и используются строго по отдельности. Не дай бог случайно взять
стакан не того цвета - в столовой есть наблюдатель кошрута,
сразу крик поднимет. Да и полковой раввин время от времени
проверяет соблюдение этой заповеди. На стене столовой кроме
натюрмортов с дичью и лозунгов "Приятного аппетита" обязательно
висит справка о ее кашерности. Если такой справки нет, то
правоверный еврей там есть не может.
Отдельный столик выделен для вегетарианцев - им специально
готовят вегетарианские блюда. Достаточно заявить, что ты
вегетарианец - и получишь свою котлетку из моркови - никаких
справок не спрашивают. Каждый шабатный ужин на базе проходит
празднично. Столы накрываются белыми скатертями, ставится
фарфоровая посуда, стеклянные бокалы для питья. Все солдаты и
офицеры вперемешку садятся и ждут командира. Когда он заходит,
все встают, и начинается молитва. Нерелигиозные стоят молча
прикрыв голову шапкой или рукой, религиозные в кипах повторяют
молитву вслух. Потом все садятся и начинается еда. Я специально
записал меню одного такого ужина.
Пять видов салата, суп из чечевицы, тушеная картошка с
бурекасами - это такие слоеные пирожки с сыром и яйцами. Рис с
зеленым горошком, огромные бифштексы, края которых свешиваются
с тарелки, жареные куры, маслины, огурцы, помидоры, вареная
свекла, апельсины. Под конец - сладкие булочки с корицей, морс
и шабатное вино - по 1/2 - литровой бутылке на 6 человек (после
ужина две трети осталось в бутылке, хотя никто никого не
ограничивал). Все свежее, вкусное и обильно.
После такого ужина я еле поднялся из - за стола, а мой
сосед по столу - 18 - летний парнишка из Гомеля, заявил: -
"Сегодня так себе ужин". На мой вопрос, "Какого рожна тебе еще
надо", ответил - что мол "еда не вкусная".
"Зажрался" - таков был мой диагноз.
Задачей нашей части была охрана границы. Однажды ночью
сработала сигнализация и мы выехали по тревоге - амбуланс с
врачом обязан сопровождать пограничников, когда они ловят
нарушителя. Пока его ловили, мы стояли неподалеку от арабской
деревни и ждали, чем дело кончится. Молодые арабы - местные
жители - сидели неподалеку, курили кальян, тихонько
разговаривали между собой. Друг друга мы игнорировали, хотя и
наблюдали за противной стороной внимательно. Черт их разберешь
- может именно этот молодой парень в протертых джинсах завтра
обвяжется взрывчаткой и пойдет взрывать автобус в Иерусалиме,
или вдруг сейчас вскочит и с криком "Аллах Ахбар" попытается
кого ни будь из нас прирезать - пойди знай, что у него в
голове. А может он мирный крестьянин, и сам нас до смерти
боится? В общем, пропасть страха, ненависти и недоверия между
двумя народами, и как из нее выбраться - никто не знает.
Мы простояли часа полтора, пока, наконец, наши доблестные
пограничники поймали нарушителя - дикую свинью, которая и
привела в действие сигнализацию. По дороге на базу в 2 часа
ночи остановились выпить кофе в придорожном солдатском кафе.
Это ангар, сверху покрытый пленкой, внутри расставлены столики,
прилавок и все.
В середине за длинным столом сидело человек двадцать
солдат и офицеров, явно празднующих чей то день рождения. Шум,
дым сигарет, гогот, игра на гитаре, дурные крики разносились по
всем окрестностям. Когда я подошел поближе, оказалось что
ничего крепче кока - колы на столе не было - даже пива.
Солдатики веселились сами по себе, и им не нужен был для этого
алкоголь. Картина поистине удивительная для выходца из России -
но такие уж они странные - эти аборигены.
Злоключения бывшего советского врача в Израиле
Когда переезжаешь в Израиль, то в твоей жизни сразу
происходит очень много изменений. Иной язык, иной климат,
другая еда, другие особенности поведения людей, другая
ментальность, даже иная жестикуляция. Некоторые говорят, что
это равносильно тому, как будто ты умираешь и вновь рождаешься
в новой стране. На фоне всех этих серьезных изменений не
удивительно, что после эмиграции люди зачастую теряют или
меняют профессию. Некоторые профессии тут просто не нужны -
специалист по научному коммунизму или филолог - русист вряд ли
устроится по специальности. (Хотя бывают исключения - например,
филолог устраивается в редакцию Еврейской Энциклопедии на
русском языке, точно по специальности.). В других профессиях
довольно велик разрыв между местными требованиями к специалисту
и теми знаниями и опытом, которым обладают специалисты из
России. Причем этот разрыв не обязательно из за низкого уровня
наших спецов. Часто это просто иные знания и умения, чем те,
что здесь требуются. В этом случае необходима профессиональная
переподготовка. Это справедливо для юристов, врачей, учителей.
По этим специальностям и по многим другим необходимо сдавать
экзамены, чтобы получить профессиональную лицензию - разрешение
на работу.
Наконец есть часть специальностей, в которых
переподготовка не нужна или минимальна. Это программисты,
многие инженеры, ученые, а так же квалифицированные рабочие.
Все что нужно для работы - выучить язык и найти место.
Для многих, особенно людей старшего возраста, потеря
профессии - и как следствие - социального статуса - является
ударом, от которого они так и не могут оправиться.
Действительно, человек, всю жизнь проработавший, например,
доцентом на кафедре истории КПСС - тут никому в этом качестве
не нужен, и приходится ему работать где - ни будь на
бензоколонке или на заводе, вместе с местными работягами, даже
8 классов не кончившими. Некоторые люди впадают в депрессию,
ломаются. Более жизнеспособные перековываются вдруг в сильно
религиозных и начинают читать лекции о еврейской религии,
подкармливаемые ортодоксальными раввинами. Другие воспринимают
все легче - радуются тому, что есть, спокойно работают
сторожами и не мучаются ненужными сожалениями.
Очень помогает быстро пробиться знание языков. Иврит или
хороший английский позволяют почти сразу начать работу по
специальности. Конечно специалист, обладающий мировой
известностью, может начать работать и без языка - к нему
приставят переводчика, но таких людей считанные единицы.
Основная масса вынуждена хлебнуть свою порцию дерьма, прежде
чем достигнет хоть не прежнего, но хотя бы сносного социального
и материального уровня. (Замечу, что жизненный уровень тут в
любом случае выше, поэтому речь идет не о достижении прежнего
материального уровня, который был у человека в Союзе, а об
относительном жизненном уровне по отношению к среднему классу.)
Когда приезжаешь без языка, то чувствуешь себя поначалу
умственно отсталым ребенком - не знаешь элементарных вещей, и
не можешь спросить. Кроме того, мучает потеря статуса. Тот,
кто работал, например, врачом - с трудом отвыкает от
соответствующих этой профессии уважения окружающих и чувства
самоуважения.
Человек средних лет обычно приезжает с кучей формальных
признаний - дипломов, прошлых должностей, званий,
характеристик, лауреатств и пр. В Израиле все это некого не
интересует. Интересуют конкретные вещи - что он умеет, что он
знает, какие работы он публиковал и о чем, напечатаны ли они в
общепризнанном международном журнале, или в каких-нибудь Трудах
Тьмутараканьского Университета. В последнем случае эти труды в
счет взяты не будут, даже если их 200 штук. Человек остается
голенький - и если все звания прикрывали пустоту - он не имеет
никаких шансов достичь прежнего социального статуса. Ты сам
про себя знаешь, какой ты хороший, умный, знающий и
талантливый, но никому в Израиле это не известно. Нужно
доказывать все с самого начала. Это возможно, хотя и не просто,
и требует много времени и усилий. Излишне говорить, что при
этом очень важен возраст человека. Реальность такова, что после
45 устроиться значительно труднее. Можно не успеть проделать
весь этот сложный путь "доказательства себя". Во первых,
труднее дается язык, и менее охотно берут на работу, на разные
курсы переквалификации. Хотя в любом возрасте устроиться вполне
возможно - зависит от человека. Я знаю врачей, приехавших в 55
- 60 лет, которые прошли все барьеры и работают в больницах и
поликлиниках, и нормально устроены.
Другое следствие эмиграции - новоприехавший внезапно
оказывается в среде местных жителей, совершенно не
соответствующей ему ни по образованию, ни по интеллекту, ни по
интересам. Ну куда может устроиться человек без знания языка -
на стройку или на конвейер консервной фабрики. И какое общество
может быть при работе на стройке - аборигены, не могущие
устроиться никуда, кроме такой работы, и темные невежественные
арабы с территорий. То же и с жильем - у новоприбывших обычно
поначалу нет денег на съем квартиры в престижном районе, и они
живут там, где жилье подешевле - т. е. в бедных неблагополучных
районах. Даже в этом окружении новые репатрианты поначалу
занимают низшие места из-за незнания языка и местных реалий.
Кроме того, что нужно доказать окружающим, что ты
способен на большее, это же нужно доказывать и себе самому.
Когда не знаешь, что с тобой будет дальше, выучишь ли язык,
преодолеешь ли все барьеры, найдешь ли потом работу по
специальности - достаточно часто появляется соблазн плюнуть на
все, перестать бултыхаться и жить спокойно. В конце концов,
нормально прожить можно и на зарплату работяги, а так нужно
сдавать какие то экзамены, бросать работу и идти на курсы,
теряя в зарплате, зубрить, и не известно, что из этого еще
выйдет.
В такой ситуации слабые люди полностью преображаются -
слетает наносная интеллигентность и воспитанность, речь
беднеет, человек переходит на мат и начинает прикладываться к
бутылке. Часть возвращается назад в Россию, часть ломается и
полностью деградирует. С другой стороны, встречаются отдельные
личности, вызывающие у меня огромное уважение. Не могущие по
объективным причинам, таким как возраст или семейные
обстоятельства, найти соответствующую их способностям работу,
они даже в роли дворника они остаются самими собой, и не
уподобляются среде, в которой находятся. Иногда можно увидеть
человека профессорского вида, аккуратно одетого и выбритого, в
галстуке, метущего улицу. У таких людей все же есть шанс
выкарабкаться, найти что то более соответствующее их уровню,
закончить этот тяжелый временный период.
Некоторая часть не могущих или не желающих жить в Израиле
пытается переехать дальше - в Канаду или США. Более молодые и
энергичные, по-видимому устраиваются там неплохо, но такие
могли бы и в Израиле пробиться. Те же, кто не может подняться
в Израиле, так же мучаются и страдают и в других странах
эмиграции - проблема не в стране, а в самом человеке. Я думаю,
что внешние обстоятельства определяют дальнейшую судьбу
эмигранта в новой стране процентов на 20, а на 80 процентов она
зависит от самой личности.
По мере освоения языка на первый план начинают выходить
личностные качества, и люди начинают подниматься. Кто то
кончает профессиональные курсы и начинает работать по
специальности, кто то уходит в бизнес. Например, некоторые
начинали работать посудомойкой в кафе, затем вникали в
специфику этого дела, брали ссуду и перекупали у бывшего
хозяина бизнес, довольно быстро налаживали дело, вкалывая как
лошади, и сейчас преуспевают. Некоторые поднимаются на том
месте, куда случайно угодили - становятся бригадирами или
