намерением заняться грабежом шаланд, заходящих сюда во время непогоды.
Чжан Бао приветствовал меня вежливо, но с достоинством. Узнав, что Дерсу
ночью подвергся нападению хунхузов, он стал подробно его расспрашивать, где
это случилось, и при этом палочкой чертил план на песке.
Собрав сведения, он сказал, что ему нужно торопиться и что он вернется на
реку Санхобе дня через два или три. Затем он простился со мной и пошел с
охотниками далее.
Теперь уже нам нечего было скрываться от китайцев, поэтому мы отправились
в первую попавшуюся фанзу и легли спать. В полдень мы встали, напились чаю и
затем пошли вверх по долине реки Дунгоу, что по-китайски означает Восточная
падь.
Горы на левой стороне ее крутые, на правой - пологие и состоят из
полевошпатового порфира. Около устья, у подножия речных террас, можно
наблюдать выходы мелкозернистого гранита, который в обнаже-ниях превращался
в дресвяник. Тропа идет сначала с правой стороны реки, потом около скалы
Янтун-Лаза переходит на левый берег и отсюда взбирается на перевал высотой в
160 метров.
Растительность в долине реки Дунгоу довольно скудная. Редколесье из дуба
и черной березы, лиственницы и липы дровяного и поделочного характера нельзя
назвать лесом. Молодняка нигде нет, он систематически два раза в год
уничтожается палами. Склоны гор, обращенные к югу, поросли кустарниками,
главным образом таволгой, калиной и леспедецей. Все остальное пространство -
луговое и заболоченное. Ширина реки - 4 - 6 метров; она порожиста и
мелководна. Некоторые пороги очень красивы и имеют вид небольших водопадов.
Во вторую половину дня нам удалось пройти только до перевала. Заметив,
что вода в речке начинает иссякать, мы отошли немного в сторону и стали
биваком недалеко от водораздела. Весело затрещали сухие дрова в костре. Мы
грелись около огня и делились впечатлениями предыдущей ночи.
Я заметил, что Дерсу что-то собирается меня спросить, но, видимо,
стесняется. Я помог ему высказаться.
- Моя слыхал, русские хунхузы тоже есть. Правда это али нет? - спросил
он, конфузясь.
- Правда, - отвечал я. - Только русские хунхузы ходят по одному, по два
человека и никогда не собираются такими большими шайками, как китайские.
Русское правительство не допускает до этого.
Я думал, что мое объяснение удовлетворило гольда, однако я заметил, что
мысли его были направлены в другую сторону.
- Как это? - рассуждал он вслух. - Царь есть, много всяких капитанов
есть, и хунхузы есть. У китайцев тоже так: царь есть, и хунхузы есть. Как
наша живи? Царя нету, капитанов нету и хунхузов нету.
Сначала мне показалось странным сопоставление - царь и хунхузы, но,
вникнув в смысл его слов, я понял ход его мысли. Раз происходит сортировка
людей по сословиям, то должны быть богатые и бедные, праздные и трудящиеся.
Раз их сортируют на честных и бесчестных, то преступный элемент отделяется,
ассоциируется и образует нечто вроде особой касты, по-китайски именуемой
хунхузами.
Недолго длилась наша беседа. Утренний отдых в фанзе был недостаточен.
Организм требовал еще сна. Положив в огонь старых дров, чтобы они дольше
горели, мы легли на траву и крепко заснули.
Когда на другой день я поднялся, солнце было уже высоко. Напившись чаю,
мы взяли свои котомки и пошли к перевалу. Здесь тропа долгое время идет по
хребту, огибая его вершины то с одной, то с другой стороны. Поэтому кажется,
что она то подымается, то опускается и как будто пересекает несколько горных
отрогов.
Поднявшись на перевал (240 метров), я увидел довольно интересную картину.
Слева от нас высилась высокая гора Хунтами, имеющая вид усеченного конуса.
Она входит в хребет, отделяющий бассейн реки Санхобе от реки Иодзыхе. Со
стороны моря Хунтами кажется двугорбой. Вероятно, вследствие этого на
морских картах она и названа Верблюдом.
К востоку от нас высились горы, поросшие редким лесом, а впереди
расстилалась большая болотистая низина, покрытая изжелта-бурой травой.
С перевала тропа шла вниз по маленькому ключику и скоро пересекла
небольшую горную речку Мулумбе (по-орочски - Мули), впадающую в озеро
Хунтами. Китайцы название это толкуют по-своему и производят его от слов
"му-лу", что значит - самка изюбра.
Несомненно, и тут мы имеем дело со старой лагуной, процесс осыхания
которой далеко еще не закончен. Всему виной торфяники, прикрывшие ее сверху
и образовавшие болото. Около моря сохранилась еще открытая вода. Это озеро
Благодати (44‡47" северной широты и 136‡24'20" восточной долготы от
Гринвича). Вероятно, тут было самое глубокое место бухты.
Мелкие ручьи, сбегающие с гор, текут по узким оврагам и питают болото
водой. Между ними образовались небольшие релки, покрытые ольхой, березой,
липой, а где посуше - дубовым редколесьем. Тропа идет через эти овраги, но
затем круто поворачивает к болоту. Расстояние от Мулумбе до реки Каимбе не
более 6 километров, но на этот переход мы употребили почти целый день -
болото оказалось зыбучим. Мы пробовали было идти стороной около тропы, но
это оказалось еще хуже. Наконец перед сумерками болото было пройдено.
Впереди, около реки Каимбе, виднелась какая-то фанза; к ней мы направили
свои стопы.
Река Каимбе (по-орочски - Кая) на картах значится Каембэ. Она такой асе
величины, как река Мулумбе, только впадает непосредственно в море. С левой
стороны ее тянется длинная и высокая терраса, уже разрушенная временем.
Терраса эта является древним берегом лагуны и имеет наклон к озеру и
обрывистые края к морю.
В фанзе жили два китайца. Ни огородов, ни пашен вокруг нее не было видно.
Однако зоркий глаз Дерсу усмотрел поперечную пилу, топоры с длинными
ручками, кузовни, плетенные из лыка, и длинные каны, не соответствующие
числу обитателей фанзы. Оказалось, что китайцы занимаются сбором древесных
грибов и лишайников с камней. Первые относятся к семейству дрожалковых
грибов (Tremellinaceae) и собираются исключительно с дуба. Они своеобразно
ароматны и содержат в себе много воды (98 процентов). Для культуры их
китайцы валят на землю множество дубовых деревьев. Когда дуб начинает гнить,
на нем появляются грибы (Tremella lutescens), по внешнему виду похожие на
белые кораллы. Китайцы их называют "му-эр". Их собирают и сушат сначала на
солнце, а потом в фанзе на сильно нагретых канах.
Лишайники (Parmelia centrifuga) темно-оливково-зеленые (называемые
"шихуй-пи", то есть "каменная кожа") в сухом состоянии становятся черными.
Их собирают с известковых и сланцевых скал и отправляют во Владивосток в
плетеных корзинах как гастрономическое лакомство.
Нельзя не удивляться предприимчивости китайцев. Одни из них охотятся за
оленями, другие ищут женьшень, третьи соболюют, четвертые заняты добычей
кабарожьего мускуса, там видишь капустоловов, в другом месте ловят крабов
или трепангов, там сеют мак и добывают опий и т. д. Что ни фанза, то новый
промысел: ловля жемчуга, добыча какого-то растительного масла, ханшина,
корней острогала, да всего и не перечтешь. Всюду они умеют находить
источники обогащения. Вопрос труда отходит у них на второй план, лишь бы
источник этот был неиссякаемый.
Мы так устали за день, что не пошли дальше и остались здесь ночевать.
Внутри фанзы было чисто, опрятно. Гостеприимные китайцы уступили нам свои
места на канах и вообще старались всячески услужить. На улице было темно и
холодно; со стороны моря доносился шум прибоя, а в фанзе было уютно и
тепло...
Вечером манзы угостили нас "каменной кожей". Темно-бурые слизлые
лишайники были безвкусны, хрустели на зубах, как вязига, и могли
удовлетворить разве гастрономический вкус китайцев.
По их словам, до Санхобе оставался только один переход. Желая дойти туда
засветло, мы выступили на другой день очень рано.
От грибной фанзы тропа идет горами вдоль берега моря и в пути пересекает
пять горных отрогов, слагающихся из кварцевого порфира и поросших
редколесьем из дуба, липы и черной березы.
Эта тропа считается тяжелой как для лошадей, так и для пешеходов. По
пятому, последнему распадку она поворачивает на запад и идет вверх до
перевала, высота которого равна 350 метрам. Подъем со стороны моря крутой, а
спуск к реке Санхобе пологий.
За перевалом картина меняется. Вместо порфиров появляются граниты и на
смену лиственному редколесью выступает хвойно-смешанный лес отличного
качества. Маленькая речка, по которой проложена тропа, привела нас на реку
Сяненгоу, впадающую в Санхобе недалеко от моря. Когда-то здесь была лесная
концессия Гляссера и Храманского.
Предприятие это, как и все скороспелые русские предприятия, обречено было
на гибель. Срублено деревьев было много, а вывезено мало. Большинство их
брошено в тайге; зато какой горючий материал для лесных пожаров остался на
месте!
Китайцы в рыбной фанзе сказали правду. Только к вечеру мы дошли до реки
Санхобе. Тропа привела нас прямо к небольшому поселку. В одной фанзе горел
огонь. Сквозь тонкую бумагу в окне я услышал голос Н. А. Пальчевского и
увидел его профиль. В такой поздний час он меня не ожидал. Г. И. Гранатман и
А. И. Мерзляков находились в соседней фанзе. Узнав о нашем приходе, они
тотчас прибежали. Начались обоюдные расспросы. Я рассказывал им, что
случилось с нами в дороге, а они мне говорили о том, как работали на
Санхобе.
Как ни интересен был наш разговор, но усталость взяла свое. Н. А.
Пальчевский заметил это и стал устраивать мне постель. Я лег на кан и тотчас
уснул.
Весь следующий день мы провели в беседе. Река Санхобе являлась крайним
пунктом нашего путешествия по берегу моря. Отсюда нам надо было идти к
Сихотэ-Алиню и далее на Иман. На совете решено было остаться на Санхобе
столько времени, сколько потребуется для того, чтобы подкрепить силы и
снарядиться для зимнего похода.
Ввиду приближения зимнего времени довольствие лошадей сделалось весьма
затруднительным. Поэтому я распорядился всех коней с А. И. Мерзляковым и с
частью команды отправить назад к заливу Ольги. Вследствие полного замирания
растительности Н. А. Пальчевский тоже пожелал возвратиться во Владивосток.
Для этого он решил воспользоваться шхуной Гляссера, которая должна была уйти
через двое суток.
Таким образом, для зимнего похода через Сихотэ-Алинь оставались только я,
Г. И. Гранатман, Дерсу, двое казаков (Мурзин и Кожевников) и стрелок
Бочкарев.
Двадцать пятого сентября мы расстались с Н. А. Пальчевским и А. И.
Мерзляковым.
Глава 25
Пожар в лесу
Бухта Терней. - Птицы на берегу моря. - Население реки Санхобе. - Река
Сица. - Сихотэ-Алинь. - Да-Лазагоу. - Изучение следов. - Заноза. - Нарыв на
подошве. - Лесной пожар. - Операция. - Возвращение. - Драмы на берегу моря
Двадцать седьмое число было посвящено осмотру бухты Терней (мыс Страшный,
45‡ северной широты и 136‡44'30" восточной долготы от Гринвича), открытой
Лаперузом 23 июня 1767 года и окрещенной тогда этим именем. Здесь тоже ясно
видно, что раньше бухта Терней гораздо глубже вдавалась в материк;
значительная глубина реки около устья, обширный залив, отходящий от нее в
сторону, и наконец два озера среди болот указывают, где ранее были глубокие
места бухты. Самое море потрудилось над тем, чтобы оттеснить себя от суши.
Коса, наметанная морским прибоем, протянувшаяся от одного мыса к другому,
превратила залив в лагуну. Потом здесь образовались дюны; они увеличивались
в размерах и погребли под собой прибрежные утесы.
Около таких лагун всегда держится много птиц. Одни из них были на берегу
