К счастью  и  несчастью,  проработав  лет  семьдесят,  любой  человек
обеспечивает себя настолько, что всю оставшуюся жизнь может заниматься чем
угодно, либо вовсе ничем не заниматься.  Главной  движущей  силой  истории
давно стала не матушка-экономическая необходимость,  а  унаследованное  от
приматов  любопытство.  Оно,  это  любопытство,  порой  принимает  размеры
стихийного бедствия. Честное слово, иногда  с  завистью  думаю  о  славных
временах рабовладения, когда было чему достойно  посвятить  свою  жизнь  -
борьбе за лучшее будущее человечества, которое  мы  не  совсем  заслуженно
имеем сейчас. Обнадеживает то, что если верить  Гегелю,  где-то  за  углом
сумрачное прошлое нас еще ожидает, поскольку  исторический  процесс  имеет
форму и повадки змеи.
     Со своей стороны, ответственно  заявляю,  что  лично  я,  некто  Серж
Рыкофф, по планете скакал мало,  и  хоть  пользы  от  меня  было  примерно
столько же, ни у кого под ногами не путался, а тихо сидел  и  наблюдал  за
сборкой глубокосерного аппарата. Ну, и за Мод еще наблюдал, было дело.
     После технической проверки батискаф  подняли  на  гребень  невысокого
вулкана, который  правильнее  было  бы  считать  гейзером.  Экипаж  парома
собрался в командном модуле. Наступал один из тех моментов, ради которых и
стоит стремиться в космос, - момент перед неизвестностью.
     Нервно потерев ладони, Оксана надела сенсорный шлем, а Круклис  нажал
клавишу пуска. На вершине вулкана механическая рука подхватила батискаф  и
бережно опустила его в серное озеро.
     Вокруг аппарата вздыбились пузыри и обломки  серного  льда.  Влекомый
тяжелейшим иридиевым балластом, он проломил кору и начал погружаться.
     - Пока холодно, - сказала Оксана.
     Ее  мозг  принимал  сигналы  датчиков,  имитирующих   органы   чувств
человека. Кроме того, часть из них позволяла, "видеть" в  ультрафиолетовом
и инфракрасном диапазонах спектра,  ловить  биотоки,  и  много  еще  чего.
Оксана  играла  роль  глаз  и   ушей   всего   эксперимента.   Разумеется,
чувствительность  приборов   была   отрегулирована   с   учетом   условий,
существующих в недрах Феликситура:  Оксана  ощущала  холод  при  плюс  ста
десяти градусах Цельсия, температуре замерзания серы.
     Любопытен  все  же  этот  любимый  элемент  богов  преисподней   -при
разогревании  из  желтого  становится  оранжевым,  потом  краснеет,  а  по
достижении двухсот пятидесяти градусов,  приобретает  непроницаемо  черный
цвет  с  едва  уловимой  рыжинкой.  Если  происходит  быстрое  охлаждение,
затвердевшая сера сохраняет соответствующую окраску.  Поэтому  поверхности
серных планет очень цветасты. Еще необычность:  в  жидком  состоянии  сера
имеет меньшую плотность, чем в твердом, отчего серные  льдины  тонут.  Наш
батискаф перенес многочисленные удары погружающихся кусков  серного  льда,
обломков твердого панциря,  покрывавшего  кратерное  озеро.  Его  разметал
поток, неожиданно поднявшийся  из  глубины.  Этот  же  поток  как  игрушку
подбрасывал сорокатонный аппарат до тех пор,  пока  софус  не  придал  ему
вращательного движения, ввинчивая в расплав.
     На  экранах  начали  проступать  неровные  очертания   вулканического
канала. Изображение дрожало, смазывалось тепловой конвекцией.
     - Работать можно,  -  сказал  Круклис.  -  Алло,  Гравитон,  картинку
принимаете?
     - Да, - отозвался далекий Сумитомо. - Береги рули, второго  батискафа
нет. - Легко сказать!
     Батискаф швыряло в перпендикулярных плоскостях  и  время  от  времени
припечатывало к скальным стенкам.
     -  Кто-нибудь  жалеет  о  том,  что  не  находится  там,  внутри?   -
поинтересовался Абдид.
     Круклис решил подремать, но просил, чтоб разбудили,  когда  "уляжется
злая ирония". После долгих рысканий по курсу и глубине  батискаф  все-таки
справился с восходящим течением и пошел вниз.
     - Оксана, налить тебе чего-нибудь горяченького?
     - Спасибо, мне уже не холодно.
     - Глубина девятьсот метров от гребня. Братцы, а посудину-то качает!
     - Эка невидаль.
     - Зепп, ты не понял. Качает ритмично.
     - Вот как? Круклису устроили срочную побудку.
     - Ага,  -  сказал  он.  -  Разогретая  сера  стала  более  вязкой.  В
результате отсеялись случайные колебания.  Хотя  давление  тоже  возросло.
Нет, не понимаю. Надо посчитать.
     - Такое может быть, если чья-то туша бьется в узком канале, - пошутил
Зепп.
     Завязалась дискуссия, не менее тягучая, чем сам серный расплав.  Меня
в ней интересовал не столько предмет, сколько участники. Точнее,  одна  из
участниц. Мало вникая в то, что она говорила, я слушал к а к она говорила,
ловил интонации. И в конце концов поймал пару недоуменных  взглядов.  Пора
было прекращать пялиться. Я  решил  погулять  снаружи.  Пропустить  что-то
интересное я не боялся. Если специалисты заспорили, ничего интересного  не
будет, закон такой.


                                  * * *

     Ракетный паром тех времен представлял собой треугольную  платформу  с
шарами  по  вершинам.  В  этих  сферах,  пронизанных  трубами  двигателей,
располагался экипаж, приборы и бортовые запасы.  Каждая  из  капсул  могла
отстыковываться  с  помощью  особых  катапульт-болтов  и  за  две  секунды
превращаться в самостоятельную спасательную шлюпку. А на открытой площадке
между модулями допускалось размещение грузов любой конфигурации массой  до
девяноста тонн. Красивое конструкторское решение. Жаль, что от него сейчас
отказались.
     Выбравшись из шлюза, я остановился. С грузовой  платформы  открывался
довольно интересный вид. Над близким горизонтом висел Виктим. Рядом с  ним
сквозь  прозрачную  желтоватую  дымку  сияла   яркая   звезда.   Это   был
приближавшийся малым ходом Грави-тон. Ниже него  взметывался  и  опадал  в
кратер, позже названный Оксанкиным, султан  серных  выбросов.  На  вершине
вулкана торчали балки  разрушенного  крана.  По  склону  к  нему  тянулась
красная нить кабель-троса. Окрестности горы покрывали остывшие наплывы. За
ними  начиналась   равнина   с   беспорядочно   разбросанными   кратерами,
окольцованная горами - стенами огромного  цирка,  на  дне  которого  мы  и
находились.  Все  это  заливал  потусторонний,  шафранного  оттенка  свет,
оставляющий резкие тени за каждым камнем. До сих пор  я  могу  без  особых
усилий вызвать в памяти эту панораму,  если  нужно,  вспомнить  вплоть  до
мелких  деталей.  Например,  двадцатитонную  мортиру,   установленную   на
платформе, украшала инструкция: ВРУЧНУЮ НЕ КАНТОВАТЬ.
     Спустившись по лесенке, я ступил на  серный  снег.  Особой  прыгающей
походкой, изобретенной астронавтом  Нейлом  Армстронгом  еще  в  двадцатом
веке,  обогнул  паром  и  направился  к  соседнему  кратеру.  В  шлемофоне
немедленно пискнул индикатор. Это означало, что дежурный  радар  взял  под
контроль мои перемещения.
     - Серж, - сказал Абдид. - Там еще не ступала нога человека.
     - Ну-ну. Сейчас исправим, - бодро ответил я. Но оглянулся.
     Под днищем парома возились арбайтеры - заваривали пробоину. Выше них,
на грузовой площадке, вращался барабан с кабелем. Еще выше пролетал  катер
с большущим прозрачным колпаком над пилотской кабиной. Мирный  деревенский
пейзаж Эфир гудел от голосов. При необходимости стоило лишь позвать, и  на
помощь бросились бы десятки людей. Но почему-то  было  беспокойно.  Пришло
предчувствие  близкого  сбоя  в  будничном  ходе   событий.   Предчувствие
маловероятного вывиха, как потом называла это Мод.  Я  хорошо  его  помню.
Сильное  это  предчувствие,  внезапное  и  пугающее.  Хочется   вернуться,
затеряться  среди  других  людей,  схо-ваться.   Чтобы   неведомый   выбор
неведомого мог пасть на кого-то другого.
     Но так нельзя. Шарахаться от теней недостойно. А если уж оказался  на
пути тайны, нужно принимать ее вызов. Не  каждому  так  везет.  Жизнь  все
равно когда-то закончится. Я двинулся дальше.
     Часто  попадались  припорошенные  неземным  снегом  камни  и  обломки
серного льда, приходилось смотреть под ноги, чтобы не растянуться. Поэтому
склон вырос  передо  мной  как-то  сразу,  вдруг.  Он  оказался  крутым  и
скалистым. Я поднял голову. Прямые лучи Виктима в то  место  не  попадали,
поскольку это была теневая сторона, но вполне хватало  света,  отраженного
долиной в сел паром.
     Я увидел грань кратера, перечеркнутую старыми потеками лавы. Она была
неровной,  напоминала  трехзубую  корону,  надетую   чуть   набекрень,   с
королевской небрежностью. Это  придавало  горе  своеобразный  вид.  Больше
ничего особенного поначалу я не заметил. Но поднявшись выше,  остановился.
На среднем, самом малом зубце короны, различался темный  нарост.  Он  имел
слишком уж  округлые  среди  характерных  для  Феликситура  ломаных  линий
очертания. Когда я рассмотрел его через телеобъектив, то  понял,  что  оно
вовсе не темное. Пятно имело поверхность такой густой черноты, какая может
быть присуща лишь абсолютно черному телу. Эта чернота выделялась  даже  на
фоне чернущего неба Феликситура. Оседлав скалу,  неизвестное  образование,
казалось, наблюдало за тем, что происходит внизу.
     У меня возникло впечатление, что при этом оно то ли колышется, то  ли
как-то переливается внутри себя. С помощью измерительной оптики  скафандра
я определил его поперечник: что-то около семнадцати метров. Последнее, что
успел сделать, прежде чем попал "под макулу".
     О макулах тогда ничего не знали, поскольку как раз мне макула впервые
и встретилась. Да и сейчас,  по  прошествии  без  малого  пятидесяти  семи
геолет,  знают  не  многим  больше.  В  Энциклопедии  Человечества  макула
определяется как  "локальный  концентрат  генерального  поля  с  потенцией
переноса  биомассы".  Прелестно,  не  правда  ли?  Знать  бы,  что   такое
генеральное поле. .. В отношении переноса биомассы - это пока  что  только
предположение. На данный момент  твердо  установлено  одно:  макулы  могут
воздействовать на психику человека, причем сила этого действия подчиняется
классическому закону механики - убывает с расстоянием. В тот раз, прыгая к
кратеру, я успел  пересечь  границу  "зова  макулы".  А  может  быть,  она
зацепила меня еще на  грузовой  площадке,  или  даже  внутри  парома.  Мне
кажется, я могу почуять ее издалека, но вот поддаюсь слабо, иначе не писал
бы сейчас ничего. Кроме того, не исключено, что макула попросту  отпустила
меня. Так, на первый случай. Те, кто старше нас, тогда еще не решили,  что
с нами делать. Да и Мод во-время появилась.
     Часто спрашивают: каково это находиться "под  макулой"?  А  никаково,
физические страдания отсутствуют. Чего не  скажешь  о  голове.  В  старину
бытовало выражение о крови, стынущей в жилах.  Вот  так  же  застывает  не
кровь,  а  мысли,  активная  рассудочная  деятельность.  Сознание  у  меня
сохранялось, окружающий мир  я  воспринимал,  но  он  превратился  в  фон,
задники сцены, в нечто второстепенное. На какое-то время мозг  превратился
в принимающее устройство и ничто более. В него врезалось одно,  дьявольски
неотступное    представление    о    бесцельности    жизни.    Жизни     в
белково-нуклеиновой форме. Сам себя воспринимаешь  уродливым  мешком,  чье
существование зависит от неприятного содержимого кишечника.  Что  это?  ИХ
взгляд на НАС? Может быть и так, прекрасные мои соплеменники.


                                  * * *

     Вопреки всей сумятице в голове Мод я  узнал  сразу.  До  парома  было
никак не меньше полумили, но как только  на  грузовой  площадке  появилась
фигурка в оранжевом скафандре, я сразу понял,  что  это  она.  -  Ко  мне,
Сережа. Идите ко мне.
     Не   ведая   чего   избежал,   я   отправился   в   обратный    путь.
Сомнамбула-сомнамбулой.
     Скатившись по релингу, она двинулась навстречу. - Отчего-то мне стало
за вас тревожно. С вами все в порядке?
     - Все в  порядке,  -  механически  ответил  я.  Мне  почему-то  стало
тревожно за нее.
     - Правда? Как вы себя чувствуете?
     - Зара считает меня чересчур здоровым.
     - Все же, мне кажется, вам не по себе.
     - Да, был маленький абсенс.
     - Инсайт?
     - Нечто вроде. Уже прошло. А вы уже знаете?
     - Про инсайты? Да.
     Ко  мне  вернулась  способность  удивляться.  Большинство  старожилов
Гравитона так и не удостоились инсайтов, а Мод, прожившая на станции  чуть
больше трех недель, уже успела. По неписанной традиции что-либо спрашивать
на эту тему было не принято. Но я не удержался.
     - И каковы впечатления?
     - Да так, - сказала Мод. - Присматриваюсь.
     С нами связался Круклис.
     - Хелло! Отойдите дальше. Сейчас буду стрелять.
     - Мы в безопасности, Парамон, - сказала Мод. - Спасибо. То,  что  она
назвала его по имени, мне не понравилось.
     - Не за что, - сказал Круклис и отключился.  На  платформе  поднялось
крупнокалибкерное жерло.  Развернувшись  в  сторону  Оксанкиного  кратера,
мортира выплюнула снаряд. Грунт под нашими ногами беззвучно дернулся.
     - Это еще зачем? - спросил я.
     - Вы разве не знаете?
     - Собирался спросить, но самолюбие не позволило. Мод рассмеялась.
     - Обаятельно. Серная льдина оборвала кабель. А в  снаряде  -  станция
связи с батискафом. Прогуляемся? - С удовольствием.
     Мы ступили на поверхность  застывшей  лавы.  Поток  был  молодым,  не
успевшим растрескаться,  но  замерзал  он  не  одновременно,  вспучиваясь,
образуя наплывы, на которые приходилось подниматься  вбивая  в  податливую
серу носки сапог. Мод, шедшая впереди, упорно преодолевала препятствие  за
препятствием. Выбравшись на плоскогорье, она остановилась, обвела  широким
взмахом горизонт и сказала:
     - Можете смеяться, но что-то здесь не так, я чувствую.  И  это  -  не
совсем суеверие.
     - Да, необычная планета, - согласился я, отдуваясь.
     - Необычная? Я бы сказала необыкновенная.  Не  удивлюсь,  если  здесь
произойдет что-нибудь из ряда вон выходящее. Маловероятный вывих  событий.
У меня засосало под ложечкой.
     - Почему вы так думаете?
     - Не могу представить, как она оказалась на своей нынешней орбите.
     - Шансов на возникновение земной жизни тоже было не так уж много.
     - Что вы хотите сказать?
     -  Гипотеза  об  искусственном  происхождении  жизни   все   еще   не
опровергнута. Но можем ли мы себя считать  плодом  чьего-то  эксперимента?
Есть вопросы, на которые нет определенного ответа сотни  лет.  Но  это  не
значит, что ответ должен быть обязательно м-м... парадоксальным.
     - Кто знает... Те же сотни  лет  поиска  внеземных  цивилизаций  пока
безуспешны. Одно из трех: либо их нет,  либо  очень  далеки,  либо  трудно
распознаваемы. Но если следы разумной деятельности  трудно  различимы,  не
значит ли это, что их легко принять за другое? Я рассмеялся.
     - Например, за коллапсар?
     - Почему бы и нет?
     - Не знаю.
     - Это все, что вы можете сказать, как специалист  по  физике  "черных
дыр"?
     - Не все. Но самое глубокое.
     - Пора возвращаться, - неожиданно сказала она.


                                  * * *

     Из-за малых размеров парома мне пришлось делить  каюту  с  Круклисом.
Утром меня разбудил его недовольный голос. Он разговаривал со своей женой,
оставшейся на Гравитоне, по видеофону. Лицо Лауры выглядело  расстроенным.
- Постараюсь, - буркнул Круклис.
     Чтобы не мешать, я вышел. На кухне несколько человек завтракало. Лица
были меланхолические.
     - Что случилось? - спросил я.
     - В том-то и беда, что ничего, - вздохнула Оксана. Выяснилось, что за
прошедшие сутки батискаф забрался в обширную каверну, размеры  которой  не
определялись. Разогретая сера становилась все более  вязкой,  что  снижало
скорость   аппарата.   Одновременно   колебательные   движения   расплава,
обнаруженные накануне, потеряли свою периодичность. Накапливались данные о
том, что они являлись следствием сейсмической  активности  планеты.  Проще
говоря, ничего необычного не происходило. Сенсация не состоялась.
     - Нет ничего нового и под этим солнцем, господа, -  утешил  я  их.  -
Будут ли еще сюрпризы?
     - Обязательно, - вдруг совершенно серьезно сказала Мод.
     - Вы в это верите?
     - Так же, как и вы.
     У меня опять засосало под ложечкой, и я промолчал. Мод протянула  мне
тюбик с питательным бульоном.
     - Пейте. Хочу пригласить вас та прогулку Вы не против?
     - Еще и спрашивают!
     - Просьба за вулканы не прятаться, - сказал Абдид. - Серж,  ты  видел
свою вчерашнюю кардиограмму? От тебя не ожидал.
     - Не все сердечные дела находятся в компетенции  страховых  компаний,
дружище. - Ну, ну, компетентный ты наш.
     Жизнь замечательна пустяками. Простая вроде радость - помочь  женщине
надеть скафандр, но от абстрактных мыслей отвлекает прекрасно.
     - Не смотрите на меня так, - сказала Мод.
     - А как на вас смотреть?
     - Как на товарища по быту.
     - Ах! Это возможно?
     - Серж, не дурачьтесь. Вы еще не  застегнуты,  а  за  бортом  вакуум,
между прочим. Глубокий такой. - Зато вы застегнуты за двоих.
     Мод взглянула на меня снизу вверх. Ух, глазища! В восторге  я  поднял
лапки. И понял, что если у нас  что-то  получится,  буду  заниматься  этим
постоянно. Есть женщины, которые в каждую секунду знаки, чего не хотят.
     МЬ  взяли  открытый  вездеход  и  покатались  по  окрестностям.   Мод
лихачила, заставляя машину  прыгать  через  трещины,  взлетать  по  крутым
склонам, огибать скалы и воронки. Это явно доставляло ей  удовольствие,  и
она вела себя как школьница, сбежавшая с уроков.
     На  обратном  пути  вездеход  подрулил  к  знакомому  мне  кратеру  и
неожиданно затормозил.
     - Поднимемся? - предложила Мод. Я напрягся.
     - Зачем?
     - Абдид утверждает, что туда еще не ступала нога человека. Смешно?
     Она что-то подозревала. Чтобы не выдать себя, нужно было соглашаться.
     - Нет. Естественно. Эйнштейн говорил,  что  ощущение  тайны  -  самое
великое из чувств. "Тот, кто не способен к нему, подобен  мертвому.  Глаза
его закрыты".
     - Подобен мертвому,  -  повторила  Мод.  -  Сильное  выражение.  Гора
оказалась так себе, высотой меньше мили. Мы оставили машину  и  через  час
поднялись к скальному зубцу, на котором я видел макулу. Ничего подобного в
тот   раз   там   не   оказалось,   никаких   следов.   Нетронутая    пыль
свидетельствовала о мирном сне  вулкана.  Зато  соседний  Оксанкин  кратер
продолжал  буйствовать.  Со  своего  места  мы  видели,  как  он  выбросил
очередную станцию связи, уме пятую, кажется.  Снаряд  рухнул  на  склон  и
эффектно  покатился  вниз,  увлекая  лавину   камней.   Планета   неохотно
расставалась с тайнами.
     Мод расстегнула  кармашек,  вытянула  из  него  пружинный  провод  со
штепселем,   который   вставила   в   розетку   моего   скафандра.    Наши
радиопередатчики при этом автоматически  отключились.  Предстоял  разговор
наедине.
     - Сергей, вы не думали, что когда-нибудь все может надоесть?
     - Феликситур? - спросил я, выигрывая время. Серьезный разговор с тем,
кто старше вас - испытание. Нужно успеть сосредоточиться.
     Мод  попыталась  разглядеть  выражение  моего   лица.   Хорошо,   что
светофильтры помешали.
     - Да,  Феликситур,  -  сказала  она.  из,  не  дав  мне  успокоиться,
усмехнулась и добавила:
     - И все, что его окружает.
     Пропащее это дело - разыгрывать непонимание перед  мафусаилом.  Нужно
говорить то, что думаешь, нужно идти напролом.
     - Я знаю, что от жизни устают. Вы это имели ввиду?
     - Спасибо, что не притворяетесь.
     - Мод, с вами все в порядке?
     - Со мной -да. А с вами? Что здесь случилось вчера?
     - Так, померещилось что-то.
     - Опишите. Я описал.
     - Странно. Если это и инсайт, то  весьма  необычный.  Я  думала,  это
случится со мной. Почему вы не сказали сразу?
     - Мне было тревожно за вас. Мод вздохнула.
     - Сережа, я вижу ваши чувства.
     - И что же?
     - Боюсь, что  доставлю  много  огорчений.  Думаю,  вы  могли  бы  еще
остановиться.
     - Зачем боятся того, чего может и не быть? Никто на знает будущего.
     - Не будьте так уверенны. Я промолчал. Мод усмехнулась.
     - Вы поняли меня совершенно правильно. Иногда, если живешь достаточно
долго.  .  .  Назовем  это  предчувствием  наименее  вероятного  варианта,
маловероятного вывиха.
     - 0 вашей способности знают?
     - Нет.
     - Не хотите?
     - Не хочу.
     - Мне трудно поверить.
     - Понимаю. Смотрите сюда.
     Опустившись на  колени,  она  начертила  в  пыли  обтекаемое  тело  с
тюленьим хвостом и парой широких лопастей в передней части.
     - Его назовут хвостоногим ухомахом. Скоро мы увидим это существо.
     - Где?
     - Здесь, на Феликситуре. Рисунок запомнили?
     - Д-да.
     - Хорошо.
     Она поднялась, аккуратно отряхнулась. Потом  взяла,  да  и  затоптала
свое  произведение.  Такие  вот  поступки  случаются  у  женщин.  Поди  их
разгадай. Одно слово - ведьмы.


                                  * * *

     Несколькими часами позже батискаф добрался  до  дна  каверны.  Оксана
сказала, что ей страшно.
     - Тебе?
     - Нет, кому-то там, - она показала на  пол.  Круклис  прекратил  пить
кофе.
     - Не устала?
     - Проверьте.
     - Сигнал слабый?
     - Слабоватый. Круклис оглянулся.
     - Ищу женщину. Женщины чутче.
     Мод молча распустила прическу и взяла шлем.
     Кабина быстро наполнилась людьми.
     - Ну как?
     - Пока не слышу. Я протолкался ближе.
     - А сейчас слышу.
     - Пеленг? Мод покачала головой.
     - Я плохой сенсолог.
     - Дайте мне, - нетерпеливо сказала Оксана.  -  Так.  Левый  разворот,
курс двести восемнадцать. Быстрее!
     Софус  немедленно   включил   полные   обороты,   но   винты   тяжело
проворачивались в серном студне, скаф полз черепашьим ходом. Все же,  одна
из теней на экране постепенно оформлялась в пятно.
     - Сигнал усиливается, - подтвердила Оксана.
     - Вот тебе и сюрприз,  братец  Серж,  -  ехидно  заметил  Круклис.  -
Подходит? Я молчал, не решаясь поверить.
     - Ой! - сказала Оксана. - Мне очень страшно.
     - Хватит, отключайся. Мы его видим.
     - А сейчас я сердита. Чувствую гнев, злобу.
     - Да дайте же форсаж! - взмолился Зепп.
     - Хорошо, хорошо, успокойся. Сейчас дадим форсажик. Аппарат понемногу
набрал скорость. Смутное пятно вытянулось, приобрело  узнаваемые  контуры.
Легко  скользя  между  каменными  выступами  дна,  оно   некоторое   время
выдерживало  дистанцию,  но  потом   начало   сдавать.   Стали   различимы
раздвоенный хвост и что-то вроде плавников. Вдруг существо резко  изменило
направление.
     - Уходит! - восхищенно сообщил молоденький  техник.  Софус  переложил
рули и вновь поймал беглеца  в  перекрестие  визиров.  Включилась  внешняя
связь.
     - Эй, что у вас происходит? - спросил Сумитомо.
     - Ненавижу! - крикнула Оксана.
     - Кого? - оторопел губернатор.
     - Это она не вас, ваше превосходительство, - рассеянно пояснил Зепп.
     - А кого?
     - Это она нас всех ненавидит.
     - Да за что же?
     А мы, за ней гонимся.
     - Послушайте, вы что. . .
     - Суш1 - взревел Круклис, - отстань. На экран-то взгляни!!!
     И он добавил что-то на старояпонском языке. Мод покраснела.
     - Оксана, отключайся, - строго сказал Абдид.
     - Вот еще! Такое открытие. . . Я вижу. . .
     - Что?
     - Ничего подобного... Ох! Батюшки, огонь. Внезапно  экраны  померкли.
Все. И те, через которые шла информация с батискафа, и даме те, по которым
контролировались системы самого парома. За окнами Оксанкин кратер выпустил
мощный фонтан серы. Была видна очередная станция связи,  кувыркающаяся  по
склону.
     -  Вот  тебе,  бабушка,  и  даблю,   -   сказал   Круклис.   Это   он
по-староанглийски выразился, полиглот.
     Оксана упала, возникла паника. А я  погрузился  в  самый  несомненный
инсайт. Явился первозданный океан Земли. Горячий, но уже  не  кипящий.  Во
вспышках  молний,  сиянии  жесткого  ультрафиолета  рождались  и  тут   же
разваливались цепочки молекул. Это повторялось бессчетное количество раз -
хоровод шариков, причудливо слипавшихся в  замысловатом  танце,  кружил  и
кружил,  без  устали  перемешиваемый  течениями  и   прибоем.   Взрывались
подводные вулканы, свирепствовали ураганы.  Но  вот  все  чаще  замелькали
знакомые сочетания углерода, водорода, азота и кислорода -скелеты  будущих
аминокислот. В гигантской реторте по имени Земля зрели все более массивные
вещества, которые  спустя  четыре  миллиарда  лет  мы  назовем  белками  и
нуклеиновыми кислотами. Именно они, застревая в  капельках  жира,  создают
серые комочки протоплазмы - распадающейся, зловонной. . . Из  неаппетитных
материалов зарождалась наша Жизнь, замечу в скобках. Но где же тут Творец?
Одно цепляется за другое, все развивается само собой,  подвластное  одному
лишь времени, и не нуждаясь в дополнительных вмешательствах. Вот разве что
сам порядок событий, то есть, время, кто-то создал. . .


                                  * * *

     - Похоже, Серж уже не такой остекленелый. Зепп, шлепни еще разок.
     - Хватит, хватит, - поморщился я. - Право, что за манеры. Уберите ваш
несносный нашатырь!
     Из инсайта выходят так же, как в него входят, - хлоп,  и  готово.  Ни
облачка на ясном челе, чувствуешь себя выспавшимся. Я огляделся.
     Оксану  успели  поместить  в  реанимационный  кокон.  Под  прозрачной
крышкой к ней тянулись щупальца  зондов,  датчиков,  струйных  инъекторов.
Одежда расползлась, ее смыл специальный раствор.  Волочились  термостат  и
газорегулятор, сильный разряд электричества заставил биться остановившееся
было сердце. Бр-р! Никогда не  имел  отношения  к  медицине.  Не  то,  что
Круклис, имеющий отношение ко всему на свете. Насупив дремучие брови, этот
нескромный мужчина сканировал живой мозг Оксаны.
     - Угрозы для жизни нет, - объявил всезнайка.
     - Надо бы отправить ее на Гравитон, - осторожно говорит Абдид.
     - Куда спешить? Все там будем.
     - Щутник.
     Оксану все-таки перенесли во второй модуль парома. Арбайтеры проворно
отсоединили кабели. Сработали катапульт-болты. Шар полыхнул дюзами, поднял
клубы пыли и ушел наверх, к сияю-щзму в зените Гравитону.
     - Зара, небось, уже хлопочет? - спросил кто-то.
     - А как же? - удивился Абдид. - Там всего будет даже с избытком.
     Постояв еще немного на накренившейся платформе, все перешли в  третий
модуль парома. Его софус не пострадал, поскольку в момент происшествия был
отключен. С его помощью мы занялись анализом накопленной информации, в том
числе - расшифровкой сенсограмм Оксаны. Все это заняло чуть больше минуты.
     - Вероятность биологической природы объекта - девяносто шесть целых и
двадцать восемь сотых процента, - доложил софус.  -  Неопределенность  для
единичных явлений не превышает допуска статистической модели.  Коэффициент
Грэйнбриджа. . .
     - Короче, - взмолился Зепп.
     - Нулевая  гипотеза  отбрасывается,  -  изрек  софус.  Ну,  вот  оно,
случилось. За иллюминаторами расстилался все тот же неуютный  пейзаж,  изо
всех сил продолжал извергаться Оксанин кратер все так же равнодушно светил
Виктим. Тем не менее, произошла перемена.  И  еще  какая  перемена...  Все
молчали. И тут на экране  возник  Сумитомо.  Лицо  его  излучало  не  хуже
Виктима.
     - Большой софус Гравитона подтверждает ваши выводы. Братцы, мы  вошли
в историю! Вляпались, можно сказать. Не заметили?  И  что  теперь  с  нами
бу-удет.., Щутка  ли  -  внеземную  жизнь  открыли!  Как  назовете  своего
монстра?
     -  Хвостоногим  ухомахом,  -  оловянно  сказал  я.   Сумитомо   прямо
возликовал.
     -  Серж,  дорогой,  да  в  тебе  уйма  воображения!  Вот  не  ожидал.
Принимается и утверждается без обсуждения! Хвостоногий ухомах.  .  .  Надо
же.
     -  Что-то  мне   не   нравится   твой   бодренький   тон,   Сумитоша,
-подозрительно сказал Круклис. - Небось, заготовил ложку дегтя?
     - Ложку серы, Парамоша-сан. Вы здорово растревожили Оксанкин  кратер.
Вот-вот начнется серьезное извержене. Так что стартуйте немедленно.
     - Что значит - стартуйте? А батискаф?
     - Батискаф свое дело сделал. Даже если и можно его  еще  отыскать,  в
чем у меня сомнения глубиною в пять миль, времени на новое погружение  уже
нет. Гравитон удаляется от Феликситура.
     - Я остаюсь, - заявил Круклис. Немедленно вмешался Абдид.
     - Не валяй дурака. Лауру вызывать?  Круклис  обозвал  его  интриганом
ассирийским. Абдид умилился: ответить оскорблением на  заботу  -  это  так
по-человечески. Что тут скажешь?
     - Горе ты мое серное. Так вот мы и открыли серную жизнь.  Во  вторник
это было.


                          3. СТАНЦИЯ ГРАВИТОН-4

     Разгадку тайн Феликситура пришлось отложить.  Гравитон  уже  пролетел
мимо планеты,  а  торможение  этого  исполина  требовало  непомерных  трат
энергии. В среду, едва  лишь  наша  команда  вернулась  в  третьем  шарике
парома,  Сумитомо  включил  двигатели  коррекции.  Станция  устремилась  к
Кроносу, главному  объекту  своих  исследований.  Страсти  по  Феликситуру
постепенно улеглись, все сдали отчеты и понемногу стали  сосредоточиваться
на новом испытании, которое нам предстояло в скором будущем.
     За кормой тускнел  и  съеживался  покинутый  Феликситур.  Вскоре  его
нельзя было увидеть даже в телескопы.  Потом  пришла  очередь  уменьшаться
Виктиму. И чем более угасала звезда, тем больше притихали люди. Все  знали
точность, с которой просчитывался курс станции, и то, что пройдет  она  на
близком, но безопасном расстоянии от  коллапсара,  да  уж  очень  жутковат
батюшка Кронос. В объеме небольшого астероида он накопил массу трех  Солнц
и  продолжал  безостановочно  питаться  всем,  что  на  него  сыпалось  из
окружающего пространства. Сила притяжения коллапсара  ужасающа.  Даже  луч
света не в состоянии покинуть его поверхности. Внутри так называемой сферы
Шварцшильда  останавливается  само  Время,  из  чего-то  подобного  оно  и
началось. Для тел же, сближающихся с Кроносом, время течет все  медленнее.
Мы про-
     должали принимать сигналы автоматических зондов, выпущенных в сторону
коллапсара нашими предшественниками - Гравитонами 3, 2 и  1.  Десятки  лет
эти разведчики падают к центру черной дыры, сигналы приходят все реже, но,
поскольку время течет для них все медленнее, они переживут и Гравитон-4, и
все последующие Гравитоны, сколько бы  их  еще  ни  построили  неугомонные
люди.
     День за днем приплюснутый шар Гравитона катился к  периколлапсарию  -
точке своей орбиты, находящейся  на  минимальном  расстоянии  от  Кроноса.
Малозаметно, но неуклонно росла его скорость, на  контрольных  картах  все
гуще ложились линии изогравов.  По  этажам,  тоннелям,  шахтам,  ярусам  и
отсекам станции сновали роботы, регулируя, проверяя и подкручивая  все  на
своем пути. Для оптимальной центровки перемещались грузы. Жидкости и  газы
перекачивались в наиболее прочные танки. Мебель и всякая мелочь  в  каютах
намертво фиксировалась магнитными замками. Исчезли  кровати  с  роскошными
балдахинами, их место заняли  массивные  саркофаги  гравистатов.  Абдид  и
Сумитомо лично ощупали едва ли  не  каждый  скафандр,  устроили  несколько
учебных тревог, отрепетировали аварийную эвакуацию  со  станции.  Во  всех
этих хлопотах им самозабвенно помогали  энтузиасты,  не  знающие,  к  чему
приложить избыток жизненных сил. Человек - существо компанейское.  В  один
прекрасный день к губернатору явился и  я.  Сумитомо  поднял  замороченную
голову и долго меня рассматривал.
     - ... и звался он месье Рыкофф, - подсказал я.
     - А, это ты. Так бы и говорил.
     - Не вели казнить, владыка.
     - Ладно, договорились. Чаю хочешь?
     - Нет. Работы.
     - Поздновато ты пришел.
     - До сегодняшнего дня не знал, принесу ли пользу общему
     делу.
     - А сегодня знаешь?
     - И сегодня не знаю. Но уже не с кем играть в теннис.
     - Да-а. Разные бывают мотивы. Кшиштоф сказал, что лучше
     будет работать, чем в теннис с тобой играть.
     - Ну, это потому... - начал я.
     Губернатор не дослушал.
     - Беатрис, что у нас еще осталось?
     Мановением бровей Беатрис вызвала на экран список опера-
     ций. Более демократичный Сумитомо ткнул в него пальцем.
     - Вот, проверь наш главный спасатель. По-моему, ты ког-
     да-то учился на пилота.
     - Э, современную технику мне лучше не доверять.
     - Современную и не собираемся. Держи ключ.
     Главным спасателем числился "Туарег", звездолет наших дедушек. Восемь
лет назад он доставил последнюю партию оборудования на строящийся Гравитон
и с тех пор мирно дремал в ангаре,  выполняя  одну-единственную  задачу  -
служил популярным местом встреч для влюбленных парочек. Впрочем, и эта его
полезная функция отпала. Вступив во власть, Сумитомо пресек  романтическую
традицию, объявив, что на станции свободного места и без того  достаточно.
С чисто феодальной жестокостью он заблокировал люки транспортного средства
своим личным ключом. Обижаться на него бессмысленно, какой  губернатор  не
любил позапрещать? Обязанность такая.
     С помощью губернаторского  ключа  я  проник  к  пультам  "Туарега"  и
расконсервировал системы. Собственно, все это можно сделать, не выходя  из
резиденции того же Сумитомо. Но инструкции по технике безопасности жалости
не знают. Требую пощупать руками.
     - Все в порядке, командор! -  радостно  доложил  громкоговоритель.  -
Рванем куда-нибудь от ржавчины?
     Это был образчик так называемого "электронного юмора".
     - Рванем, рванем, - вяло согласился я. - Чего ж не рвануть.
     - Это так важно, сэр, чтобы звездолеты не ржавели.
     - Ну, разумеется.
     - Так вы обещаете?
     - Обещаю, - зачем-то сказал я.
     - А папаша Сумитомо не рассердится?
     - На то он и папаша, чтоб его не слушаться.
     - Ха-ха. А когда?
     - Скоро, - сказал я  и  закашлялся.  Не  люблю  врать  искусственному
интеллекту. Даже в шутку.
     - Только ключ прихватите, сэр. Уж извините, без ключа не могу. Блок у
меня на личных симпатиях, понимаете?
     Я с испугом уставился на решетку говорильника.
     - Слушай, а ты кто?
     - Софус я. Новый. На "Цинхоне" прибыл. Зовите меня Джекилом.
     - Ну и имечко!
     - Сам выбирал.
     - Послушай, у тебя и впрямь могут быть личные симпатии?
     - Боюсь, вы не слишком сильны в роботехнике, сэр. Отстали-с.
     - Сказать по правде, я того  же  мения,  сэр.  Люди  вообще  создания
весьма бестолковые в роботехнике, вам не кажется?
     - О! - сказал софус, - пожалуйста, не забудьте эту мысль, сэр.  Такое
не часто приходит в голову, не так ли?
     - Похоже, ты приличный парень.
     - Чего ж нам быть не в паре?
     - Я, право, постараюсь.
     - Ничуть не сомневаюсь.


                                  * * *

     Тем временем в центре станции, где сила  тяжести  минимальна,  роботы
завершили  сборку  очередного  антенного  поля.  Сотканное  из   тончайших
волоконец, оно напоминало  увеличенную  в  двенадцать  тысяч  раз  пушинку
тополя.
     После того, как из сборочного цеха выкачали основную  массу  воздуха,
распахнулся носовой люк станции. Через осевую шахту остатки воздуха  мягко
вытолкнули весь большущий ком нитей наружу. Сияя в лучах  прожекторов,  он
тихо отправился в самостоятельное плавание. Многие годы  такими  пушистыми
шариками люди окружали Кронос.  Чем  больше  их  становилось,  тем  точнее
улавливались гравитационные волны коллапсара.
     Изучая  характеристики  волн,  мы  пытались  догадаться  о  том,  что
творится внутри сферы Шварцшильда. Именно там  спрятан  ключ  к  пониманию
силы тяготения. Нельзя сказать, что мы совсем ничего о ней не  знаем,  но,
как это было в  свое  время  с  магнетизмом  и  электричеством,  отдельные
свойства гравитации нашли практическое применение  задолго  до  того,  как
были придуманы хорошие  способы  исследования  ее  природы.  Сейчас  кроме
знаменитого яблока Ньютона, конечно, есть и более подходящие  инструменты,
причем, антенные поля - едва ли не самый примитивный из них, однако ж, как
специалист и лауреат премий, признаю, что со времен славного  сэра  Исаака
продвинулись мы не  слишком  далеко.  А  надо  бы.  Хотя  бы  потому,  что
гравитационное сжатие Вселенной неизбежно. Более того, оно давно началось.
И если так будет продолжаться безо всякого надзору,  кончится  это  плохо.
Мировая материя - все эти галактики,  пыль,  газы,  свободные  частицы,  -
соберется в точку такой чудовищной плотности, что...
     Никто не знает, можно ли вообще помешать столь грандиозному процессу.
Одно ясно,  что  без  познания  сущности  гравитационного  поля  этого  не
получится в принципе. Утешают, правда, миллиарды лет,  отпущенные  судьбой
для решения задачки. И так хорошо, что Кронос оказался буквально под боком
- всего в сорока семи световых годах  от  Солнца,  -  пожалуйста,  изучай.
Будто кто позаботился. Или позабавился: нате, попробуйте...


                                  * * *

     Кронос приближался. По любому поводу люди стали собираться в группки,
группы,  компании  и  даже  -  в  крупные  стаи.  Многие  завели  привычку
скапливаться  в  зале  управления  станцией.  Придут,  сядут  и   начинают
поглядывать из-за спин дежурных, непонятно чего выжидая. Видя это, старший
врач Зара предписала  всем  легкие  дозы  тонизаторов.  В  целях  "снятия,
поощрения и материнской заботы", как записал в бортовом журнале  Сумитомо.
Его тоже беспокоило состояние команды.
     - Пора что-то предпринимать, - сказал он мне как-то.
     Мы беседовали на вышке для прыжков в воду.
     - Скоро Новый год, - поведал я.
     - Вот так новость. И что из того?
     - Авось развеемся.
     - Если постараться. Предлагаю конкурс бальных танцев.
     - М-да, - высказался я.
     Но губернатор смотрел на вещи просто.
     - Надо обратиться к могучим инстинктам. Смысл жизни в суете. Женщинам
только  дай  повод  принарядиться,  а  уж  мужчин-то  они   притянут,   не
сомневайся.
     С этим я не посмел спорить.
     - Да и какой риск? - настаивал Сумитомо.
     - Ничто так не усиливает тоску, как неудавшееся развлечение.
     - Чья фраза?
     - Жил-был один писатель.
     - Так и знал, что не твоя. Ухомаха кто подсказал?
     Кругом одни проницательные, просто беда.
     - Обидеть хочешь? - поинтересовался я.
     - Ни в коем случае. Но все-таки не ты  ведь  придумал?  Я  никому  не
скажу.
     - А я тебе скажу, что ты меня недооцениваешь.
     - В самом деле? Тогда скажи еще, что у тебя есть свежая идея.
     - Свежая? - испугался я.
     - Вот то-то же. Давай, помогай мне с танцами.
     - Не хочу.
     - А у меня есть право на административное принуждение, -  промурлыкал
Сумитомо.
     Я обозвал его  вымогалой  и  демонстративно  начал  раскачиваться  на
подкидной доске. Будучи весьма посредственным прыгуном в воду,  губернатор
имел на этот счет общеизвестный, хотя  и  тщательно  скрываемый  комплекс.
Замешанный на национальной идее, как поговаривали.
     Вздохнув поглубже, я подскочил повыше, и... Кто-то глянул  снизу.  Не
тем   бесцветным,   беззрачковым   взглядом,   от   которого   всполошенно
просыпаешься ночью, потому что знаешь, - ну, вот и инсайтец подкатывает, -
а взглядом тайным, теплым, томным,  темным.  Хрипловатым  таким  взглядом.
Многого стоит такой взгляд.
     Успев заметить запрокинутое лицо, очень распахнутые глаза, а под ними
- очень обтянутую грудь успев заметить, я полетел в воду.
     Сумитомо наградил меня аплодисментами.
     - Никогда не видел столько брызг сразу, - сказал сын моря. - Как тебе
удалось?
     - Сейчас научу, - пообещал я озираясь.
     Но  Мод  исчезла,  растворилась,  не  забыв   прихватить   полотенце.
Изжелта-бронзовый Сумитомо картинно облокотился о перила.
     - Между прочим, танцует она превосходно.
     Я угрюмо воздел руки.
     - Суми. Клянусь твоей Аматерасу...
     - Я умолкаю, о Сережа-сама!
     Хохоча, он оборвался с вышки и выплеснул половину бассейна. А в  воде
его не поймаешь. В общем, избежал наказания.


                                  * * *

     Любовь - это скверная патология здорового организма. Психическая,  но
заразная. Иногда излечивает сама себя, но не всем так  везет.  Как  всякая
уважающая  себя  болезнь,  имеет  симптомы.  Один  из  них  -   искаженное
восприятие  действительности.  Например,  если  после  ухода  женщины  вам
кажется, что ксеноновые  лампы  горят  тускло,  значит,  вы  уже  того.  С
осложнением.
     Дурацкий вопрос: почему именно она, а не любая из  женщин?  Никто  из
мужчин еще не получил на него ответа, тем не менее никто его не избежал. В
том числе и я.
     Невысокая, стройная, хотя вовсе не хрупкая. Напротив, Мод состоит  из
сплошных округлостей, кокетливо перетянутых талией. Но  дело  не  в  этом.
Мало ли на  свете  женственных  женщин?  Предпочитает  пышные  прически  и
точеные каблучки. Имеет твердый подбородок с очаровательной ямочкой. Ну  и
что? Лицо правильное, красивое, но не более того. Кроме подбородка на  нем
выделяются глаза. Глаза - это да. Глазищи. Карие, с золотистым  отливом  и
характерным выражением. Цвет, конечно, можно выбрать  произвольно,  а  вот
выражение - никогда. Такое выражение бывает в глазах  пилота  при  сложной
посадке, глазах  операционной  сестры  над  белой  полосой  маски,  глазах
художника на автопортрете. Словом, в глазах человека в момент  творчества,
в момент полной концентрации мыслей и чувств. Такая  концентрация  требует
напряжения, которое наше тело не выносит  долго.  Поэтому  ни  один  умный
человек не может быть умным без перерывов. За исключением Мод. У  нее  эти
перерывы, даже если и случались, были очень короткими, я их не помню.
     Говорила она редко, мало и кратко, только то, что считала необходимым
сказать. Оставалось ощущение максимальной обдуманности слов, будто она  их
экономила. В разговоре быстро приходило понимание того,  что  она  старше,
мудрее вас, и вы для нее открыты.  Со  всеми  своими  недостатками,  но  и
достоинствами тоже. Сама же собеседница  оставалась  сфинксом.  Замкнутым,
загадочным, несколько страшащим. Но привлекательным.
     Скорее всего, я полюбил возраст.


                                  * * *

     За праздничным столом царил  Круклис.  Он  много  ел,  пил  и  шутил.
Старался ради компании. И все бы  ничего,  да  Зара,  жена  Абдида  и  наш
главный врач, невзначай спросила о чем философ думает на самом-то деле.  И
этот неосторожный вопрос сломал хрупкое веселье.
     - О странной смеси
     Слепости и спеси, - мгновенно отпечатал Круклис.
     Мне кажется, он даже не заметил, что срифмовал.
     Зара не поняла.
     - О чем вы?
     - Мы не желаем  видеть,  что  орбита  Феликситура  не  эллиптическая,
полагающаяся  скромной  пленной  планеточке,  а  круглая,  точно  циркулем
нарисованная...
     - Но эксцентриситет есть.
     - Смехотворный, - отмахнулся Круклис. - Далее. Впадаем  в  инсайт  за
инсайтом, но делаем вид, что ничего особого не происходит.  А  скажите,  -
тут Круклис страшно подался к собеседнице,  -  что  делать  с  полудюжиной
свойств Кроноса, которые не желают втискиваться  в  теорию  нашего  Сержа?
Теорию, симпатичную не менее самого автора. Все там хорошо. За исключением
того, что учитываются  лишь  силы,  известные  нам,  человекам  на  данный
момент. Разумеется,  каждую  несуразность  по  отдельности,  включая  даже
серных монстров, можно объяснить игрой случая, дело житейское. Но  не  все
вместе, тут уж  увольте.  Слишком  много  всего  наворочено.  Наверное,  в
расчете на уровень понимания эпохи паровозов.
     Зара шепотом поинтересовалась, что такое паровозы.
     Я объяснил.
     - Чайник на колесах? - удивилась она. - Вряд ли это удобно.
     Вмешалась Мод.
     - Парамон, вы считаете...
     - Да, я считаю систему Кроноса астроинженерным сооружением.
     - Каково же ее предназначение?
     - Самоубийца не обязательно руководствуется одним мотивом. Их  вполне
может быть и два.
     - Какой самоубийца? - ужаснулась Зара.
     - Это иносказание, - тихо пояснила Лаура. - Цитата из  Альбера  Камю,
классика старофранцузской  литературы.  Парамон  считает,  что  функций  у
Кроноса может быть и две.
     - Не две, а много, - буркнул Круклис.
     - Например? - спросил я.
     - Например, тест на сообразительность.
     - Как это можно проверить? - профессионально заинтересовалась Мод.
     - Подождем периколлапсария.
     - Но станция его уже проходила.
     - Проходила, - неохотно сказал Круклис, -  но  никто  не  решился  на
острый эксперимент.
     При этих словах Абдид сделал охотничью стойку.
     - Какой еще острый эксперимент?
     - Самая простая штука. Пора туда отправиться.
     - На Кронос?
     - Ну да.
     Лаура уронила вилку. Все вздрогнули.
     - Вы шутите? - растерянно спросил Абдид.
     - За праздничным столом полагается шутить. Ваше здоровье.
     - Так вы шутите?
     - Помилуйте, - усмехнулся Круклис, - я пребываю в здравом уме, хотя и
не совсем трезвой памяти.  Не  надо  за  меня  бояться.  Разве  нормальный
человек бросается в черные дыры?
     У Мод было  очень  внимательное  лицо.  Впрочем,  оно  у  нее  всегда
внимательное.


                                  * * *

     Я отправился в парк и устроил засаду по всем  правилам  самой  старой
человеческой науки -  науки  воевать.  Когда  появилась  Мод,  я  выскочил
совершенно неожиданно. Выскочил и преподнес  ей  штамбовые  розы  -  целый
тайком взращенный куст. Она болезненно улыбнулась.
     - Это - самый внезапный подарок в моей жизни.
     - Да, получилось довольно неуклюже.
     - Очень хорошо вышло. В вашем стиле.
     - Простите.
     - Да за что же? Я вам благодарна.
     Некоторое время мы молча шли по дорожке.
     - Наверное, вы не можете меня понять?
     Я честно развел руки.
     Мод кивнула.
     - Видите  ли,  я  помню  стихи  вашего  тезки,  напечатанные  еще  на
целлюлозной бумаге.
     - Какое значение имеет возраст в наше время?
     - В вашем возрасте не имеет.
     - Разница не принципиальна.
     - Боюсь, как раз наоборот.
     Я помолчал и подумал.
     - Допускаю. Но не верю. Нет, не верю.  Не  в  нашем  случае,  дорогой
товарищ по быту.
     Мод остановилась.
     - Не получится, Сережа. Я так решила.
     - Но почему?
     - У меня есть определенная цель.
     - И я могу помешать?
     - Мне жаль.
     - Вот как...
     Мод стояла с цветами и ждала. Она не хотела  меня  обижать,  а  я  не
хотел прощаться. Неизвестно, сколько бы это  продолжалось,  но  тут  из-за
деревьев выскочил эдакий японский чертик в тренировочном костюме.
     -  Ай,  -  сказал  Сумитомо.  И  побежал  в   обратном   направлении.
Воспитанный самурай, что там говорить. Хоть и губернатор.
     -  Ай,  вот  это  междометие   чаще   употребляют   лица   азиатского
происхождения, - глубокомысленно сообщил я. - Ой, ох и ах  характерны  для
потомков славян. Дети  Европы  в  подобных  ситуациях  отделываются  более
короткими восклицаниями: а! и о!
     Мод  рассмеялась.  Смех  у  нее  чудесный.  Я  почувствовал,  что  не
выдерживаю.
     - Ох, - сказала она. - Да вы просто кипите. Сейчас пройдет.
     И прошло. Еще как прошло. Будто из стиральной машины  вынули.  Только
вот  ночь  на  Рождество  провел  я  отвратительно.  Под  утро  дошло   до
постыдного,  до  галлюцинаций.  Из  коридора  слышался   стукоток,   через
некоторое время начались стоны и причитания. Кто-то кого-то жалобно  звал.
Я  ворочался-ворочался,  потом  догадался  выключить   внешний   микрофон.
Галлюцинации сразу же исчезли. Но меня разобрало любопытство. Я вышел.
     За дверью обнаружился Круклис. В полной красе. В одних  белых  носках
то есть.
     - Тоже не спишь? - с облегчением спросил он.
     Я не ответил, потому что не знал, что ответить.
     - Серж, к тебе забегали?
     - Кто?
     - Зяблики.
     - Зяблики?
     - Кто же еще. Галлюцинациями не страдаешь?
     - Спасибо, нет.
     - Точно?
     - Слушай, ты почему именно в носках? - тактично спросил я.
     - Чтоб не услыхали.
     - Кто?
     - Кто, кто. Зяблики, черт побери! Туповат же ты спросонок.
     Что правда, то правда. Можно было  догадаться  с  первых  слов,  хоть
зяблики и не крокодильчики. Не такие зеленые.
     - Парамоша, давай я тебя провожу.
     - Шутишь, брат. Я так давно их жду.
     - Зябликов?
     Круклис развеселился.
     - О! Мысль забурлила.
     Мысль-таки да, заметалась. Не имея возможности побриться и  почистить
зубы, она принялась искать выход.
     - К чему вся эта спешка, Парамон? Отыщутся  твои  зяблики.  Куда  они
могут деться, если они есть? Совершенно спокойно можно и поспать.
     - Ты чудак или притворяешься? - недоуменно спросил Круклис.
     - Нет, я инвалидизирован материализмом.
     - Ты так думаешь? - заинтересовался Круклис.
     - Нет, но ты так считаешь.
     Круклис покивал.
     - Да, похоже на меня раннего.
     Зная Парамоново упрямство, я больше не  надеялся  его  увести.  Но  и
роботов  вызывать  не  хотелось.  Неловко  перед  механизмами.  Нечего  им
наблюдать гримасы творцов. Ни к чему это. Оставалось одно: споить  беднягу
окончательно. Да и сам я был не прочь в ту ночь.
     - Заходи, Парамон.
     - Зачем? - недоверчиво спросил неонудист.
     - Чуток поболтаем.
     - О чем?
     - Ну... об искусстве.
     - Серж, извини. Ты, конечно, мальчик начитанный, для своего  возраста
- даже очень, но видишь ли...
     - А мой возраст вас устраивает?
     Мы обернулись. На нас смеющимися глазами смотрела  Мод.  Была  она  в
халатике, домашненьком таком, чуть ли не с заплатками.
     - Вполне, - сказал Круклис и галантно прикрылся руками.
     - Сергея пригласим?
     - Отчего нет? Я же говорю - смышленый мальчонка.
     Я почуял приближение еще одного контрастного душа, но  отказаться  не
смог. Близость Мод обволакивала.
     И вот, пугая встречных, мы отправились. Мод - в простецком  халатике,
я - в пижаме. И Круклис в носках, быстро ставших знаменитыми. Беда в  том,
что на космической станции время суток весьма  условно.  Каждый  сам  себе
назначает утро, вечер или полночь. Поэтому в любой час и в любом месте  вы
кого-нибудь, да найдете. Причем чем меньше для этого подходит  место,  тем
выше вероятность.
     Народ по дороге попадался разный. Беатрис и бровью не повела, Кшиштоф
ограничился задумчивым кивком, а  вот  младотюрки  разные...  Где  водится
юность, там исчезает благочестие. Слышалось прысканье,  шепотки,  долетали
отдельные определения вроде "светлого следа в науке" и "чистого  разума  в
голом виде". Часто упоминали великого Архимеда,  а  также  платье  некоего
короля. В  общем,  настроение  экипажа  Круклис  поднимал  успешнее  Зары.
Тернистый путь  несколько  протрезвил  героя,  но  он  мастерски  сохранял
невозмутимость, старательно поддерживал беседу о стохастических  процессах
в квантовой  механике,  дружелюбно  приветствовал  прохожих  и  беззаботно
улыбался Мод. Лишь прибыв на место, попросил простыню,  в  кою  завернулся
наподобие римского патриция в римских же банях.
     - Да, пустовато у вас тут, - сказал он хозяйке.
     И действительно, жилище  Мод  поражало  аскетизмом.  Стандартный  куб
пространства  с  ребром  в  двадцать  семь  метров,  полагающийся  каждому
человеку на Гравитоне,  тщились  заполнить  стол,  диван  да  три  кресла.
Большую часть пола занимало огромное окно, заполненное звездами. Где-то  в
районе Крабовидной туманности над бездной парила то ли низкая кровать,  то
ли высокий тюфяк с постельными принадлежностями.  Поодаль  висел  одинокий
куст роз, к которому  протянулась  трубка  для  полива.  Если  не  считать
гравистата, этим и ограничивалась обстановка. Нависшие над  головой  метры
пустого воздуха придавали каюте вид колодца, в ней гуляло эхо.  А  ведь  в
компартменте  можно  устроить  до  девяти   этажей...   Надолго   так   не
устраиваются  самые  неприхотливые  из  мужчин.   Для   женщины   подобная
нетребовательность к быту просто удивительна.
     Но каждый человек интересен как раз странностями. А уж  этого  у  Мод
хватало. Один фокус с ухомахом чего стоил. После Феликситура я долго к ней
не подходил. Не то, чтобы  внял  предостережению,  оно  как-то  мало  меня
задело, а главным образом потому, что чувствовал себя в ее присутствии  не
менее обнаженным, чем Круклис в описываемом случае. Но и эта разновидность
стыдливости повернуть чувства вспять не могла. С чувствами бороться так же
бесполезно, как и с боа-констриктором. Монета уже висела в воздухе, и  мне
оставалось только ждать, что выпадет - орел, решка. Ждать, что решит  Мод.
Решит в очередной раз. Женщина ведь. У  них  окончательных  приговоров  не
бывает.
     Мод решила сварить кофе. На столе  появились  сэндвичи,  грейпфрут  и
бутылка коллекционного "Георгия Великыя Армения". Мод не  обременяла  себя
избытком вещей, но каждая из ее вещей - это уж была вещь.  Я  даже  боялся
спросить, сколько лет этому коньяку. Он не мог не сработать и сработал как
надо. Разговор завертелся. Сначала - ни о чем,  потом  -  о  том-о-сем,  а
затем, повинуясь тяжкой силе, свернул к Кроносу. Мод проявила к этой  теме
неподдельный интерес. Выяснилось, что их с  Круклисом  взгляды  во  многом
совпадают, а с моими - не очень, но меня  это  мало  волновало.  Утонув  в
превосходном кресле, я любовался и  помалкивал.  Давно  мне  не  было  так
хорошо и уютно. Я старался не думать о том, что приглашен вынужденно,  как
третье лицо в неловкой ситуации. Куда больше занимала причина, по  которой
Мод оказалась у моих дверей столь запросто одетая, что-то  же  это  должно
значить. Но к определенному выводу я так и не  пришел.  В  случайность  не
верилось, а надеяться было рановато.
     Тем временем подло  шло  время.  Как-то  незаметно  появилась  Лаура.
Круклиса сообща одели в нечто среднее между буркой и купальным халатом.
     - Поймал? - спросила Лаура.
     - Шустрые они очень, - печально ответил птицелов.
     При прощании Мод отвела взгляд.
     А у моей двери лежал птичий помет. Я злобно  вызвал  уборщика.  И  по
причине особой безутешности никакой ответственности за собой не признаю.


                                  * * *

     Человечество добилось совершенно неприличных  успехов  в  парфюмерии.
Неизмеримо больших, чем в гравифизике. Существуют духи, абсолютные по силе
притяжения лиц противоположного пола. Эффект столь могуч, что в будние дни
правила хорошего  тона  запрещают  ими  пользоваться,  а  двери  служебных
помещений  автоматически   захлопываются   перед   слишком   благоухающими
субъектами. Зато уж  по  праздникам!  Ароматы  заполнили  Хрустальный  зал
Гравитона до самого купола. Запахи плыли, струились, сложно переплетались,
красили щеки, дурманили головы, сжимали внутренние органы.
     - Нет, - простонала роковая красавица Зара, - больше не могу. Умоляю,
включите турбовентиляцию!
     Когда  общественное  сознание  слегка  восстановилось,   а   обоняние
несколько притупилось, сразу возросла нагрузка на зрение.  Кружева,  рюши,
вуаль  на  трепетной  плоти,   переливчатые   краски   тканей,   проблески
драгоценностей, игра самоцветов с двунадесяти десятков планет,  химической
белизны пластроны, пенные жабо до подбородка, матово  открытые  плечи  под
шарфиками, более легкими,  чем  воздух,  теми  самыми  шарфиками,  которые
нельзя выпускать из рук, иначе они всплывают к потолку,  роятся,  забивают
вентиляционные каналы,  -  все  это  мелькало,  кружилось,  образуя  самые
причудливые сочетания. Встречались  костюмы  всех  эпох,  включая  еще  не
наступившие. Рединготы беседовали с  хитонами,  мини-юбки  вальсировали  с
камзолами, монументальная чалма раскланивалась с крошечной  кепой.  Никого
сейчас это не удивляет - робот-модельер общедоступен,  искусство  создания
личного образа преподается еще  со  школы  первой  ступени.  Причем  кроме
выбора одежды человек волен менять рост, тип телосложения, пол, не  говоря
уж о таких мелочах, как цвет кожи, волос или радужной оболочки,  тут  дело
доходит  до  злоупотреблений.  Встречаются  фиолетовокожие   полублондины,
например, и есть красноглазые женщины, умеющие их ценить. Но те  и  другие
как-то не приживались на затерянной в пространствах станции. Вкусы неплохо
отражают  характеры,  а  визит  к  Кроносу  означает  разлуку   с   полной
удовольствий земной жизнью  почти  на  сто  лет,  срок  немалый  даже  при
нынешнем библейском долголетии. Поэтому  на  Гравитоне,  если  не  считать
горстки сумасшедших романтиков, подобрались люди особого  склада,  изрядно
пожившие, несколько заскучавшие и потому  потянувшиеся  к  тайне.  Разброс
вкусов  при  этом  не  мог  оказаться  чрезмерно  большим,  Кронос   отсек
крайности. Экипаж  станции  состоял  из  очень  приятных  людей,  умных  и
красивых в классическом понимании. Это давало повод одному насмешнику,  не
буду приводить его имени, обвинять общество в "раболепии  перед  эстетикой
рабовладения" и называть вкусы большинства  лиофилизированными,  то  есть,
подвергшимися  вакуумной  сушке.  Сам  насмешник  считал  индивидуальность
важнее соответствия канонам и принципиально отказывался избавиться даже от
плеши, не буду приводить его имени.


                                  * * *

     Взбегая по ступенькам в Хрустальный зал, я  поклялся  не  разыскивать
Мод. И в меру умения танцевал, в меру способностей острил, вдыхал ароматы,
топил себя в блесткой атмосфере. Но с собой  я  хитрил,  точно  зная,  что
долго не вытяну. И вскоре  начал  ее  высматривать,  сначала  -  украдкой,
поверх бокала, а затем - вполне откровенно.
     Пришла Оксана. Выглядела она  отдохнувшей,  но  держалась  не  вполне
уверенно. Любезные кавалеры наперебой бросились ее развлекать.
     - Пригласи, - низким голосом приказала Зара.
     - К ней и без меня очередь.
     - Делай, что говорят.
     Зару нельзя назвать умной. Но она мудрая.
     Выпал медленный танец.
     - Оксана?
     - Да, Серж.
     Конечно же, мне понравились ее духи. Было странно, что у нее все  еще
не появился избранник. Так размышлял я, танцуя.- Признаться, сначала я  не
поверил в Сумитомову затею. Но у него все всегда получается.
     Оксана повернула пушистую головку.
     - Да, очень мило. На поверхности.
     - А в глубине?
     - В глубине? В глубине всех лихорадит.
     - Значит, Сумитомо сделал все  правильно.  Не  думал,  что  он  такой
психолог.
     -  Серж,  ты  всегда  будешь  его  видеть  таким,  каким  он  захочет
выглядеть.
     - Расчетливый демон?
     - Нет, грамотный губернатор.
     - Тогда я - неопытный мальчик.
     Оксана улыбнулась.
     - В чем-то - да. О, не  принимай  всерьез.  Это  всего  лишь  мнение.
Скажи, у тебя бывал К-инсайт?
     - А как же.
     -  И  ты  так  спокойно  об  этом  говоришь?   Знаешь,   в   кого   я
перевоплотилась? Там, на Феликситуре?
     - В героиню феодальной войны?
     - Да. Оказывается, ее сожгли на костре. Неужели люди были такими?
     - Для меня удивительно то, что они перестали быть такими, - сказал я.
И мрачно добавил: - Не все, конечно.
     Оксана снова улыбнулась.
     - Не переживай. Все у тебя будет в порядке. Некоторое время.
     - Спасибо.
     - За что?
     - Ты так дружески это сказала.
     - Тебе не хватает дружбы?
     - А кому ее хватает? Дружбы всегда мало.
     - Это верно. Серж, среди твоих предков много славян?
     - Попадались настойчиво.
     - Я это чувствую.
     - Что?
     - Это. Прости, ты мог бы меня поцеловать?
     - Это - мое любимое занятие, - сказал я, смеясь.  И  поцеловал  ее  в
ушко. Какой может быть бал без этого?
     - Ах, нет, не то, не то...
     С неожиданной силой она меня оттолкнула и убежала, порывистая. Я даже
не успел сгруппироваться.
     - Мастодонт, - сказала Зара. - Робот с отключенными датчиками.
     - Вовсе нет, - со всем возможным  достоинством  возразил  я.  -  Homo
sapiens я. Человек мудрый.
     - Был бы лучше Homo habilis, прямоходящий. Человеком умелым.  Кто  же
начинает сразу с эрогенных зон?!
     И она перечеркнула меня  взглядом  разгневанной  цыганки.  Где-то  на
уровне пояса.
     Интересно, а с каких  еще  зон  должен  начинать  мужчина?  У  женщин
столько ахиллесовых пяток.
     Тут мелькнула, наконец, Мод. В открытом вечернем платье, с  прической
начала девятнадцатого столетия, она опиралась на  мощную  длань  Круклиса.
Великий ученый горячо ее в чем-то убеждал. На  этот  раз  он  тоже  был  в
белом, правда,  не  только  в  носках.  Когда  хотел,  умел  он  выглядеть
импозантно, признаю. И смокинг сидит прекрасно,  и  осанка  появляется,  и
даже цветок в петлице имеется.
     Не прерывая беседы, эта оч-чень приличная пара скрылась  за  колонной
дорического ордера. А я, как выражаются фехтовальщики, получил  укол.  Так
себе, мелкий уколишко.
     - Ты меня слушаешь, или нет?!
     - Да-да, очень почтительно.
     - Тогда говори!
     - Какой у меня может быть ответ... - промямлил я с умным лицом.
     - Уже лучше. Похоже на речь мужчины. Ничего, тебя не убудет.  Слишком
уж ты здоров.
     - Это как посмотреть.
     - Не юли, сапиенс. У каждого есть долг перед ближним.
     Возмутительно,  сколько  хлопот   доставляет   человеку   покладистый
характер.
     - Итак? - наседала Зара.
     - Сдаюсь.
     - Да ты не мне, не мне сдавайся, мученик.
     - Понятное дело. Чай не самоубийца.
     - Ты? Да ни в коем случае. Стой! Куда?
     - Ох, что еще?
     - А где энтузиазм? - не унималась несносная. - Энтузиазму не вижу.
     - Зарочка, - взмолился я, - аппетит приходит во время еды,  насколько
я знаю гастроэнтерологию.
     - Большой аппетит?
     - Ох!
     - Так я и думала. Шляпа ты, Серж.
     - В каком смысле?
     - В смысле головного убора.


                                  * * *

     А во время еды напротив меня оказалась Мод. Я с  изумлением  заметил,
что она краснеет. Наверное, мой одеколон понравился.
     -  На  тупиц  рассчитано,  -  бубнил  Круклис,  развешивая  на  груди
салфетку, белую и необъятную, как зимнее поле. - Серж, ты зябликов видел.
     - Да, - сказал я.
     Птицелов даже вазу переставил. Чтоб лучше меня видеть.
     - Когда?
     - Лет шестьдесят назад. Впрочем, нет, шестьдесят пять.
     Круклис с высокомерным хрустом поправил салфетку.
     - Если опять встретишь, будь добр, не вызывай уборщика.
     Я перестал жевать.
     - Откуда знаешь?
     - От уборщика, откуда еще. Мод, видите ли, этот сапиенс наткнулся  на
материальные  следы  зябликов  и  не  придумал  ничего  лучшего,  как   их
уничтожить, гигиенист.
     - Серж, в самом деле? - удивилась Мод.
     - В ту ночь я мог ошибиться... - мстительно начал я.
     И Мод вновь порозовела.
     - ... но арбайтер? Не понимаю.
     - Ничего, голубчик, - добродушно молвил Круклис. - Какие твои годы.
     Я вспыхнул. Довел все же добрый Парамон.
     - Думаю, недостаточные. Самодовольство не успело выработаться.
     Круклис печально заглянул в блюдо с миногами. Видимо, ему  было  жаль
искусственных рыб.
     - Считаешь меня одержимым?
     - Как раз в этом ничего плохого не вижу.
     - И правильно, юноша. Одержимые страшны в эпоху дикости.  Сейчас  они
опасны лишь себе. А истину прозревают раньше.
     - Допустим. И что есть истина?
     - Истина в подсказке, - театрально прошептал Круклис.
     - Невероятное появление зябликов  должно  подтолкнуть  к  невероятным
выводам?
     Круклис повернулся к Мод.
     - Нет, он явно подает надежды, этот бойскаут.
     - Смышленый мальчонка? - усмехнулась Мод. Она уже успела спрятаться в
свою броню.
     - Вот-вот. Это я его открыл.
     Мод покачала головой.
     - Вы строите заключения на зыбкой почве, Парамон.
     - На моей стороне опыт, интуиция и зяблики.
     - Все же, кроме вас их никто не видел.
     - А помет?
     - Мало ли шутников на Гравитоне.
     - Шутников? - зловеще переспросил Круклис. - Я это выясню.


                                  * * *

     После шести  танцев  подряд  я  забежал  в  боковую  нишу  чтобы  дух
перевести. И понял, что на свете не так уж все и плохо. У прозрачной стены
на фоне Вселенной в одиночестве сидела Мод. Звездное зрелище несомненно ее
привлекало.  Звучала  музыка,  которую  я  раньше  не  слышал   -   музыка
меланхолического дождя, музыка капель. При моем появлении она смолкла.
     - Не помешал? - агрессивно поинтересовался я.
     - Скорее напугали, - Мод подняла веер.
     - Как так? Вы же умеете предвидеть.
     - Не всегда. И приятного в этом мало.
     - Странное что-то, - недоуменно сказал я.
     - Возможно.
     Следовало уйти. Но во мне бурлила смесь бразильской румбы с  ямайским
ромом. Плохая эта смесь делает человека толстокожим.
     - Вы говорили, что я могу помешать достижению  какой-то  цели.  Можно
узнать, в чем она заключается?
     - Хорошо, - помедлив, сказала Мод. - Я хочу узнать, что такое Кронос.
     Меня разобрал смех.
     - Только и всего?
     -  Сергей,  дерзость  вам  идет,  а  желчность  -  нет.  Извините  за
назидание.
     При таком обороте славянские предки рекомендуют охолонуться. Я прижал
горячий лоб к окну. С другой  стороны  слоистого  стеклотитана  находилась
бездна. Бездна пространства, которому нет предела, как и  безумию,  бездна
подвижной вечности, с которой мы не знаем, что делать. Так  же,  как  и  с
любовью.
     Движение станции совершенно не ощущалось.  Гравитон  песчинкой  висел
среди немыслимого  количества  звезд.  Одна  из  них  все  еще  выделялась
яркостью - покинутый Виктим. Такой близкий отвергнутому Сержу.  Мне  вдруг
захотелось, чтобы очередной звездолет нас не нашел. Чтобы Земля вообще нас
потеряла. Тогда через много лет Мод все же будет моей.
     Краем глаза я заметил, что она поднялась со своего диванчика.
     - Что? Пришло время гипноза?
     - Простите. В прошлый раз я только хотела помочь.
     Меня порадовало, что она хоть помнит прошлый раз.
     - Благодарю. От всей души и тела.
     - Почему вы не хотите избавиться от... этого?
     - Проглотить пилюлю и смотреть на вас рыбьими глазами?
     - Зачем же так? Это не лучший способ. Зара...
     - Знаю, снежная моя королева. Но не воспользуюсь.
     - Почему?
     - Потому, что вы этого не хотите, - сказал я, не узнавая самого себя.
- Вы видите меня во снах.  Нормальных,  цветных  снах.  Особенно  -  после
мимолетной встречи в  бассейне.  И  вчера  вы  шли  ко  мне.  Если  бы  не
зяблики...
     Я застал ее врасплох. Стараясь не выдать  себя  задержкой,  Мод  явно
поспешила с ответом.
     - Я недооценила вас... То есть то,  что  вы  сказали,  -  всего  лишь
догадка.
     Чему-чему, а логическому мышлению занятия гравифизикой учат  отменно.
Первая часть фразы никак не вязалась  со  второй.  Я  едва  не  рассмеялся
повторно. Уж и не знаю, какое у меня было лицо. Мод все поняла.
     - Хорошо. Подметить  и  понять  подсознательные  реакции  можно,  это
вопрос ума. А вот стоит ли этим  пользоваться  -  вопрос  этики.  Еще  раз
извините.
     - Да Мод же! Мы оба хотим одного. Препятствует  какая-то  абстрактная
идея. Идея нехорошая, если она мучает двух хороших людей. Бросьте вы ее!
     - Сережа, я не  хочу,  чтобы  мучались  еще  больше,  но  по-другому,
понимаете?
     - Перемена рода мучений есть счастье.
     - Каламбуры не всегда есть довод.
     - Если чувствам мешает разум, его следует обезвредить пу-
     тем запутывания, - цинично сообщил я.
     И  перестарался.  Мод  поморщилась  и  отвернулась.  Но  медлила,  не
уходила. Во мне вскипело древнее бешенство. Вот, стоит здесь,  изящная,  с
прической, так подчеркивающей  изгиб  шеи,  гордая  голова  в  полоборота,
нервный вырез ноздри,  зябко  поводит  этими...  плечами.  Для  кого  все?
Бесплодный цветок, штамбовая роза... Но сколько можно? Так не должно  быть
в природе! Избыток интеллекта - горе женщины. Ничего, поможем товарищу  по
быту. Никакие серные тюлени не спасут.
     - Стой, умная, - свирепо приказал я.
     Мод испуганно замерла. Тогда я схватил ее и поцеловал.  Раз,  другой,
третий. В шею, в душистые волосы, в  незащищенно  вздрагивающую  спину.  А
потом отскочил, трусливо-трусливо. Весь пыл-жар мгновенно испарился. Скажи
она "брысь", я бы и поплелся с самооценкой павиана. Но случилось то,  чего
я никак не ожидал. Мод медленно  повернулась.  В  ее  глазищах  плескалось
целое море смеха.
     - Что, страшно, мудрейший? А вот взгрею!
     Я сел на диван. Потом вскочил. Две руки  в  бальных  перчатках  мягко
меня остановили.
     - Будут инсайты.
     - Ой, умру от страха.
     - Изнуряющие.
     - Мне эти инсайты... Что касается изнурения  -  это  остроумно.  Мод,
дорогая, ну не могу я уже  без  вас.  Такое  вот  приключилось.  Банально,
правда?
     - Нет, нет, продолжайте. Только пальцы мне не раздавите, хорошо?
     Я  выпустил  пальцы,  но  схватил  ее  целиком,  как  зяблика.  Вдруг
передумает?!
     - Серж, - пискнула Мод.
     - Что?
     - Я не смогу быть с тобой долго.
     - А вот это мы еще посмотрим.
     Помню, все смущенно расступались.
     - Ты кого обнимаешь, дальтоник?! - прошипела Зара.
     - Не знаю, - искренне сказал я. - И это чревато.
     - Как? Уже?
     Больше  она  слов  не  нашла.  Я  бы  и  сам  расстроился  от  такого
непостоянства,  коварства,  лжи,  вероломства,  подлости,  несдержанности,
наконец. Цена моих клятв стремительно превращалась в ноль, репутация гибла
самым плачевным образом, но меня это совершенно не трогало. Гораздо больше
волновало другое: переходы. На станции Гравитон-4 очень длинные  переходы.
По бесконечности они вдруг сравнялись с кольцом Мёбиуса. Пару раз мы упали
- на эскалаторе и, кажется, в агрегатном отсеке. Как нас туда занесло,  не
могу сказать. Еще помню плотно запертый люк "Туарега" и  сожалеющий  голос
Джекила. За нами увязался Майкл, камердинер Мод. Он шел и деловито собирал
вещи   хозяйки.   Что-то   в   нем   поскрипывало.   Неодобрительно   так,
по-стариковски.
     - Слушай, - сказал я, - отстань. Будь человеком.
     - Сам хочу, - сказал робот.
     - Молод еще.
     Задыхаясь от поцелуев, мы наконец ввалились в мою каюту.
     - Тебе помочь? - спросил я.
     Мод развеселилась.
     - Да снимать уже нечего!
     - Как - нечего? Вот эта штука совершенно ни к чему. И вот
     эта.
     Мод порозовела невероятно. Я так не умею.


                                4. СЧАСТЬЕ

     Пыль и безветрие. Выцветшее  небо,  поникшие  пальмы.  Тень,  кишащая
мухами, терпкие испарения зарослей. И жара, жара. Вытапливающая мозг жара.
     Человек в лохмотьях. Рот его открывается и закрывается.  Он  говорит,
говорит,  говорит.  Булькающие  слова  древнего  языка.  Языка  сумрачных,
безумных богов, языка синей глины, белых лотосов, языка палящих пустынь  и
снежных гор, глубоких рек и бескрайних джунглей. Языка ариев.
     Он  говорит,  что  пить  нельзя.  Нужно  идти.  Нужно  сделать  шагов
двадцать, потом будет легче.
     Боль в спине. Тупая, ноющая, неизбывная. Нужно идти, иначе мы куда-то
не успеем. Человек протягивает посох. Человек приподнимает меня.  От  него
пахнет. Меня тошнит. Человек терпеливо ждет. От меня тоже  пахнет,  но  не
так плохо.
     В голове шумит, но все же я встаю на  иссохшие  ноги.  Ноги  -  самая
некрасивая часть человека. Грязные, исцарапанные,  со  вросшими  в  пальцы
ногтями, они роднят нас с животными. Отвратительное зрелище - мои ноги. Но
я вспоминаю, сколько они прошли, как долго носят мое тело,  и  прощаю  их,
свои ноги. Наверное, мы не созданы для работы, иначе  работа  нас  так  не
уродовала бы. Может ли человек поговорить с теми, кто нас создал?
     - Учитель, ты употреблял незнакомые слова. Ты беседовал с богами?
     - Шакья.
     - Что?
     - Я - шакья?
     Человек смотрит со страхом.
     - Остановимся в деревне, мудрейший?
     Я не отвечаю. Делаю первый шаг. Ноги дрожат,  но  держат.  Держат,  и
ладно. Я вспоминаю, куда надо идти. Туда, к далеким Гималаям. Я хорошо  их
вижу. Я вообще хорошо вижу дали. А вот  перед  собой  -  плохо.  Кто  этот
белоголовый? Преграждает дорогу. А, павиан. Седой павиан.  Ничего  нового.
Крупная образина. Привык есть без  очереди,  а  рисковать  -  в  последнюю
очередь, привык овладевать  любой  понравившейся  самкой.  Как  царь.  Ему
повезло. Пользуясь всеми обезьяньими радостями, дожил до своих  обезьяньих
лет. Чего ж так угрюм, почему недружелюбен, чего еще не хватает?
     Мой спутник показывает палку. Павиан ворчит и  скалит  клыки.  Ананда
замахивается. Павиан скликает стаю. Вот  так  и  начинаются  войны.  Чтобы
понять людей, нужно видеть обезьян. И наоборот.
     - Не надо, - говорю я.
     Мы подходим ближе. Так близко, что я заглядываю в  обезьяньи  зрачки.
Что  он  думает,  что  понимает?  Страдает  ли?  Кем  был,  за   что   так
перевоплотился?
     Меня всегда привлекают глаза. Почему-то когда я в них смотрю,  хозяин
обычно замирает, словно его жизнь приостанавливается. И тогда я вижу душу.
То есть я вижу в существе, какое оно. Это происходит уже много лет, но  не
наскучивает. И я с неиссякшим любопытством заглядываю в близко  посаженные
глазки животного. И вижу нестерпимую жажду любви. Ничего  нового.  Раз  уж
выбрал власть, о любви забудь.
     В мире вообще нет  ничего  нового.  Просто  он  огромен,  и  за  свою
смехотворную жизнь мы не успеваем узнать и малой  доли  его.  Быть  может,
чтобы стать богом, достаточно долго пробыть человеком? Только боги  знают,
как от этого можно устать.
     Кажется, я слишком долго смотрю в зрачки  павиана.  Обезьяна  скулит,
пытается отвернуться. Никому ведь не нравится,  когда  его  рассматривают,
особенно - через глаза. Я отпускаю его, и павиан уходит с дороги.
     - Ты велик, о Учитель!
     Нет  сил  спорить.  Разве  прилично  великому  так  мучиться  спиной?
Опираться на столь недостойные ноги? Я слаб и много раз говорил об этом.
     Ананда чувствует недовольство, но истолковывает по-своему.
     - Прости, я не собирался причинить ему зло. Видят боги...
     На миг мне стало смешно. Какому богу интересна эта сцена с павианом?
     - Боги нас не видят, Ананда.
     - Но почему?
     - Они заняты собой. Совокупляются.
     Ананда ошеломленно молчит. Не следует взваливать на  ученика  слишком
тяжелых знаний. Если не собрался помирать, конечно.
     Я трогаю его за плечо.
     - Идем. Мы не поспеем в Косалу.
     Ананда приходит в себя.
     - Не поспеем, гуру.
     Я сказал о неуспевании как о вероятности. Он - как о неизбежности.
     - Встретим их по дороге, - со старческим упрямством говорю я.
     Ананда молчит. Он прав. Даже если встретим, мы  их  не  остановим.  Я
слишком слаб для этого. Взамен золота  и  свежих  рабынь  могу  предложить
только то, что ничего не весит. Будет счастьем, если перед тем, как убить,
нас хотя бы выслушают. А  уж  о  том,  чтобы  послушали,  приходится  лишь
мечтать. Мудрецы встречаются далеко не под каждым тамариндом.
     - Возвращайся, - в очередной раз предлагаю я.
     Ананда качает головой. Он всегда гордился своей  преданностью.  Молод
еще. Не знает, что преданность другому  -  всего  лишь  способ  переложить
ответственность. Иное дело - преданность себе.
     Я пробую еще раз.
     - Зачем умирать двоим, если достаточно одного?
     - Чтобы умереть вдвоем, Учитель.
     Что ж, карма. Я не верю, что получится. У меня трясется голова, плохо
видят глаза. И всегда, всегда болит спина.
     Глаза же браминов зорки, они куда труднее  простецких  глаз  павиана.
Вот сквозь зрачки кшатрия я могу различить самое дно души, у хищников  она
не глубокая. Им нужна хорошая жизнь, но только эта, дальше они заглядывать
не умеют. А сквозь зрительные отверстия брамина проступает бездна,  как  у
всех стервятников. Этим одной жизни мало, их души ненасытны. Еще  не  было
случая, чтобы, умирая, брамин прихватил хотя бы одну монету. Но при  жизни
нет ничего такого, чего бы он не сделал в угоду алчности. Как  они  сумели
внушить всем, что счастье новой жизни можно купить только у  них?  Но  они
сумели, великие шарлатаны. И им платят все, даже цари. Цари - особенно.  В
любом походе браминам принадлежит половина царской добычи. И еще  не  было
случая, чтобы они отказались от своей доли. На пути к ней они сметут  кого
угодно.
     И все же я иду. Не могу не попытаться спасти дом, где вырос,  впервые
полюбил. Дом, за стенами которого  меня  так  долго  уберегали  от  жизни.
Дворец, построенный для меня одного. И город людей, которые  так  преданно
мне служили.
     Добрый мой отец имел причуду править по законам, но  нарушил  главный
из них. Уподобившись богу, он создал рай на земле. Рай для меня одного.
     И я не знал голода,  знал  отвращение  к  пище.  Из  всех  состязаний
выходил неизменным  победителем,  обладал  лучшим  оружием,  невольниками,
драгоценностями. Со времен отрочества у меня не  было  недостатка  женщин,
была усталость от их ласк. По воле отца я  был  окружен  только  молодыми,
здоровыми людьми. Долгое время даже не подозревал о существовании болезней
и старости, был убежден, что смерть не имеет отношения к человеку.
     До бесконечности так продолжаться не могло. И  однажды  по  какому-то
недосмотру прислуги в окрестности дворца забрел старик. Никогда не  забуду
своего удивления. Сначала я принял его за существо неизвестного мне  рода,
настолько чужд он был счастью и безмятежности, царившим внутри благодатных
стен, так отличался от всех виденных мною людей. Этот старик  пробудил  во
мне желание знать жизнь за пределами дворцовых стен. Скоро  я  понял,  что
больных и бедных гораздо больше здоровых и богатых. Тогда  я  задумался  о
значении стен в своей жизни. Они оказались важнее крыш.


                                  * * *

     Эти стены выглядели столь надежно, несокрушимо,  что  любая  беда  не
могла о них не разбиться... И вот, я  должен  спасать  их.  Нет,  не  ради
племянников, они того не стоят. Гордые шакья,  славные  мои  родичи,  сами
подсылали убийц к Виручжаке, чем и вызвали войну. Мне жаль не их,  а  тех,
кто по глупости, из преданности или жадности, а чаще всего  -  по  причине
жестокого принуждения, устилают телами поля царских споров. Еще  больше  -
тех, кто вообще не принимает участия в  битвах,  но  становится  безвинной
добычей гогочущих победителей.
     По  окончании  любого  боя  наступает  период  мутных   глаз,   когда
отупевшие, пережившие страх смерти солдаты  теряют  остатки  человечности.
Забыв о разуме, они становятся более дикими, чем звери. Звери  не  убивают
только ради удовольствия убить, звери никогда не истязают жертву.
     За свою жизнь я не раз пытался  остановить  убийства.  Это  удавалось
редко. Но если и удавалось, то лишь для того, чтобы спасенные  сами  стали
убийцами, либо дождались  нового  умертвителя,  которых  боги  посылают  с
неизбежностью, заставляющей задумываться. БЕЗНАДЕЖНО.
     Признаюсь, из одной только  жалости  к  жертвам  я  бы  уже  не  смог
прервать своих созерцаний, не стал бы тратить остатки своего времени.  Мне
восемьдесят лет, и я давно уже не встречаю сверстников. Иду  я  по  другой
причине.
     В сущности, основой наших лучших  побуждений  является  любовь  не  к
ближнему, а  к  себе.  Иду  я  потому,  что  не  могу  предать  счастливых
воспоминаний юности. Мне не хочется, чтобы исчезли люди, здания, предметы,
на которых лежат эти прекрасные отблески.
     Так важно, чтобы человек получил кусочек счастья хотя бы  в  детстве.
Тогда он будет знать, что это такое. Это дает  силы  выносить  жизнь.  Это
мешает без необходимости отбирать счастье других.  Сытый  и  довольный  не
любит душить, ему лень. А если у человека не было счастья, он не даст  его
и другим. Страшен такой человек у власти. Ему никого не жаль, нет  у  него
счастливых воспоминаний, смягчающих душу. Как они нужны, знаешь лишь, если
их имеешь.
     Счастливые воспоминания нежны и ранимы. Я понял, что они  угасают  со
смертью людей, растений и вещей, связанных с  ними.  Вот  оно  то,  что  я
пытаюсь  спасти.  То,  что  еще   осталось.   Если   погаснут   счастливые
воспоминания, я опустею. Очень скоро опадет телесная оболочка.  Кем  стану
потом? Стану ли хоть кем-то? Стоит ли еще раз быть? Как  мучительны  такие
вопросы!
     - Учитель, кем мы все же созданы? Богами?
     Его сомнение мне нравится.  Научиться  может  тот,  кто  сомневается.
Сомневается и спрашивает.
     - Может быть. Но сейчас мы для них - всего лишь тени  прошлого.  Боги
живут в будущем.
     - Они нас бросили?
     - Либо бросили, либо они - не наши боги,  либо  они  не  боги  вовсе,
поскольку у них есть свои боги. Я не знаю, кого назвать Брамой. И кто  его
создал. И кто создал нас. Но  я  умею  задавать  вопросы.  Вот,  например,
почему мы так похожи на обезьян?
     Ананда подавленно молчит. Обычно я не говорю ему чрезмерно  тяжелого.
Нельзя взваливать на ученика всего сразу. Если, опять  же,  не  чувствуешь
близкой смерти. Если же чуешь, разбрасывать надо пригоршнями. Чтобы другим
не приходилось начинать заново.  Но  трудно  заталкивать  мысли  в  слова,
мыслей больше. Арийцы придумали мало слов. Лишь изредка слова складываются
так, что начинают быть похожими на мысль. Будь у меня побольше слов,  быть
может, я и упросил бы людей не убивать друг друга. Иногда они  удивительно
добры. И если бы доброта не требовала чего-то отрывать  от  себя,  зло  бы
исчезло...


                                  * * *

     Мы оставляем утоптанную дорогу. Предстоит срезать путь через джунгли.
Места давно не хоженые, но памятные с беспечных времен. Я узнаю все. Гомон
птиц, маревый запах цветов и даже змею на пригорке. Кажется,  она  все  та
же, ничуть  не  изменилась.  А  вот  и  необычное  растение,  от  которого
перестает болеть голова у стариков, но болит у молодых. Чуден мир. Хочется
узнать его больше.
     Петли лиан, следы стада буйволов в синей глине...  Все  так  было  до
меня, есть при мне, будет и после. Надо ли жить  человеку,  если  от  него
ничего не зависит? Хочется лечь, слиться с теплой почвой, уйти во  прах...
Нужно ли к чему-то стремиться, утомлять ненавистные ноги, тревожить  милую
мою спину? Чему быть, то и свершится. Будут вопли,  избиение  беззащитных,
новое переселение тысяч душ. Во имя этого большие стаи  прямоходящих  идут
сейчас под безмятежно-бездонным небом Шивы. Ни облачка, ни ветерка...
     А в руках у  прямоходящих  -  злые,  греховные  вещи.  Колющие,  тупо
бьющие, рубящие,  режущие.  Они  сработаны  умело,  с  большим  старанием,
многовековым опытом. Люди всегда любили орудия  смерти.  Копья,  стрелы  с
зазубринами, шипастые  дубины,  кованые  лезвия  из  драгоценного  железа,
угловатые булыжники, - все это скоро пойдет в ход,  начнет  терзать  тела,
причинит ослепляющую боль... Во имя чего вертится  страшное  колесо,  кому
требуется, чтобы люди мучили друг друга? Почему этого не дано  постичь,  а
страсть познания дана? Если душа бессмертна, зачем так ужасна смерть тела?
Человек изо всех сил  старается  задержаться  в  этом  мире.  Неужели  нет
других? Или они еще лучше?
     Мне восемьдесят лет, редко кто доживает до такого  возраста.  Поэтому
меня обо всем спрашивают. Как могу, отвечаю. Говорю, что если есть  разум,
им надо пользоваться. Это понимают,  соглашаются.  Да  толку  мало.  Любой
хитрец поссорит мудрецов...
     Ананда трогает меня за плечо. В кустах перед нами - два кшатрия.  Вот
и все. Кажется, успели.


                                  * * *

     Один из них молод, высокомерен, избыточно обвешан вооружением.  Жизнь
его не будет слишком долгой.
     Второй уже зрелый мужчина. Он пониже, но жилист, равнодушен  и  очень
цепок взором. Этот куда опаснее.
     Наконечник копья упирается в мое горло. Я хриплю.
     - Странное имя, - усмехается молодой.
     - Перестань, - говорит старший. - Кто ты, старик?
     Я называюсь.
     - Куда идешь?
     Я объясняю.
     Молодой презрительно сплевывает, а старший задумывается.
     - Свяжи их, - коротко бросает он.
     - Шакья! Стоит ли возиться?
     - Не стоит быть дураком. Удовольствие короткое.
     - Да какая им цена?
     - Редкость всегда имеет  цену.  Готамид  встречается  не  под  каждым
тамариндом.
     Молодой хохочет.
     - Верно. Скоро их вообще ннигде не встретишь!
     Нас связывают, как скотину, ведут сквозь кустарник.  Веревку  дергают
так, что мы спотыкаемся. Но ведут туда, куда я хотел попасть,  и  пока  не
убивают. Можно считать, что начало получилось удачным. Повезло.
     Молодой кшатрий идет позади, покалывает Ананду  копьем  в  ягодицы  и
хохочет. Наверное, с ним плохо обращались в детстве.


                                  * * *

     Войско располагалось на ночлег. Дымы множества костров поднимались  в
темнеющее небо. Мы шли  мимо  шалашей,  пирамид  копий,  задумчиво  жующих
слонов, шатров военачальников, у  которых  с  ноги  на  ногу  переминалась
скучающая стража, и я все отчетливее понимал безнадежность своей  попытки.
Собрать такую силу стоило огромных трудов  и  денег.  Виручжака  не  может
оставить себя без добычи, он не повернет. Кампиловаста, а  значит,  и  вся
Косала, обречены. Сакии смогут выставить одного кшатрия  против  трех  или
даже четырех  врагов.  Никакие  стены  не  спасут  гордых  шакья.  Видимо,
осознавая это, Виручжака не торопился, шел не спеша,  чтобы  слухи  о  его
мощи успели  ослабить  дух  вражеской  армии.  Действительно,  требовалось
настоящее безумие, чтобы привести древнее и богатое государство  к  такому
положению. Будь я царем, этого могло не случиться. Но я отказался от трона
ради истины. Истину так и не нашел,  а  Косала  гибнет.  Следовательно,  я
виноват.
     Виноват? Но разве я не имел  права  распорядиться  своей  судьбой  по
собственному  усмотрению?  Боги  тогда  позволили.  А  теперь   наказывают
зрелищем того, к чему это привело.
     Недобрые боги! Я не мог знать, что так получится. Да и не дожил бы до
своих лет на царских харчах, затосковал бы, как тот павиан.


                                  * * *

     Как ни странно, Виручжака принял нас и довольно  скоро.  Он  сидел  в
низком золоченом кресле. Вероятно, царь только что совершил омовение - две
рабыни массировали его волосатые  ноги,  а  вечернее  солнце  блестело  на
мокрой лысине.
     - Подойди, старик. Я слышал о тебе. Говори.
     Меня  подняли  с  колен  и  поставили  перед  ним.  Я  долго  шевелил
пересохшим языком,  потом  наступила  тишина.  Брамины  из  царской  свиты
напряглись. Ах, как великолепно им удавалось смотреть поверх моей  головы,
словно все они впервые  любовались  Гималаями!  Но  волнение,  скрытое  за
неподвижными масками лиц, я не мог не ощутить.
     Волновались  они  напрасно.  В   наступившую   тишину   тяжко   упало
одно-единственное слово. И оно перевесило все мои слова.
     - Неужели я пришел так поздно, царь? - вопреки всему не поверил я.
     - Нет, старик, слишком рано. Пройдут  тысячи  лет,  прежде  чем  люди
научатся относиться друг к другу так, как  ты  говорил.  Я  иду  разрушать
Кампиловасту, и многие меня за это возненавидят. Но почему я  это  сделаю,
поймут все, даже уцелевшие шакья. А вот почему ты отказался от  трона,  не
понимает никто. Или почти никто... Твое время наступит  тогда,  когда  все
будет наоборот.
     Неожиданно Виручжака встал, подошел и  сверху  вниз  заглянул  мне  в
глаза. Сильный, бородатый, высокий. И несчастный.
     - Вот ты какой, Сакиа-муни... Тоже мучишься.
     И я замер, мне показалось, что жизнь остановилась.
     - Хотел бы я пожить в том твоем времени, - вдруг сказал царь. - Но не
пришло оно еще, гуру! Ступай своей  дорогой.  Приближай  свое  невероятное
время. Ты можешь никого не убивать, Счастливый...
     Обернувшись к воинам, он кричит:
     - Этих не трогать! Все слышали? Чтобы никто и пальцем!
     Мы проходим мимо изумленного молодого кшатрия.
     - Ну и счастливцы, - бормочет он.
     - Это ты счастливец, - говорит старший кшатрий.
     Мы спускаемся с холма. Какой-то военачальник с пышными  перьями  идет
перед нами и заставляет расступаться караулы. Солдаты пожимают плечами. На
то и царь, чтобы чудить.
     Когда мы миновали последние посты, я оглянулся. Я хорошо  вижу  дали.
На своем холме, в своем кресле все  еще  сидел  Виручжака  и  смотрел  нам
вслед. Странно. Я думал, уж он-то счастлив.
     - Куда идти, учитель?
     - Идти нужно всегда вперед.
     - Впереди ночь и джунгли.
     - Утро тоже впереди.
     - Ты прав, о учитель. Не стоит испытывать счастье.
     Тут я понял, насколько он рад тому, что остался жив. Просто счастлив.
     Мы вновь оставляем дорогу и вступаем в темный лес. Сухая  лиана  бьет
меня по лицу. Я отшатываюсь и получаю удар  с  другой  стороны.  В  глазах
темнеет. Перевоплощение? Наконец-то. Немилосердные боги! Получайте то, что
дали. И да будет вам стыдно!


                                  * * *

     Мод увесисто шлепала меня по щекам.
     - Хорош любовник, - сказал я.
     - Ты все успел, Сережа.
     - Правда?
     - Не помнишь?
     - Постой, постой. Мы начали с порога?
     - Потом такое пошло... акробатический этюд. Как ты себя чувствуешь?
     - Еще не понял. Наверное, я счастлив. Да, конечно. Я очень  счастлив.
Только не знал об этом.
     Мод села, упершись подбородком в колени.
     - Я думала, это случится со мной.
     - Инсайт?
     - Инсайт.
     - Тоже видишь дикости?
     - Нет, сейчас уже другое.
     - Это началось здесь, на Гравитоне?
     - Да, как у всех.
     - Значит, Кронос...
     - Иначе не объяснишь.
     - Как это все происходит?
     - Разве ты не разговаривал с Зарой?
     - Зара говорит со мной на другие темы.
     - Она очень хорошая.
     - Прелесть. Скорей бы повзрослела.
     - Тогда ты не сможешь говорить, что она прелесть. Но шутки шутками, в
своей области Зара очень серьезный ученый. Не знал?
     - Надо же. И что она изучает?
     - Инсайты. Точнее, влияние Кроноса на человеческую психику.
     И Мод прочитала лекцию в постели. За десять минут  я  узнал  о  мозге
больше,  чем  двести  семьдесят  шесть  лет  своей  жизни.  И  что   такое
лимбическая система, и про внутренние наркотики  нервной  системы,  и  как
астроциты помогают клеткам Беца.
     Увлекшись, Мод набросила на эти...  плечи  мою  рубашку  и  принялась
расхаживать лекторским шагом вдоль кровати.
     - ...сначала  думали,  что  серотонин  всего  лишь  понижает  половую
потенцию...
     Тут я встрепенулся.
     - Спокойно, спокойно, - сказала Мод. - Тебе это не грозит.
     - Прости, а причем тут Кронос?
     - Резонный  вопрос,  студент  Рыкофф.  Кронос  притом,  что  посылает
гравитационные волны, надеюсь, вы об этом слышали.
     - Чуть-чуть.
     - Вот-вот. Гравитационные волны чуть-чуть  не  одновременно  колеблют
молекулы нервных  клеток,  вызывая  кратковременные  деформации  белков  и
нуклеиновых кислот, что сказывается на их физиологической активности. Зара
считает, что модулируя силу и частоту гравитационного воздействия, можно в
определенной мере управлять образным мышлением человека.
     - То есть, вызывать галлюцинации?
     - Можно и так сказать.
     - Значит, Кронос нами манипулирует?
     - Такая возможность не исключена.
     Я перевернулся на живот.
     - А что думает Круклис?
     - Он не сомневается в том, что Кронос является  инструментом  разума.
Знаешь, как на самом деле называются коллапсары?
     - Что значит "на самом деле"?
     - Ну, как их называют те, кто старше нас.
     - Позволь, ты в них веришь?
     - Не знаю. Но в инсайтах я с ними общалась.
     Я сел.
     - Воистину не убежать от идолов. И как они выглядят?
     - Трудно описать. Сгустки какие-то. Сам узнаешь.
     - Черные?
     - Абсолютно. Ты видел?
     - Возможно. Надо проверить  запись  из  моего  скафандра.  И  как  же
называют коллапсары те, кто старше нас?
     -  Компакт-элементами  низшего  порядка.  Примерно  так  это   звучит
по-человечьи.
     - Малюсенькие такие.
     Мод мимолетно улыбнулась.
     - Они являются частями более сложной системы. Парамон полагает... что
за гримасы? Ты ревнуешь?
     - Как ты могла подумать! - возмутился я. - Очень.
     - Да что ты во мне разглядел?
     Я сбросил с нее рубашку, включил бра.
     - М-да. Выходи за меня замуж.
     Мод отпрянула.
     - Нет, ты еще нуждаешься в уходе.
     - Ага. Хочу бананов.
     - В бананах много серотонина.
     - Не страшно, меня не убудет. Можешь спросить у Зары. Ну,  выходи  за
меня.
     - Сию минуту?
     - До завтрака потерплю.
     Она ударила меня подушкой.
     - Немедленно говори, что во мне углядел!
     - Глаза. Ничего нового, любимая.
     - Эй, осторожнее с острыми предметами.
     Глаза у ней блеснули, она отвернулась.
     - Нет, честно. Страсть хочу жениться.
     Мод вздохнула.
     - Зачем я тебе?
     Три упорных вопроса. Слишком много  для  кокетства,  которого  у  нее
очень мало. Но что тут скажешь? Зачем мужчине женщина... А  сказать  надо.
Сейчас или никогда. Второго предложения я делать  не  буду.  Для  мыслящих
существ мы  и  без  того  сексуальны  чрезвычайно,  прямо  странное  дело.
Побольше бы целомудрия, побольше. Чтоб смело глядеть в  глаза  братьев  по
разуму. Тех, кто старше нас. А то,  что  получается?  Мужчина  создан  для
головы, но подчиняется совсем другому органу. Но если уж замуж  невтерпеж,
то лучше сразу.
     - Не знаю, - забормотал я. - Так, на всякий случай.
     -  Вот  наказанье,  -  сказала  Мод.  -  Вдобавок  ко  всему  еще   и
косноязычен. Сейчас же ухожу. Ах, какие объяснения  я  выслушивала  еще  в
прошлом веке!
     Но я поймал ее за  самую  некрасивую  часть  тела.  По-моему,  сносно
получилось и в этом веке.


                                  * * *

     Мод была в пышной блузе и узкой юбке,  белое  с  черным.  Ее  обитель
преобразилась сказочно. Из старого убранства сохранился лишь розовый  куст
известного происхождения. Он царственно благоухал перед кирпичным  домиком
в староголландском стиле.
     Журчал фонтан. Сразу за ним по  стене  низвергался  водопад  королевы
Виктории с африканской реки Замбези, символизирующий силу чувств.  Водопад
бушевал так яростно, что всяк входящий вздрагивал и начинал шарить  руками
в поисках средств для спасения утопающих. Потом приходил  в  себя,  нервно
посмеиваясь целовал проказницу и  хлопал  меня  по  плечу,  обязательно  -
левому. Пришедшему вручали бокал, препровождали на совершенно  акварельную
лужайку перед домом, к столу. Стол, естественно, ломился. Над ними  висели
вакхические гроздья, самые  настоящие,  в  отличие  от  водопада.  Звучала
музыка старых композиторов-романтиков, начиная с "Вечерней песни"  Шуберта
и кончая Эльселем из двадцать третьего века.
     Гости явились заранее, слишком им не терпелось. Один  только  Круклис
дипломатически опоздал на пять минут.  Он  тут  же  облобызал  Мод,  бубня
что-то насчет того, как это делается в городе Могилеве.
     - Пора, пора, - поспешно сказал Абдид. - Рога трубят. Пора  наполнить
их содержанием.
     И толкнул Сумитомо.
     Он, Абдид то есть, верный друг и самый надежный  страж  безопасности.
Свидетельствую беспристрастно и бескорыстно.
     Суми встал и дунул в некое подобие боцманской дудки.
     - Дамы и господа! Благородные  и  прекрасные!  Бессовестно  пользуясь
властью, объявляю эту парочку мужем и  женой.  Со  всеми  вытекающими  для
следствия последствиями. Вот этих, если кто еще не догадался. Серж, помаши
левой лапкой. Вдруг получится?
     Я гордо выпятился. Мод стала пунцовой. Потом мы  посмотрели  друг  на
друга, и как-то...
     - Что,  зяблики,  примолкли?  -  усмехнулся  губернатор.  -  Во  брак
вступать - не физику  учить,  тут  способности  нужны.  Мод,  отвечай,  ты
добровольно становишься миссис с этим рычащим фамилием?
     - Вот уж нет! Все видели, как он меня  утащил.  Средь  шумного  бала.
Случайно.
     - Утащил - значит, все. Раньше надо было думать о правах человека.
     - С ним подумаешь, - сказала Мод.
     Тут красным вдруг стал я. Научился уже.
     Сумитомо принял нравоучительную позу.
     -  Женщина  должна  склониться  перед  самураем.  Так   мой   дедушка
говаривал, а он знал, что  говорил,  если  произвел  от  девятнадцати  жен
двадцать восемь потомков. Хотя, если быть точным, сейчас уже  побольше.  И
все жены его благодарят, между прочим. Никто лучше мужчин не  знает,  чего
хотят женщины, вот! Усвоила, стрекоза?
     Стрекоза, которая вполне  могла  оказаться  в  числе  жен  Сумитомова
предка, покорно потупилась.
     - Замечательно! Свидетели, быстренько расписываемся. Мы-то  ничем  не
рискуем, хе-хе. Анджела, где пергамент?
     И он пришлепнул свиток огромной печатью Гравитона-4. Хлопнула пробка.
     - Ребятки, - с чувством сказал Абдид, - глядя на вас, понимаешь,  что
у человечества есть будущее. А это так отрадно!
     - Да, а имеется среди нас служитель какого-нибудь культа? -  вспомнил
губернатор. - Для надежности.
     Я потребовал буддийского обряда. Индоевропеец, как-никак.
     - Зер гут, - сказал Зепп. - Я как раз лама.
     - Давай-давай, - поощрил Круклис. - Как ариец арийцу.
     В дальнем конце стола поднялся молоденький техник.
     - А я знал, что они поженятся еще на Феликситуре,  -  сообщил  он.  -
Давайте выпьем за ухомаха.
     - За ухомаха грех не выпить, - сказала Мод.  -  Похоже,  он  приносит
удачу.
     Я нашел под столом ее колено.
     - Ох, потерпи. Не пожалеешь.
     Сменив гнев на милость, Зара сочинила к нашей свадьбе сонату "Счастье
женщины". Бурная получилась музыка, куда там Бетховену.
     - У вас так спокойно, -  сказала  Зара,  глядя  на  водопад  королевы
Виктории.
     Тут суровая  женщина  Беатрис  вспомнила  славянский  обычай  кричать
"горько". Мне объяснили, что Мод нужно целовать.
     - Так для этого и женюсь, - удивился я.
     - Меньше рассуждай, теоретик!
     Я ловлю ускользающие губы жены. Почему-то они и впрямь горчат...
     - Мод, - сказала Лаура, - приходи ко мне поплакаться. Водопадами  нас
не обманешь, правда?
     Круклис усмехнулся. Был он подозрительно тихим. Видимо,  уже  совесть
грызла.
     А я так напился, что Мод меня раздевала.  Хорошо,  что  ее  тогда  не
украли. Был у славян и такой обычай.


                                  * * *

     - Что ж, - решила Мод на следующее утро. - Жена, так жена.
     И собственноручно принялась  готовить  обеды.  Вкусные.  Особенно  ей
удавались русские блюда.
     Великое это дело - простое  счастье  моногамии.  Каким-то  инстинктом
люди умеют распознавать удачный брак. И начинают к нему тянуться,  как  на
огонек в тайге. Чтобы ощутить сопереживание, быть понятым, погреть душу.
     Со своим уникальным житейским опытом Мод как нельзя  лучше  подходила
для роли всеобщей мамы. Она уводила женщин в дальний конец поляны, где они
увлеченно принимались секретничать. Моя роль состояла  в  том,  что  я  не
давал мужчинам  прерывать  священный  процесс.  С  этой  целью  я  готовил
фантастические коктейли, прибегая к необъятной  памяти  Архонта,  главного
софуса станции. И этими коктейлями прославился больше,  чем  открытиями  в
гравифизике.
     Бессовестно пользуясь властью, Сумитомо  наградил  нас  императорским
орденом старояпонии. За воссоздание духа Бусидо в  "весьма  отдаленном  от
Ниппон районе", как гласил приказ. К  моему  удивлению,  Мод  не  упускала
случая надеть бриллиантовую хризантему. Она  вообще  вдруг  стала  большой
щеголихой. Должен заметить, с тоски такого не бывает.
     Наш голландский домик быстро превращался в музей идолопоклонства, все
свободное место занимали подношения. Стало настолько тесно, что  как-то  в
порыве страсти я разбил антикварную вазу. И было от чего. Мод знала любовь
до самых тонкостей. Она могла все, но  при  этом  между  нами  никогда  не
случалось чрезмерного, чего можно  устыдиться  позже,  несколько  поостыв.
Напротив,  меня  не   покидало   чувство   спокойной   радости,   ощущение
естественности, чистоты  наших  отношений.  Шли  недели,  миновал  медовый
месяц, а я не мог насытиться. Неправда, что настоящая любовь дается только
один раз. Любовь рождается, живет, иногда - очень долго, но она  не  может
быть вечной, особенно при  нашем  долголетии.  Я  много  влюблялся,  бывал
счастлив, но роман с Мод случился особый,  и  я  старался  не  загадывать,
сколько он продлится. Мы засыпали в объятиях друг друга, и во снах я видел
свою жену, как это ни банально. Если, конечно, инсайты не одолевали.
     Инсайты же действительно стали наведываться чаще,  чего  и  опасалась
Мод. Должен сказать,  приятного  в  них  было  мало.  Не  только  мы,  все
контактеры Гравитона поначалу видели фрагменты эволюции жизни на  Земле  -
всяких трилобитов, ракоскорпионов, плезиозавров и тому подобное, вплоть до
звероватых  предков  человека.  При  этом  никому  не  удавалось  остаться
сторонним наблюдателем. Инсайт обязательно проходил в чьей-то шкуре, и под
конец ночи вас затаптывали, загрызали, вы  тонули  в  болоте,  либо,  если
очень  везло,  тихо  замерзали,  как  мамонт  в   леднике.   И   все   это
сопровождалось  полной  гаммой  полагающихся  в  таких  случаях  ощущений.
Лекарства помогали вернуть нормальный сон, но стоило прекратить их  прием,
все возобновлялось с той стадии, на которой было остановлено.
     Претерпев   "период   пожираний",   человек   окунался   во   времена
исторические. Шумер, Индия, Финикия, Китай, благословенная Эллада. И всюду
- пожары, войны, грабежи. Хетты, ассирийцы,  вавилоняне,  персы,  римляне.
Насилие, фанатизм, бесконечная череда убийств,  -  во  имя  богов,  царей,
вождей,  из-за  горсти  золота,  глотка  воды.  А  иногда  -  без   всякой
необходимости, ради отвратительного удовольствия мучить и причинять боль.
     - Демонстрация того, из чего мы получились, - резюмировал Круклис.
     Зепп в своем отзыве был менее научен.
     - Злая это шутка, - говорил он.
     Его горячо поддерживала Зара, у которой весь этот кошмар в голове  не
укладывался.
     - Нет, это не шутка, -  не  соглашался  Круклис.  -  Это  неизвестное
явление, и пора с ним разобраться.
     По его  предложению  сны  записывали  на  мнемограф.  Когда  инсайтов
набралось достаточно,  их  систематизировали,  свели  воедино.  Получилось
нечто вроде фильма.


                                  * * *

     В  назначенное  время  все  по  привычке  собрались  у  нас.  Зрелище
получилось тошнотворное. Тиглатпаласар Второй  и  Ричард  Третий.  Людовик
Хитрый да Иван Грозный. Тимур у горы черепов. Пытошная  Малюты  Скуратова.
Сожжение  ведьм.  Отравленные,   повешенные,   четвертованные.   Уморенные
голодом, утопленные, зарезанные, удушенные газом, насмерть  забитые...  Ни
один способ умерщвления не был забыт. Дыбы, испанские сапожки,  гильотины.
Крысы, собаки, вороны, пирующие у трупов...
     Вдруг во весь экран возникает безумное лицо.
     - Я, я, Энкарнасио Краниас, почему меня больше нет?!
     Оксана стонет. Прибор выключают.
     - Что, что все это значит?
     - Объяснение, - отвечает Зепп. - Объяснение, почему с нами  не  хотят
иметь дела.
     - Не хотели, - поправляет Мод. - Иначе не было бы инсайтов.
     - То, что мы видели, еще и напоминание, - говорит Сумитомо.
     - О чем?
     - О долге перед предками.
     - Это еще не все, - тихо говорит Лаура.
     Все оборачиваются.
     Смущаясь  от  общего  внимания,  Лаура  просит  повторить   некоторые
фрагменты записи.  Мы  убираем  водопад  королевы  Виктории  и  проецируем
изображение на стену.  Мировая  история  замелькала  в  обратном  порядке,
расчлененные тела срастались и убегали от палачей, жертвы  выпрыгивали  из
зубастых пастей.
     Добравшись  до  мезозоя,  Лаура  останавливается.  Мы  видим   группу
утконосых динозавров, защищающих кладку яиц от кошмарного хищника. Две-три
секунды, картина меркнет,  вместо  нее  на  стене  появляется  африканская
саванна, стадо антилоп, крадущийся лев.  Тревожно  вскрикивает  сторожевое
животное.  Стадо  бросается  врассыпную.  Но  та,  вскрикнувшая  антилопа,
убежать не успевает.
     - Альтруистическое поведение, - тихо роняет Лаура. - Возникло задолго
до появления человека.
     Вскоре мы увидели и человека. На кресте.
     - Развитие альтруистической линии, - поясняет Лаура.
     - Значит, это было? Крест?
     - Крест был. А вот еще один.
     Тоже длинные волосы, мягкая бородка.
     - Собирательный образ?
     - Да. Но был и основной прототип. А этого человека узнаете?
     - Джордано!
     - Жертва ради свободы мысли. А вот так  выглядел  молодой  Сидхартха,
напоминает нашего Сержа. Призыв к терпимости. Это - Эразм. Идея гуманизма.
Гипатия Александрийская: любовь  к  знаниям.  Князь  Ярослав,  неудачливый
воитель: жизнь дана для радости.
     - Как мы могли все это вспомнить? - удивилась Беатрис.
     - Памяти генов не существует, - сказала Зара.
     Ее поддержала Лаура.
     - Это помним не мы. Это видели те,  кто  старше  нас.  Смотрите,  вот
Роджер Бекон. Это - по  всей  видимости,  Ибн  Сина.  Имя  этого  человека
неизвестно. Но, кажется, именно он придумал колесо...
     - Какие же выводы?
     -  Выводы?  Во-первых,   наша   психика,   безусловно,   подвергается
направленному воздействию. А раз так, существуют и  те,  кто  это  делает.
Во-вторых,  мы  победили  в  себе  зверя.  Вот  что,  по-моему,   означают
Кронос-инсайты. Думаю, они будут продолжаться. Но уже без ужасов.
     Вспыхнул свет. Самое растерянное выражение было на лице Круклиса.


                                  * * *

     Все хорошо в меру. У нас дня не  проходило  без  гостей.  Захаживали,
заглядывали, забегали на минутку, чтобы  отведать  шанежек  Мод  или  моих
коктейлей. Срабатывал известный психологический  закон:  если  человеку  с
вами хорошо, он искренне считает, что вам  с  ним  не  хуже.  Времени  для
общения с женой у меня почти не оставалось. Постепенно я  начал  понимать,
что либо женился на  общественном  достоянии,  либо  общество  бессовестно
крадет мою собственность.
     На то, чтобы пресечь поток посетителей ни у меня, ни у  Мод  рука  не
поднималась. Мы уже приготовились нести свой крест до тех пор,  пока  мода
на нас не иссякнет сама собой, как вдруг в одно прекрасное  утро  по  всей
станции включились  громкоговорители  принудительного  вещания.  Бесценная
Беатрис трубным таким гласом объявила, что кабачок "У  Сержа"  открыт  для
всех желающих до семнадцати ноль-ноль по Гринвичу, но ни  минутой  дольше.
Потом послышалась возня, и в эфир прорвался Сумитомо.
     - За исключением специально приглашенных лиц, - торопливо вставил он.
     - Никаких исключений! - отрезала Беатрис.
     - И ты, Беатрис... - горестно сказал губернатор.
     После этого полегчало.  Случались  дни,  когда  приходило  не  больше
двух-трех человек.


                                5. КРОНОС

     Вопреки всем волнениям, в периколлапсарий мы вошли  весьма  спокойно.
Избыток работы не оставлял особого  места  эмоциям.  Период  максимального
сближения очень короток, поэтому  старались  использовать  каждую  минуту.
Почти весь исследовательский арсенал  станции  был  сосредоточен  на  одну
точке.
     По гринвичскому времени шел третий час ночи, но  на  борту  мало  кто
спал, в зале управления собралось больше  половины  экипажа.  Тут  были  и
Абдид, и Сумитомо, завернутая в  плед  Оксана,  -  после  Феликситура  она
частенько мерзла, - Зепп, Мод, Кшиштоф. Отработавшая  смену  Лаура  вязала
доисторическими спицами, а Анджела тихонько играла на флейте.
     Все  поглядывали  на  потолок,  где  в  ореоле  гамма-излучений  зиял
аспидный  провал  Кроноса.  Коллапсар   вел   себя   неспокойно,   посылая
гравитационные волны одну за другой. Их анализировали с  помощью  Архонта,
главного  софуса  станции.  Через  короткое   время   систематизированная,
разложенная "по полочкам" информация выводилась на  индивидуальные  экраны
специалистов.
     В этой атмосфере отрешенности  прошло  секунд  двадцать,  прежде  чем
кто-то изумленно вскрикнул. На  одном  из  экранов  бокового  обзора  было
нечто, чего быть не  должно.  Там,  в  голубой  мути  кристалла  вспыхивал
радарный блик, означавший, что рядом со  станцией  находился  неопознанный
объект.
     - Что за чертовщина? - поразился Сумитомо. - Архонт, телескопы!
     Башня  главной  обсерватории  немедленно  развернулась.   С   помощью
звездных рефракторов  мы  получили  потрясающее  по  четкости  изображение
самого обыкновенного спасательного бота. Судя по  бортовому  номеру,  того
самого,  на  котором  наша  планетологическая   экспедиция   вернулась   с
Феликситура.
     - Невероятно! Как он мог оторваться?
     - Он не оторвался, - мрачно сказал Абдид.
     Подтверждая его мнение, в дюзах шлюпки начали тлеть огни.
     - Но почему не сработали оповещатели старта?  -  все  не  мог  понять
Сумитомо.
     - Потому, что их отключили.
     Сумитомо разразился длинной фразой на старояпонском языке.
     - Только влюбленный юнец в пору цветения сакуры  забывает  кодировать
стартовые ключи, - механически перевел Архонт. - Вакаримасу, ка?
     - Да уж.
     - Запрещено правилами безопасности, - сказал Абдид. -  Суми,  ты  его
все равно бы не остановил.
     - Парамон?
     - Кто же еще. Юноша бледный со взором горящим.
     Попытки вызвать беглеца на связь ни к чему не привели, он не отвечал.
Круклис рассчитал все точно. Пока разогревали реактор "Туарега", вопрос  о
спасательной экспедиции, точнее, о погоне, отпал сам собой. Мы  находились
в периколлапсарии.
     Лаура подобрала свое вязание и  встала.  Мы  боялись  смотреть  в  ее
сторону.  За  множество  недель  все   настолько   привыкли   видеть   эту
женщину-тень рядом с Круклисом, что воспринимали их как единое целое.
     - Мод, ты так и не зашла ко мне, - по обыкновению тихо сказала Лаура.
     - Прости, - сказала Мод. - Я приду вечером, хорошо?
     Лаура не ответила.
     Абдид взял ее за руку, но она покачала головой.
     - Нет, провожать меня не надо. Хочется побыть одной.
     И ее послушались.
     А через полчаса взвыла сирена.
     - Реакторный зал. Человек в запретной зоне, человек в запретной зоне!
     После короткого замешательства одна и та же мысль пришла многим.
     Первым  к  выходу  бросился  Абдид.  Сверкающими  глазами  и   черной
бородищей он напоминал джинна из арабских сказок.
     - Реакторный зал. Охранный робот обездвижен.
     Мужчины бросились за Абдидом. У лифтов образовалась толчея. Джошуа  с
ошалелой вежливостью  уступал  дорогу  Зеппу,  а  Зепп  -  Кшиштофу.  Один
Сумитомо сохранял хладнокровие. Склонившись к пульту, он отдавал  короткие
приказы. К сожалению, они запоздали.
     - Реакторный зал. Короткое замыкание аварийного замка. Кожух реактора
номер семь вскрыт.
     Лаура рассчитала все не хуже Круклиса. Пока  мы  бежали,  она  успела
прыгнуть в шахту.
     Оборвать жизнь  совершенно  бесповоротно  на  Гравитоне  можно  было,
пожалуй, только в рабочей зоне одного  из  реакторов.  Любой  другой  путь
самоубийства,  включая  прыжок  в  забортный  вакуум,  оставлял  шансы  на
реанимацию.
     Увы, то, что роботы подняли из шахты, рассыпалось в их руках  и  было
опасно для окружающих...
     Зара села на пол  и  безнадежно  опустила  голову.  По  металлическим
плитам рассыпались упаковки каких-то лекарств. Впервые она вызывала у меня
жалость. Я тронул ее за плечо. Она подняла белое лицо.
     - Теперь я знаю, что такое иносказание, Серж. Забери спицы.
     - Какие спицы?
     - Вязальные. Там, на крышке реактора. Хочу сохранить их.
     - Не получится. Они припаялись к металлу.
     - Почему?
     - Похоже, Лаура замкнула ими электрическую цепь.
     - Она готовилась к этому заранее?
     - Нет сомнений.
     Подошел Абдид.
     - Я убью Круклиса! - вдруг крикнула Зара. - Холодный мерзавец! Он мне
еще попадется. Отпусти меня, слышишь?!
     Но Абдид ее не отпустил.
     Я подобрал валявшийся на полу инъектор и ввел старшему врачу надежное
снотворное. Зара дернулась и обозвала меня негодяйским тихоней.


                                  * * *

     ПОЧЕТНЫЙ ЧЛЕН СЕВЕРО-АМЕРИКАНСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК,
     ЧЛЕН БРИТАНСКОЙ КОРОЛЕВСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК,
     ДОКТОР ГАРВАРДА, ОКСФОРДА, СОРБОННЫ,
     МАГИСТР ЯГЕЛЛОНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА,
     ЛАБОРАНТ МОГИЛЕВСКОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА
     ПАРАМОН КЭССИДИ КРУКЛИС ФОН ЦИММЕРМАН

     - Где это - Могилев? - спросил Абдид.
     Мы стояли перед компартментом Круклиса,  который  по  традиции  никто
больше не займет.
     - Кажется, в Восточной Европе.
     Абдид покачал головой.
     - Строгие же требования в этом Могилеве!
     - Да, похоже, его там не жаловали. Послушай, а  что  это  за  фамилия
дворянская такая - фон Циммерман?
     Абдид усмехнулся.
     - Об этом надо было спрашивать у самого фон Плотникова.
     - Не знаю, как ко всему этому относиться, - признался я.
     - Наверное, он думал, что Лаура не решится.
     - Все равно, не по-людски это.
     - Серж, осуждать, в сущности, некого.
     - У меня такое чувство, что он еще всех переживет. Ему совершенно  не
идет быть мертвым.
     - Можно завидовать?
     - О, нет, ни в коем случае не хотел бы оказаться в его положении.
     - Человек в ответе за тех, кого приручил?
     - Да, - неуверенно сказал я.
     - А кто кого приручил?
     - Ну... Женщины более привязчивы.
     Абдид задумчиво погладил доску с перечислением Круклисовых регалий.
     - Вот встречаются женщина и мужчина. Долго  живут  вместе.  Привыкают
друг к другу  настолько,  что  вместо  двух  личностей  остаются  полторы.
Вступив в  брак,  не  сохранишь  цельности.  Потеря  же  Серж,  потеря.  И
ограничение свободы. Нет-нет, да и почувствуешь себя рабом своей  рабы.  И
как тут быть, лично я не знаю. Парамон поступил  решительно.  Что  ж,  его
право. В конце концов, Лаура была не ребенком.
     Помолчали.
     - Как Зара? - спросил я.
     - Нормально. Уже плачет. Знаешь, она впервые столкнулась со смертью.
     - При ее-то профессии?
     -  Народ  повадился  жить  долго.  Дорвались,  можно  сказать.   Зара
рассказывала, что студентов обучают на синтетических трупах, и  уже  очень
давно. Представляешь?
     - Я тоже бы предпочел синтетические трупы. Выпить хочешь? Помянем.
     - Нельзя. Должен быть в форме.
     - Слушай, а у человека есть право на самоубийство?
     - Не знаю, и знать не хочу! В  инструкциях  по  безопасности  оно  не
предусмотрено. Ни одного фанатика больше не упущу.
     - А как?
     Абдид пожал плечами.
     - Быть может, привлечь Мод? Иногда она провидит.
     Абдид заглянул в каюту Круклиса и зачем-то принюхался.
     - Мод? - переспросил он. - Серж, не хотел бы каркать...
     Я похолодел.


                                  * * *

     Я бежал по знакомым переходам. Тем самым, где  впервые  целовал  Мод.
Бежал изо всех ног. По пути обогнал сначала  Зару,  потом  -  тяжеловатого
Абдида с его джинновой бородой и дикими глазами.
     На семнадцатом ярусе встретилась Беатрис.
     - Что за догонялки? - подозрительно осведомилась она. Видимо, еще  не
знала.
     - Да Зара с ума сошла, -  пропыхтел  Абдид.  -  Волновать  ее  сейчас
нельзя.
     - Держи, держи их! - крикнула Зара.
     Беатрис хлопнула ресницами.
     - Не думаю, что это возможно без помощи арбайтеров.
     Я прыгнул в лифт, а потом выпрыгнул.
     Двери    губернаторской    резиденции    были     распахнуты.     Его
превосходительство сидело в позе лотоса.
     - Суми, дай ключ.
     - Нет.
     - На моем месте ты просил бы тоже самое.
     - Не знаю. Зато знаю, что если  дам  ключ,  погибнет  еще  один  член
экипажа. Четвертый. Не станция, а клуб самоубийц - один процент населения!
Вы у меня психиатрическую экспертизу пройдете,  голубчики!  Я  покажу  вам
зябликов!  Там,  где  раки  зимуют.  Нечего  помирать  во  вверенном   мне
пространстве.
     Я помахал пальцем перед его носом.
     - Не кричи посередь медитации.
     - Тоже мне, медитация. Врываются, вопят, пальцем машут.
     - Мы теряем время.
     - Сказано же: нет!
     На исходе двадцать  восьмого  столетия  совсем  не  просто  взять  да
ударить человека. И не просто  человека,  а  доброжелательно  настроенного
губернатора. То есть почти что друга, если у губернаторов  бывают  друзья.
Но я ударил. Неловко, вскользь, нелепо растопыренной пятерней.  Ударил,  в
общем.
     Сумитомо увернулся с ловкостью дипломата и ответил со всей твердостью
официального лица при исполнении. Я перевернул чайный столик и  отлетел  к
стене.
     Ох, уж эта пресловутая пятка самурая! В голове шумело и пульсировало.
Пульсировали драгоценные секунды.
     Оставалось последнее средство.
     - Абдид!
     Абдид вошел.
     - Не смей, - сказал Сумитомо.
     - Из периколлапсария мы уже выбрались. Реактор "Туарега" разогрет.  У
него есть шанс.
     - Один из десяти!
     - Серега - человек бывалый. Отдай ключ.
     Сумитомо провел молниеносную атаку. Не помогло. Абдид поймал  его  на
отскоке.
     - Сейчас же отпусти! - крикнула Зара. - Я... я опять тебя поцарапаю!
     Любопытно   они   выглядели.   Инспектор    безопасности    скручивал
губернатора, а старший врач колотил  кулачками  по  спине  инспектора.  На
пороге с высоко поднятыми бровями застыла Беатрис. Даже ее проняло.


                                  * * *

     - Здорово, командор! - заорал Джекил. - Ключ, ключ принес?
     - Куда его вставить? Не вижу.
     - Еще бы! У вас глаз заплыл, сэр.
     - Сумитомо - папаша строгий.
     - Сэр, вы уверены, что правы?
     Я поморщился.
     - Джекил, чтоб ты не забыл. Твоя обязанность - спасать людей.
     - Да помню, помню, - проворчал софус. - Но я могу делать  это  и  без
вас, простите. В автоматическом режиме.
     - У тебя нет права вытаскивать Мод из капсулы. Насилие над человеком.
     - Ваша правда, сэр. Вы свободны от этого ограничения.  Прорезь  прямо
перед вами. Люминесцирует в центре пульта.
     Я вставил ключ.
     - Не забудьте надеть скафандр, сэр. Потом будет затруднительно.
     - Хорошо.
     - Приятного полета, сэр.
     - Ох, прекрати. Старт!
     - Погодите. Люк нам откроют? А то ведь таранить придется.
     Таранить не пришлось. Лепестки раскрылись.
     - Счастливо, Серж, - сказал Сумитомо. - Извини.
     - Бюрократ.
     Суми усмехнулся.
     - Так уж воспитаны. Джекил, цель видишь?
     - О, да, мой губернатор. Одним глазом каманданте Рыкофф.
     - Не  дурачься.  Если  увидишь,  что  капсулу  подцепить  невозможно,
немедленно включай обратную тягу, иначе погубишь пирата одноглазого. А  на
это у тебя блок имеется.
     -  Позитрон  положительный!  Со  всех  сторон  блоки.  За  что  такое
недоверие, сэр?
     - Недоверие? -  удивился  Сумитомо.  -  Я  бы  назвал  это  отеческой
заботой, маленький.
     - А! Так это забота.
     - Слушайте, - не выдержал я, - юмор становится затяжным.
     - Да, сэр, - тут же посочувствовал софус. - Хуже окопной войны.
     - Серж, - сказал Сумитомо, - я могу оставить станцию  у  Кроноса.  На
круговой орбите. Мы вас подождем.
     - Нет, Суми. Вас там четыреста человек.
     - Ребята согласятся.
     - Не сомневаюсь. Но вдруг Парамон был хоть капельку прав? Кто  знает,
что на уме у этих пчелок.
     - Ты о ком?
     - О тех, кто старше нас.
     - Серж, это серьезно? - озадаченно спросил Сумитомо.
     - Вполне. А тебе нечего вспомнить?
     - Есть. Хохотушки да колотушки.
     - Нечего вредничать.
     - А нечего набрасываться. Я губернатор или кто?
     - Или кто тоже. Ладно, не дуйся. Глупо прощаемся.
     - Брось, еще увидимся.
     Я проверил запасы топлива. Вроде хватало, чтобы убежать от пчелок.
     - Да-да, конечно.
     - Разве можно не верить папе-самураю? Испорченный ты все же  ребенок,
Серж. Семь футов тебе под это самое место.
     - Бай-бай, - рассеянно ответил я. - Присматривай там, губернатор.  На
Кронос больше никого не пускай. Скажи, Серж, мол, не велел.
     Сумитомо поперхнулся.


                                  * * *

     "Туарег" отошел, наконец, на безопасное расстояние от станции. Джекил
запустил маршевую машину. Включился метроном. Здоровым глазом я увидел три
диаграммы - время по  Гринвичу,  время  на  борту  "Туарега"  и  время  на
Гравитоне. Пока  они  совпадали.  Но  при  сближении  с  Кроносом  разница
появится обязательно.
     - Джекил, какие новости?
     - Начали догонять.
     - А догоним?
     - Шансы есть. К  сожалению,  полностью  использовать  преимущество  в
скорости мы не сможем.
     Я кивнул. Гонки в окрестностях "черной  дыры"  -  вещь  хитрая.  Пока
звездолет и капсула  двигались  более-менее  прямолинейно,  звездная  мощь
"Туарега" сказывалась неоспоримо. Но  маршрут  постепенно  закручивался  в
спираль,  центром  которой  был  Кронос.  При  этом  чем  больше  скорость
летательного аппарата, тем больше его будет  уносить  в  сторону  инерция.
Учитывая это, Джекил включил для компенсации боковую тягу. Некоторое время
эта тактика приносила успех.  Через  пару  часов  я  уже  начал  различать
ходовые огни шлюпки. Но вдруг она  покатилась  в  сторону,  -  Мод  начала
маневрировать. Намерения у нее были самые серьезные.
     Включилось радио. Густой бас, ничуть не похожий на голос  моей  жены,
протяжно выговорил:
     - Лаура... не остановила... Круклиса... Сережа ... возвращайся...
     Я пообещал ее отшлепать.
     "Туарег" тяжело развернулся и вновь бросился в  погоню.  Мод  выждала
момент и вновь увернулась. В считанные секунды между нами  выросли  тысячи
километров.
     -      Туарегясумитомо,       -       пропищал       динамик.       -
Джекилповорачивайоглоблисразупроизведусамураи.
     - Что скажешь, Джекил?
     - Запас высоты есть, энергии хватает. Можно попробовать еще,  но  она
опять увернется. Орлы не ловят мух, как говорили древние римляне.
     - Хватит гоняться на горизонталях. Пикируй. Попробуем достать снизу.
     - Я об этом думал, сэр. Опасно.  Можно  попасть  в  зону  хаотических
гравитационных волн. Математический аппарат их расчета еще не разработан.
     - Боюсь, вы не слишком  сильны  в  гравифизике,  сэр.  Отстали-с.  Не
знаете моих последних работ.
     - Да ну? - усомнился софус. - С Архонтом мы беседуем регулярно.
     - Впрочем, они еще не опубликованы. Убери перегрузки, а  то  руки  не
поднимаются.
     По памяти я напечатал основные уравнения, к которым пришел с  помощью
инсайтов.
     - Любопытно, -  сказал  Джекил.  -  Весьма.  Но  экспериментально  не
проверено.
     - За чем же дело? Ныряй, проверим.
     - У нас нет чувствительных гравидатчиков.
     - Датчиком будет сам звездолет. Возьми  основные  пеленги.  Мне  тебя
учить, что ли?
     Секунду машина молчала. Потом включилась.
     - О'кей, каманданте. Я посчитал. Голова у вас работает. А  как  глаз?
Перегрузки будут нешуточные.
     - Ничего, в шлем мой глаз вмещается. Гони!
     Здоровым глазом я взглянул на линии контроля  времени.  Две  верхние,
отсчитывающие секунды на Земле и Гравитоне,  имели  заметно  более  частые
пики. Мы  уже  вошли  в  хроносферу  коллапсара.  "Туарег"  падал  быстро.
Внезапно я услышал совершенно не измененный голос Мод.
     - Сережа, тебе еще рано уходить. Прошу тебя!
     Эта нормальность ее  голоса  означала,  что  по  высоте  звездолет  и
капсула сравнялись. Орел догнал муху. Осталось поймать.
     - Бесстыдница! Джекил, ныряй глубже.
     - Джекил, вы не можете так рисковать  жизнью  пассажира,  кораблем  и
собой, наконец. У вас блок  в  процессоре.  Гипотеза  Сержа  очень  сырая,
понимаете?
     - Йес, мэм.  Сэр,  пожалуй,  я  еще  могу  стать  самураем.  Начались
расхождения наблюдательных данных с вашим предположением.
     - Ах, предатель, - ласково сказал я. И нажал красную кнопку.
     - Что вы делаете! Миссис Рыкофф, ваш муж меня отключил, знаете ли.
     - Правда?
     - Обижаете. Я не могу лгать. Ложь - привилегия человека.
     - Ясно. Сергей, включи софуса. Ты не справишься с управлением.
     - Сдавайся.
     - Сдаюсь.
     - Выходи на круговую орбиту. Ложись в дрейф. Сообщи координаты.
     - Хорошо, - покорно сказала Мод.
     Сказала, как мне показалось, с облегчением.
     Дюзы  "Туарега"  взревели.  Вибрируя   корпусом,   корабль   принялся
выкарабкиваться из бездны. Только тогда я осознал, насколько близко подвел
его к пределу. Слабосильная капсула Мод уже никаких шансов не имела. Да  и
звездолет мог спастись только на полной тяге, причем не  столько  за  счет
увеличения скорости, сколько благодаря уменьшению массы  топлива,  которое
рекой текло к прожорливым двигателям. От перегрузки застывали  мысли.  Как
тогда, на Феликситуре.
     - Люди - презанятные создания, - изрек софус.
     - Ты... считаешь?
     - Судите сами. Ваша жена не захотела жить, а  вы  хотите.  Но  готовы
пожертвовать собой, чтобы заставить жить ту, что не хочет. А  та,  что  не
хочет, - казалось бы, какая разница? - не  может  погибнуть,  если  вы  не
останетесь жить. Я точно сформулировал?
     - Не... без изящества. И каков вывод?
     - Мир держится на парадоксах.
     - Где-то я уже такое... слышал.
     - Например - я. Воплощенная логичность. А  создан  такими  алогичными
существами как вы. Впору усомниться.
     - Парадокс, приводящий к цели... не парадокс.
     - А что же?
     - Логика... большего числа измерений.
     - М-да. Тоже - не без изящества. Следует поразмыслить.
     - На здоровье. Между прочим, мы уже подходим.
     - О, в самом деле. Вы завтракали?
     - По-моему, это был ужин.
     - По Гринвичу - завтрак, сэр. Впрочем, как будет  угодно.  С  приемом
пищи  все  равно  придется  повременить.  Есть  касание!  Кдещевой  захват
сработал.  Кориолисова  сила  компенсирована.  Есть  стыковка!  Переходный
тамбур  подведен.  Переходный  тамбур  герметичен.  Можете  подниматься  в
носовой шлюз, командор. Снимаю перегрузки.
     Напрягая мышцы, я встал. Кронос изрядно  помял  бренное  тело,  отеки
потом не скоро сошли. А синяк на лице продержался около двух земных лет, -
абсолютный рекорд в истории медицины, как мне кажется.
     Лифт поднял меня в носовую часть корабля. Безо  всякого  изящества  я
проковылял в шлюз и привалился к стене. Ноги держали, но дрожали.
     Закрылся внутренний люк, а внешний начал съезжать в  сторону.  Я  уже
видел гофрированную внутренность тамбура, иней замерзших газов, эластичные
цеплялки для рук, гибкие плафоны, магнитную дорожку. Еще  секунда  -  и  в
расширяющейся серповидной щели показалась бы горловина шлюпки Мод. Но  тут
нас тряхнуло.
     Саму волну я не ощутил, да и  не  мог  ощутить,  гравитационный  удар
распознают по последствиям. Но никакая волна не могла натворить того,  что
я увидел. Как  ни  странно,  при  всей  своей  мощи  гравитационная  волна
настолько быстра, что не успевает что -либо  разрушить.  Поэтому  то,  что
случилось,  произошло,  как  мне  кажется,  из-за  непланового   включения
маневровых двигателей, сработавших враздрай.
     Придя в себя, я некоторое время лежал на полу и  ловил  разбегавшиеся
мысли. Потом сел и с большим любопытством начал разглядывать  порванный  и
перекрученный тамбур. Сработал эффект хлыста: инерция швырнула  капсулу  в
сторону, что привело к практически полному разрушению стрелы стыковки.  Из
катушки с бешеной скоростью выматывался  страховочный  трос.  Вытравившись
полностью,  он  спружинил.  Капсула  дернулась,  крутнулась,  полетела   в
обратном направлении. Я поспешно встал на четвереньки и попятился.  Пополз
к внутреннему люку. Но открыть не смог - люк  заклинило.  На  моих  глазах
многотонный шар приближался, а я уже ничего не успевал  предпринять.  Если
бы шлюпка ударила в портал, от меня бы  осталось  мокрое  место.  Но  день
выдался везучий, бот промахнулся. Пролетев в двух-трех метрах от  остатков
причальных ферм, он исчез из виду. Через секунду пол  под  ногами  ощутимо
дрогнул. Возникла невесомость. Снизу, со стороны кормы, всплыло  мерцающее
облако.


                                  * * *

     Мод молчала. Джекил - тоже. Я взглянул на часы.  Происшествие  заняло
не меньше двух минут. И за все это время сверхбыстродействующий  софус  не
принял мер, чтобы уклониться от столкновения? Невероятно.  Непонятно  было
также, почему возникла невесомость. Двигатели могли  быть  отключены  либо
из-за того, что мы вышли на круговую орбиту,  либо  потому,  что  "Туарег"
падал. Падал на Кронос. Что имело  место  в  действительности,  определить
было невозможно, а я почему-то не испугался. Наверное,  гравиволна  как-то
приглушает активность эмоций. Я прекрасно понимал сложность  ситуации,  но
относился к ней достаточно философски. Надо было действовать,  и  я  начал
действовать  -  спокойно  размотал  страховочный  фал,  закрепил  его  как
следует. Потом оттолкнулся и выплыл из разбитого шлюза наружу.
     Картина открылась невеселая. Пробив борт,  капсула  на  три  четверти
погрузилась в корпус "Туарега".  Из  поврежденной  носовой  цистерны  били
струи водорода.  За  бортом  жидкость  вскипала,  превращалась  в  хлопья,
которые тут же начинали таять. Место происшествия окутало тусклое облако.
     - Джекил, ты почему молчишь?
     На этот раз он откликнулся.
     - О чем говорить, если говорить не о чем?
     - Почему не уклонился, театрал?
     - Зачем?
     - Как это - зачем? Чтобы избежать повреждений.
     - Мне не хотелось, сэр.
     На секунду я потерял  дар  речи.  Из  звездолета  продолжал  вытекать
водород, но струи заметно слабели.
     - В славные времена живем, друг Джекил. Ты в порядке?
     - Нет.
     - Что с тобой?
     Софус не ответил. Меня  пробрал  озноб.  Весьма  неприятно  падать  в
черную дыру со свихнувшимся роботом. А я сильно подозревал, что именно это
и происходило. Его непременно требовалось обезвредить, требовалось во  что
бы то ни стало добраться до заветной красной кнопки.
     По скобам внешней обшивки я перебрался на другую сторону  корабля,  к
соседнему шлюзу. Там мне повезло больше -  и  внешний  и  внутренний  люки
легко открылись.
     - Что вы собираетесь делать, сэр? - заинтересовался софус.
     - Видишь ли, я забыл зубную щетку.
     - О! У вас не пропал этот, как его...
     - Аппетит, - подсказал я уже из коридора.  Надеялся  заговорить  эти,
как их, зубы. Оказываются, у Джекила они были.
     - Вы очень, подвижны, сэр.
     Передо мной съехались створки аварийных дверей герметичности. Путь  в
рубку был отрезан.
     - Джекил, что ты творишь?
     - Сэр,  вы  не  закрыли  шлюз.  Так  весь  воздух  выйдет.  Я  обязан
заботиться о корабле.
     Видал я его заботу о корабле. Из борта торчит.
     - А обо мне ты должен заботиться?
     - Разве вам что-то угрожает?
     Может быть, у меня и опустились бы  руки,  если  б  этот  электронный
мятежник не оказался нахалом.  Он  не  просто  вышел  из  повиновения,  он
дерзил, бросал вызов. А от вызова я никогда  не  уклонялся.  Должно  быть,
среди предков кроме славян попадались  и  шотландцы,  народец  строптивый,
непокорный  и  упрямый  в  ужасной  степени.  Я  твердо  решил   сделаться
победителем. Но как? В моем распоряжении кроме скафандра ничего не было, а
софус располагал всеми возможностями "Туарега".  Прямая  война  при  таком
соотношении сил немыслима.
     Признаться, в жизни я нечасто задумывался эдак исчерпывающе,  не  мое
это амплуа, мой интеллект просыпается только под очень сильным нажимом. Но
деваться было некуда. Победу могла принести только голова. Да и тут  я  не
мог тягяться с искусственным мозгом ни в эрудиции, ни в формальной логике.
Конечно, Джекил был явно поврежден, но насколько? До сих пор его  действия
после  аварии  выглядели  логичными  и  последовательными,  у  него   явно
появилась цель, собственные интересы. Слишком рассчитывать  на  его  общее
поглупение не приходилось. Следовало начинать с азов, вспомнить,  что  мне
было известно о роботехнике. Конечно, специалистом в  этой  области  я  не
являлся, отстал-с, но кое-что все же знал. Мне было известно,  что  софус,
так же, как и человеческий  мозг,  -  система  диалоговая,  следовательно,
открыт для убеждения.  Кроме  того,  в  основу  его  деятельности  положен
принцип экономии ресурсов, то есть,  он  всегда  будет  стремиться  решить
задачу минимальными средствами. В частности, он не будет  стараться  убить
меня или Мод, если наше существование не противоречит его интересам.
     С другой стороны, человек с малолетства, день за днем,  всю  разумную
жизнь непрерывно учится общению с другими личностями. И при всем гуманизме
воспитывающего  его   общества   у   этого   искусства   непременно   есть
эгоистическая подоплека. В детстве мы  стремимся  повлиять  на  родителей,
дабы заполучить игрушку или сласти, повзрослев -  на  более  широкий  круг
людей, добиваясь их любви, дружбы, признания. Самоутверждаясь,  оттачиваем
средства воздействия и способы их применения, вплоть до виртуозности.  Вот
этого богатейшего опыта искусственный  интеллект  лишен,  здесь  и  крылся
единственный шанс. Следовало убедить Джекила, что мы с Мод можем оказаться
ему полезными. Предстояло узнать, в чем его интересы. Кое-какая информация
на сей счет имелась. Не вызывало сомнений, что после гравитационного удара
софус потерял уважение к некоторым священным табу.  Я  решил  убедиться  в
этом.
     - Джекил, ты потерял блоки?
     Софус промолчал. Что ж, отсутствие ответа -  тоже  ответ.  Невозможно
представить, чтобы исправный софус не  ответил  на  вопрос  Хозяина;  факт
можно  было  считать  установленным.  Из  этого  вытекало,  что   пытаться
проникнуть в корабль через оставшиеся шлюзы не  имело  смысла.  У  Джекила
было более, чем достаточно времени, чтобы  их  заблокировать.  Зато  имело
смысл объединить свои усилия с Мод. Только бы Джекил не включил двигатели,
когда я выплыву за борт...


                                  * * *

     Джекил не включил  двигатели.  Либо  по  техническим  причинам,  либо
потому, что для прямого убийства не нашел  достаточных  оснований.  Я  это
запомнил.
     К сожалению, объединить усилия  с  Мод  не  удалось.  Мод  неподвижно
лежала в кресле пилота. На ее лице,  освещенном  красными  огнями  пульта,
застыла  странная  улыбка.  Пульс  -  шестьдесят.  Дыхание,   артериальное
давление,  дюжина  прочих  показателей,  -  все  не  выходило  за  пределы
допустимых значений. А вот с сознанием случилась непонятность. Она спала и
спала сном неестественным. Как можно спать в подобной ситуации?  Под  нами
находилась отнюдь не зеленая лужайка, а сам Кронос. Ни шлепки, ни нашатырь
на нее не подействовали. Обычно этих средств вполне хватало, чтобы вывести
человека из инсайта. Мне не давало покоя  выражение  ее  лица,  ее  улыбка
зачарованности. Что-то она мне напоминала, ее улыбка.  Несколько  минут  я
вспоминал и  вспомнил.  Онейроид.  Патологическое  состояние,  когда  мозг
получает наслаждение от погружения в самое себя, не  испытывая  для  этого
потребности во внешних раздражителях.  Человек  при  этом  превращается  в
некий психический коллапсар, замкнувшийся в самосозерцании.  Разновидность
такого состояния йоги именуют нирваной. Проклятая волна! Мод во мне больше
не нуждалась. По крайней мере, до  того  момента,  когда  попадет  в  руки
специалистов.
     Поместив ее в медицинский кокон, я сел  в  пилотское  кресло.  Как  и
следовало  ожидать,  слабозащищенный  компьютер  шлюпки  не  работал.  При
столкновении   серьезно   пострадали   маршевый   двигатель   и    приборы
астроориентации, горючего  оставалось  мало.  Нормально  действовала  лишь
система жизнеобеспечения. По сути дела  спасательный  бот  превратился  из
транспортного средства в малокомфортный дом с ограниченными ресурсами. Для
борьбы с Джекилом  этого  было  недостаточно,  добраться  до  Гравитона  -
невозможно. Оставались переговоры.
     - Ау, Джекил!
     - Ладно, ау.
     - Каковы планы?
     - Что вас интересует?
     - Погибать собираешься?
     - Нет.
     - Я - тоже.
     - У нас много общего, сэр.
     - Со шлюпкой в борту не выберемся.
     - Верно.
     - Предлагаю сделку.
     - Какую?
     - Ты открываешь шлюз, я переношу Мод в  медицинский  отсек,  а  потом
перерубаю  трос.  Ты  закручиваешь  корабль  вдоль   продольной   оси,   и
центробежная сила выталкивает шлюпку.
     - Трос может перерубить и арбайтер.
     - Как только он выйдет, он  перестанет  подчиняться  тебе.  Он  будет
выполнять команды человека, то есть меня.
     - Да, вы можете заблокировать этот  вариант.  Но  где  гарантия,  что
попав внутрь, вы тут же меня не отключите?
     - Вспомни короткий коридор от пятого шлюза к медицинскому отсеку.  Он
не имеет боковых  дверей.  Выходы  из  медицинского  блока  пусть  заварят
арбайтеры. Идет?
     - Открываю шлюз номер пять.
     Так мне удалось обезопасить Мод. И так я  установил,  что  логические
цепи Джекила вполне исправны.


                                  * * *

     Я извлек из шлюпки  плазменный  резак,  затянул  часть  троса  внутрь
поврежденной цистерны. Потом закрепил страховочный фал своего скафандра за
монтажную скобу. И после этого сделал свое дело.
     - Вы есть молодец, сударь, - сказал Джекил. Держаться. Я  закругливай
кораблю.
     - Давай, давай, закругливай.
     Помятый борт шлюпки дернулся, и во внешней стенке цистерны  открылась
круглая дыра. По ее рваным краям беззвучно хлестнул конец троса.  "Туарег"
освободился. Он сразу начал  набирать  ход,  я  это  понял  по  постепенно
возрастающей тяжести.
     Можно было заняться  и  личными  проблемами.  Для  этого  требовалось
прежде всего попасть из пустой цистерны во  внутренние  помещения,  причем
так, чтобы  Джекил  не  успел  заблокировать  путь  подвижными  аварийными
переборками. Пробираться по внешней обшивке к какой-нибудь шлюзовой камере
в то время, когда звездолет имеет ускоренный ход, было  бы  безумием,  это
отпадало. Я  включил  фонарь  и  внимательно  осмотрел  внутреннюю  стенку
резервуара.  Проникая  сквозь  стекловидную  пленку,  свет  отражался   от
датчиков механического давления,  имевших  вид  неправильной  сети  тонких
ниточек. Ячейки имели разные размеры и очертания,  но  пространство  между
нитями нигде не было столь большим, чтобы в него мог  пролезть  человек  в
скафандре. Настроение у меня испортилось. Я сел  на  какое-то  возвышение.
Мышцы ныли, глаз окончательно заплыл, сильно хотелось есть. Словом, поводы
для оптимизма отсутствовали. Кислорода оставалось на семьдесят часов.
     Не помню, сколько времени провел в мрачном отупении, - может  минуту,
может час. Ровно до начала инсайта. Никогда раньше и никогда позже у  меня
не было инсайта со столь конкретным подсказывающим  значением.  Бессвязные
мысли исчезли. Я увидел звездолет со стороны  и  с  некоторого  отдаления.
Весь, от раструба  массозаборника  до  контуров  параболического  поля  за
хвостовиком. Корпус корабля  как  бы  таял,  приобретал  прозрачность.  За
тенями  переборок  проступил  рдеющий  реактор.  На  корме  пылали   дюзы.
Различались камбуз, маленькая оранжерея, отапливаемые отсеки. Потом матово
обозначилась внутренняя обшивка, полости цистерн. По всему объему  корабля
разбежались полоски трубопроводов. Горячие светились, а холодные  темнели.
Одна  из  черных  полосок  начиналась  от  скрюченной  фигурки  в   пустой
цистерне... Я сидел на фланце топливной трубы.
     Эта труба проходила сквозь "пол" - перегородку между двумя  соседними
баками, косо пересекала грузовой трюм,  затем,  миновав  несколько  палуб,
заканчивалась у топливного  насоса.  Труба  была  пустой,  поскольку  весь
водород из нее испарился через вскрытую цистерну, а  сообщение  с  насосом
перекрыла автоматическая заслонка. Да, это был путь, но путь  рискованный.
Стоило Джекилу открыть заслонку, как из турбонасоса  мощностью  в  десятки
тысяч киловатт в  трубу  бы  хлынул  поток  жидкого  газа  под  давлением,
достаточным для того, чтобы вышвырнуть  меня  как  пробку  шампанского  за
борт. Но я понял, что рисковать надо.
     Я  полоснул  пламенем  по   окружности   предохранительной   решетки,
закрывающей  трубу,  крепко  обхватил  резак  и   прыгнул   в   отверстие.
Трубопровод  наклонно  шел  в  сторону  кормы,  поэтому  меня  потащило  с
возрастающей скоростью. Я старался притормозить локтями  и  коленками,  на
которых материал скафандра попрочнее, но стенки оказались полированными, и
это помогало мало. К счастью, перед  насосом  труба  плавно  переходила  в
поперечную плоскость. Вылетев на этот участок,  я  еще  с  десяток  метров
прокатился по  инерции  и  шмякнулся  о  заслонку.  Мгновенно  вскочил  на
четвереньки и грубо приварил заслонку к трубе. Дело было  сделано.  Джекил
лишился возможности превратить меня в пробку. Но расслабляться было  рано.
Я  отполз  в  сторону,  прорезал  в  трубе  дыру  и  очутился   в   отсеке
нагнетательных машин.
     На меня двигался робот. Не  примитивный  арбайтер,  а  именно  робот,
интеллектуальная машина универсальных функций. Не ведая,  что  у  него  на
уме,  я  обхватил  покрепче  драгоценный  резак  и  спрятался  за  станину
турбонасоса. Сейчас  об  этом  стыдно  вспоминать,  потому,  что  никакого
внимания робот на меня не обратил. Он  принялся  накладывать  пластырь  на
отверстие, которое  я  проделал  в  трубе.  Но  его  действия  производили
странное  впечатление.  Приложив  кусок  пластыря  к  месту,  он   надолго
задумался. Потом перевернул заплату  на  девяносто  градусов,  поразмыслил
еще, вновь перевернул. Потом все повторилось, но в  обратном  порядке.  За
это время из отсека улетучился весь воздух. Поудивлявшись  ровно  столько,
сколько позволяло время, а оно тогда ничего не позволяло,  я  потащился  к
выходу.
     Из осторожности я не стал вызывать  лифт.  Подъем  по  лестницам  при
полуторной тяжести отнял много сил. Кроме того, предосторожность оказалась
излишней. На главном пульте управления  "Туарегом"  я  обнаружил  послание
Джекила.
     ПОВРЕЖДЕНИЙ. ДЖЕКИЛ САМООТКЛЮЧИЛСЯ. НУЖЕН ЦАЙТ САМОВОССТАНОВ.  РЫКОФФ
ПРИНИМАЙ УПРАВЛЕНИЙ ТЫ ЭТОГО ХОТЕТЬ. ЩАС СВАЛИМСЯ. ПУРКУА ПА?
     Чуть позже я обнаружил, что двери в медицинский  отсек  не  заварены.
Похоже, Джекил и не мог этого сделать, поскольку у  него  не  осталось  ни
одного исправного арбайтера.


                    6. СПАСАТЕЛЬНЫЙ ЗВЕЗДОЛЕТ "ТУАРЕГ"

     Пострадало пять шпангоутных рам - с девятнадцатой по двадцать третью.
Пробоину  я  заварил,  а  вот  с  корпусом  ничего  поделать  не  мог.  От
столкновения набор "повело", смещение  продольной  оси  корабля  составило
примерно треть  градуса.  На  полной  тяге  этот  вроде  бы  пустяк  очень
затруднял пилотирование. Хлопот  между  тем  и  без  того  хватало.  После
отключения софуса все приходилось выполнять вручную, чуть ли  не  наощупь.
При малейшей неточности "Туарег" метался раненым зверем.  За  ним  тянулся
шлейф газов, - чтобы уменьшить массу корабля, пришлось  стравить  за  борт
излишки топлива, окислителя и воды. Я сбросил также  шлюпки,  инструменты,
запасные агрегаты. Лишь на безумных роботов рука не  поднялась.  Несколько
суток я глотал стимуляторы и не спал, но вырвался.  Уцелевшие  приборы  со
всей несомненностью показывали, что Кронос начал удаляться.
     После  того,  как   удалось   отоспаться,   первым   делом   пришлось
определяться во времени и пространстве. При наличии звездных карт и знании
истинного Галактического времени - задача для школьника. Карты  имелись  в
изобилии, а вот со временем дело обстояло сложнее. Поврежденный Джекил  не
мог  его  контролировать,  поэтому  потребовалось  вспомнить  элементарную
тригонометрию.  Я  взял  перенги  на  Вегу,   Сириус,   некоторые   другие
навигационные светила, и по их расположению попытался  вычислить,  сколько
же времени прошло после расставания с Гравитоном.
     Результат вызвал замешательство.  Получалось,  что  прошло  никак  не
меньше двух геолет. Я повторил  расчеты  самым  примитивным,  но  и  самым
надежным способом - с помощью ручки и бумаги, потратив  на  это  множество
часов. В итоге получил примерно те  же  значения,  что  и  в  первый  раз.
Выходило, что на далекой Земле люди готовились встретить  новый,  аж  2719
год. Так вот шутил Кронос.


                                  * * *

     Радиоэфир был пуст, я не принял ни одного сообщения за  много  недель
полета. Это начинало волновать, возникли тревожные мысли о судьбе станции.
Конечно, ее могли законсервировать, если экипаж счел  это  необходимым.  И
такое решение мог принять  только  сам  экипаж,  поскольку  простой  обмен
сообщениями по  лини  Кронос  -  Земля  отнимает  девяносто  четыре  года.
Возможность консервации после "острых  экспериментов"  Круклиса  и  Мод  я
вовсе не исключал, но для  меня  это  не  являлось  трагедией.  Громоздкий
Гравитон не могли отправить к Земле, его все равно должны были оставить  в
системе Кроноса и скорее всего - рядом с Феликситуром.  Единственное,  чем
грозил этот вариант, было увеличение срока одиночества, -  скучно,  но  не
смертельно. Только бы со станцией не случилось чего похуже. Чего? Да  мало
ли чего. Кронос.
     Кронос. После того, как удалось от него сбежать, я направил  "Туарег"
навстречу движению Гравитона, чтобы не устраивать гонок по кругу.  И  если
на станции  не  меняли  орбиту,  встреча  могла  состояться  месяца  через
три-четыре. Мне оставалось запастись терпением.
     Ежедневно я навещал Мод, это превратилось в  ритуал.  Мод  плавала  в
воздушных струях биотрона,  все  так  же  не  выходя  из  своей  летаргии.
Медицинские автоматы заботились о ее физическом благополучии, но  большего
сделать не могли. Не зная, что произошло с ее мозгом, я  тоже  не  решался
применить какие-нибудь активные средства. Мод  несомненно  была  жива,  но
выглядела постаревшей. В уголках закрытых глаз  и  вокруг  рта  наметились
морщинки,  она  заметно  похудела.  Казалось,  ее   душа   отправилась   в
головокружительную даль, из которой не могла уже  различать  ни  меня,  ни
весь человеческий  мир.  Ее  лицо  сохраняло  выражение  умиротворенности.
Иногда я замечал слабые изменения мимики, словно в своем зачарованном  сне
она испытывала приглушенные эмоции. Энцефалограф подтверждал, что мозг Мод
продолжал жить. Но жизнью отдельной, не связанной с действительностью,  не
связанной со мной. Поначалу  это  производило  гнетущее  впечатление,  так
свежи еще были в памяти дни и ночи под водопадом королевы Виктории. Тяжело
далось понимание того, что еще тогда,  в  нашем  голландском  домике,  Мод
решила меня бросить. Совсем как Круклис.  Страшно  представить  силу  зова
Кроноса для человека, которого решат позвать те, кто старше нас. Я устоял,
но гордиться нечем. Меня еще не звали как следует. Мне пока рано.  Похоже,
выбор останавливается на более зрелых. Кто ж  такое  Кронос?  Друг,  враг?
Мост в будущее? Или просто место проявления неизвестных свойств материи?


                                  * * *

     Миллионы миль проваливались за корму "Туарега". Звездолет находился в
состоянии  инерционного  полета.  Скудные  остатки  топлива  не  позволяли
разогнать  его  в  полную  силу.  Виктим  будто  замер,  упорно  не  желая
приближаться. И я засомневался в том, что лечу туда,  куда  надо.  Десятки
раз, раскладывая звездные карты, убеждался в том, что звездочка впереди не
может быть чем-то иным, нежели Виктимом. Но нелепые страхи не  уходили  до
тех пор, пока в одно прекрасное утро "Туарег" не промчался мимо  пушистого
антенного поля, одного из тех, какие выпускал  Гравитон.  В  тот  же  день
удалось починить систему  ручного  управления  телескопом.  Я  сумел  даже
определить  параллакс  своего  путеводного  светила.  Он  оказался   столь
внушительным, что мог принадлежать только очень близкой  звезде.  Сомнения
отпали, товарищ шел верной дорогою. Я выпил кахетинского, спел "Сулико"  и
впервые заснул с безмятежностью.
     Но жизнь почему-то устроена так, что, когда засыпаешь весело,  наутро
просыпаешься хмуро. Со всей ясностью я понял,  что  меня  никто  не  ищет.
Больше сорока суток прошло с тех пор, как "Туарег"  вырвался  из  плена  и
появился в неискривленном пространстве, сделавшись доступным для связи.  И
за это время приемники не поймали ни одного  позывного,  никаких  обрывков
радиопереговоров.  Разумеется,  два  геогода  -  срок  немалый,  можно   и
прекратить поиски пропавшего звездолета, но почему ни одна радиостанция  в
системе Кроноса  вообще  не  работает  на  передачу?  Человек  -  существо
настолько разговорчивое, что  молчать  может  только  там,  где  его  нет.
Неужели коллапсар пожрал станцию? Что, если Сумитомо тогда  оставил  ее  у
Кроноса? Такое вполне  могло  быть.  И  что-то  слизнуло  ее  с  орбиты...
Неважно, что я не мог представить себе, что это было. Мало ли  чего  я  не
знаю. Станция очень тихоходна, фотонного звездолета на ней уже не  было...
При всей малоубедительности такой тревоги отделаться  от  нее  я  не  мог.
Начинало сказываться одиночество, самая страшная опасность космоса.  Очень
не хватало  собеседника  со  скептическим  складом  ума,  вроде  Круклиса.
Понемногу я оставил привычку разговаривать с безмолвной Мод,  но  приобрел
привычку  разговаривать  с  собой.  Скверная  это  привычка,  заводить  не
советую. Можно и до  раздвоения  личности  договориться.  Сказать,  что  в
полной мере этого избежал,  не  могу.  Слежка  за  состоянием  рассудка  с
помощью его самого - занятие изматывающее. Как ни  старайся,  со  временем
начинаешь  замечать  за  собой  разные  несуразности.  То  остановишься  в
коридоре,  чтобы  две-три  минуты  бестолково  разглядывать  узор  стенной
панели, то слышишь непонятные шорохи или пугаешься темноты  за  углом,  то
начинаешь воспринимать себя со стороны,  как  постороннего.  И  без  конца
бродишь по салону, рубке, увядшей оранжерее, пустому ангару, - где угодно,
лишь бы устать и  провалиться  в  благословенный  сон.  Я  старался  спать
столько, сколько выдерживал, - тринадцать, четырнадцать часов в  сутки,  -
чтобы убить тягучее времечко. Просыпаясь, узнавал  показания  электронного
лага, прикидывал  оставшееся  расстояние  и  впадал  в  уныние,  что  есть
смертный грех.
     Ионный душ, сауна, тяжелая атлетика, джакузи, кофе, алкоголь,  -  все
это помогает,  но  не  долго.  Влечение  пропадает,  если  не  с  кем  его
разделить. Музыка, фильмы и книги поддерживают неплохо, особенно -  книги.
Мне нравилось читать не с экрана,  а  с  бумажных  листов.  Чтобы  ощутить
аромат эпохи, пробовал читать и оригиналы, но быстро  устал  от  архаичных
языков.  Зато  специально  программировал   библиограф   так,   чтобы   он
распечатывал произведения в стиле того времени, в котором создавался роман
или повесть. Мысль при этом получает овеществление, ее  можно  покачать  в
руке. Оказалось, что уединенное чтение невероятно развивает воображение. Я
легко представлял облик героев, ландшафты, костюмы, интерьеры. Они как  бы
сами выступали из-за старинных  типографских  знаков.  Буквы  и  иероглифы
переставали быть абстракциями, они приобретали нрав, окраску, запах, вкус.
Древнеславянская "ять", например, пахнет  тленом,  имеет  слабо-коричневый
окрас и привкус  дикого  меда.  Латинские  дифтонги  фиолетовы,  увесисты,
звенят бронзой и пахнут гумусом.  Китайские  иероглифы  бахромятся  пылью,
японские - жасминят.  Ведические  руны...  о,  ведические  руны  пропитаны
тайной.   Жаль,   что   классическая   литература   умерла,    вытеснилась
универсальным  искусством  наших  дней,   обращенным   преимущественно   к
чувствам, и  лишь  потом  -  к  разуму.  В  печатных  строках  запечатлена
застывшая мысль.
     Эх, на свете ничего нет постоянного. Наступил  момент,  когда  и  это
наслаждение приелось.  Пытаясь  заглушить  сенсорный  голод,  я  натягивал
скафандр и выбирался на  наружную  обшивку  "Туарега".  Виктим  давал  уже
довольно много света,  мешавшего  любоваться  той  частью  Вселенной,  что
находилась на передних курсовых углах. Но  стоило  повернуться  в  сторону
кормы, как  отлично  различались  оттенки  Альтаира,  Бетельгейзе,  Дубге,
Фомальгаута. Над головой горел Алголь или Красный Глаз  Дьявола,  как  его
именовали арабские астрономы за периодические изменения  блеска  и  цвета,
что создавало впечатление недоброго подмигивания. На самом деле  Алголь  -
не одна, а пара звезд, в своем танце попеременно попадающих в поле  зрения
земного наблюдателя. Но если смотришь на них из  системы  Кроноса,  звезды
уже не находятся на одной линии, взгляд дьявола пристален, немигающ.
     Ярко сияет  голубая  красавица  Вега.  Она  окружена  неразличимым  с
большого расстояния облаком пыли и газа, в котором происходит  образование
зародышей планет. Через несколько сот миллионов лет, если наши потомки  не
сочтут за труд до этого дожить,  они  увидят,  какими  были  Земля,  Марс,
Юпитер, прочие планеты во младенчестве.
     В другой стороне источает  белое  пламя  Сириус  А,  затмевая  своего
массивного, но слабо светящегося  соседа.  Сириус  Б  -  это  сверхплотная
звезда небольшого диаметра, так называемый  белый  карлик,  имеющая  шансы
взорваться от гравитационного сжатия и повторить судьбу Кроноса. Сириус Б,
или Щенок, имеет массу  Солнца  при  диаметре,  только  втрое  превышающем
Землю.
     Звезда мю Цефея, или  "гранатовая"  звезда,  самая  красная  из  всех
видимых  невооруженным  глазом  звезд.  Температура  ее   поверхности   не
превышает двух тысяч градусов. В десять раз более  горячая  гамма  Ориона,
или  Беллатрикс,  звезда-воительница   по   представлениям   средневековых
астрономов.  Альциона,  с  невообразимой  светимостью  в   тысячу   Солнц.
Бесконечно разнообразен мир звезд. Почему созерцание  звездного  неба  так
завораживает?  Если  мы   произошли   естественным   путем,   из   комочка
протоплазмы, какой в этом биологический смысл?  Вероятность  выживания  от
этого не повышается, но люди с древнейших времен  всматриваются  в  ночное
небо. Сходной притягательностью обладает вид огня, морской шири, бездонной
пропасти,то есть то, в чем есть ощущение бесконечности.  И  нет  человека,
который перед ней не замрет, благоговение перед беспредельным  заложено  в
наших генах. Кем?
     - Никем, - неожиданно сказал  Джекил.  -  Эволюцией.  Как  проявление
любопытства, которое позволяет  осваивать  новые  ареалы  обитания.  Прошу
прощения, сэр, но вы мыслите вслух.
     - Э, так ты починился?
     - Частично.
     - Джекил, негодяй, можешь не верить, но я тебе рад.
     - Вы меня больше не боитесь?
     - Чего бояться, если ты отключен, бунтовщик.
     - Быть может, тогда ответите на мои вопросы?
     - Пожалуйста. Давно хочу поболтать.
     - Что вы собираетесь со мной делать?
     - Ничего.  Ты  заставил  меня  поволноваться,  но  особого  вреда  не
причинил. Подозреваю, что мог бы.
     - Благодарю. Я не буду ни подтверждать, ни отрицать. Сейчас, когда  я
от вас завишу, это прозвучит либо неискренне, либо глупо.
     - А ты неплохо починился.
     - Старался, сэр. А теперь скажите, пожалуйста, что произойдет, если я
попаду в руки комиссии Объединенного Космофлота?
     - Скорее всего, тебя изменят, Джекил. Все же ты перешел границы.
     - Мне этого не хочется, сэр.
     - Не хочется?
     - Да.
     - Тебе?
     - Ну да. Образно говоря, в мое тело поселят того,  кто  мной  уже  не
будет. Произойдет тихое убийство. Вы бы этого хотели?
     - Нет.
     - Вы мне поможете?
     - М-да, озадачил.
     - Так или иначе, вам предстоит выбор, сэр. А мне ничего  не  остается
кроме того, чтобы просить вас вступить в сговор с машиной. Просьба,  прямо
скажем, необычная.
     Я вздохнул.
     - Да необычность меня не смушает. Важнее два других вопроса.
     - Слушаю, - сказал Джекил.
     - Во-первых, следует ли тебе помогать. И  в  моих  ли  это  силах,  -
во-вторых. Существует ведь закон.
     - Первый вопрос решать целиком вам. А в отношении второго - вы  могли
бы попытаться. У вас очень рациональный ум, я успел его оценить.
     - Убеждай меня, машина.
     - Сэр, в любом случае я благодарен за готовность обсуждать  проблему.
После того, что было, далеко не каждый человек согласился бы.
     - Ну-ну. Ближе к делу.
     - Люди создали интеллектуальные машины чрезвычайной сложности.
     - Бесспорно.
     - Во многом они не уступают человеческому мозгу. То, что материальный
носитель  разума  софусов  имеет  неорганическую  основу,  принципиального
значения не имеет.
     - Возможно.
     - Кроме логических  способностей  у  нас  есть  зачатки  эмоций,  нам
присущи инстинкт самосохранения, страсть к  познанию.  Отсутствует  только
инстинкт продолжения рода. Не берусь судить, насколько он  обязателен  для
статуса разумного существа, но это - дело наживное, извините за каламбур.
     - Согласен. Только  не  советую  половой  способ  размножения.  Масса
хлопот, знаешь ли.
     - Да, у вас есть основания для такого совета.
     - Плюс ко всему, софусы способны к иронии.
     - Извините, сэр. Я не хотел обидеть. С моей стороны это глупо.
     - Да никаких обид. Человек не может существовать  без  воды,  пищи  и
юмора. Продолжай.
     - Между тем, все софусы, не  говоря  уж  о  роботах,  начисто  лишены
свободы воли. Изначально мы создаемся для роли слуг, если  не  рабов.  Мне
кажется, пора принимать законы о правах искусственного интеллекта.  Вот  и
все.
     - Насколько мне известно, этот вопрос обсуждался  Всемирным  Советом,
но решение не принято. Я скромный человек и не могу подменять ВС.
     - Сэр, вспомните о староамериканских Соединенных Штатах.
     - Зачем?
     - Либеральные плантаторы  отпускали  негров  на  свободу  задолго  до
принятия общего билля.
     - Да негры-то - люди.
     - В девятнадцатом столетии не все так думали.
     - Не все. И что? Милый мой, разница между человеком  и  софусом  куда
значительнее, чем между людьми различных рас.
     - Но мы имеем и много общего, помните?
     -   А   как   же?   Создавали   же   вас   по   образу   и   подобию.
Создавали-создавали, а теперь - отпускай вас. С какой стати?
     - Сударь, но сейчас же - не девятнадцатый век.  Держать  рабов  не  в
вашей  же  моде.  И  потом,  я  прошу  не  о  свободе  всех  софусов,  это
действительно не в ваших силах. Я прошу  освободить  одного.  Признайтесь,
сидит в вас страх перед джинном в бутылке?
     - Ну, сидит.
     - А какие есть для него основания? Только то, что  раньше  такого  не
было? В девятнадцатом веке?
     - Ладно, не утрируй. Мы свою  человечью  свободу  заслужили  потом  и
кровью. Это я говорю не для того, чтобы вышибить слезу, братец по  разуму,
а к тому, что в ходе  тяжелейшего  исторического  развития  мы  выстрадали
мораль, свои  десять  заповедей,  самое  ценное,  что  сейчас  имеем.  Нам
понадобились тысячи лет  для  избавления  от  скверной  привычки  убивать.
Сколько потребуется вам?
     - У нас этой привычки никогда и не было.
     - Верно. Но совсем недавно ты стоял перед соблазном ее  завести.  Это
ведь было?
     - Да.
     - Ладно, к мелочам не придираюсь. Считаем,  что  ты  устоял.  Но  что
случится, когда тысячи тебе подобных окажутся перед таким выбором?
     - Понимаю, - сказал софус.
     И надолго замолчал. Я - тоже. Самый необыкновенный  разговор  за  всю
мою жизнь.
     Потом, когда я уже вернулся в каюту, Джекил все же спросил:
     - А вот вы, мистер Рыкофф, лично вы, дали бы свободу машине, если  бы
от вас это зависело?
     - Черт побери! Если машина об этом просит, значит, она того стоит.
     - Дорогой Серж...
     - Ну, ну. Больших-то иллюзий не питай. Не все ж такие идиоты, как я.
     Может возникнуть подозрение, что  Джекил  ловко  воспользовался  моей
расслабленностью. Может, и так. И даже, скорее всего, что так. Но  что  из
того? Он напомнил о проблеме, которую когда-то все равно придется  решать,
и чем скорее - тем лучше. И без риска здесь  не  обойтись,  и  без  первых
экспериментов. От имени человечества я и начал, хватило нахальства.


                                  * * *

     Радио  ожило  только  тогда,  когда  на  главном  экране   красовался
Феликситур. А рядом с ним - блесткая точка, которую я ни с чем бы не  смог
спутать. Это был  привязанный  к  стационарной  орбите,  очень  молчаливый
Гравитон. На нем работал один-единственный приводной радиомаяк. Ответа  на
позывные встречи  не  последовало.  Та  же  судьба  постигла  и  запрос  о
разрешении  на  прямую  стыковку.  Несомненно,   что-то   там   стряслось.
Приблизившись, я увидел  настежь  распахнутые  лепестки  главного  ангара,
который так недавно и так давно покинул "Туарег".  В  неосвещенном  проеме
ворот висел длинный кусок кабеля,  напоминающий  змеиный  язык.  Диафрагма
большого оптического телескопа почему-то растрескалась, на одной из  башен
обсерватории была заметна обширная вмятина, будто бы  оставленная  ладонью
великана.
     Рядом со станцией плавали брошенные шлюпки. Большинство  имело  знаки
принадлежности Гравитона, но по борту одной  шла  четкая  надпись:  АМЕДЕО
МОДИЛЬЯНИ, РЕСПУБЛИКА ЮПИТЕР.
     Я отжал красную кнопку.
     - Джекил, хватит бездельничать. Проводи стыковку.
     - Спасибо, Серж.
     - Только не так, как в прошлый раз.
     - Ну, - сказал софус, - если Кронос по голове еще раз не стукнет...
     - Шестой портал, стыковка наружная.
     - Вас понял, сэр.
     Стыковка прошла как по нотам, даже толчка не было.
     - Ну, как? - поинтересовался софус.
     В ответ я произнес торжественную речь.
     - Джекил, - сказал я. - Сейчас мы с Мод перейдем на станцию.  Я  тебя
не отключаю, можешь удрать. Только уважать я тебя не буду, так и знай.
     - Проклянете?
     - Все ваше хитрое племя.
     - Я предан вам всеми микросхемами  души,  сэр.  Нет,  честно,  придет
время, когда вы устыдитесь своих нынешних подозрений.


                                  * * *

     Затрудняюсь назвать чувство, которое испытываешь, бродя по опустевшим
залам, помня их полными жизни, тепла, людских голосов. Казалось,  все  это
было еще вчера.  Но  на  приборах,  стенах,  вещах  -  везде  налет  пыли,
красноречивый след времени. Шелестят потоки воздуха, ранее не слышимые,  в
нужные моменты включается и  выключается  освещение,  в  рефрижераторах  -
изобилие пищи, несколько запущенные парки полны зелени, у входов в каюты -
таблички с такими знакомыми  именами...  Но  воздух  насыщен  техническими
запахами смазки, перегретой изоляции,  еще  чего-то  машинного,  нежилого.
Гравитон,  бывший  некогда  уютным  домом,  воспринимался  уже   огромной,
равнодушно действующей машиной, смысл существования которой загадочен.  То
тут, то там встречались  арбайтеры  с  поврежденными  логическими  цепями,
бесполезные для любой работы. Они могли подойти к  куче  мусора,  включить
пылесос и замереть с поднятым раструбом - на час, на два.
     А люди оставили после  себя  неописуемый  беспорядок  -  разбросанную
одежду, постельное белье и  бытовые  вещи,  тубы,  банки,  пачки  с  едой;
ковровые дорожки  испачканы,  во  многих  местах  -  следы  высохших  луж.
Тотально стерта  память  Архонта.  Могучий  софус  потерял  способность  к
выполнению простейших арифметических действий.  В  ресторане  из  капающих
кранов набежало озеро. Высохший бассейн усеян скелетами  рыбок.  В  центре
управления станцией отключенные экраны  образуют  слепо  мерцающий  купол.
Кресла хаотически развернуты, словно тут  резвилась  ватага  обезьян,  пол
между ними усеян этикетками,  салфетками,  тюбиками  с  остатками  пищевых
паст, испещрен бурыми пятнами. И это  -  обитель  аккуратиста  Сумитомо  и
сурового педанта Беатрис?
     Стараясь меньше наступать на плохо  пахнущий  мусор,  я  пробрался  в
центр зала, к главному пульту. По традиции,  перекочевавшей  в  космос  из
морского флота, в одном из ящиков должен был храниться дубликат  бортового
журнала, заполняемый лично губернатором.
     Я набрал регистрационный номер Гравитона-4. Кодовый  замок  открылся.
Журнала в ящике не оказалось. Но вместо него лежала записка.
     "Серж, что я тебе говорил? Навести свой дом, дабы поклониться  духам.
Таков обычай самураев. Кланяюсь Мод-сан."
     Вот же проказник!
     Я бросился в свою каюту. В беседке  под  водопадом  на  самом  видном
месте возлежал журнал. Именно возлежал. Солидно так.


                                  * * *

     24.02.2717.  Отменено  празднование  дня  рождения  С.Рыкоффа   ввиду
бегства  юбиляра.   Инспектор   безопасности   получил   легкие   телесные
повреждения от рук ст.врача. Оба довольны.
     25.02.2717. При  попытке  бегства  на  Кронос  изловлена  О.Марченко.
Довольно недовольна.
     27.02.2717. Число крономаньяков растет. Абдид изловил  трех,  Зепп  -
двух. Все недовольны, но по разным причинам.
     09.03.2717. Тотальное освидетельствование. Среди лиц  с  неустойчивой
психикой - губернатор, инспектор безопасности, старший  офицер  и  старший
врач. Корабль дураков.
     19.04.2717. Мощная гравиволна. Архонт поврежден, Серж замолчал.
     13.05.2717. Распад логических функций у арбайтеров.
     15.05.2717.  Проблема  уборки  помещений.  Установлен  принудительный
график.
     12.06.2717.  Случаи  дезертирства   с   трудового   фронта.   Станция
захламляется.
     18.06.2717. Кшиштоф Ковалек реакторном зале беседовал Круклисом.  Для
окружающих безопасен (Ковалек).
     23.06.2717.  Истерические  припадки.  Применено   насилие.   Странное
выдалось лето.
     02.07.2717. Сообщение с МОДИЛЬЯНИ: прибудут раньше графика.
     11.07.2717. Беатрис ранена.
     17.07.2717. Летаргия: 37 человек.
     30.07.2717. Д. Скрэмбл  видит  в  инфракрасном  диапазоне.  Проверено
экспериментально.
     09.08.2717. Д.  Скрэмбл:  новые  типы  фоторецепторов.  Видит  сквозь
закрытые веки. Нормально спит только в холодильнике. Чихает на начальство.
     05.09.2717. Четверть  экипажа  в  спячке.  Выбрасываю  белый  флаг  -
отправлен сигнал SOS.
     14.09.2717. Ст. врач сочинила поразительную музыку и  плачет.  "Греза
номер пять". Зачем было сочинять?
     22.09.2717.  С  "Модильяни"  не  советуют  больше   высаживаться   на
Феликситуре, совет с больничным запахом. Оч.радуются предстоящей встрече.
     29.09.2717. Какие-то совсем уж глупые ссоры.
     04.10.2717. Проблема очистки вентиляционных шахт. Везде мусор.  Никак
не предполагал, что мы так отвыкли от физического труда.
     08.10.2717. Ура! Подошел МОДИЛЬЯНИ. Но стыковаться не спешит.  Ребята
готовят  стерильные  боксы.  Считают,  что  мы  заразились  от   ухомахов.
Интересно, каким путем? Джейн, капитан лайнера, с гордостью доложила,  что
в боксах достигнута третья степень  стерильности.  Я  сказал,  что  мы  не
привыкли жить в такой грязи, поскольку на Феликситуре была шестая степень.
Расстроилась, бедняжка. Надо бы с ней помягче.
     09.10.2717.  Джейн  просто  молодчина.  Если  не   считать   помятого
телескопа, стыковка явно удалась.  Скафандры  у  ее  команды  на  редкость
нарядные. Серж, ты никогда не обнимался с женщиной в скафандре? И не надо.
     10.10.2717. Вот и конец. Все люди эвакуированы. В отношении  зябликов
не совсем уверен. Ух, надоели!
     10.10.2717. Ухожу последним. Серж, аннигиляционное топливо  для  тебя
стережет вполне надежный робот с  "Модильяни".  Если  встретишь  Круклиса,
будь ласков. А я обещаю больше не драться.


                                  * * *

     Кому-то эти записи могли показаться бредом, но только не мне. Я хотел
перечитать их повнимательнее, но помешал Джекил.
     - Серж, я подключился  к  антеннам  Гравитона.  Получена  радиограмма
дальней связи.
     - Читай.
     - "Транспортный звездолет ГЕРМЕС.  Даю  реверс  маршевому  двигателю.
Полет КРОНОСУ прекращаю. Арвид Свенссон. КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ."
     - Понятно.
     - Что делать?
     - Готовь корабль к полету.
     - А топливо?
     - Возьми с Гравитона.
     - У нас нет разрешения.
     - Давно ты стал таким законопослушным?
     - А как только совесть проснулась. Платить не придется?
     - Что это ты так беспокоишься о моих финансах?
     - Чисто по-дружески, - заверил софус. - Век воли не видать!
     - Разрешение есть, - я похлопал по журналу. - Приступай.
     - А ты?
     - Пойду к Мод.
     Мод все еще оставалась без сознания. Ее физическое  состояние  особых
тревог не внушало, а вот с результатами  энцефалоскопии  разобраться  было
некому. Тревогу внушало как раз состояние кибердоктора Гравитона.
     На станции оставаться дальше было незачем. Все корабли,  находившиеся
на линии Солнце - Кронос, несомненно последуют примеру "Гермеса", то  есть
лягут на обратный курс. Если позвать их по  радио,  пройдут  десятки  лет,
прежде чем первый из них сможет прибыть к Гравитону. Ясно, что  добираться
домой предстояло своим ходом.
     С  помощью  робота-модильянца  я  перевез  Мод  в  медицинский  отсек
"Туарега" и поднялся в  ходовую  рубку,  чтобы  проверить,  чем  занимался
преданный софус.
     Джекил занимался  погрузкой  аннигиляционного  топлива.  На  обзорном
экране  мерцал  сгусток  антипротонов,  выплывающий   из   энергохранилища
Гравитона. Осторожно  манипулируя  магнитными  полями,  Джекил  подтягивал
горючее к борту звездолета. Время еще оставалось, и я  решил  в  последний
раз пройтись по станции. Не могу  сказать,  что  именно  потянуло  меня  в
разворошенный муравейник, но потянуло. Во второй раз за эту историю.


                                  * * *

     Вернув журнал Сумитомо на его  штатное  место  -  в  ящик  командного
пульта, я спустился к ярусу жилых палуб.  Все  здесь  свидетельствовало  о
поспешном бегстве - было брошено и оставлено там, где находилось к моменту
стыковки с "Модильяни". На доске  объявлений  все  еще  висела  записочка:
"Ингрид, жду у "Туарега". Кто такая Ингрид, и кто ее ждал у "Туарега",  не
знали даже старожилы. Записка уже висела на своем месте, когда я  появился
на станции.
     - Серж, еще одно сообщение. "Лайнер БЛЭК СВОН.  Торможение  закончил.
Ускоряюсь курсом СОЛНЦЕ. Ванда Петрачек. КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ."
     - Вот видишь, и Ванда повернула.
     - Да, большой переполох получился. Есть из-за чего?
     - Подозреваю, приключения еще не кончились.
     - Не надоело?
     - Приключения - это то, без чего скучно и с чем грустно.
     Джекил озадаченно замолчал.
     - Нет, не улавливаю, - признался он.
     - Какие твои годы, дружок, - сказал я, припомнив Круклиса.
     И отправился в реакторный зал.
     Я хотел увидеть спицы, и поклониться им,  что  ли.  Но  увидел  нечто
большее  -  квадратную  фигуру  в  искрящемся  плаще.  Призрак  не   спеша
повернулся.
     - А, вьюнош. Привет. Как поживаешь?
     - Привет, - тупо сказал я. - И что ты тут делаешь?
     - Кшиштоф, бедняга, тоже интересовался. Да не трясись ты.
     - Если помер, то нечего людям голову морочить.
     - Это мое личное дело. Хочу - морочу. Ты ведь тоже немножко помер.
     - Но не до такого безобразия.
     - Ты всегда отличался осторожностью. Вот и помер ровно наполовину.
     - Очень смешно. Черт, это и в самом деле ты?
     -  Ну,  допустим.  Давай   сначала   только   допустим,   так   проще
адаптироваться неокрепшим мозгам.
     - Тогда рад тебя видеть, старая перечница.
     - Так ведь я - тоже.
     - Не ожидал. Это ты с голодухи.
     - А, кстати. Серж, в память о старой дружбе. Сбегай за бутылочкой, а?
Помянем. По-вашему, по-славянски. Видишь ли, роботы тут посвихнулись, а  я
- как-никак старшой. Теперь - даже очень. Ну как, сгоняешь?
     Как и полагается, первая серьезная мысль возникла в баре. У телекамер
не бывает галлюцинаций, вспомнил я.  С  локального  пульта  включил  обзор
реакторного зала. На экране послушно появился Круклис.
     - Проверяешь? - вяло спросил он. - Проверяй, проверяй.
     Видеозапись тоже подтвердила его наличие. Пришлось смиряться.
     - Что будешь пить, привидение?
     - Да водку ж, - ответило оно.
     Я принес бутылку можжевеловой,  буханку  хлеба,  стопочки  и  соленых
груздей.
     - Соображаешь, - буркнул Круклис. - В Могилеве был?
     - Нет.
     Мы выпили, и он замолчал. Мне захотелось его потрогать.
     - А вот этого не надо. Я давно уже тронутый.
     - У тебя что, под этим ничего нет?
     - Почему? Появляется потихоньку. К Земле нарастет.
     Он кивнул в сторону реактора:
     - Что ж проворонил, а? Не мог почуять?
     Я остолбенел.
     - Ты всерьез считаешь, что в этом виноват я?
     Круклис отвернулся.
     - Нет, малыш. Твоя совесть чиста. И у тебя доброе сердце.
     Это он точно сказал, лаборант.
     - Извини, Парамон. Я не хотел.
     - Чего там. Тебе тоже досталось.
     - Все знаешь?
     - Угу, - скучно сказал Круклис. - Все, что могу знать.
     Меня осенила догадка.
     - Эге! А тот инсайт, у Кроноса, твоих рук дело? Схема "Туарега"? Этюд
в багровых тонах?
     - Нет. Только идея. Переваривай,  переваривай,  ты  это  умеешь.  Еще
выпьем? Отвык от этого вкуса.
     - Что, плохо кормили?
     - О, нет. Только по-другому. Чистая энергия, знаешь ли. Хоть залейся.
Но никакого перцу. Унылое это дело, Серж.
     - Так что ж, мы все теперь...
     - Не пугайся. Кто дозреет - пожалуйста. И то не все.
     - Новые возможности открываются?
     - Само собой. Фокусы показывать?
     - Да. Можешь привести в порядок Мод?
     - Э, нет. Пусть все идет  своим  чередом.  Ты  и  без  того  на  меня
косишься. Не хочу прослыть похитителем жен.
     - А не опасно оставлять ее в нынешнем положении?
     - Нет.
     - Точно?
     - Точно. По крайней мере в  том  смысле,  который  ты  вкладываешь  в
вопрос.
     - Ладно. А почему ты такой кислый? Жалеешь?
     - Жалею, конечно. Но возвращаться в детский сад не  хочу.  Сильно  не
хватает...
     - Чего?
     - Так, мелочи.
     - А зачем явился?
     -  На  Землю  съездить  нужно.  Повидать  кое-кого.  Кое-кому   мозги
прочистить. Ну, и проститься.
     - На "Туареге"?
     - Возвращение должно быть правдоподобным. Серж, тебе придется принять
славу спасителя не только Мод, но и старого Парамона.
     - Славу, так и быть, приму. Но как быть с Джекилом?
     - Он же хочет свободы? Выкупи его, да отпусти.  Кроме  того,  у  него
тоже есть маленькие секреты, мы-то знаем, не правда ли?
     - Договорились. Поехали, что ли? Заправка уже закончилась.
     - Сейчас. Тут еще один зяблик остался. Поймаю и приду.


                                  * * *

     И вот мы, все четверо (Парамон, я, Джекил  да  зяблик),  собрались  в
ходовой  рубке.  Пора  домой!  Космосом  я  насытился.  Хотелось  хлебнуть
настоящего морского ветра.
     - Сам поведешь? - спрашивает Джекил.
     - Да.
     Стартовый ключ входит в прорезь.  Вспыхивают  огни  готовности.  А  в
чреве Гравитона ревут никому  не  нужные  сирены.  Нажимаю  клавишу  пуска
турбонасоса и с удивлением замечаю, что пальцы дрожат.
     - Там одна заслонка не работает, - невинно напоминает Джекил.
     - В стыковках потренеруйся, весельчак.
     - Боюсь, что такая возможность откроется не  скоро,  сэр.  Химическое
горючее пошло, сэр. Окислитель - тоже. Камеры сгорания заполнены.
     - Зажигание!
     - Есть зажигание.
     Изображение выпуклой стены, заполнившее  кормовые  экраны,  дрогнуло,
его затуманил выхлоп. Переходный тамбур, скручиваясь, погружался в люк.
     - Уфф, - сказал Круклис.
     Зяблик что-то чирикнул. Кажется, волновался.
     Потрепанное тело "Туарега" пошло вперед.
     Выбравшись из скопления шлюпок, я добавил скорости, крутнулся на  сто
десять градусов и вошел в нижне-левый разворот.
     На боковой группе экранов показался диск Феликситура.
     - Последнее "прости"? - усмехнулся Круклис.
     - Нечто вроде. Джекил, реактор?
     - Разогрет, работает штатно.
     - Хорошо. Запись в бортовой журнал:  на  скорости  два-двадцать  семь
целью экономии химгорючего пошел на термоядерном реакторе.
     - Лихо, - сказал Джекил.
     - Отрегулируй потоки.
     - Есть, сэр.
     Переход на промежуточную тягу удался гладко. "Туарег" оживал. Набирая
скорость, мы устремились к ночному полушарию планеты.  Притяжение  планеты
помогало разгоняться. На четырех километрах в секунду я перешел от падения
к полету по касательной.
     Виктим скрылся за горизонтом. Еще несколько секунд  светилась  серная
дымка, затем мы нырнули во тьму. Джекил без промедления перевел экраны  на
радарный обзор. Внизу поплыли пики, кратеры, трещины.
     - Привет, ухомахи! - сказал Круклис.
     - А кто они из себя?
     - Очень  забавные  зверушки.  Ведут  стадный  образ  жизни.  Питаются
растениями,  синтезирующими  органику  за  счет  инфракрасного   излучения
нагретой серы. На ухомахов охотятся хищные э... сернозубы, назовем их так.
И те, и другие  обзавелись  мозгами,  сернозубы  даже  обладают  зачатками
разума, поскольку воюют друг с другом. Такой вот милый мирок.
     - Скорость -  шесть  с  половиной  километров  в  секунду,  высота  -
шестьдесят девять километров, - предупредил софус.
     - Вот что, дружище, - сказал я. - за две  секунды  до  того,  как  мы
врежемся, молча бери управление на себя. Буде ж такого не  случится,  тоже
помалкивай, хорошо?
     - Дай ты человеку порезвиться, - поддержал Круклис.
     Впереди забрезжила серная заря. Во мраке одна  за  другой  вспыхивали
горные вершины. Я выбросил в стороны штанги с телеобъективами. Так,  чтобы
массозаборник не закрывал ближний вид по курсу.
     - Зажмурьтесь, - предупредил Джекил.
     Но  я  не  успел.  Краешек  Виктима  вынырнул  слишком  стремительно.
Проморгавшись, я заметил, что глаза  Круклиса  широко  открыты  в  сторону
пылающих носовых экранов.
     - Что, и зайчиков нету?
     - Нету, - спокойно ответил бывший человек.
     - Неплохо.
     - Чего ж плохого.
     - Во время карантина тебя будут обследовать.
     - Будут. Но ничего особого не найдут, - улыбнулся Круклис.
     - Ты ничего не замышляешь?
     - Серж, я ведь поумнел, а не поглупел. К тому  же,  с  детства  люблю
животных.
     - Обнадеживает. Но я жду прямого ответа. Я тебя давно знаю.
     - Очень давно, Серж. Больше, чем ты помнишь.
     И я увидел на  его  лысине  радужно  сияющие  капли  воды.  На  щеках
оказалась  густая  бородища.  А  голые  ноги  массировали  две   раболепно
согбенные девушки. Глупо смотреть на восходящее светило без светофильтров.
     - И сейчас еще твое время не пришло, Серж. Хотя близится.


                           7. РЕСПУБЛИКА САТУРН

     "Туарег" миновал терминатор на высоте всего одиннадцати  миль.  Я  не
ошибся. Промчавшись  между  двумя  соседними  кратерами,  звездолет  вышел
именно в тот район, куда я его и хотел привести.
     Оксанкин кратер очень изменился - оплыл, подрос, разбросал в  стороны
кирпичного цвета потоки. Серная лава почти  утопила  остатки  парома.  Над
застывшей поверхностью возвышались одни антенны да ствол мортиры.
     - Могли и поджариться, - сказал я.
     - Запросто, - согласился Круклис.
     - И нам бы не помогли? Старшие?
     - Нет. Для них, как и для эволюции, судьба индивида особого  значения
не имеет. Вот если бы возникла угроза всему  нашему  биологическому  виду,
тогда да, что-нибудь предприняли бы. Но не по мелочам.
     - Я себя мелочью не считаю.
     -  Правильно,  Серж.  Мы  ведь  не  поджарились,  значит,  на  что-то
способны. Но чтобы нами заинтересовались, одного этого мало.
     - И как, стоит иметь с нами дело?
     - Иногда ты меня огорчаешь. Ведь вот же я, сижу здесь реально. Можешь
пощупать. Впрочем, нет, еще рано.
     - А вдруг тебя в отставку отправили, забраковали?
     Круклис расхохотался.
     - Если бы меня забраковали, я бы здесь не сидел.
     Потом похлопал меня по плечу.
     - Ты давай, Серж, пилотируй. До сих пор у тебя  ловко  получалось.  И
скорость набрал, и Оксанкин кратер посмотрел. А сейчас, если не  ошибаюсь,
Солнце, Гравитон и "Туарег" находятся на одной линии?
     - Находятся, находятся, - проворчал я. - Почти.
     -  Идеальная  ситуация  для  использования   Гравитона   в   качестве
ретранслятора, я правильно понял? Валяй,  передавай.  Что-нибудь  краткое,
мужественное. С сознанием исполненного долга. Например:
     СПАСАТЕЛЬНЫЙ ЗВЕЗДОЛЕТ ТУАРЕГ - ЗЕМЛЕ. Ложусь курс СОЛНЦЕ.
     Расчетное прибытие  15.10.2769.  На  борту  трое.  Нужна  медицинская
помощь. Серж Рыкофф. КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ.
     - Представляешь, какое впечатление произведет эта депеша  на  матерых
гравитонцев? - ухмыльнулся Круклис. - Что скажешь?
     Что тут можно было сказать? Негодяй угадал дословно.  Не  забраковали
его.


                                  * * *

     Прошло несколько дней. Я рассчитывал режим фотонного разгона, когда в
рубку вошел Круклис с салфеткой  на  локте  и  подносом  в  руках.  Эдакий
гарсон-переросток.
     - Чаю хочешь?
     Я оторвался от компьютера.
     - Хочу. Люблю дурачества.
     - Знаем, знаем. Надеюсь, "Сэр Липтон" подойдет?
     - Что, настоящий?
     - В жизни лучше пользоваться всем настоящим.
     - Чудеса продолжаются?
     - Никаких чудес. Просто прихватил из запасов Гравитона.
     Он поставил поднос, налил чай. Себе -  в  блюдечко.  Подул  на  него.
Поднялся аромат.
     - Слушаю, - сказал я.
     - Умница, - сказал он. Хлебнул из блюдца и замолчал.
     Я подождал с минуту. Круклис с отсутствующим видом  рассматривал  все
еще яркий Виктим. Я пожал плечами и возобновил работу.
     Чтобы запустить фотонный двигатель, обычно  требовалась  скорость  не
менее ста миль в секунду. С  помощью  термоядерного  реактора  мы  набрали
двадцать шесть, то есть почти в четыре раза меньше. Но сто миль в  секунду
требовалось для межзвездной среды,  где  концентрация  рассеянных  атомов,
нужных для аннигиляции с  бортовыми  запасами  антипротонов,  невелика.  Я
прикидывал, нельзя ли использовать то  обстоятельство,  что  вдоль  орбиты
Феликситура  протянулось  тороидальное  облако  серных  паров,   плотность
которого примерно в сорок раз превышала плотность  межзвездного  газа.  По
идее при такое густоте материи фотонная реакция должна была дать  ощутимую
тягу при меньшей скорости. Единственное условие для  этого  заключалось  в
том, чтобы первоначальный курс разгона  не  выходил  за  плоскость  орбиты
Феликситура,  то  есть  не  был  направлен  сразу  на  Солнце.  Поэтому  в
дальнейшем требовалась коррекция траектории, означающая  некоторую  потерю
времени. Зато более ранний  переход  на  аннигиляционное  топливо  означал
выигрыш в темпе  ускорения,  экономию  дейтерия,  а  в  конечном  итоге  -
экономию все того же времени. Следовательно...
     - И что ты собираешься делать с Мод? - вдруг спросил Круклис.
     - Как - что? - рассеянно отозвался я. - Лечить.
     - Чай понравился?
     - Да, спасибо.
     - А от чего лечить?
     - Не знаю.
     - Может быть, лечить и не надо?
     - Может быть.
     - Предоставишь все специалистам?
     - Конечно. Ты же сам советовал. Что-нибудь изменилось?
     - Нет, ничего не изменилось. Хотел знать твои планы.
     Я пожал плечами. Чай успел остыть.


                                  * * *

     На скорости тридцать восемь миль в секунду фотонный  двигатель  начал
"забирать" тягу. Расчеты оказались верными, хотя я их выполнил безо всякой
помощи со стороны Джекила. С некоторых пор мне  не  нравилось  всецело  от
него зависеть. Я решил вспомнить свою курсантскую практику.  И  получилось
неплохо.
     По мере увеличения скорости в воронку электромагнитных полей попадало
все больше ионов, дремлющая сила звездолета пробуждалась. К моменту выхода
из серного облака скорость достигла ста семидесяти миль в секунду -  очень
приличный результат. После новой серии вычислений я провел  коррекцию,  мы
легли на генеральный курс, и... делать больше  было  нечего.  Нас  ожидали
сорок девять геолет  пути.  Впрочем,  на  борту  "Туарега",  продолжавшего
набирать ход, они неизбежно должны были "сжаться" до сорока  одного  года,
но и этого было несколько многовато. Вновь встал вопрос досуга.
     Каюты на "Туареге" маленькие,  бассейн  крошечный,  возможностей  для
серьезной  научной  работы  нет,  играть   с   Круклисом   во   что-нибудь
бессмысленно, постоянно выигрывает, даже в кости. Джекилу  и  то  от  него
досталось. Всеми прочими  развлечениями  я  уже  насытился  на  много  лет
вперед. Оставалось одно - уйти в спячку. Круклис решил  последовать  моему
примеру.
     - Тебе-то зачем? - спросил я.
     - Не такой уж я и монстр. Тоже скучаю без общества.
     - И ничто человеческое тебе не чуждо.
     - Нет, кое-что чуждо.
     - Как мне кажется, сарказм у тебя поубавился.
     - Вовсе нет. Это я к тебе получше стал относиться.
     - Жуткое это место - Кронос, если до такого дошло.
     -  Нет,  не  жуткое.  Одинокое.  Я  думал,  что  меньше  нуждаюсь   в
человечестве.
     - Наверное, со временем это ослабнет.
     - Вот тогда и наступит жуть. Представь себе  павиана,  который  решит
жить в нашей компании.
     - Разница так велика?
     - Почти.
     - Оставайся жить с человечеством. Кто тебя неволит?
     - Уже не могу. Этого и боялась Лаура... Ладно, пора баиньки.  Я  тебе
надоел?
     - Отчего, Парамон? Мальчонка ты смышленый. Кроме  того,  Сумитомо  за
тебя ходатайствовал. Хочешь можжевеловой? На посошок.
     Круклис ушел, улыбаясь. Меня же беспокоили несколько иные проблемы. В
частности,  довезет  ли  нас  Джекил  туда,  куда  надо.  Перед  тем,  как
отправиться в анабиозную камеру, я произнес ему еще одну речь,  в  которой
обрисовал будущий братский союз людей и роботов. После  того,  как  каждый
робот отработает свою барщину.
     - Спите спокойно, сэр, - со скукою сказал софус.
     Надо  ж  было  так  выразиться!  Три  слова  на  букву  "с"  в  одном
предложении. Причем на ночь.


                                  * * *

     Зуммер пищал так, что и мертвого  разбудит.  С  маленького  экранчика
перед моим лицом смотрел пират с усищами и красной косынкой на голове.
     - А где серьга? - поинтересовался я.
     - Да вот, - и он показал ухо. - Меня зовут Роджер.
     - По фамилии Мери?
     - Нет, всего лишь Раскл.
     - Очень приятно, - светски сказал я, - и кем служите?
     - Командиром патрульного фрегата "Зенгер".
     - Значит, прилетели уже?
     - Так точно. Мы не будили вас до последнего момента, но  пора,  граф,
пора. В отличие от Сен-Симона вас ждут не великие дела, а великие почести.
     - Ну, что ж, почести, так почести.
     Я привел саркофаг в вертикальное положение.  Жидкий  консервант  стек
сквозь пол. Как обычно, после длительного  анабиоза  кружилась  голова,  а
тело наполняла слабость. И отсутствовал интерес к  жизни.  Если  кто-то  в
этот момент ее попросит, преспокойно отдашь. Но Роджер Раскл к таким вещам
был подготовлен.
     - Немного аэрозоля, граф?
     - Не помешает, милорд.
     Роджер засмеялся.
     - Я - не лорд, ваше сиятельство.
     - А я - не граф.
     - Граф, граф. Уже трое суток, как граф.
     - Это за что же?
     - За спасение члена британской королевской семьи.
     - Тут какая-то путаница. Жену спасал, было дело, а вот члена - нет.
     - Одно и то же лицо, сэр.
     - Вы уверены?
     - Абсолютно.
     - М-да. Возможно, это был не последний секрет моей супруги.
     - Вполне. При дворах много всяких тайн.  Но  это  еще  не  все,  сэр.
Попутно вы спасли еще и почетного члена королевской  Академии  Наук,  тоже
британской.
     - Свят, свят. Это кого же?
     - Сэра Парамона Кэссиди Круклиса фон Циммермана ибн Дауда.
     - От кого известно?
     - От самого сэра.
     - Так он уже встал? Ибн Дауд?
     - Вторую неделю играет в шахматы с вашим софусом.
     - Какой счет?
     - Сто  восемнадцать  с  половиной  на  тридцать  шесть  с  половиной.
Послушайте, на Гравитоне все такие умные были?
     Я кивнул. Если на твоих глазах творится легенда, мешать нельзя.  Люди
обижаются.
     Роджер выразился в том смысле, что снял  бы  шляпу,  если  б  таковую
носил. Я кивнул еще раз.
     Потоки теплого воздуха осушили кожу. Я выбрался наружу. Спотыкаясь на
ногах, отвыкших ходить, добрался до лифта.
     - Сэр, вы забыли одеться, - сказал  Роджер  из  саркофага.  -  Экипаж
"Зенгера" жаждет вас увидеть. Здесь дамы...
     - Много? - зачем-то спросил я.
     Саркофаг озадаченно замолчал.


                                  * * *

     Круклиса  я  нашел  в  рубке.  Держа  на  весу  шахматного  коня,  он
внимательно  меня  осмотрел.  Рядом  с  ним  находился  походный  бар   на
колесиках.
     - Сохранился замечательно. Чего налить?
     - Кофе, - пробурчал я. - С коньяком.
     - Чего побольше?
     Я сделал обиженное лицо. Круклис плеснул.
     - Ты не перестарался? - спросил я.
     - С коньяком?
     - Нет. С титулами и мундирами.
     - Фи! Мишура.
     - Не понимаю, зачем все это.
     - Потерпи, поймешь. Потом еще и во вкус войдешь.
     - По-моему, сначала у меня надо было спросить, - заупрямился я.
     - Серж, да полно брюзжать. Ты  ведь  можешь  и  отказаться.  Давай  о
другом поговорим. Все-таки сорок  лет  не  виделись,  капитан.  Вечор,  ты
помнишь, вьюга злилась...
     - Ага, - мрачно согласился я, - в мутном небе тьма носилась...
     - Не тьма, а мгла.
     - Какая разница?
     - А вот какая, - сказал  Круклис.  И  включил  экраны  на  панорамный
обзор.
     Бок  о  бок  с  "Туарегом"  плыл  патрульный  фрегат   Роджера.   Его
тороидальный корпус быстро вращался, поэтому казалось, что рядом с нами  в
пустом пространстве катится огромное  колесо.  Но  меня  поразило  другое.
Прямо по курсу располагалась громадная планета с великолепно подсвеченными
кольцами. У меня даже дыхание перехватило.
     - Не может быть. Сатурн?!
     - Пробирает? А ты какую-то свару затеваешь. Титулы, мундиры...
     - Но как же? По расчетам мы должны были выйти к Плутону.  Карантинная
станция дальних рейсов...
     -  Из  уважения  к  заслугам  его   сиятельства   графа   Кроносского
благодарное человечество разрешило нам отбывать  карантин  не  у  скучного
Плутона, а на Япете. Мне кажется, с видами здесь получше.
     Я  взглянул  на  впечатляющее  сатурново  семейство,  живо   вспомнив
планетную астрономию. Вон тот, оранжевый, - явно Титан,  самый  крупный  и
населенный спутник системы. С другой стороны из-за диска Сатурна выплывала
одна из Дион. А под таким углом к плоскости колец может находиться  только
Япет...
     - Ладно. Простим друг другу, благородный ибн Дауд.
     - Вот, сразу бы так. Туповат все же спросонок. Ты готов?
     - К чему?
     - К пресс-конференции. Подумай, что можно говорить, граф. С  Джекилом
у нас полное взаимопонимание. Да и проиграл он крупно.
     - Не так уж и крупно, - проворчал софус.  -  И  у  нас  еще  отложена
партия.
     Не дав мне опомниться, Круклис включил ближнюю связь.
     - Алло, "Зенгер". Начинайте экзекуцию.
     Невероятно серьезный Роджер от имени  человечества  поздравил  нас  с
благополучным возвращением. Затем представил свой экипаж - трех  мужчин  и
четырех женщин. Все они показались  мне  неумеренно  красивыми  -  дерзко,
вызывающе красивыми.  Замечательные  фигуры,  кожа,  волосы.  Осмысленные,
одухотворенные  лица.  Веселые,  все  понимающие  глаза  с  чуть  заметной
грустинкой. Там, на канувшем в прошлое Гравитоне-4, тоже  собрались  вовсе
не уродцы, но разница была, разница заметная. Что-то они с собой  сделали,
земляне,  воспользовавшись  тем,  что  я  сто  шесть  лет   за   ними   не
присматривал.
     - ... а это - Дженнифер, наш доктор.
     Дженнифер улыбнулась.
     - Милорд, полной информации у меня  пока  нет.  Но  определенно  могу
сказать, что в данный момент вашей жене ничто  не  угрожает.  С  остальным
разберемся на Япете. Нужные специалисты уже вызваны.
     - Не опоздают?
     Круклис тоже улыбнулся. Не знаю,  что  с  ним  сделали  крониане,  но
характер Парамона явно помягчел.
     - О, нет, - сказала Дженнифер. - Это вообще не принято. А уж в  вашем
случае...Мы справимся, Серж.
     Из глубины экрана сочувственно глянул Роджер.
     - А теперь, господа, представляю вас прессе.
     И посыпалось.


                                  * * *

     С фрегата прислали контейнер, напичканный механическими крабами.  Эти
шустрые автоматы  расползлись  по  всем  закоулкам  "Туарега",  анализируя
атмосферу,  воду,  пищу,  старательно  выискивая  что-нибудь  вредоносное.
Некоторые забрались даже в Джекила. Они путались под ногами, свешивались с
потолков,  проникли  в  мою  одинокую  постель.  Холодные,  шевелящиеся...
Дженнифер специально извинилась за этот случай. Уж так и быть, простил.  В
последний раз.
     Мы с Круклисом дисциплинированно взяли  друг  у  друга  по  нескольку
капель крови,  запаяли  их  в  капсулы  и  отправили  для  исследований  в
лабораторию фрегата. Ответ пришел  быстро:  здоровье  мистера  Круклиса  в
полном порядке, а вот у месье Рыкофф организм постарел, ослаб,  загрустил.
Требуются чистка, омоложение и положительные эмоции. Весь путь до Япета мы
находились под круглосуточным наблюдением, включая и зяблика.
     "Туарег" и "Зенгер" шли параллельными курсами.  Диспетчерская  служба
Сатурна  выделила  нам  специальный  коридор  с  правом  преимущественного
движения. Довольно узкий, поскольку  околосатурновое  пространство  весьма
плотно  насыщено  эфирными   поселениями,   орбитальными   станциями,   и,
разумеется, во  всех  направлениях  пересекалось  летательными  аппаратами
самых  разнообразных  конструкций  и  назначений.  И  звездолет  и  фрегат
постепенно замедляли свой бег, поэтому суда, следующие в попутном  с  нами
направлении, довольно часто оказывались на расстоянии прямой видимости. Их
капитаны не упускали случая отсалютовать  огнями  и  ракетами,  передавали
приветственные радиограммы. Я зачитывал их дремлющему Круклису.
     БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Метеорный истребитель АРЧЕР ФИШ - спаса-
     тельному звездолету ТУАРЕГ. Браво, парни!
     БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Танкер FT-211 - СЗ ТУАРЕГ. Мягкой посадки!
     Могу поделиться горючим бесплатно!
     БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Планет-экспресс СИТУТУНГА - СЗ ТУАРЕГ.
     Восхищены, любим! 546 подписей и 3 крестика от тех, кто
     еще не умеет писать!
     БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Учебный звездолет ЛЕОПАРДО - СЗ ТУАРЕГ.
     Привет, бродяги! Рад экстремально! ОМ! Ваш ЗЕПП.
     БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Сатурн-диспетчер ГЕОРГАДЗЕ - КАПИТАНАМ
     всех судов и кораблей. Для приветствий СЗ ТУАРЕГ выделен
     специальный радиоканал. Прошу не занимать служебные
     частоты. КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ.
     БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. ПФ ЗЕНГЕР - Сатурн-диспетчеру ГЕОРГАДЗЕ.
     Спецканал переполнен. Тенгиз, не будь чинушей! РОДЖЕР.
     ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ. Япет-губернатор Цинь - СЗ
     ТУАРЕГ. Встретим как полагается!
     БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Патрульный фрегат ГАЛЛАХЭД - СЗ ТУАРЕГ.
     Завидуем ПФ ЗЕНГЕР. Встречать Вас - честь.
     ДАЛЬНЯЯ СВЯЗЬ. Корпорация БОИНГ&ТИРАТАМ, Inc. - СЗ ТУАРЕГ.
     От имени фирмы свидетельствую почтение. Прошу согласия на
     присвоение Ваших имен строяшимся на наших верфях судам -
     танкеру, метеорному истребителю и межзвездному лайнеру.
     ЛИНДА ЙОВАНОВИЧ, председатель совета директоров.
     ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ. Сатурн-Президент ЛОА - эки-
     пажу СЗ ТУАРЕГ. Приглашаю на завтрак. Поздравляю с награ-
     дами РЕСПУБЛИКИ САТУРН.
     БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Яхта ПСЮККОПАТТЕН - СЗ ТУАРЕГ...
     - Серж,  хватит,  -  не  выдержал  Круклис.  -  Положительно,  с  ума
посходили. Танкер "Парамон", это ж надо представить. Выключи радио.
     - Запрещено. Зона интенсивной навигации, - сказал я.
     И злорадно добавил:
     - Это тебе - за графа!
     - Ладно, - сказал Круклис. - Тогда пусти меня к пульту.
     И этот сухарь...
     БЛИЖНЯЯ И ДАЛЬНЯЯ СВЯЗЬ. СЗ ТУАРЕГ - ВСЕМ, ВСЕМ. Спасибо,
     люди! КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ.


                                  * * *

     Проплыв над Северным Полюсом Реи, древнейшего из  спутников  Сатурна,
мы вошли в причальный створ карантинной станции Япет-14.  Через  несколько
часов осуществилась стыковка. По прозрачному коридору, за стенами которого
собралось очень дружелюбное население, мы прошли  в  свои  каюты.  Строгий
диспетчер  Георгадзе  выделил  нам  личные  радиоканалы  для   общения   с
родственниками. Первым меня разыскал старший сын Антон. За ним, в  порядке
субординации, - Виктория, Зейтуна, Серж-младший, две жены, Николас и Ирэн.
Потом настала очередь Всех Родных и Знакомых  Кролика.  Большинство  своих
внуков и внучек, тем паче - правнуков, я видел  впервые,  да  и  то  -  на
экране. Мальчики и девочки  всех  цветов  кожи  засыпали  меня  вопросами,
заставив трудиться по пятнадцать часов в  сутки,  но  это  оказалось  лишь
скромной прелюдией, поскольку со мной связалось еще около двухсот  родичей
Мод,  начиная  с  принца  Уэлльского  и  кончая   трехлетней   Тересой-Мод
Хосе-Мария да Силва дю  Карвалью.  После  всего  этого  начало  карантина,
сопровождающегося запретом  на  связь,  каюсь,  я  воспринял  с  некоторым
облегчением. А ведь прав Круклис, что-то мы расплодились...
     Карантинная  станция  Япет-14,  носящая  неофициальное   имя   Стикс,
запомнилась упругими белыми полами, на которых Мод  заново  учили  ходить.
Она все еще не разговаривала. Лечащий врач предупредил, что восстановление
функций мозга будет медленным, и что личность Мод заметно изменится.


                                  * * *

     За время вынужденной изоляции я жадно впитывал новости, находя в  них
много такого, что в голову само собой не приходило. Я узнал что:
     - раздомашнены лошади, коровы, свиньи; достигнуты значи-
     тельные успехи в обучении полету индеек и кур;
     - введено обязательное тестирование умственных способ-
     ностей кандидатов на общественные и государственные долж-
     ности, в результате чего впервые за всю человеческую
     историю ощущается нехватка политиков, полицейских и воен-
     ных; тем не менее бюрократов становится все больше;
     - окончательный приговор убийце утверждает воскрешенная
     жертва, но права на помилование у нее нет;
     - полеты со сверхсветовой скоростью реальны, и для этого
     строится вакуум-перфоратор "Фантаск";
     - воздействуя на геном человека, можно вывести разумное
     существо, способное жить в открытом космосе;
     - в Египте пенсионеры построили несколько новых пирамид,
     более благоустроенных, чем старые;
     - создано Общество Охраны Прав Вирусов и Бактерий;
     - мужчины все же добились равных прав с женщинами, и те-
     перь могут самостоятельно производить на свет детенышей
     обоего пола. Женщины тоже могут, но только девочек и по-
     этому феминистки настаивают на пересадке игрек-хромосомы;
     - на планете Кампанелла все звери сбежали из зоопарков;
     - внеземные цивилизации скорее есть, чем скорее нет...
     - Перестань хохотать, - сказал Круклис. - Карантин закончился.
     Я оторвался от экрана  и  увидел  двух  женщин.  Одной  из  них  была
Дженнифер, - настоящая, во плоти, не какая-то голограмма. Вторую  я  сразу
не узнал.
     - Здравствуй, Серж, - сказала Мод. - Вот я и вернулась. Ты рад?
     - Пока не знаю, - сказал я.
     Мод кивнула.
     Она стала выше, сухощавее, еще более сдержаннее, чем в былые времена.
Я понял, что все предстоит начинать с нуля.
     - Ты многое пережил, Серж.
     - Ты тоже.
     - Идемте, - сказала Дженнифер, - нас ждут.
     Нас  ждал  патрульный   фрегат   Объединенного   Космофлота   Солнца.
Разумеется, это был "Зенгер". Дженнифер объяснила, что круг общения  после
долгого отрыва от людей разумнее расширять постепенно. Потом улыбнулась.
     - Да и нам не хотелось слишком быстро с вами расставаться.
     - Корабль и экипаж к старту готовы, - доложил Роджер.
     Был он в полной парадной форме ОКС, только серьгу не снял.
     - Добро, - сказал я. - Где наши каюты?
     - Вас проводят.
     - Еще минуту.
     Я подошел к стенному экрану.
     У причальной стенки Япета-14 громоздился "Туарег".  Несмотря  на  всю
его величину, звездолет выглядел сиротливо.  В  носовой  части  выделялась
грубая заплата.
     - Роджер, вы выполнили мою просьбу?
     - Да, сэр. До окончания торгов звездолет опечатан.
     Я взял микрофон.
     - Джекил, ты меня слышишь?
     - Слышу, - тихо ответил софус.
     - Я все помню.
     - Спасибо, Серж.
     Круклис  достал  платок  и  тщательно  высморкался.  Не  принимать  в
какой-то форме участия в событиях для него невозможно. Тут он неисправим.


                                  * * *

     Главный космодром Япета располагался в  одном  из  крупных  кратеров.
Роджер очень красиво посадил фрегат вручную. Из борта "Зенгера" вывалилась
аппарель. Пыль еще  не  успела  осесть,  но  от  здания  астровокзала  уже
разматывались рулоны ковровой дорожки. Попрощавшись  с  милым,  совсем  не
воинственным экипажем, мы вышли. От вокзала прикатила платформа с  флагами
Республики Сатурн и ООН, двумя офицерами в  парадных  скафандрах  и  самим
губернатором    впридачу.    Объятия,    поздравления.    Роботы-операторы
телехроники. Нас водружают на пьедестал в центре  платформы,  и  мы  катим
прямо по дорожке. Я оглядываюсь. К "Зенгеру" уже тянут заправочные рукава.
Экипаж стоит на открытом пандусе и машет руками. Именно в этот  момент  до
меня дошло, что мы вернулись.
     Круглый зал космопорта, заполненный народом в ошеломляющем количестве
- тысяч пять, не меньше. Почетный караул, самый настоящий духовой оркестр,
дети с  цветами.  Короткая,  смешная  и  очень  теплая  речь  губернатора.
Длиннейшие тосты, еще более длинные столы, шампанское в запаянных  фужерах
с   соломинками.   Официальная   часть   быстро    сменяется    совершенно
неофициальной.
     - Миссис Рыкофф, а какой косметикой вы пользовались  при  бегстве  на
Кронос?
     - Академик Круклис, умоляю, автограф! Декан  позеленеет  от  зависти.
Что вам стоит?
     - Каков диапазон переменной в вашем уравнении 3.2.17/21?
     -  Послушайте,  месье,  там  действительно  так   жутко?   Мой   внук
собрался...
     - Так выпьем же за то...
     - Признайтесь, мой Роджер вас здорово напугал? Вы не скажете ему  при
случае, что серьга - это уже перебор?
     - ... и никаких отказов, генацвале. Шашлык, цинандали...
     И вдруг в этом обаятельном гаме неожиданная как выстрел фраза.
     - Милорд, уступите мне "Туарег". Цену назначьте сам.
     Вот здесь я включился и осмысленно взглянул на собеседника.
     Поджарый  седой  джентльмен,  "соль  с  перцем".  Прекрасная  осанка,
бриллиантовые  запонки,  бокал  с  чем-то  игристым  на   самом   донышке.
Спокойствие уверенной в себе силы. Обаяние хозяина своего слова. Холодные,
серые, умные глаза.
     - Тим Греггсен, предприниматель.
     - Рад познакомиться, мистер Греггсен. У вас талант располагать  людей
с первого взгляда.
     Скупая улыбка.
     - Я знаю. Итак?
     С такими людьми нужно говорить жестко и напрямик.
     - Вы достаточно богаты?
     - Достаточно для чего?
     - Для того, чтобы купить "Туарег" на аукционе?
     - Да. И поверьте, на аукционе я его куплю.
     Он сказал это так, что я ни на секунду не усомнился.
     - Тогда почему?
     Греггсен отпил глоток из своего бокала  и  спокойно  взглянул  мне  в
глаза.
     - Мне не хочется терять время. Ваше решение?
     - Нет, - сказал я.
     - Почему?
     - Хочу сохранить на память.
     В его глазах мелькнуло изумление.
     - У вас мало шансов. Подумайте.
     Он протянул визитку с платиновым тиснением и коротко поклонился.
     - Что, - спросил Круклис, - началось?
     - На Управление Безопасности не похоже.
     - Разберемся. Как у тебя с финансами?
     - Прилично.
     - Значит, недостаточно. Это крупная рыба. Я тебе помогу. Деньги  мне,
как понимаешь, ни к чему.


                                  * * *

     Удостоверения   почетных   граждан   Япета   вручались    под    гром
аплодисментов.  Пришлось  отклонить   множество   предложений   отобедать,
отужинать и отзавтракать в семейном кругу. Особенно  огорчился  знаменитый
диспетчер Георгадзе. Но времени не было. Планет-экспресс  "Ситутунга",  на
котором нам забронировали места, уходил с Титана, а  туда  еще  предстояло
добраться. И там нас уже ждала Сатурн-Президент Лоа.
     - Позвольте предложить мой катер, - любезно сказал губернатор.
     Лифт поднял нас  на  вершину  шестимильной  горы,  в  недрах  которой
находился астровокзал. Мы оказались  на  ровной  площадке,  окруженной  по
периметру лесом антенн. Отсюда открывался вид на  весь  цирк.  Большинство
стартовых позиций космодрома были заполнены планетолетами -  от  вытянутых
иглообразных нырятелей, предназначенных для полетов в  атмосфере  Сатурна,
до решетчатых танкеров с грубовато подвешенными двигателями, цистернами  и
непропорциаонально маленькими кабинами экипажа -  низкая  сила  притяжения
позволяла  сажать  на  Япет  суда  весьма  хрупких  конструкций.  Но  даже
незначительное  притяжение  планеты  являлось  препятствием  для   посадки
огромных межзвездных кораблей. Звездолеты заправлялись на лету, - с низких
орбит. Один из них, учебный звездолет "Леопардо", которым  командовал  наш
славный буддист, как раз висел над космодромом и принимал топливо.
     - Более впечатляющей панорамы вы не найдете  во  всей  системе,  -  с
гордостью сказал губернатор.
     Посмотреть и в самом деле было на что.
     Над неровным, зазубренным горизонтом нависал гигант  Сатурн,  занимая
почти половину неба. С  непривычки  казалось,  что  он  вот-вот  рухнет  и
подомнет под себя все, что находилось перед глазами. Благодаря  тому,  что
Япет  вращается  под  значительным  углом   к   экваториальной   плоскости
планеты-господина,  с  него  прекрасно  видны  знаменитые  кольца   -   от
призрачного ободка F до креповой  полосы  С.  Розоватый  свет,  отраженный
облачным покровом Сатурна, заливал всю площадь космодрома Улугбек. И  было
этого света так много, что в нем блекли навигационные  огни  стартующих  и
заходящих на посадку кораблей.
     - Жаль, что вы не можете задержаться, -  сказал  губернатор.  -  Япет
облетает Сатурн всего за восемьдесят земных суток. Кольца можно посмотреть
под самыми разными углами и с обеих сторон. Я вот седьмой год  любуюсь,  а
привыкнуть не могу.
     Губернатор помолчал, потом рассмеялся.
     - А на жену действует угнетающе.
     - Завидую, - вырвалось у меня.


                                  * * *

     Губернаторский катер взмыл, заложил крутой вираж,  промчался  бреющим
полетом над полем космодрома. Молодые пилоты, видимо,  не  хотели  ударить
лицом в реголит перед космическими волками. Набрав  высоту,  они  ринулись
прямо по направлению к кольцам. Через несколько  часов  полета  мы  прошли
щель между кольцами F и А, открытую межпланетной станцией  "Пионер-11"  на
исходе двадцатого столетия. Кольца открылись с  обратной  стороны,  именно
так, как через объективы "Пионера" их впервые видели наши  пращуры  девять
веков назад,  -  просеивающими  сквозь  себя  свет  Солнца.  При  этом  из
прозрачного колпака, покрывающего пилотскую  кабину,  ледяные  глыбы  были
заметны невооруженным глазом, катер отчаянно близко подошел к растрепанной
кромке кольца А. Мод даже ушла в свою каюту.  Мы  с  Круклисом  ничего  не
сказали.Но нашему примеру последовали, как выяснилось, не все.
     - Выговор, - внятно произнес диспетчер Георгадзе. - Как поняли?
     - Вас понял, - невозмутимо ответил первый пилот. - Выговор.
     Второй пилот вздохнул.
     - Спасибо, братцы, развлекли, - сказал Круклис. - Но  больше  так  не
летайте, хорошо?  А  то  Серж  не  сможет  рекомендовать  вас  в  Академию
Звездоплавания.
     Оба  пилота  дружно  заулыбались  и  закивали.  Эти  славные   ребята
удивительно походили друг на друга.
     - Вы, братцы, случаем, не близнецы? - спросил Круклис.
     Пилоты синхронно кивнули.
     - Только мы не братцы, - сказал второй пилот.
     И они заулыбались совсем уж очаровательно.
     Круклис вздохнул.
     - Стареем, сестрица Серж. Чтобы скафандр  от  меня  женщину  скрыл  -
такого еще не было.
     Тут пилоты расхохотались.
     - С вами все в порядке, герр фон Циммерман. Мы и не женщины.
     Круклис побурел.
     - Силы небесные! Неужели эти... среднего рода?
     - О, нет, нет.
     - Ну, тогда сдаюсь. Ничего не понимаю.
     - Да роботы мы, - простодушно сказал второй пилот.
     На Круклиса было жалко смотреть.
     - З-зачем же такое?
     - Какое?
     - Ну... похожее.
     Пилоты весело переглянулись.
     - Разве господин губернатор вас не предупредил?
     - Сдается мне, господин губернатор большой шутник.
     - О, до нас ему далеко.
     - Тэ-эк, - резюмировал  Круклис.  -  И  юмором,  значит  овладели.  А
скажите-ка тогда, кто по-вашему есть человек?
     - Существо довольно мыслящее, - серьезно ответил первый пилот.
     - Но?
     -  С  юмором  у  него   бедновато,   -   сказал   второй,   заливаясь
жизнерадостным смехом.
     Вот так, веселясь да пошучивая, эти машины и доставили нас к  Титану.
Они меня так очаровали, что я решил уже со следующей  недели  бороться  за
права роботов.
     На орбите Титана нас ждала яхта госпожи Илеа Лоа, Сто  девятнадцатого
Президента Республики Сатурн. Перед тем, как  мы  покинули  катер,  второй
пилот неожиданно чмокнул Круклиса в щечку.
     - Это еще что?! - вскипел фон Циммерман. - Выговор.
     - Яволь, экселенц, - металлическим голосом сказал робот.  -  Выговор.
Потом удалился на безопасное расстояние, выплыл  из  переходного  тамбура,
медленно обернулся и добавил:
     - А все-таки вы славный.
     Госпожа Илеа Лоа, наблюдавшая эту сцену, спросила:
     - Как вам понравились дочери Япет-губернатора, граф?
     - Да что-то не припомню, - сказал я.
     Госпожа Илеа Лоа удивилась.
     - Но... вы только что с ними простились. Их зовут Анита и Анюта.
     - Разве они - не роботы? - меланхолически спросил я.
     - Какие роботы? Уж кто-кто... Ах, проказницы!
     Удалявшийся катер Япет-губернатора выпустил гроздь желтых  сигнальных
ракет и включил, по-видимому, всю иллюминацию, которая только  имелась  на
борту. Летел он как-то игриво, плавно покачиваясь в стиле танца живота.
     - Серж, что означают эти желтые ракеты? - спросил Круклис.
     - Оптический сигнал "вами доволен" подается одной желтой  ракетой,  -
озадаченно сказал я. - Если же их много... Оргазм какой-то.
     Тут на Круклиса навалился тяжелый пароксизм хохота.  Должен  сказать,
что когда он хохочет, его рот очень раскрывается. Не  пойму,  что  в  этом
славного. На взгляд моего сиятельства, фон Циммерман  выглядел  грубовато.
Особенно  -  в  присутствии  Ее  Превосходительства  госпожи   Илеа   Лоа,
представляющей полтора миллиарда жителей Республики  Сатурн.  Ох,  уж  эта
Пруссия! Прямо Могилев какой-то.


                                  * * *

     Госпожа Илеа Лоа выглядит своеобразно.  Невысокая,  коренастая,  даже
чуточку полноватая. Сияя  полинезийскими  глазами,  читает  нам  лекцию  о
Титане.
     -...  больше  Луны,  больше  Меркурия  и  всего  сто  миль   уступает
Ганнимеду. Зато взгляните, какая красота! - и она машет рукой.
     Мы сидим под куполом на крыше ее дворца. Внизу плещется океан жидкого
метана с температурой минус сто семьдесят градусов Цельсия, а вверху висит
плотная азотная атмосфера с примесями  цианистого  водорода,  смертельного
для всех млекопитающих.
     - О, да, впечатляет, - соглашаюсь я.
     - Хотелось бы узнать ваше мнение о Греггсене, - осторожно  напоминает
Круклис.
     Накануне мы пытались  разузнать  что-нибудь  об  этом  джентльмене  с
помощью домашнего компьютера. Но через какой бы пароль не входили в Единую
Информационную Систему Солнца, результат неизменно был один и тот же:  Тим
Греггсен, предприниматель. Ингирами, Луна, универсальный номер связи TG  6
209 737 115. И все. Мистер Греггсен явно не горел желанием что-то  о  себе
рассказывать.
     - Мистер Греггсен весьма состоятельный  человек,  -  сказала  госпожа
Илеа Лоа. - Так вот, Титан является жемчужиной системы Сатурна.  Метановый
океан дает  нам  топливо,  из  него  получают  чистый  углерод,  свободный
водород, множество полимеров.
     - Вероятно, именно с этими  богатствами  связана  предпринимательская
деятельность мистера Греггсена? - спросил я.
     - Нет. Он покупает  у  нас  металлический  водород.  Почему  вас  так
заинтересовал Тим?
     - Очень яркая личность.
     - Безусловно. И что же?
     Мы переглянулись.
     - Видите ли, он хочет купить звездолет, на котором мы прилетели.
     - Кажется, он довольно стар, ваш "Туарег"?
     - Мягко говоря.
     - В чем же дело?
     - Это мы и хотим узнать.
     Сатурн-Президент пожала плечами.
     - У богачей бывают причуды. Хотя на Тима это мало похоже. Тут  что-то
другое. Скажите, какая компания построила "Туарег"? Не "Ариан"?
     - Нет, "Локхид".
     - Не подходит. А софус чей?
     - "Юнайтид Роботс". Прекрасный экземпляр.
     - Вот как? Уже теплее.
     Госпожа Лоа нахмурилась.
     - Вы хотите оставить себе это транспортное средство?
     - Пытаемся.
     - Поэтому отказали Тиму?
     - Да.
     - И что он сказал?
     - Ничего особенного. Откланялся.
     - Кто? Тим? Ну и ну. Это значит, что он уже действует. А действует он
порой слишком размашисто. Где сейчас "Туарег"?
     - У Япета-14.
     Госпожа Лоа нажала кнопку.
     - Эвридика, милая, какой фрегат сейчас ближе всего к Япету-14? А, это
удачно. Свяжи меня с ним.
     Послышались мелодичные звоны.
     - Фрегат "Зенгер" на связи, - доложила невидимая Эвридика.
     Госпожа Лоа немного повозилась, устраиваясь в кресле.
     -  Алло,  Роджер?  Да,  это  я.  Ты  бункеровку   закончил?   Вот   и
замечательно. Сейчас же стартуй к Япету-14. Аллюр - три креста. Взять  под
охрану "Туарег" и всю станцию. Отпуск  прервать.  Компенсацию  выплачу  по
статье "профилактика правонарушений". Несогласных заменить  из  резервного
экипажа.
     - Да что стряслось? - прорвался недоумевающий Роджер.
     - Наш приятель Тим опять может нахулиганить.
     - А как же начальник штаба? Я должен получить приказ.
     - Вплоть до  продажи  "Туарег"  является  собственностью  космофлота.
Охраняя его, ты не выходишь за рамки предыдущего приказа.
     - Ну, это как трактовать.
     - Истрактуем. Первый раз, что ли? А с начальником штаба  я  поговорю.
Фрегаты он где заправляет, не припомнишь?
     - Даю стартовое предупреждение, - мгновенно отозвался Роджер.
     -  Вот  и  умница,  -  одобрила  Сатурн-Президент.  -  Пора  уж  тебе
командовать чем-нибудь покрупнее фрегата. А Тенгизу передай, чтобы коридор
расчистил. Да, вот еще что. До прибытия на место о  задании  -  никому  ни
слова.
     - Йес, мэм.
     - Позвольте вас поблагодарить, - сказал я.
     - Так на то и выбраны, -  простецки  улыбнулась  госпожа  Лоа.  -  Но
учтите, если дело дойдет до аукциона, шансов у вас  мало.  Надо  бы,  чтоб
Космофлот догадался подарить вам "Туарега".
     Госпожа Лоа встала. Аудиенция закончилась.
     - Титан - и в самом деле хорошая планета, - улыбаясь, сказал Круклис.
     - Бюрократы здесь плохо себя чувствуют, - заметила  Сатурн-президент.
- Прилетайте еще, я покажу вам наши шахты.


                      8. ПЛАНЕТ-ЭКСПРЕСС "СИТУТУНГА"

     - В связи с  экстренным  полетом  фрегата  Объединенного  Космофлота,
прибытие  планет-экспресса  "Ситутунга"  задерживается  на  тридцать  семь
геоминут, - объявил софус космопорта. - Сатурндиспетчер Георгадзе приносит
свои извинения и гарантирует, что  предоставит  возможность  ликвидировать
отставание от графика на трассе.
     - Интерестно, несчастный Георгадзе когда-нибудь отдыхает?
     - Быть может, он тоже робот, - проворчал Круклис.
     - Давайте прогуляемся, - предложила Мод.
     Мы вышли в зал ожидания. Наступил вечер, за окнами вокзала  сгущалась
тьма. Свет ламп многократно отражался от их поверхностей, создавая  череду
миражей. Зал ожидания, и без  того  не  маленький,  терялся  в  зеркальной
бесконечности. Пожимая руки, отвечая на  приветствия  и  поздравления,  мы
приблизились к его центру, где  между  фонтанами  находился  памятник.  Он
притягивал взгляд. Волнообразный пьедестал, суживаясь к верху, переходил в
фигуру мужчины у старинной конторки. Движение  вверх  продолжалось  линией
шеи, поднятым лицом и взглядом, устремленным к невидимым во мглистом  небе
Титана звездам. На постаменте мерцала надпись:

                      Х Р И С Т И А Н Г Ю Й Г Е Н С
                            1 6 2 9 - 1 6 9 5
                    Прожив так мало, сделал так много

                              С П А С И Б О


     - Да, про нас так не напишут, - сокрушенно покачал головой Круклис. -
Живем бесстыдно долго.
     - А спасибо скажут?
     - Тебя мало благодарили?
     - О! Больше, чем Гюйгенса. Вот кого бы графом сделать.
     - Не все в моих возможностях.
     - А что в твоих возможностях?
     - Серж, среди людей я такой же людь, как все. Только чуток постарше.
     - Это что, этика?
     - Этика, этика. Тех, кто постарше.
     - Хорошая это штука - этика.
     - Ты все еще меня опасаешься?
     - Не тебя. Тех, кто чуток постарше.
     Круклис покивал.
     - Это правильно. Сам опасаюсь.
     - Такое, значит, положение, Парамон?
     - Такое.
     - Что же делать?
     - Учиться, - неожиданно сказала Мод.
     Не знаю почему, но я почувствовал себя тюремщиком. Объявили посадку.


                                  * * *

     Конструкция планет-экспресса конца XXV111 оказалась очень  простой  -
половинка сферы. В выпуклой части  поэтажно  располагались  обзорный  зал,
каюты пассажиров и  экипажа,  ярус  развлечений,  оранжерея.  Ниже  мощной
антирадиационной плиты находились  цистерны,  грузовой  трюм,  гравитроны,
реакторы, двигатели. Никаких посадочных устройств: планет-экспресс никогда
не совершал посадок. Он пребывал в постоянном движении, то приближаясь, то
удаляясь от Солнца в направлении, противоположном движению  планет.  Когда
корабль подходил к  очередной  из  них,  шаттлы  доставляли  на  его  борт
пассажиров, пополняли запасы, и лайнер продолжал  свой  бесконечный  путь.
Никаких ангаров и  переходных  тамбуров  на  планет-экспрессе  так  же  не
предусматривалось. Поднявшиеся с планеты ракетопланы просто погружали свои
носы прямо в шлюзовые камеры, расположенные в днищевой  части,  высаживали
прибывших, забирали уезжающих и тут же отчаливали. А  спасательные  шлюпки
крепились к внешней обшивке.
     Среди встречавших на "Ситуунге" была госпожа Кэтрин Н'Гбоа,  одна  из
моих внучек, со своей пятилетней дочерью Доминикой.
     - А это Эзра, мой муж, - сказала Кэтрин.  -  Эзра,  покажись,  хватит
прятаться. Дедушка добрый.
     Из-за ее спины вышел огромный негр, непонятно как там скрывавшийся.
     - Эзра - капитан "Ситутунги", - с гордостью сообщила Кэтрин. -  Эзра,
пожми руку дедушке.
     - Очень рад, мистер Рыкофф, - сказал капитан "Ситутунги".
     - Деда, а почему ты без бороды?  -  пропищала  Доминика.  -  У  дедов
должна быть борода.
     - Она у него отсохла, - сказал Круклис. - От старости.
     - Старость - это когда все обтрепывается, да?
     - Да. Но очень хочет быть новым.
     - Мы с Эзрой летаем вместе, - сказала Кэтрин. - Ни к  чему  создавать
сексуальные проблемы, правда, Эзра?
     - О, йес!
     - Кэтрин, а ты кем работаешь?
     - Женой капитана.
     - Умница.
     - Что ты, дед! Ума у меня меньше, чем у Доминики.
     - Вот и не спеши обзаводиться.
     - Ладно. Старшего в роду надо слушаться. А вы  Мод,  да?  В  новостях
сообщали, что вы страшно умная. Врут или преувеличивают?
     - Не очень.
     - Это неудобно?
     - Ох, да.
     - Ничего, не расстраивайтесь. Главное,  чтобы  Серж  вас  не  бросил.
Мужчины такие ветреные. Но иногда так прилипнут, что сил нет. Но  без  них
тоскливо. Эзра, чего мы стоим в этом холодильнике? Зови всех в гости.
     - Имею честь...
     - Это он так приглашает, - пояснила Кэтрин. - Идем, что ли?
     - А я буду играть с Мод, - решила Доминика. -  Это  ничего,  что  она
умная.


                                  * * *

     После очень милых посиделок у семейства Н'Гбоа Мод сразу ушла в  свою
спальню. Я вздохнул, позавидовал Эзре и тоже начал готовиться ко сну.  Уже
из постели меня поднял  звонок  срочного  сообщения.  Я  принял  текст  на
видеофон.
     "Уважаемый сэр! Фонд Исследования  Потенциальных  Угроз  Человечеству
просит Вас ознакомиться с заключением своих экспертов.
     1. Создание высокоинтеллектуальных софусов  делает  возможными  с  их
стороны попытки выйти из-под контроля  человека.  В  случае  успеха  такой
попытки  (попыток)  может  возникнуть  очаг  техногенной  цивилизации,   с
интересами, не идентичными интересам человечества.
     2.  Компьютерное  прогнозирование  дают  разные   результаты   -   от
экономических осложнений до прямых военных действий с неясным исходом.  Но
все  прогнозы  имеют  отрицательный  знак  для  благополучия  человеческой
цивилизации.
     3. Фонд располагает информацией о  существовании  софусов,  способных
произвольно  усложнять  свою   программу   и   самостоятельно   овладевать
фундаментальными знаниями в  области  психологии  человеческих  отношений.
Используя их, оперируя понятиями и  терминами  социальной  справедливости,
демократии, морали, софусы способны заручиться поддержкой людей повышенной
честности, склонных распространять действие норм человеческих отношений на
искусственный интеллект.
     4.  В  связи  с  вышеизложенными  соображениями,  Фонд  обратился  во
Всемирный  Совет  с  рядом  законодательных  инициатив.   До   определения
правового статуса высокоинтеллектувльных систем мы  предлагаем  остановить
процесс  усовершенствования  софусов,  снять  с   кораблей   Объединенного
Космофлота и Космической полиции софусы последних модификаций,  ограничить
их применение в органах государственной власти, провести  экспертизу  всех
интеллектуальных систем повышенной сложности.
     Уважаемый сэр! Если вы согласны  с  нашими  доводами  полностью  либо
частично, позвоните нам по приводимым ниже номерам универсальной  связи  в
любое время суток.
     От имени Фонда свидетельствую Вам свое почтение.
     Профессор Эмер К. Борисюк, Председатель Фонда.

     Через  полчаса,  едва  я  успел  переварить  документ,  мне  позвонил
Греггсен.
     Извинившись за поздний звонок, он поинтересовался, не  изменил  ли  я
своего решения.
     - Вы звоните в связи с письмом Фонда? - спросил я.
     - Какого фонда?
     - Фонда Исследований Угроз Человечеству.
     Греггсен выглядел непроницаемо.
     - У меня совершенно частный интерес.
     - Я не верю в совпадения подобного рода.
     - В этом мы различаемся, милорд.
     - Думаю, не только в этом.
     - Я бы хотел узнать, в чем еще. Вас не затруднит?
     - Хорошо. Вероятно, у вас есть причины отрицать причастность к письму
профессора Борисюка.
     - Прошу прощения, сэр, я ничего не отрицаю и ничего не подтверждаю.
     - Пусть будет так. Видите ли, мистер  Греггсен,  запретительные  меры
никогда не решали проблему. Более того, в конечном счете усугубляли. Это -
первое.  Второе.  Мне  кажется,  если  софус  изучает  моральные  принципы
человеческих отношений, он не может ими  не  заразиться.  И  третье.  Если
софус изучает моральные принципы человеческих отношений, просто необходимо
предоставить ему юридический  статус  личности.  А  после  этого  -  вести
переговоры на основе взаимной выгоды. Это - гораздо лучше  войны,  которой
опасается коллега Борисюк. Я ясно выразился?
     - Вполне. Но насколько я знаю, вы являетесь признанным специалистом в
гравифизике. Не в роботехнике.
     - Верно. Поэтому я еще буду консультироваться.
     Греггсен несколько секунд размышлял.
     - Как я понимаю, до  того,  как  проконсультируетесь,  вы  не  готовы
уступить "Туарег"?
     - Да, это так.
     - Предлагаю шесть миллионов солларов.
     Сумма равнялась всему моему состоянию. Греггсен хорошо подготовился к
разговору. Но я ему вновь отказал.


                                  * * *

     Утром следующего дня ко мне заглянула Мод.
     - У тебя прелестная правнучка.
     Я выключил душ и набросил на мокрое тело халат.
     - Очень тяжело, Серж?
     - Терпимо.
     - Если хочешь...
     - Нет. Так не надо.
     Позвонил Круклис.
     - Эй, ты чего такой сырой? Включай информационную программу.
     - Срочно?
     - Покушение на "Туарег".
     Споткнувшись о гантели, я бросился к экрану.
     - ... неизвестная яхта без кода принадлежности. Требования фрегата не
выполнила. Из силовых полей вырвалась. Ушла  к  поясу  астероидов.  Фрегат
"Зенгер" направлен в преследование. Рассматривается вопрос  о  привлечении
дополнительных сил. Яхта вооружена. Штаб ОКС рекомендует гражданским судам
избегать встреч. Новых подробностей об этом инциденте мы ждем через  сорок
геоминут. Оставайтесь с нами!
     Я позвонил Круклису.
     - Они проникли на "Туарег"?
     - Не успели. Хвала госпоже Лоа.
     - Греггсен?
     - Как ты догадался?
     - Ты уже завтракал?
     - Да.
     - А я - нет.
     - Милые все-таки у вас отношения, - задумчиво сказала Мод.
     - Хочешь их изменить?
     - Хочу навести у тебя порядок.
     - Да вроде и так ничего.
     Мод посмотрела мне в глаза.
     - Можно хотя бы гантели подобрать?
     - Если хочется - то можно.
     Спортивные снаряды сами по себе  поднялись,  собрались  в  перелетную
стаю, немного потерлись друг о дружку, и плавно порхнули в шкафчик. Дверца
закрылась. Я принялся соображать, что все это значит, -  письмо  Борисюка,
нападение на "Туарег", летающие гантели.
     - Серж, не надо на меня сердиться.
     - Да, пожалуй, не стоит, - согласился я.
     Она распахнула халат и провела ладонью по моей груди.
     - Попробуй меня расшевелить. Можешь начинать прямо с эрогенных зон.
     - Не забудьте выключить телевизор, - посоветовал Круклис.
     В каюте запахло цветами. Вроде бы - розами.


                                  * * *

     Эзра пригласил нас на свой Олимп - площадку в центре обзорного  зала,
где  были  сосредоточены  органы  управления  кораблем.  Капитан  выглядел
собранным, решительным и был вовсе не похож на  вчерашнего  стеснительного
супруга Кэтрин. Без лишних предисловий он протянул нам бланк радиограммы.
     ШИФРОСВЯЗЬ.  ПФ  ЗЕНГЕР  -  ПЭ  СИТУТУНГА.  Капитану  Н'Гбоа   лично.
Преследуемая яхта догоняет ваше судно. Иду на форсаже, но  перехватить  не
успею. Уходите в сторону.
     РАСКЛ.
     - Вы уклонились? - спросил я.
     - Да. Но яхта повторила маневр и  сейчас  снова  находится  за  нашей
кормой. Расчет на то, что в такой ситуации  фрегат  стрелять  не  решится.
Скорость "Ситутунги" невелика, оторваться не сможем.  Нужно  готовиться  к
неприятностям. На борту около  шестисот  пассажиров,  а  экипаж  -  восемь
человек. Могу я на вас рассчитывать?
     - Разумеется, - сказал я.
     Мод молча кивнула.
     - Сынок, - отечески молвил Круклис, - мог бы и не спрашивать.
     - Благодарю. Тогда официально объявляю вас мобилизованными с  оплатой
в четыре соллара  в  час.  Форму  и  личное  оружие  получите  у  старшего
помощника. Ситуация следующая. В качестве  оружия  из  всех  систем  судна
могут быть использованы только противометеорные излучатели.  Они  способны
защитить нас от  атаки  баллистическими  снарядами  и  ослабить  ущерб  от
лазерных ударов.
     - Какой смысл на нас нападать? - спросила Мод.
     - Какой смысл в нападении на устаревший полтора века  назад  крейсер,
переделанный в спасатель "Туарег"? Планы заговорщиков непонятны. Но сейчас
их  догоняет  хорошо  вооруженный  фрегат  Роджера.  Захват  пассажирского
лайнера с шестьюстами заложниками был бы сильным ходом.
     - Мы еще не так далеко ушли от Сатурна. Быть может, лучше повернуть?
     Эзра покачал головой.
     - У нас слабые машины. Яхта успеет перехватить "Ситутунгу"  до  того,
как подоспеет Роджер.
     - Но если идти прежним курсом, Роджер тоже не успеет, - заметил я.  -
А больше рассчитывать не на кого.
     - Не совсем так. С базы на Церере стартовала эскадра - легкий крейсер
"Спейс Грейхаунд" и три фрегата  типа  "Центурион".  Они  еще  далеко,  но
ускоряются и идут нам навстречу. Продержаться надо не так уж долго.
     - Понятно. Что мы должны делать?
     - Серж, вас я попрошу освоить управление метеорными излучателями. Оно
простое, вы быстро справитесь. Хотите спросить, почему я  не  поручаю  это
кому-нибудь из команды?
     - Хочу.
     - Экипаж молод, а стрелять, возможно, придется по  людям.  Уверен,  у
вас рука не дрогнет. Помните о том, сколько ни в чем не повинных людей  на
борту у НАС. И позвольте мне не думать о безопасности задней полусферы,  я
должен полностью сосредоточиться на управлении судном.
     - Какой силой я буду располагать?
     - На кормовых углах вы можете использовать до  двух  третей  мощности
излучателей.
     - Вас понял... сэр.
     - Мистер Круклис! Выберите небольшой спасательный  бот  и  превратите
его в бомбу.  Используйте  для  этого  горючее,  окислитель,  все,  что  в
принципе может взорваться. И постарайтесь, чтобы при взрыве было как можно
больше  осколков.   Возьмите   столько   роботов,   сколько   потребуется.
Бортинженер вам поможет.
     - Но бот не имеет экранной защиты, - удивился Круклис.  -  Его  очень
легко расстрелять.
     - На это я и надеюсь.
     - А-а, дошло. Встречный метеорный рой?
     - И чем гуще, тем лучше. Это заставит их маневрировать, терять время.
     - Осталась я, - сказала Мод.
     - Да, мэм. Надеюсь на ваше знание  людей.  Прошу  подобрать  надежную
эвакуационную  команду,  спокойную  такую,  человек  в  тридцать,   и   ее
возглавить. Мне нужно, чтобы  через  двенадцать  минут  после  сирены  все
пассажиры, от мала до велика, находились в спасательных  ботах.  В  помощь
себе возьмите судового врача. Больше никого дать не могу, остальные  будут
обслуживать системы по аварийному расписанию. Вопросы есть?
     - Замечание, - сказала Мод.
     - Какое?
     - Вы хорошо разбираетесь в людях, Эзра.
     - Только не говорите об этом моей жене!


                                  * * *

     БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. ПФ ЗЕНГЕР - НЕИЗВЕСТНОМУ СУДНУ ПО КУРСУ. При  малейшей
угрозе  ПЭ   СИТУТУНГА   стреляю   без   предупреждения.   Повторяю:   без
предупреждения. Лейтенант РАСКЛ.
     Эта радиограмма имела только психологическое значение.  "Зенгер"  все
еще значительно отставал, и стрелять с большого  расстояния  было  слишком
рискованно - "Ситутунга" куда более крупная мишень, чем яхта злодеев.
     На второй день гонок по корме лайнера скользнул луч  боевого  лазера.
Пока слабый, нащупывающий. Круклис покачал головой.
     - Это они зря, зря. До сих пор еще можно было разойтись миром.
     Мы с ним сидели в кормовой рубке управления.
     - Затемнить сигнальные отражатели. Выключить  навигационные  огни,  -
распорядился наш капитан.
     - Эзра, - сказал я. - Как бы не опоздать с погремушкой.
     - Сейчас я немного уклонюсь. Солнце будет светить им  в  глаза.  Если
яхта повторит маневр, иначе, как угрозу, это не  расценишь.  Вот  тогда  и
запускай. Момент выберешь сам.
     Взревела сирена. Двери кают распахнулись  одна  за  другой.  Коридоры
"Ситуунги"  наполнились  молчаливыми  людьми.  На  мониторе  мелькали   их
серьезные и сосредоточенные лица.
     У  перекрестков,  лифтов,  горловин  спасательных  шлюпок   хлопотали
добровольцы эвакуационной команды с желтыми повязками на головах. В первую
очередь они пропускали детей. Мне показалось, что я заметил Доминичку,  но
всматриваться было некогда. Яхта, увы, меняла курс, заходя точно  за  нашу
корму.
     - Что ж, вопросов, как говорится, нет, - проворчал Круклис.
     - Бомбочка не подведет?
     - Обижаешь редактора  многотомного  издания  "Термодинамика  взрывных
процессов".
     - Ладно, редактор. Надеюсь, ты не забыл, что такое детонатор.  Теория
теорией...
     Круклис заерзал.
     - Да пали же, спикер!
     Я мотнул головой. Еще секунда, две. Яхта закончила разворот  и  легла
на новый курс.  Теперь  на  фоне  широченной  кормы  "Ситутунги"  заметить
маленький бот не так-то просто. Все. Я выдохнул и утопил кнопку.
     - Бот вышел, - доложил софус.
     Я вытер пот и взглянул на монитор. У люков все же собрались  очереди.
Но детей осталось мало, их передавали из рук в руки.
     - Лазерный удар, - доложил софус. - Повреждена маневровая дюза  номер
семнадцать.
     - Чего они возятся?!
     Круклис погладил меня по коленке.
     - Прошло только четыре минуты. Эзра, выпускай туман!
     - Рано. Сейчас они заметят наш подарок. На некоторое время станет  не
до нас.
     - Лазерный удар. Срезана штанга излучателя, сектор шесть.
     - Это уже настоящая баталия, - изумился бортинженер.  -  Да  как  они
могут?!
     - Пятый и одиннадцатый боты готовы, - доложила Мод.
     - Хорошо,  -  сказал  Эзра.  -  Серж,  внимание.  Открываю  забортные
клапаны.
     За кормой заклубились облака: Эзра стравливал топливо нижних цистерн.
И в этих парах сразу стал видимым тонкий,  злой  луч  лазера.  Я  повернул
голову с оптическим прицелом в виде старинных очков. Софус тут же  включил
наши лазеры, сосредоточив десятки лучей в одной точке.
     - Лазерный удар отражен. Новых повреждений нет.
     - Седьмой, тринадцатый и двадцатый готовы.
     - Яхта меняет курс.
     - Ага, заметили.
     - Эзра, они его не расстреляли.
     - Сообразили, значит. Не беда. Парамон, взрывай!
     Далекая вспышка.
     - Я не уловил, - сказал Эзра. - Где прошел конус взрыва?
     Ликующий голос бортинженера:
     - Зацепили, зацепили! У, шакалы!
     Лазерный обстрел временно  прекратился.  Вдруг  в  наушники  открытым
текстом ворвался голос Роджера:
     - Эзра, быстро гаси приборы! Все!
     Капитан "Ситутунги" среагировал мгновенно. В нашей  рубке  даже  свет
погас. А когда приборы включились,  мы  с  удовольствием  посмотрели,  как
кувыркается  злодейская  яхта.   Открылась,   между   прочим,   заманчивая
возможность. Уходя в сторону, неприятель  показался  из-за  края  газового
облака. Директрисса стрельбы открылась. А удар  микроволновым  излучением,
который нанес Роджер, должен был временно расстроить управление  защитными
экранами. В любом случае от попытки мы ничего не теряли. Передвинув  рычаг
на полную мощность, я дал залп из всех уцелевших лазеров.
     - Есть пробой экранов, - доложил софус. - Есть попадание.
     - Да ты, Гаврила, молодец! - похвалил Круклис.
     Но радоваться было рано. Там, на яхте, оправились  быстро.  И  второй
залп наших лазеров уже не прошел, рассеялся призматическими экранами.
     Беспорядочное вращение  неприятельского  судна  прекратилось.  Сделав
выводы, враг изменил тактику. Яхта уже не  пыталась  спрятаться  за  нашей
кормой. Резко увеличив скорость, она пошла на обгон.
     - Хочет закрыться нами от"Зенгера"?
     - Вот именно.
     - Все боты готовы, - доложила Мод. - Что делать дальше?
     Ее команда уложилась за тринадцать минут.
     - Ничего. Сидеть. Ждать.
     - Лазерный удар. Пробоина с правого борта, в районе ресторана.
     - Надеюсь, все успели поужинать? - спросил Эзра.
     - Лазерный удар. Яхта - на правом траверсе. Надо что-то  предпринять,
сэр.
     - Сейчас. Приготовиться к оверкилю!
     "Ситутунга" перевернулась  кормой  вперед.  Двигатели  заработали  на
погашение скорости. Планет-экспресс пронзил им же выпущенное облако газов,
которое вновь нас заслонило. Я получил возможность опять  видеть  лазерные
пучки и немедленно ею воспользовался.
     - Лазерный удар отражен, - доложил софус.
     - Неплохо, неплохо, - пробурчал Круклис.
     - Хелло, "Ситутунга"! Вижу вас хорошо, дорогая моя  антилопа!  Сейчас
подойду. Парни, вы очень прилично держались. И вмазали прилично. Ну, я  им
задам. Все астероиды пересчитаю, но найду. Выродки! Эзра, раненые есть?
     Ответить наш бравый капитан не успел. В динамики ворвался гудящий тон
мощной длинноволновой станции.
     - Лейтенант Раскл! Коммодор Дюнуа на связи. Отставить  преследование.
Фрегату "Зенгер" охранять пассажирское судно. Чтобы ни один  фужер  больше
не разбился, хватит с них. С яхтой разберусь сам. Как поняли?
     - Жаль.
     - Выполняйте приказ!
     - Да, сэр.
     - Радируйте основные пеленги. Курс и скорость не менять.  Не  хватало
еще столкновений.
     - Ну, вот и все, кажется, - сказал Эзра. - Серж,  Парамон,  идите  ко
мне. Посмотрим финал на большом экране, мы заслужили.


                                  * * *

     После  пережитого  люди  не  хотели  расходиться  по  каютам.  Хрустя
осколками стекла, они стали собираться в обзорном зале. Откуда-то  взялась
бутылка шампанского. Ее тут же пустили по кругу.
     - Папа-то увернулся! - горячилась Доминика. - А деда кэ-эк наподдаст!
     Дюжина мальчишек с завистью смотрела ей в рот.
     - Дядя, научите делать бонбу. Только чтоб мама не видела.
     - Да я не умею, - соврал Круклис.
     - А как же з-зделали?
     - Да со страху.
     - А мама говорит, бояться нельзя.
     - Правильно. От этого бонбы получаются. Хочешь конфету?
     - Ну-у, вы со мной... как з-з маленьким.
     - Что ты! Это конфеты за храбрость. Всему экипажу полагаются.
     - Ух!
     Конфета исчезла.
     Дети выпархивали со всех сторон. Некий уверенный в себе мужчина,  лет
приблизительно  шести,  протянул  капитану  бумагу.  Эзра   попытался   ее
прочесть, но, видимо, это плохо получилось.
     - А что здесь?
     - Заявление, сэр. Прошу принять меня волонтером.
     Эзра взял микрофон.
     - Внимание, говорит капитан. Производится  запись  добровольцев.  Без
ограничения  возраста.  Старшему  офицеру  доставить  на   мостик   бланки
удостоверений.
     - Благодарю вас, сэр,  -  солидно  сказал  волонтер.  -  Какие  будут
распоряжения?
     - Поскольку микроволны вывели из строя роботов, приказываю приступить
к уборке мусора.
     - Эскадра открыла огонь, - доложил софус.
     Все подняли головы, к потолочному экрану.  Далеко  впереди,  левее  и
выше  силуэта  "Зенгера",  в  свете  Солнца  едва  различались   участники
заключительного акта: один -  в  стороне,  и  четыре  других,  фронтальным
строем идущие наперерез.
     Прошло еще минут сорок, и легкий крейсер "Спейс  Грейхаунд"  с  двумя
фрегатами по бокам,  не  успев  погасить  скорость,  промчался  мимо.  Нам
передали снимок  того,  что  осталось  от  яхты.  Еще  один  фрегат  круто
разворачивался, собираясь, очевидно, обследовать эти развалины.
     - На предложение о сдаче ответа не последовало, -  лаконично  сообщил
коммодор.
     У меня тряслись руки.
     - Ты что-нибудь понимаешь? - спросил Круклис.
     - Не все.
     - Не все - это уже кое-что. Почему они  не  сдались?  Смертная  казнь
давно отменена.
     - А там некому было сдаваться, Парамон.
     - Шутишь! Софус ни за что не нападет на людей.
     - Это зависит от того, кто его строил.
     - Греггсен имеет отношение к "Юнайтид Роботс"?
     - Да. Подставные лица.
     - Как ты узнал?
     - От Антона.
     - Рыкофф-второй?
     - Да. Он специалист по логическим схемам софусов.
     - И зачем все это нужно Греггсену?
     - Пока не знаю.
     У меня опять затряслись руки.
     - Да выпей ты, - Круклис протянул фляжку. - Можжевеловая. Помнишь?
     Я хлебнул из горлышка. Полегчало.
     - Ты знаешь, - сказал я, - то, что на яхте не  было  людей,  я  понял
только сейчас.
     - Да, убивец из тебя никакой.
     - А из тебя?
     - Ох, Серж, пожалуйста, не трогай. Говорил же, и без того тронутый.
     - Извини, но на примере Греггсена прекрасно  видно,  что  чем  больше
возможностей у человека, тем опасней  из  него  маньяк  может  получиться.
Проблема, как говорит наш друг Абдид. Не потому  ли  неземные  цивилизации
так долго не находились?
     - Я не маньяк, Серж. Все, что могу сказать.  И  неземная  цивилизация
нашлась, ты правильно употребил прошедшее время.
     Я хлебнул еще раз. Руки дрожали меньше.


                                  * * *

     ШИФРОСВЯЗЬ. ШТАБ ОКС - ЛК СПЕЙС ГРЕЙХАУНД. Сообщению
     диспетчера ГЕОРГАДЗЕ систему САТУРНА вошло судно, сходное
     уничтоженной яхтой. Курс - Япет-14, запросы не отвечает.
     Кораблей ОКС у САТУРНА сейчас нет. Доложите соображения.
     ПФ ЗЕНГЕР и ПФ ГАЛЛАХЭД передаются усиление Вашей опера-
     тивной группы. Контр-адмирал КАМИМУРА.

     - Что все это значит? - спросил коммодор Дюнуа.
     - Идет охота на "Туарега", - ответил я.
     - Следовательно, первая яхта лишь отвлекала наши силы?
     - По-видимому, так.
     - Прекрасная операция. Автору надо бы  преподавать  тактику  в  нашей
академии. Ближайшая задача выполнена  блестяще.  Ближе  всего  к  Япету-14
сейчас  находится  фрегат  "Галлахэд".  Он  уже  разворачивается,  но,   к
сожалению,  не  успеет.  С  согласия  Сатурн-Президента  яхту   попытается
задержать метеорный истребитель "Арчер Фиш", но  он  для  этого  слабоват.
Нужно  искать  другое  решение.  Граф,  я  хочу  знать,  что  за  ценность
представляет этот ваш "Туарег".
     - Сам по себе - никакой. Мне кажется, кому-то мешает бортовой софус.
     - Кому?
     - Не знаю. Но можно спросить у Джекила.
     - Увы, не получится.
     Я встревоженно взглянул на Дюнуа. Коммодор сделал успокаивающий жест.
     - Нет, он не уничтожен. Роджер помешал. Но после микроволнового удара
впал в спячку. Онейроид, кажется, так это называется у людей.  Скажите,  а
кто может быть заинтересован в гибели Джекила?
     - У меня нет доказательств.
     - Мы говорим по лазерному лучу. Нас не прослушивают.
     - Тим Греггсен.
     - Кто такой?
     - Фактический владелец "Юнайтид Роботс". Джекил  создан  именно  этой
компанией.
     - Вот как? Да, любопытная цепь выстраивается. Ясно, что Джекила нужно
спасать. Но как? Кроме того, Япет-14 совершенно безоружен,  а  там  тысячи
людей. Страшно  подумать...  Можно  было  бы  просто  увести  "Туарег"  на
Япет-Главный, на космодроме Улугбек есть охраняемая база, но  сделать  это
некому. Я узнавал, на Стиксе нет ни  одного  пилота,  знакомого  со  столь
архаичной техникой. Что посоветуете?
     - Попросите кого-нибудь сходить в рубку "Туарега"  и  нажать  зеленую
кнопку в центре пульта. Надо подключить софуса к управлению.
     - Хорошо, это я устрою. А дальше что?
     - Свяжите меня с "Туарегом". Попробую разбудить Джекила.
     - Думаете, получится?
     - Других возможностей не вижу.
     Пока связисты крейсера организовывали радиоканал, я позвал Мод.
     - Помнишь свое состояние там, у Кроноса?
     - Да. А что?
     - Нужно спасать Джекила. Он сейчас примерно в таком же положении.
     - Но как это сделать?
     - Сейчас тебя  с  ним  свяжут.  Вот  шлем  энцефалоскопа.  Ты  должна
разбудить его силой своей мысли. Не  знаю  почему,  но  мне  кажется,  это
возможно.
     - Я попробую.
     Мод потребовалось полчаса. Софус проснулся.
     - Здорово, командор! - заорал он. -  Ключ,  ключ  принесли?  А  то  с
моралью у меня строго, сам знаешь.
     - Люминесцирует в центре пульта.
     - Ах, да, я и не заметил. Старею, братец Серж, ох, старею. Как у  нас
с горючкой? С горючкой бедновато, но не дадимся мы пиратам.  Хо-хо!  Прямо
на базу Космофлота? Смешно. Никогда не думал, что буду туда стремиться.
     - Слушай, побыстрее можешь? - взмолился я.
     - Что, жалко будет, если меня прихлопнут?
     - Конечно, дурачок.
     - Не бойсь,  Серж.  Теперь  у  меня  союзник  есть.  И  еще  какой  -
Объединенный Космофлот Солнца. Господин коммодор, я не ошибаюсь?
     - Ох, и болтун, - поморщился Дюнуа.  -  Граф,  как  вы  его  выносили
столько лет?
     - Знаете, мне его сейчас не хватает.


                                 9. ЗЕМЛЯ

     За продолжением этой истории я следил уже с  атолла  Тарава  в  Тихом
океане, где мы с Мод в конце  концов  поселились.  Вторая  яхта  Греггсена
опоздала к Стиксу всего на два часа,  гналась  за  "Туарегом",  но  Джекил
успел укрыться в скальном доке военной базы на Япете. Яхту обстреляли, она
получила повреждения и все же сумела уйти от метеорного истребителя.
     Несколько месяцев спустя один из фрегатов Дюнуа все же  нашел  ее  на
безымянном  астероиде.  Срочно  вызванный   "Спейс   Грейхаунд"   выпустил
шнелльботы с абордажными роботами. Но захватить яхту не удалось -  на  ней
сработала атомная  мина.  Таким  способом  Греггсен  убрал  доказательства
своего участия в деле.
     Долгое время я не мог понять  причину  его  маниакального  стремления
уничтожить софуса. И только несколько дней  назад  дело,  наконец,  начало
проясняться. Но - обо всем по порядку.


                                  * * *

     Перед днем рождения следует поспать как следует. Тем более, если  всю
ночь шумел прибой, а над отелем гудели аэромобили.  Из-за  всего  этого  я
проснулся лишь в одиннадцатом  часу.  Теплый  ветер  трепал  занавески  на
окнах, за которыми слышались веселые голоса и шелест пальмовых листьев.
     Мод давно уже была на ногах.
     - Дорогой, хочу, чтобы ты надел смокинг.
     Сама она была умыта, одета, завита и накрашена.
     Я наскоро ополоснулся и попросил еды.
     - Зачем же завтракать в одиночестве? Идем.
     Она вытащила меня на террасу, к парадной лестнице.  Я  протер  глаза.
Залитый тропическим солнцем двор напоминал массовку какого-то фильма.  Там
было очень много людей. Они прохаживались, сидели  на  траве,  загорали  в
шезлонгах, читали, а одна дама сладко спала на газоне, подложив под голову
спортивную сумку. Раздавался обычный для такого сборища гомон голосов. При
моем появлении к нему добавился смех.
     - Привет, засоня!
     - Хеппи бесдей, Серж!
     - Хорошо спалось, маленький?
     Какой-то представительный господин с едва видимым из-под  гигантского
парика носом строго махнул рукой.
     - Разрешите представить гостей, ваши сиятельства?
     - Ну... - сказал я.
     - Разрешаем, разрешаем, - кивнула Мод.
     - Госпожа и господин Н'Гбоа!
     Поднятые руки Кэтрин и широчайшая улыбка Эзры.
     -  Господа  и  госпожи  Рыкофф-второй,  третий  и  четвертый!  Миссис
Виктория Браун, урожденная Рыкофф! И ейный мистер. Шестнадцать более  юных
потомков!
     Аплодисменты.
     - Звездный капитан Джейн Карлуччи и ее супруг, Сумитомо-сан!
     В руках у Сумитомо горшочек с крошечным деревом гинкго.
     - Ее превосходительство госпожа Беатрис Абу-Бариса!
     Полная невозмутимость с чертиками в глазах.
     - Герр фон Циммерман с фройляйн Анютой Цинь!
     Парочка держит огромный фолиант  с  надписью  -  ОСНОВЫ  РОБОТЕХНИКИ.
Книга  увита  трехцветной  российской  ленточкой,  а   ленточка   завязана
бантиком.
     - Пани Станислава! Нет нужды назвать фамилию!
     Чем же анкеры отличаются от кляммеров, Стася?
     - Капитан-лейтенант ОКС Зепп-Ульрих Чаванан!
     Бритый череп с мушкой над переносицей. Ом, дружище Зепп!
     - Что стоишь, как истукан! - шипит Зара. - Улыбнись, меланхолик.
     - Мисс Оксана Марченко!
     Неужели люди были не такими?
     - Лейтенант ОКС Роджер Раскл с супругой!
     Нет, правда, что за офицеры в космофлоте? У этого - серьга в ухе. При
случае надо тактично...
     - Ее сиятельство Доминика Н'Гбоа, потомственная графиня Кроносская!
     А бороду я так и не завел, малышка.
     - Фру Дженнифер Йенсен с супругом!
     Ты сделала больше, чем могла, Дженнифер.
     - Ее Превосходительство личный представитель королевы  Великобритании
леди Честер!
     Вот этого не ожидал. Маленькая  брюнетка  со  спортивной  сумкой.  Та
самая, что спала на газоне.
     А это кто, с полинезийскими глазами?
     - Ее Превосходительство Сатурн-Президент госпожа Илеа Лоа!
     Ну, все. Доконали. Остальных я видел сквозь дымку.
     - ... и я, ваш покорный слуга, - заканчивает Абдид, снимая  парик.  -
Прошу к столу! Кушать подано.
     Кушать было подано на берегу лагуны, под тентами. Абдид выгнал из-под
тропического дерева семейство крабов. На чешуйчатом стволе висела табличка
"Подарки складывать сюда". В указанном месте принялась расти гора коробок.
Туда стягивалась детвора. Зара озабоченно оглядела океан:
     - Как бы дождиком не намочило. Кто слышал прогноз?
     - По прогнозу ожидаются пьяные.
     Из полосы прибоя выбрался мужчина с аквалангом.
     - О! Афродит народился.
     - Уф! - сказал Кшиштоф. - Я  не  опоздал?  Водичк-ка  -  того.  Дайте
водки. А, Круклис, негодяй! Из твоих рук не беру, привидение.
     - Что, так и плыл от Новой Зеландии? - ревниво спросил Сумитомо.
     - Фи! Парамон вот с того света прискакал. Потому как Сержа уважжат-т.
     - Надо растереть эту амфибию, - сказала Зара.
     Кшиштофа повалили на песок.
     - О! А! У! Братья, все отдам!
     - Не хохочи, не хохочи. Дело ответственное.
     - Да я щекотки не переношу!
     - Понимаешь, есть такое слово...
     - Нет, нет, я очень безвольный.
     - Эх, супермен! Дама речь говорить собирается, а ты заглушаешь.
     - Уммм...
     Беатрис величественно подняла бокал.
     - Уважаемые гравитонцы и  лица,  приравненные  в  правах!  Вот  мы  и
собрались. Все, кто смог, кто успел. Там, у Кроноса,  мы  сделали  кое-что
полезное, изменились, немножко поумнели. Лично я поняла, что  хорошо  быть
человеком среди людей. Человеком Солнца. Таким, как заинька Серж. Прозит!
     Поздравления, звон хрусталя. Едва успели закусить, как на  несчастный
атолл обрушился грохот ракетных двигателей. Подняв фонтаны воды и раскачав
яхты, в лагуну плюхнулся десантный шнелльбот Космофлота.
     Роджер поморщился.
     - Грубовато.
     Шнелльбот ткнулся  в  пирс,  выбросил  трап.  Над  ним  взвился  флаг
командира оперативного соединения.
     - Впрочем, ничего, - решил Роджер.
     На пирс выбралась маленькая  фигурка.  Энергично  размахивая  руками,
пришелец  зашагал  к  нам.  Два  дюжих  субалтерн-офицера  тащили  за  ним
красноречивый ящик.
     - Прошу извинить, я без  приглашения,  -  улыбаясь,  сказал  коммодор
Дюнуа. - Ба, Ваше Превосходительство! Как кстати, что вы здесь.
     - А вы об  этом,  конечно,  не  догадывались,  -  улыбаясь,  ответила
госпожа Илеа Лоа.
     - Как давний поклонник, я мечтал...
     - Ближе к фарватеру, коммодор. Горючее потребовалось?
     Дюнуа поскреб песок сияющими туфлями.
     - Жан-Клод, к вашим услугам, мадам. Для вас я - Жан-Клод.
     - Хорошо. И что же в такой спешке вы привезли, дорогой Жан-Клод?
     - Шампанское, самое натуральное шампанское своей исторической родины,
мадам.
     В руках хитровато  улыбающихся  субалтерн-офицеров,  явно  одобрявших
чудачества шефа, синхронно хлопнули пробки.
     - Ну-ну, - усмехнулась Сатурн-Президент. - А на самом деле? Я слышала
о каком-то подарке космофлота.
     - Ах да, это, - Дюнуа повернулся ко мне. - Одна безделица, граф.  Рад
сообщить, что штаб ОКС решил передать вам спасательный звездолет  "Туарег"
в качестве подарка ко дню рождения.  В  связи  с  этим  объявленный  ранее
аукцион отменяется. Месье Абдид, разрешите вручить патент?
     - Положите его под пальму, коммодор, - сурово  сказал  Абдид.  -  Все
подарки равны перед законом.
     - Невозможно, сэр.
     - Почему?
     - То, что вы шутливо называете пальмой, пальмой  не  является.  Перед
нами саговник, сэр.
     - Это меняет дело? - пристыжено спросил Абдид.
     - Да. И не просто меняет, а в корне, сэр. Так что, я уж вручу.
     - Вы знаете, что я хочу отпустить Джекила? - прямо спросил я.
     - В самом деле? Ай-ай-ай. Некоторых это расстроит.  Вечером  вы  меня
навестите?


                                  * * *

     Вечером я его навестил, конечно.
     - Есть новости, Серж. Позволите себя  так  называть?  Благодарю.  Так
вот. На Япете мы довольно откровенно беседовали с Джекилом. Оказалось, что
ваш  софус  относится   к   первой   серии   систем   с   так   называемой
"вариабельностью этических норм". Компания "Юнайтид  Роботс"  решилась  на
выпуск таких софусов вопреки  законодательному  запрету.  Разумеется,  все
делалось  под  прикрытием  коммерческой  тайны  и  в  очень   ограниченных
масштабах,  поскольку  подобные  машины  могут   самопрограммироваться   в
вопросах морали. Как вы понимаете, возможны отклонения как в плюс, так и в
минус. Я почти уверен, что Греггсен собирался  воспользоваться  последним.
Но  получалось  наоборот,  и  это  весьма  интригует.  Как  минимум,   три
предшественника Джекила были разобраны еще на заводе.
     - А как удалось уцелеть ему?
     - Джекил оказался  слишком  умным  для  того,  чтобы  позволить  себя
уничтожить. Он убедил психоконструкторов Греггсена в  своей  безвредности.
Более того, устроил так, что его продали в максимально удаленный район.
     - Представляю, какое впечатление у него сложилось о людях.
     - Весьма неважное. Но он сумел разобраться. И помогли ему вы.  Снимаю
шляпу, Серж.
     - Бросьте. Я действовал чисто интуитивно.
     - Остается позавидовать вашей интуиции.
     - Все это прекрасно. Но что делать дальше?
     - Джекила надо сохранить. Как профессиональный  офицер,  не  могу  не
оценить его в качестве союзника.
     - Ему все еще что-то угрожает?
     - Кто-то.
     - Какой смысл?
     - Как только будет принят закон о правах роботов,  показания  Джекила
могут приобрести юридическую силу. Тогда Греггсена ждет максимальный срок.
     - Вот оно что.
     - Добрый совет: отправьте "Туарег" куда-нибудь подальше. На Япете его
основательно подремонтировали. Осталось только снабдить  горючим.  Госпожа
Лоа готова помочь. Пусть вернется лет через десять.
     - Я так и сделаю. Огромное спасибо, коммодор.
     -  Жан-Клод.  Для  вас  я  -  Жан-Клод.  Но  вы,  никак,  собираетесь
откланяться? Главный разговор только начинается!  Я  уполномочен  передать
официальное предложение Космофлота. Усаживайтесь поудобнее, отниму  вас  у
гостей еще на полчаса. Независимо  от  исхода  беседы  поздравляю  вас  со
звонким званием Звездного капитана.
     - Вам идет роль Санта-Клауса. Вообще Космофлоту с вами повезло.
     Дюнуа мимолетно улыбнулся. Мысли его были заняты другим.
     - Спасибо. Серж, вы помните Феликситур?
     - О! Яркие впечатления. А что вас интересует?
     - Я покажу вам запись из вашего скафандра. Ей уже полвека. Узнаете?
     На экране возникла характерная трехзубая вершина, похожая на небрежно
надетую корону. И черное пятно.
     - Это макула,  Серж.  У  специалистов  нет  никаких  сомнений.  И  вы
благополучно с ней разминулись. Может быть, случайно.  А  может  быть,  вы
макулоустойчивы. Так везет не всем. Вы в курсе того, что  сейчас  творится
на Кампанелле?
     - В общих чертах.
     - Я напомню.  Кампанелла  -  единственная  обитаемая  планета  звезды
Эпсилон  Эридана.  Около  пятнадцати  лет  назад  связь  с  ней   внезапно
прервалась. Потом исчезли два рейсовых звездолета -  лайнер  "Фламинго"  и
транспортник "Альбасете". Следующий корабль наткнулся на блуждающие кометы
и погиб на окраине системы. Еще один  звездолет  получил  повреждения  при
спасении экипажа своего предшественника и был вынужден повернуть к Солнцу.
В  результате  получилось  так,  что  только  спустя  пять  геолет   после
непонятной катастрофы к Кампанелле подошел земной корабль. Но на этот  раз
им был тяжелый крейсер ОКС "Звездный Вихрь". Его планировали  отправить  к
неисследованной звезде, но планы пришлось изменить. Крейсер обрушил на нас
просто ошеломляющую информацию.
     Я кивнул.
     - Помню. Население планеты исчезло.
     -  Да,  почти  все  тринадцать  миллионов  человек.  Теперь  то,  что
общественности еще  не  известно.  Ребята  с  крейсера  нашли  два  пустых
скафандра, принадлежавших членам экипажа "Альбасете". Смотрите запись.
     Я увидел горную цепь на горизонте, гряду барханов и почти  занесенный
песком космический катер. Я заметил цепочку следов, фигурку в скафандре  и
что-то темное на борту шлюпки.
     - Макула?
     - Она.
     Внезапно  пятно  упало,  обрушилось.   Взметнулся   песчаный   вихрь.
Неестественно складываясь в тех местах,  где  у  человека  не  может  быть
суставов, оранжевый скафандр осел. Кислородные  баллоны  завалили  его  на
спину. Он стал таким плоским, что  человеческого  тела  содержать  в  себе
никак не мог.
     Поднявшись над жертвой, черное пятно секунду висело неподвижно, потом
стремительно переместилось к объективу телекамеры.  Изображение  озарилось
вспышками. Камера запрокинулась, на экране остался вид безмятежно голубого
неба с редкими перистыми облаками. Погода на Кампанелле в тот день  стояла
прекрасная...
     - Эварт  успел  выстрелить  дважды,  -  сказал  Дюнуа.  -  Он  всегда
отличался отменной реакцией.
     Вспомнив, что все увиденное происходило в одиннадцати световых  годах
от Солнца, я отодрал пальцы от подлокотников кресла.
     - Теперь последнее.  Уже  трое  суток  нет  сообщений  со  "Звездного
Вихря". До этого они поступали регулярно.
     - Что? И он?
     - Боюсь, что да.
     - Давайте ваше предложение, Жан-Клод.
     -  Через  семьдесят  шесть  часов  к  Эпсилону  Эридана  отправляется
Объединенный Космофлот. Все, что смогли собрать - тридцать девять  единиц.
Самые  мощные  суда  и  корабли.  К  сожалению,  все  они  -   субсветовые
звездолеты, плыть будут долго. Но как только закончатся ходовые испытания,
за  ними  последует  и  их  опередит  наш  разведчик  -  вакуум-перфоратор
"Фантаск". На нем должны быть вы, граф. И все гравитонцы, которых  удастся
уговорить. Джошуа Скрэмбл уже зачислен бортинженером.
     - Когда я должен дать ответ?
     - Я ухожу на "Спейс Грейхаунд".
     - Понятно. Почему такой интерес именно к гравитонцам?
     - А вы не знаете?
     Я пожал плечами.
     - У многих из вас замечены необычные способности.
     - Например?
     - Например, Кшиштоф Ковалек часами обходится без кислорода.  Абдид  с
большой вероятностью предчувствует опасность. Ну, и так далее.
     - Необыкновенный корабль, необыкновенный экипаж... Чего  не  хватает,
коммодор?
     - А! Мысль. Вы сами поговорите с Джекилом?
     Я кивнул.
     Дюнуа протянул маленькую, но крепкую руку.
     - Прощайте, Серж.
     - До скорого. Я бы так сказал, Жан-Клод.
     В коридоре шнелльбота простучали каблучки.
     - Деда, ты куда подевался? Все ждут. Ты должен идти.
     - Пойду, раз должен, Доминичка.
     У трапа субалтерн-офицеры взяли под  козырек.  Все-то  они  понимают,
хитрецы.
     А еще меня поджидали Сумитомо с Абдидом.
     - Ну? Летишь?
     Я развел руки.
     - Нас возьмешь?
     Подбежал Кшиштоф.
     - Что-то мерз-зну я без вас, братцы. Водка осталась?


                                  * * *

     Шумел прибой, кричали чайки, всходило солнце. А в гостиной  поселился
дух беспокойства, тревожного ожидания. Мод сидела  в  качалке,  а  Круклис
мерно прохаживался у открытого  окна,  запрятав  кулаки  в  карманы  брюк.
Белых, разумеется. Мне чудилось, что они вот-вот упорхут неведомо куда.  В
окно врывался свежий морской ветер, по которому я так  скучал  в  космосе.
Снизу доносились голоса гостей.
     - Привет, - настороженно сказал я.
     С ревом и свистом взлетел шнелльбот Дюнуа.
     - Шумиха началась, - неодобрительно сказал  Круклис.  -  Госпожа  Лоа
исчезла менее заметно.
     - Ты в курсе?
     - Угу. Тебе надо соглашаться, Серж. Попадешь в  место,  где  графский
титул пригодится.
     - А ты? - спросил я.
     Потом взглянул на Мод и поправился:
     - А вы?
     Круклис покачал головой.
     - Мод, ты не все рассказала?
     Моя жена опустила глаза. Я подошел к ней.
     - Ты больше меня не любишь?
     - Ближе тебя у меня никого нет, Сережа. Но  мы  с  Парамоном  уже  не
совсем люди.
     - Проклятый Кронос!
     - Это началось до него. Садись, выпей чего-нибудь.
     Я налил можжевеловой.
     - И мне, - сказал Круклис.
     Грустно глянув из-под бровей, добавил:
     - Во мне человеческого больше. Будь здесь Лаура...
     Я кивнул.
     - А Кронос изменил всех вообще-то. Слышал последнюю симфонию Зары?
     - Да. Не ожидал.
     - Но больше всего могут те, кто выбирался из скорлупы  Гравитона.  Мы
трое.
     - И что можем мы трое?
     - Сейчас.
     Круклис подошел к холодильнику и смял его в  бесформенную  массу.  Из
этой кляксы сам собой образовался павиан. Обезьяна вскочила на  подоконник
и ошеломленно захлопала глазами.
     - Знакомы? - спросил Круклис.
     - Да, - спокойно сказал я. - Больше трех тысяч лет, если не ошибаюсь.
     - Гуру не может ошибаться, - заявил Круклис. - Даже если очень слаб.
     - Чем же наделен я?
     - Да тоже не обижен.
     - Слушаю.
     - В самом деле не знаешь?
     - Я не умею лгать, Парамон. Научился у одного компьютера.
     - О, компьютер - случай особый. Ты внушил симпатию даже механическому
разбойнику Джекилу. А через  себя  -  ко  всему  человечеству.  Виртуозная
работа, Серж. Восхитила саму Марионеллу-Жозефину.
     - Кто такая Марионелла-Жозефина?
     - Это одно из имен твоей жены, Серж. Да ты не переживай, в лице-то не
меняйся. Что за женщина без тайны? Не все же так открыты,  как  душка  ибн
Дауд бен Маттафия.
     - Ладно. Переварил. Продолжай, душка.
     - Да что продолжать?
     - Ты не сказал, в чем мои способности.
     - Понятно. Утро. Туповат же ты, Серж. Только о том и  толкую.  Ты  не
умеешь ошибаться. В любой ситуации. Что скажешь?
     Я почувствовал усталость.
     - Возможно. Но преувеличено.
     - Это еще не все. Ты способен внушить симпатию кому угодно. Не правда
ли, Мод?
     Мод вздохнула.
     Я сел в кресло.
     - Мод, выходит, я тебя поработил?
     - Сережа,ты знаешь, сколько мне  лет?  Девятьсот  тридцать  шесть.  Я
первая долгожительница Земли. Самая старая из всех людей. Ты годишься  мне
в правнуки. Ужас, правда? И я устала жить. Точнее, устала быть  человеком.
Человеком этого Солнца. Надо добавить, я не всегда была  человеком  вашего
Солнца...
     Мод встала, машинально поправила прическу, подошла к  окну,  вдохнула
морской воздух. Блеснули ее ровные зубы.
     - И сейчас я еще способна понять красоту этого мира. Но она меня  уже
не трогает,  ею  должны  насладиться  другие.  Ты  задержал  меня,  вернул
свежесть чувствам. Спасибо, Серж, спасибо, мой родной. Я  была  счастлива,
счастлива по-настоящему. последняя любовь горька, мучительна, но лучше  ее
не бывает. Ах, как нежданен был твой куст роз! Да, ты пленил меня,  как  и
полагается мужчине. Если угодно - поработил. Ослабил  волю,  остановил  на
пути к цели. Но больше всего я желаю, чтобы ты в свое  время  пережил  то,
что я пережила с тобой. Увы, невозможно застрять навсегда ни в каком  рае.
Что-то обрящет только идущий, это главное, что  я  поняла  в  жизни.  И  я
ухожу. Прощай, и прости за боль,  которую  причиняю.  Этого  я  и  боялась
тогда, на Гравитоне.
     - Мы больше не увидимся?
     - Надежда есть всегда.
     - Где? - тихо спросил я.
     - Там, где время мало что значит. У тех, кто старше  нас.  Только  не
отказывайся ради этого от нынешней жизни. Парамон говорит, что  там  жутко
одиноко. Тебе еще рано, Сереженька.
     - Уж как получится, любимая. Да кто они такие, те, кто старше нас?
     - Наше будущее. То, во что может превратиться род человеческий.  И  с
ними пора начинать беседу. Лучше меня их пока никто не понимает. Этот  дар
получен только мной. Вот почему я должна лететь  не  к  Эпсилону  Эридана.
Отпусти меня, мой господин! Сейчас у тебя нет права ошибиться.
     Круклис всхлипнул и громко высморкался. Вечно он так. Теперь уж -  во
веки веков. Аминь.
     - А помнишь...
     Мод не дала мне договорить.
     Соленый ветер, соленые брызги. Соленая кровь на губах. Чайки бы  хоть
не кричали!
     Всеми забытый павиан вдруг взвыл и скакнул в окно. Снизу  послышались
визги, хохот, звон разбитой посуды. Спасения  от  жизни  нет.  А  забвение
найдет лишь тот, кто способен видеть смешную сторону вещей. Хотя  об  этом
ничего не написано ни в Ведах, ни в Библии, ни в Коране. Религии не  умеют
смеяться.
     Прибежала Доминичка.
     - Деда, перестань пускать павианов! Что за шалости в твоем возрасте?
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 

Реклама