Дерсу стреляли уток. Она идет по ключику на перевал, высота которого равна
310 метрам. Редколесье по склонам гор, одиночные старые дубы в долинах и
густые кустарниковые заросли по увалам - обычные для всего побережья. Спуск
на Аохобе в два раза длиннее, чем подъем со стороны Тютихе. Тропа эта
продолжается и далее по побережью моря.
Между рекой Синанцей, о которой говорилось выше, и рекой Аохобе тянется
невысокий горный хребет, состоящий из кварцевого порфира. От него к морю
идет несколько отрогов, между которыми текут небольшие горные речки, имеющие
обычно китайские числительные названия: Турлдагоу, Эрлдагоу, Сандагоу и
Сыдагоу. Тропа пересекает их в самых истоках.
После полудня мы как-то сбились с дороги и попали на зверовую тропу. Она
завела нас далеко в сторону. Перейдя через горный отрог, покрытый осыпями и
почти лишенный растительности, мы случайно вышли на какую-то речку. Она
оказалась притоком Мутухе. Русло ее во многих местах было завалено
буреломным лесом. По этим завалам можно судить о размерах наводнений. Видно,
что на Мутухе они коротки, но чрезвычайно стремительны, что объясняется
близостью гор и крутизной их склонов.
Пока земля прикрыта дерном, она может еще сопротивляться воде, но как
только цельность дернового слоя нарушена, начинается размывание. Быстро
идущая вода уносит с собой легкие частицы земли, оставляя на месте только
щебень. От ила, который вместе с пресной водой выносится реками, море около
берегов, полосой в несколько километров, из темно-зеленого становится
грязно-желтым.
Долину реки Мутухе можно считать самым зверовым местом на побережье моря.
Из зарослей леспедецы и орешника то и дело выбегали олени, козули и кабаны.
Казаки ахали, волновались, и мне стоило немалого труда удержать их от
стрельбы и бесполезного истребления животных. Часа в три дня я подал сигнал
к остановке.
Мне очень хотелось убить медведя. "Другие бьют медведей один на один, -
думал я, - почему бы мне не сделать то же?" Охотничий задор разжег во мне
чувство тщеславия, и я решил попытать счастья.
Многие охотники рассказывают о том, что они били медведя без всякого
страха, и выставляют при этом только комичные стороны охоты. По рассказу
одних, медведь убегает после выстрела; другие говорят, что он становится на
задние лапы и идет навстречу охотнику, и что в это время в него можно
влепить несколько пуль. Дерсу не соглашался с этим. Слушая такие рассказы,
он сердился, плевался, но никогда не вступал в пререкания.
Узнав, что я хочу идти на медведя один, он посоветовал мне быть
осторожнее и предлагал свои услуги. Его уговоры еще больше подзадорили меня,
и я еще тверже решил во что бы то ни стало поохотиться за "косолапым" в
одиночку.
Я отошел от бивака не более полкилометра, но уже успел вспугнуть двух
козуль и кабана. Здесь так много зверя, что получалось впечатление
заповедника, где животные собраны в одно место и ходят на свободе.
Перейдя ручей, я остановился среди редколесья и стал ждать. Через
несколько минут я увидел оленя: он пробежал по опушке леса. Рядом в орешнике
шумели кабаны и взвизгивали поросята.
Вдруг впереди меня послышался треск сучьев, и вслед за тем я услыхал
чьи-то шаги. Кто-то шел мерной тяжелой походкой. Я испугался и хотел было
уйти назад, но поборол в себе чувство страха и остался на месте. Вслед за
тем я увидел в кустах какую-то темную массу. Это был большой медведь.
Он шел наискось по увалу и был немного больше меня. Он часто
останавливался, копался в земле, переворачивал валежник и что-то внимательно
под ним рассматривал. Выждав, когда зверь был от меня шагах в сорока, я
медленно прицелился и спустил курок. Сквозь дым выстрела я видел, как
медведь с ревом быстро повернулся и схватил себя зубами за то место, куда
ударила пуля. Что дальше случилось, я плохо помню. Все произошло так быстро,
что я уже не мог разобраться, что чему предшествовало. Тотчас же после
выстрела медведь во весь дух бросился ко мне навстречу. Я почувствовал
сильный толчок, и в то же время произошел второй выстрел. Когда и как я
успел зарядить ружье, это для меня самого осталось загадкой. Кажется, я упал
на левую сторону. Медведь перевернулся через голову и покатился по склону
вправо. Как случилось, что я очутился опять на ногах и как я не выпустил
ружья из рук, - не помню. Я побежал вдоль увала и в это время услышал за
собой погоню. Медведь бежал за мной следом, но уже не так быстро, как
раньше. Каждый свой прыжок он сопровождал грузными вздохами и ворчанием.
Вспомнив, что ружье мое заряжено, я остановился.
"Надо стрелять! От хорошего прицела зависит спасение жизни", - мелькнуло
у меня в голове.
Я вставил приклад ружья в плечо, но ни мушки, ни прицела не видел. Я
видел только мохнатую голову медведя, его раскрытый рот и злобные глаза.
Если бы кто-нибудь в это время посмотрел на меня со стороны, то,
наверное, увидел бы, как лицо мое исказилось от страха.
Я ни за что не поверю охотникам, уверяющим, что в зверя, бегущего им
навстречу, они стреляют так же спокойно, как в пустую бутылку. Это неправда!
Неправда потому, что чувство самосохранения свойственно всякому человеку.
Вид разъяренного зверя не может не волновать охотника и непременно отразится
на меткости его стрельбы.
Когда медведь был от меня совсем близко, я выстрелил почти в упор. Он
опрокинулся, а я отбежал снова. Когда я оглянулся назад, то увидел, что
медведь катается по земле. В это время с правой стороны я услышал еще шум.
Инстинктивно я обернулся и замер на месте. Из кустов показалась голова
другого медведя, но сейчас же опять спряталась в зарослях. Тихонько,
стараясь не шуметь, я побежал влево и вышел на реку.
Минут двадцать я бесцельно бродил по одному месту, пока не успокоился.
Идти на бивак с пустыми руками стыдно. Если я убил медведя, то бросить его
было жалко. Но там был еще другой медведь, не раненый. Что делать? Так и
бродил до тех пор, пока солнце не ушло за горизонт. Лучи его оставили землю
и теперь светили куда-то в небо. Тогда я решил пойти стороной и издали
взглянуть на медведей. Чем ближе я подходил к опасному месту, тем
становилось страшнее. Нервы мои были напряжены до последней крайности.
Каждый шорох заставлял меня испуганно оборачиваться. Всюду мне мерещились
медведи, всюду казалось, что они идут за мной по пятам. Я часто
останавливался и прислушивался. Наконец я увидел дерево, около которого в
последний раз свалился медведь. Оно показалось мне особенно страшным. Я
решил обойти его по косогору и посмотреть с гребня увала.
Вдруг я заметил, что в кустах кто-то шевелится. "Медведь!" - подумал я и
попятился назад. Но в это время услышал человеческий голос. Это был Дерсу. Я
страшно обрадовался и побежал к нему. Увидев меня, гольд сел на лежавшее на
земле дерево и стал закуривать свою трубку. Я подошел к нему и спросил, как
он попал сюда. Дерсу рассказал мне, что с бивака он услышал мои выстрелы и
пошел мне на помощь. По следам он установил, где я стрелял медведя и как он
на меня бросился. Затем он указал место, где я упал; дальше следы показали
ему, что медведь гнался за мной, и т. д. Одним словом, он рассказал мне все,
что со мной случилось.
- Должно быть, подранок ушел, - сказал я своему товарищу.
- Его остался здесь, - ответил Дерсу и указал на большую кучу земли.
Я понял все. Мне вспомнились рассказы охотников о том, что медведь, найдя
какое-нибудь мертвое животное, всегда закапывает его в землю. Когда мясо
станет разлагаться, он лакомится им. Но я не знал, что медведь закапывает
медведя. Для Дерсу это тоже было новинкой.
Через несколько минут мы откопали медведя. Кроме земли, на него было
наложено много камней и валежника.
Я стал раскладывать огонь, а Дерсу принялся потрошить зверя. Убитый мной
медведь был из крупных, черно-бурой масти. Вид этот (Ursus arctos L.) близок
к американскому гризли. Длина его тела равняется 2,4, высота - 1,2 метра, а
вес достигает до 330 килограммов. Он имеет притупленную морду, небольшие уши
и маленькие глаза. К гигантской силе его надо прибавить крепкие клыки и
когти в 8 сантиметров длиной. Животное это распространено по всему
Уссурийскому краю, но чаще всего встречается в северной его половине и на
берегу моря между мысом Гиляк и устьем Амура. Любопытно то, что окраска его
на юге черная, а чем севернее, тем больше приближается к светло-бурой. Нрав
этого медведя довольно добродушный, пока его не трогают, но раненный он
становится положительно ужасен. Во время течки самцы очень злы. Они
слоняются по тайге, нападают на животных и гоняются даже за рябчиками. Пища
их главным образом растительная, но при случае они не прочь полакомиться
мясом и рыбой. Берлогу бурый медведь устраивает под корнями деревьев, в
расщелинах камней и даже просто в земле. Подобно своим четвероногим
сородичам, он чрезвычайно любит забиваться в пещеры и жить в них не только
зимой, но даже и в теплое время года. В зимнюю спячку бурый медведь впадает
поздно. Некоторые из них бродят по тайге иногда до декабря. Они не любят
лазать по деревьям; быть может, препятствием этому служит их большой вес.
В убитого мною медведя попали все три пули: одна в бок, другая в грудь и
третья в голову.
Когда Дерсу закончил свою работу, было уже темно. Подложив в костер сырых
дров, чтобы они горели до утра, мы тихонько пошли на бивак.
Вечер был тихий и прохладный. Полная луна плыла по ясному небу и, по мере
того как свет луны становился ярче, наши тени делались короче и чернее. По
дороге мы опять вспугнули диких кабанов. Они с шумом разбежались в разные
стороны. Наконец между деревьями показался свет. Это был наш бивак.
После ужина казаки рано легли спать. За день я так переволновался, что не
мог уснуть. Я поднялся, сел к огню и стал думать о пережитом. Ночь была
ясная, тихая. Красные блики от огня, черные тени от деревьев и голубоватый
свет луны перемешивались между собой. По опушкам сонного леса бродили дикие
звери. Иные совсем близко подходили к биваку. Особенным любопытством
отличались козули. Наконец я почувствовал дремоту, лег рядом с казаками и
уснул крепким сном.
На рассвете раньше всех проснулся Дерсу. Затем встал я, а потом и другие.
Солнце только что взошло и своими лучами едва озарило верхушки гор. Как раз
против нашего бивака, шагах в двухстах, бродил еще один медведь. Он все
время топтался на одном месте. Вероятно, он долго еще ходил бы здесь, если
бы его не спугнул Мурзин. Казак взял винтовку и выстрелил.
Медведь круто обернулся, посмотрел в нашу сторону и проворно исчез в
лесу.
Закусив немного, мы собрали свои котомки и тронулись в путь. Около моря я
нашел место бивака Н. А. Пальчевского. Из письма, оставленного мне в
бутылке, привязанной к палке, я узнал, что он здесь работал несколько дней
тому назад и затем отправился на север, конечным пунктом наметив себе бухту
Терней.
Река Мутухе (по-удэгейски - Ца-уги) впадает в бухту Опричник (44‡ 27'
северной широты и 39‡ 40' восточной долготы от Гринвича), совершенно
открытую со стороны моря и потому для стоянки судов не пригодную. Глубокая
заводь реки, сразу расширяющаяся долина и необсохшие болота вблизи моря
указывают на то, что раньше здесь тоже был залив, довольно глубоко
вдававшийся в сушу. По береговым валам около самой бухты растет ползучий
даурский можжевельник (Juniperus dahyrica Pall.), а по болотам -
кустарниковая береза (Betula fruticosa Pall.) с узкокрылыми плодами.
