хочешь не хочешь, надо относиться почтительно и заботливо. Лошадь должна
хорошо отдохнуть и сытно поесть. Жалея ее, всадник может проезжать в день
верст сорок. Наши купцы торопились, делали семьдесят верст, лошади
уставали больше и требовали сытного корма.
По дороге встречалось много возделанной земли. На пашнях, очищая их
от камней, гнули спину пруссы. Как бурлаки, тянули они изо всех сил за
веревку, стараясь стронуть с места огромный валун. Другие откатывали камни
к обочине. Если валун был особенно велик и тяжел, к людям припрягались
лошади.
То там, то здесь, поскрипывая, вращали на ветру огромными крыльями
деревянные мельницы. Они казались Андрейше живыми существами, недавно
поселившимися в этих местах.
Низменная земля у морских берегов, облагороженная многими плотинами,
запрудами и каналами, стала хорошо родить хлеб. Но сколько полегло пруссов
на земляных работах!
На холмах, между сосен и дубов, зоркие глаза Андрейши заметили
деревянные вышки, с которых орденские солдаты следили за дорогой и за
морем.
Следующую ночь купцы провели в предзамочье Толькмюнде. Это был
последний замок перед городом Эльбингом.
Весь день путники видели в заливе военные корабли ордена; они
медленно двигались курсом на запад. Ярко светило солнце, и черные кресты
на парусах были хорошо заметны.
Глава тридцать восьмая
И ТОГДА ПРАВДА ОБРАТИТСЯ В ЛОЖЬ, И ТОГДА ЛОЖЬ ОБРАТИТСЯ В ПРАВДУ
Из Эльбинга до Мариенбурга немецкие купцы плыли на тяжелых барках по
реке Ногату среди песчаных отмелей и холмов, покрытых сосновым лесом.
Ветра почти не было, и против течения суда шли бечевой. На баржах пахло
соленой рыбой.
Купцы по-домашнему расположились в тесном бревенчатом домике на
палубе передней барки и, прихлебывая из оловянных кружек крепкое пиво,
приправленное имбирем, старались не смотреть на ползущие мимо унылые
берега.
На четвертые сутки барки с флагами города Эльбинга причалили к
деревянным пристаням низкого песчаного острова. Напротив виднелись
каменные стены города и крепости Мариенбурга - столицы орденского
государства.
Таможенные чиновники долго перекатывали в трюмах с места на место
бочки с селедкой, оглядывали укромные уголки, словно что-то искали.
Проверяли строго, хотя хозяева были немцы, а орден почти всегда доверял
своим землякам.
Три морских корабля, стоящих поблизости, выгружали рыбу в дубовых
бочках. Из вместительных складов, тянувшихся вдоль причалов, невольники
носили мешки с пшеницей и укладывали на плоскодонные речные суда.
Андрейша и Людмила с удивлением смотрели на мрачный замок из красного
кирпича, плотно севший на левом берегу реки. Он выглядел зловеще, словно
таил в себе угрозу. Такой громады им не приходилось еще видеть.
Вооруженные монахи свили себе надежное гнездо.
Стардо изменился в лице.
- Проклятые, проклятые! - повторял он, уставившись на замок
побелевшими от ярости глазами.
Купцы всю ночь пили пиво и пели непристойные песни в харчевне
<Морской глаз>. Утром, едва посерело, барки двинулись дальше.
На просторах полноводной реки Вислы купцам пришла удача: ветер подул
попутный, ровный. Судовщики подняли все паруса, и барки пошли быстрее.
Могучая полноводная река пленила сердце Андрейши. На живописных,
покрытых травой и кустарником берегах встречались деревушки и маленькие
городки. Грозно смотрели кирпичные башни замков и костелов, воздвигнутых
немецким орденом. На востоке стеной стояли темные, дремучие леса.
По утрам река дымилась туманом, и берега едва темнели.
Башни замка Торуна, стоявшего на высоком месте, открылись издалека.
Это была пограничная орденская крепость, за ней лежала Польша.
Через торунский порт много товаров шло в Мазовию и в Польшу, и немало
польских товаров направлялось через него в разные страны.
Немецкие купцы города Торуна пришли на причал встретить своих
собратьев... Набережная пестрела разноцветными платьями, шляпами и
камзолами.
На торунскую землю Людмила сошла в длинном бархатном платье и высокой
красной шапке - Андрейша решил не скрывать больше свою невесту.
На следующий день ганзейские купцы весело позванивали серебром в
кошельках. Селедку они продали с выгодой и готовились ехать в Познань.
Осенью в этом городе можно было купить по дешевке воск и грубое польское
сукно и с большим барышом продать его в прусских землях.
Торунские горожане отговаривали ганзейцев ехать в Познань.
- Вся Польша в огне междоусобной войны, там не действуют справедливые
законы, а свирепствует право сильного, - пугали они. - Только в городах,
где живут немцы, вы можете найти защиту. Ходят слухи, что из Венгрии
приехала королевна Ядвига и, может быть, она наведет порядок в Польше.
Но ганзейские купцы не испугались, их толкала вперед неутомимая жажда
наживы.
- Наши охранные грамоты висят на поясах, - хвалились они, показывая
на мечи.
На третий день гостеприимный город Торун открыл купцам свои ворота на
Познань. С восходом солнца небольшой отряд, состоящий из двух десятков
всадников и четырех груженых подвод, выехал за крепостные стены.
Позади всех на коротконогой лошадке трусил Стардо. В левой руке он
держал поводья не только своей лошади, но и запасного коня, скакавшего
рядом.
Серый конь Андрейши шел бок о бок с белой лошадкой Людмилы.
Влюбленные весело разговаривали, на душе у них было светло и радостно. Они
думали, что все несчастья остались за спиной, в стране железных рыцарей.
К вечеру по обочинам дороги стала встречаться лошадиная падаль, над
ней с карканьем кружило многочисленное воронье.
Кони с испугом шарахались от мертвечины.
Дорога шла среди небольших сосновых лесочков и полей; она была похуже
тех, что строили для орденского государства порабощенные пруссы. Мосты
были ветхие и едва держали всадников. Часто встречались рытвины и ухабы,
опасные для повозок. Сосновые лесочки то взбирались на песчаные холмы, то
снова уходили в ложбинки.
Андрейша видел на пашнях гниющую рожь, втоптанную в землю, поломанные
изгороди. От деревень остались одни очаги, сложенные из дикого камня,
серый пепел да головешки. И оружие валялось у дороги: проколотые и ржавые
латы, стрелы без наконечников или без оперения, порубленные шлемы,
сломанные мечи.
Неподалеку от полуразрушенного костела ганзейцы увидели большой,
грубо сколоченный деревянный крест. Он стоял на возвышенном месте и хорошо
был виден. Все сразу заметили голого человека, распятого на кресте ногами
кверху. Его льняные волосы, испачканные грязью и кровью, свисали до земли.
Купцы остановились. Людовик Шлефендорф подъехал к кресту и увидел
дощечку с надписью.
- <Он назвал богородицу раскрашенной деревяшкой, - читал старик,
тряся щеками, - и возводил хулу на святую римскую церковь>. Инквизиция...
- со страхом сказал купец, стараясь не смотреть на ржавую лужицу у
подножия креста.
Купцы долго ехали, не говоря ни слова. Только грязь звучно хлюпала
под ногами лошадей. Миновали еще одну разрушенную деревеньку.
У развилки дорог Андрейша заметил еще одно распятие. Краска на нем
давно вылиняла, дожди размыли страдальческое лицо Христа. Отсюда дорога
забирала круто в гору и снова начинался лесок.
Купцы решили дать отдых лошадям и пообедать. Завтракали сегодня рано,
еще до восхода солнца, и голод давал себя чувствовать. Они съехали с
дороги, выбрали под кустом местечко посуше и расположились на привал.
Слуги разожгли костры, нарезали ивовых прутьев и стали жарить на них
куски сочной баранины.
Над головами шумели вершинами сосны, пахло лесной прелью и вкусным
дымком подгоревшего мяса.
Едва успели путники утолить голод, как на дороге показался военный
отряд. Впереди ехал вельможный пан с большими усами, в камзоле красного
бархата, увешанный оружием. Два оруженосца везли его герб - серебряный
шлем на красном поле. За паном рысили в боевых доспехах рыцари помельче и
гербовые братья.
Шляхтичи были вооружены и одеты по-всякому: кто в богатых одеждах, а
кто в бараньем полушубке, напяленном на голое тело.
За шляхтой двигались подневольные крестьяне, полуодетые и босые,
вооруженные чем попало. У кого пика, у кого меч, а у иных простые косы и
ножи, привязанные к палкам. Крестьяне были без штанов, в одной рубахе чуть
выше колен. Сверху на плечи наброшены сермяжные накидки, у некоторых
рубахи лоснились от употребления, словно их натерли воском.
Босые крестьяне с косами и рогатинами бежали, ухватившись за стремена
всадников и за лошадиные хвосты.
Когда отряд проезжал мимо, Людовик Шлефендорф вышел на дорогу и
вежливо спросил у вельможного пана, куда он торопится.
- Защищать крепость и город во имя божье, - ответил пан, свирепо
выкатив глаза. - Торопитесь и вы, панове, а не то венгры и кошубы
позабавятся вашими головами.
Конь под паном поигрывал и бил копытом.
- А разве опять кошубы появились в Польше? - осторожно спросил купец.
- Да уж появились, если говорю. Торопитесь, - повторил поляк, - враг
близко, а как мы въедем - закроют городские ворота. - И он пришпорил
лошадь.
- На этой земле странные порядки: не знаешь, будешь ли ты жить завтра
или нет, - тряся толстыми щеками, сказал Людовик Шлефендорф. - Пожалуй,
надо послушаться пана.
Внушительный вид рыцаря и его властный голос произвели на него
впечатление.
Через два часа купцы въехали в город. За ними закрыли ворота на
осадные запоры.
Вскоре с городских башен увидели вражескую конницу. Венгры неслись
галопом и, словно шумливый поток, в половодье, окружили городские стены.
Горожане-немцы толпами подходили к ратуше и громогласно требовали
сдать город.
- Мы не хотим вмешиваться в братоубийственную войну, - кричали они, -
не хотим терять свою жизнь и имущество! Венгры разграбят город, но оставят
нам жизнь. Да и не вс° разграбят, кое-что останется.
Андрейша слушал и удивлялся.
<Открыть врагу ворота, - думал он, - значит предать защитников
крепости... Лучше сжечь город. Тогда врагу не достанется ни мяса, ни
хлеба, ни другого пропитания. И укрыться негде будет от непогоды>.
Кастелян замка, доблестный рыцарь из рода наленчей, обещал повесить
за ноги всех городских советников, если они посмеют открыть ворота. Для
острастки обезглавил одного смутьяна, и у ратуши появилась его
окровавленная голова на пике. Городской совет единогласно решил защищать
город.
Противник дважды ходил на приступ и во множестве бросал зажигательные
ядра. Защитники города - польские воины и кучка мещан-ремесленников -
отбили врага с большим для себя уроном. Зажигательные ядра подожгли
несколько домов, и в городе начались пожары.
Андрейша решил помогать полякам. Ганзейские купцы стали смеяться и
назвали его глупцом. Людмила обняла юношу, заплакала и стала уговаривать
не ходить на стены.
- Что со мной будет, если тебя убьют? - говорила она, стараясь унять
слезы. - Ты один у меня остался в чужом краю, подумай, любимый.
Андрейша очень жалел свою невесту, но ему казалось, что нельзя
оставаться в стороне.
- А если бы враг напал на Новгород, ты тоже стала бы меня удерживать?
- строго спросил он у девушки.
- Когда призовет Русь, я сама перепояшу тебя мечом.
Но Андрейша не выдержал. Он ласково отстранил Людмилу, надел шлем,
вынул из ножен меч и пошел на крепостную стену.
И Стардо надел боевой шлем и бросился в самую гущу боя, поближе к
своему другу Андрейше.
