в подходах к больному, в самих основных принципах лечения.
Если в европейской медицине стараются видеть в пациенте, прежде
всего, личность, а уже затем больного, то американская
занимается починкой больных организмов, почти без учета того
обстоятельства, что организм принадлежит живому человеку. Если
в европейской медицине судят об эффективности тех или иных
подходов с учетом клинического опыта многих поколений врачей,
то в американской во главу угла поставлена статистика, цифры.
Например, существует так называемое симптоматическое лечение -
когда препарат не вылечивает болезнь, а просто облегчает тот
или иной симптом болезни. В Европе существует большой спектр
таких препаратов, например, желчегонные при холецистите. В
Штатах проводят широкомасштабное исследование, и если
статистические данные не показывают, что данный препарат
существенно влияет на исход болезни, ее продолжительность,
частоту осложнений и т. д. - он в медицине не используется. А
то что он облегчает страдания больного - в расчет не очень
принимается. То, что нельзя посчитать, взвесить и проверить
статистически - не воспринимается всерьез. Например, до
последнего времени иглоукалывание почти не использовалось в
конвенциональной американской медицине, считалось чуть ли не
шарлатанством, лишь в последнее время нехотя сквозь зубы
признается его частичная эффективность при некоторых
состояниях. Тогда как в Европе этот метод лечения органично
вошел в клиническую практику, им занимаются только
дипломированные врачи.
В сфере диагностики схема так же выглядит по иному. В
России было принято очень тщательно собирать анамнез - расспрос
больного, и уже после этого назначать лабораторное и
инструментальное обследование, "стрелять в яблочко". В Штатах
принято "стрелять по площадям" - если данный симптом
встречается при нескольких состояниях, назначают анализы для
проверки всех их, чтобы перекрыть все возможности. Анамнез
собирается очень поверхностно, с больным вообще не очень то
разговаривают. В общем и целом - европейская медицина больше
искусство, а американская - больше индустрия. Все что
эффективно, ускоряет и удешевляет лечение - поддерживается, все
прочее без сомнений отбрасывается, зачастую вместе с полезными
вещами, которые трудно оценить с помощью статистики. Иногда это
происходит в ущерб больным, однако следует сказать, что при
всей бездушности американской медицины она все же весьма
эффективна, как любая современная индустрия. Кроме того, в
советской медицине был очень велик разрыв между
профессиональным уровнем хороших и плохих врачей. Были
настоящие асы, художники своего дела, и были люди, которым
нельзя доверить лечить даже морскую свинку. В израильской
медицине различия между уровнями врачей сглажены, плохие
профессионалы не выживают - система их отбрасывает. Т. е.
подавляющее большинство - на среднем уровне, но зато этот
уровень довольно высок. Это тоже объясняет большую
результативность американского подхода к медицине.
По мере прохождения курса мы писали экзамены по каждому
из его разделов. Интересно, что худшие оценки всегда получали
те, кто именно в данной области медицины и работал. Например,
бывшие психиатры лучше проходили тесты по терапии, чем
терапевты, бывшие педиатры заваливались по педиатрии, и успешно
проходили гинекологию, в отличие от гинекологов, которые,
естественно, на гинекологии и валились, без проблем сдавая
педиатрию и терапию. Это еще раз доказывает, что различие в
подходах очень велико, и часто входит в противоречие со всем
твоим прежнем опытом.
Так или иначе, курс продолжался. Я решил, что неплохо бы
немножко подзаработать, и начал работать по ночам на киббуцной
фабрике - пекарне. Моя работа заключалась в снятии с конвейера
горячих буханок хлеба и упаковка их в коробки. Коллектив
состоял наполовину из арабов соседней деревни, наполовину из
"русских" олимов - в основном бывших инженеров. Начальствовал
над нами некто Хаим - пожилой иракский еврей, всю жизнь
проработавший на этой фабрике, и доросший до бригадира. Работа
начиналась в 19 вечера, продолжалась до утра. Обычно Хаим
приходил на работу чернее тучи, начинал с придирок и ругани,
затем несколько раз наведывался к себе в подсобку. С каждым
визитом он становился все милее и неустойчивее при ходьбе. К
середине ночи он уже лез обниматься, а затем до утра пропадал в
каком ни будь углу, где его можно было обнаружить по храпу и
запаху перегара. Так что Израиль - это страна больших
возможностей для всех, и даже для алкоголиков. Впрочем, за все
годы жизни в Израиле больше алкоголиков я, пожалуй, и не
встречал.
Работа была очень тяжелой. Мы одевали перчатки, так как
булки жгли руки, а острые корки резали как ножом. На конвейере
работало одновременно 4 человека - трое на упаковке, один
отдыхает. Каждые 15 минут происходила перемена - последний шел
отдыхать, а отдохнувший становился первым. В 6 утра смена
кончалась, мы разбредались по домам. С арабами особых
разговоров не было, отношения были безразличные. Да и вообще
особенно разговаривать на работе было некогда.
Хаима очень веселило, что у него под начальством работают
врачи и инженеры, он считал своим долгом объяснить нам, что он
думает о нашем профессиональном уровне, и вообще о "русских"
олимах. Впрочем, человек он был не злой, и нашу неловкость и
неумение при работе на конвейере нам охотно прощал, говоря -
"Ничего, через пару лет научитесь, а потом и в бригадиры
выйдете". Эти сияющие перспективы нас не вдохновляли,
постепенно инженера находили работы по специальностям и уходили
с фабрики.
Я, поработав пару месяцев, тоже бросил это дело,
поскольку решил, что хватит дурака валять - экзамен
приближается. Тем временем люди на курсе начинали разбиваться
на группки, и после учебы шли к кому-нибудь прорабатывать
вопросы тестов. Экзамен проводится по американской системе -
дается вопрос и 5 вариантов ответа - нужно выбрать правильный.
На экзамене дается около 200 вопросов, примерно минута для
ответа на каждый, поэтому при подготовке нужно прорабатывать
тысячи вопросов, чтобы добиться автоматизма. В небольшой
группке это делать легче и удобнее, чем по одиночке. Обычно
лекции кончались около четырех часов, затем автобусами мы
добирались до "штаб-квартиры" - дома, где сегодня было можно
посидеть позаниматься. Сбрасывались на какую ни будь еду, затем
перекусывали и сидели над вопросами часов до шести вечера.
Затем расходились по домам, дома передыхали, а потом снова
садились учиться уже самостоятельно часов до десяти.
По предыдущим годам процент прохождения экзамена был
около 40%, это навевало грусть и тяжелые мысли - что делать,
если не сдашь, обидно что пропадут такие усилия. А если и сдашь
- где найти работу - слухи от ранее приехавших врачей, уже
получивших лицензию, доходили самые безрадостные. Говорили что
работы нет вообще, в лучшем случае могут взять добровольцем -
без зарплаты, лишь бы начать набирать местный опыт. К тому же
лицензия выдавалась временная, ее меняли на постоянную только
тем, кто отработал в местном медицинском учреждении не меньше
года и получил хорошую характеристику от зав. отделением. С
другой стороны, во многие места брали только с постоянной
лицензией и местным опытом работы - получался замкнутый круг.
Знакомые врачи - израильтяне утешали - как ни будь все
утрясется, да и мы без особых оснований надеялись на лучшее, и
продолжали зубрить.
Поскольку я жил в кибуце, добираться туда из больницы
Бейлинсон приходилось на двух автобусах. Автобусы заходят в
кибуц только 5 раз в день, и если пропустил очередной - то
нужно было ехать до ближайшего городка, а оттуда идти пешком
еще пол-часа до самого кибуца. В результате терялось довольно
много времени на дорогу. Осознав это, я купил у одного
знакомого подержанный автомобиль - "Пежо 104" 1979 года
выпуска, и начал на нем ездить. Опыта вождения у меня не было,
права я получил за 3 месяца до отъезда, и решил что все
положенные новичку аварии я лучше проделаю на старой машине, а
когда научусь - куплю новую на положенную новым репатриантам
льготу. Машина была старой и довольно дешевой. Впоследствии я
понял, почему цена была невелика. На этом транспортном средстве
я прошел большую и разнообразную школу автомеханики, научился
разбирать любые узлы, а часть из них даже собирать обратно. На
ремонты я потратил столько, что можно было купить еще одну
такую же машину - но любая учеба стоит дорого. Но, тем не
менее, время машина мне экономила. И каким то образом почти
всегда она была на ходу. Некоторое время я даже ездил с
неработающим генератором, ежедневно по вечерам ставя
аккумулятор на зарядку. Вершиной моей ремонтной деятельности
было починка забарахлившего стартера. Извлечение и разборка в
принципе неразборного стартера осложнялась тем, что машина была
французская, двигатель сильно запутанный. Чтобы добраться до
самого стартера, нужно было разобрать чуть ли не пол-мотора.
От времени контакты сработались, вся внутренность
стартера была покрыта медной пылью и замыкала. После ремонта он
у меня проработал безотказно еще около года, до последней из
двух аварий, после которой это чудо технической мысли было
списано на свалку истории.
Обычно после лекции в машину набивалась вся наша
небольшая группка, и мы ехали проходить вопросы. За время учебы
мы сильно сдружились, и дружим до сих пор, хотя с тех пор
прошло уже больше 5 лет. Курс продолжался пол - года, в конце
его мы писали внутренний экзамен. Проходной балл был 70%,
набравшие такую оценку получали 10 дополнительных очков на
основном экзамене. Основной экзамен можно было сдавать по
выбору на нескольких языках - иврите, английском, русском,
итальянском, румынском и вроде бы немецком. Кроме олимов из
разных стран тот же экзамен обязаны сдать врачи - израильтяне,
учившиеся за границей. Особенно многие учились в Италии -
медицинское обучение там неплохое, но намного дешевле, чем в
Израиле. Среди учившихся там врачей было много израильских
арабов, которые сдавали экзамен вместе с нами.
Последние 3 недели перед экзаменом занятий не было, все
сидели и с утра до ночи занимались, подрубали хвосты по теории,
прогоняли тесты по 100 - 150 вопросов в день. Дата экзамена
пришлась точно на мой день рождения - 14 июля. Хорош подарочек,
нечего сказать.
Сам экзамен всегда проходит в большом выставочном
комплексе в Тель Авиве. Мы приехали туда с утра и ужаснулись
количеству претендентов - там было около двух тысяч врачей.
Было очевидно, что такую массу переварить израильское
здравоохранение не сможет - значит постараются завалить как
можно больше на экзамене.
Я не очень хорошо помню, как проходил сам экзамен -
напряжение было столь велико, что кроме белых листов с
вопросами и бланка с ответами я ни на что не обращал внимания.
Даже в туалет во время экзамена не пускали. Экзамен шел 4
часа, с одним перерывом, вопросы были сформулированы не всегда
ясно, качество перевода с иврита на русский было не на высоте.
Часто нужно было не только знать материал по теме вопроса, а
еще и догадаться, что собственно от тебя хотят, и где подвох.
После экзамена все выходили зеленые, качаясь от усталости,
