В переходе от дня к ночи в тайге всегда есть что-то торжественное.
Угасающий день нагоняет на душу чувство жуткое и тоскливое. Одиночество
родит мысли, воспоминания. Я так ушел в себя, что совершенно забыл о том,
где я нахожусь и зачем пришел сюда в этот час сумерек.
Вдруг где-то на юге заревел один изюбр. Призывный крик его разнесся по
всему лесу, и тотчас в ответ ему ответил другой - совсем недалеко от меня.
Это, должно быть, был старый самец. Он начал с низких нот, затем постепенно
перешел на высокие и окончил густой октавой. Я ответил ему на берестяном
рожке. Не более как через минуту я услышал треск сучьев и вслед за тем
увидел стройного оленя. Он шел уверенной грациозной походкой, покачивая
головой и поправляя рога, задевающие за сучья деревьев. Я замер на месте.
Изюбр остановился и, закинув голову, делал носом гримасы, стараясь по запаху
узнать, где находится его противник. Глаза его горели, ноздри были раздуты и
уши насторожены. Минуты две я любовался прекрасным животным и совершенно не
имел намерения лишать его жизни. Чувствуя присутствие врага, олень
волновался. Он начал рогами рыть землю, затем поднял свою голову вверх и
издал могучий крик.
Легкий пар вылетел у него изо рта. Не успело ему ответить эхо, как со
стороны Синанцы послышался другой рев. Олень встрепенулся, как-то завыл,
затем вой его перешел в рев, короткий и яростный. В это время олень был
удивительно красив.
Вдруг слева от меня послышался слабый шум. Я оглянулся и увидел самку.
Когда я снова повернул голову к оленям, самцы уже дрались. С изумительной
яростью они бросились друг на друга. Я слышал удары их рогов и тяжелые
вздохи, вырывающиеся из груди вместе со стонами. Задние ноги животных были
вытянуты, а передние подогнуты под брюхо. Был момент, когда они так крепко
сцепились рогами, что долго не могли разойтись. Сильным встряхиванием головы
один олень отломал у другого верхний отросток рога и только этим освободил
себя и противника. Бой изюбров продолжался минут десять. Наконец стало ясно,
что один из них должен уступить. Он тяжело дышал и понемногу пятился назад.
Заметив отступление противника, другой олень стал нападать еще яростнее.
Скоро оба изюбра скрылись у меня из виду.
Я вспомнил про самку и стал искать ее глазами. Она стояла на том же месте
и равнодушно смотрела на обоих своих поклонников, сцепившихся в смертельной
схватке. Шум борьбы постепенно удалялся. Очевидно, один олень гнал другого.
Самка следовала сзади в некотором расстоянии.
. Вдруг по лесу прокатился отдаленный звук выстрела. Я понял, что это
стрелял Дерсу. Только теперь я заметил, что не одни эти олени дрались. Рев
их несся отовсюду; в лесу стоял настоящий гомон.
Начинало быстро темнеть. На небе последние вспышки зари боролись еще с
ночным мраком, быстро наступавшим с востока.
Через полчаса я пришел на бивак. Дерсу был уже дома. Он сидел у огня и
чистил свою винтовку. Он мог бы убить нескольких изюбров, но ограничился
одним только рябчиком.
Долго сидели мы у костра и слушали рев зверей. Изюбры не давали нам спать
всю ночь. Сквозь дремоту я слышал их крики и то и дело просыпался. У костра
сидели казаки и ругались. Искры, точно фейерверк, вздымались кверху,
кружились и одна за другой гасли в темноте. Наконец стало светать. Изюбриный
рев понемногу стих. Только одинокие ярые самцы долго еще не могли
успокоиться. Они слонялись по теневым склонам гор и ревели, но им уже никто
не отвечал. Но вот взошло солнце, и тайга снова погрузилась в безмолвие.
Оставив всех людей на биваке, мы с Дерсу пошли на Сихотэ-Алинь. Для этого
мы воспользовались одним из ключиков, текущих с водораздела к реке Синанце.
Подъем был сначала длинный и пологий, а затем сделался крутым. Пришлось идти
без тропы по густой кустарниковой заросли, заваленной горелым лесом.
Приближалась осень. Листва на деревьях уже стала опадать на землю. Днем
она шуршит под ногами, а вечером от росы опять становится мягкой. Это
позволяет охотнику подойти к зверю очень близко.
В полдень мы были на вершине Сихотэ-Алиня. Здесь я увидел знакомую
картину: гарь - к востоку и замшистый хвойный лес - к западу. Восточный
склон Сихотэ-Алиня крутой, а западный - пологий. Дерсу нашел следы лося и
сообщил мне, что сохатый в этих местах встречается только до Ното. Ниже этой
границы он не спускается.
Часам к шести пополудни мы возвратились на бивак. Было еще довольно
светло, когда наиболее ярые самцы начали реветь, сначала на высоких горах, а
потом и в долинах.
Бой изюбров в прошлый вечер произвел на меня сильное впечатление; я решил
опять пойти в тайгу и пригласил с собою Дерсу. Мы переправились через реку и
вступили в лес, полный таинственного сумрака. Отойдя от бивака километра
полтора, мы остановились около тихого ручья и стали слушать. Когда солнце
скрылось за горизонтом, на землю опустились сумерки, и чем темнее
становилось в тайге, тем больше ревели изюбры. Эта волшебная музыка
наполняла весь лес. Мы пробовали было подходить к оленям, но неудачно. Раза
два мы видели животных, но как-то плохо: или видна была одна голова с
рогами, шт. задняя часть тела и ноги. В одном месте мы заметили красивого
самца. Около него уже табунились три матки. Олени не стояли на месте, а
тихонько шли. Мы следовали за ними по пятам. Если бы не Дерсу, я давно
потерял бы их из виду. Самец шел впереди. Он чувствовал, что он сильней
других самцов, и потому отвечал на каждый брошенный ему вызов. Вдруг Дерсу
остановился и стал прислушиваться. Он повернулся назад и замер в неподвижной
позе.
Оттуда слышался рев старого быка, но только ноты его голоса были
расположены не в том порядке, как обыкновенно у изюбров.
- Гм, тебе понимай, какой это люди? - спросил меня тихо Дерсу. Я ответил,
что думаю, что это изюбр, но только старый.
- Это амба, - ответил он мне шепотом. - Его шибко хитрый. Его постоянно
так изюбра обмани. Изюбр теперь понимай нету, какой люди кричи, амба скоро
матка поймай есть.
Как бы в подтвержденье его слов, в ответ на рев тигра изюбр ответил
громким голосом. Тотчас ответил и тигр. Он довольно ловко подражал оленю, но
только под конец его рев закончился коротким мурлыканьем.
Тигр приближался и, вероятно, должен был пройти близко от нас. Дерсу
казался взволнованным. Сердце мое усиленно забилось. Я поймал себя на том,
что чувство страха начало овладевать мной. Вдруг Дерсу принялся кричать:
- А-та-та, та-та-та, та-та-та!..
После этого он выстрелил из ружья в воздух, затем бросился к березе,
спешно сорвал с нее кору и зажег спичкой. Ярким пламенем вспыхнула сухая
береста, и в то же мгновение вокруг нас сразу стало вдвое темнее. Испуганные
выстрелом изюбры шарахнулись в сторону, а затем все стихло. Дерсу взял палку
и накрутил на нее горящую бересту. Через минуту мы шли назад, освещая дорогу
факелом. Перейдя реку, мы вышли на тропинку и по ней возвратились на бивак.
Глава 23
Охота иедведя
Река Аохобе. - Лудева. - Береговая тропа. - Страшный зверь. - Три
выстрела. - Бегство. - Бурый медведь. - Трофей, закопанный в землю. - Дерсу
по следам восстанавливает картину борьбы с медведем. - Возвращение на бивак.
- От реки Мутухе до Сеохобе. - Река Мутухе. - Отставшие перелетные птицы. -
Лежбище сивучей. - Злоупотребление огнестрельным оружием. - Пал. - Поиски
бивака. - Дым и холодные утренники. - Озера около реки Сеохобе. -
Хищничество китайцев
На другой день, 7 сентября, мы продолжали наше путешествие. От китайского
охотничьего балагана шли две тропы: одна - вниз, по реке Синанце, а другая -
вправо, по реке Аохобе (по-удэгейски - Эhе, что значит - черт). Если бы я
пошел по Синанце, то вышел бы прямо к заливу Джигит. Тогда побережье моря
между реками Тютихе и Иодзыхе осталось бы неосмотренным.
Поэтому я решил спуститься к морю по реке Аохобе, а Синанцу осмотреть
впоследствии.
Сначала путь наш лежал на юг по небольшой тропинке, проложенной по самому
верхнему и правому притоку Синанцы, длиной в два-три километра. Горы в этих
местах состоят из порфиров, известняков и оруденелых фельзитов. Во многих
местах я видел прожилки серебросвинцовой руды, цинковой обманки и медного
колчедана.
Поднявшись на перевал высотой в 270 метров, я стал осматриваться. На
северо-западе высокой грядой тянулся голый Сихотэ-Алинь, на юге виднелась
река Тютихе, на востоке - река Мутухе и прямо на запад шла река Дунца -
приток Аохобе.
По ней нам и надлежало идти. Всюду на горах лес был уничтожен пожарами;
он сохранился только в долинах как бы отдельными островками.
После короткого отдыха на перевале мы начали спускаться к реке Дунце,
протекающей по небольшой извилистой долине, поросшей березой, бархатом и
тополем. Вскоре мы наткнулись на какой-то забор.
Это оказалась лудева. Она пересекала долину Аохобе поперек и шла дальше
по правому ее притоку на протяжении 14 километров.
При лудеве находилась фанза с двором, окруженным высоким частоколом.
Здесь обыкновенно производится операция снимания пантов с живых оленей. За
фанзой около забора были выстроены какие-то клетки, похожие на стойла. В
этих клетках китайцы держат оленей до тех пор, пока их рога не достигнут
наибольшей ценности.
Справа у забора стоял амбар на сваях. В нем хранились кожи изюбров, сухие
рога и более 190 килограммов жил, вытянутых из задних ног животных.
Сваренные панты и высушенные оленьи хвосты висели рядами под коньком у самой
крыши.
В фанзе мы застали четырех китайцев. Сначала они испугались, но затем,
когда увидели, что мы им зла не хотим причинить, успокоились, и раболепство
их сменилось услужливостью.
Вечером в фанзу пришли еще три китайца. Они что-то рассказывали и ужасно
ругались, а Дерсу смеялся. Я долго не мог понять, в чем дело. Оказалось, что
в одну из ям попал медведь. Конечно, он сейчас же вылез оттуда и принялся
ломать забор и разбрасывать покрышки, которыми были замаскированы ямы.
Теперь китайцам предстояла большая работа по приведению их в порядок.
Лудевая фанза была маленькая, и китайцев набралось в ней много, поэтому я
решил пройти еще несколько километров и заночевать под открытым небом.
Дальше тропа пошла по долине реки Аохобе, придерживаясь левой ее стороны.
Здесь особенно развиты речные террасы с массивно-кристаллическим основанием,
высотой до 4 метров. Средняя часть долины Аохобе свободна от леса, но тем не
менее совершенно непригодна для занятия земледелием. Тонкий слой земли едва
прикрывает жесткую каменистую почву и легко смывается водой. По теневым
склонам гор растет редкий смешанный лес, состоящий из кедра, бархата, липы,
дуба, тополя, березы, ореха и т. д. На солнцепеках - кустарники лещины,
леспедецы, калины и таволги. Около реки, где больше влаги, - заросли
тонкоствольных тальников, ольхи и осины.
В нижней части живет много китайцев. На реке Аохобе они появились не
более двадцати лет тому назад. Раньше здесь жили удэгейцы, впоследствии
вымершие и частью переселившиеся на другое место.
Если смотреть на долину со стороны моря, то она кажется очень короткой.
Когда-то это был глубокий морской залив, и устье Аохобе находилось там, где
суживается долина. Шаг за шагом отходило море и уступало место суше. Но
самое интересное в долине - это сама река. Километрах в пяти от моря она
иссякает и течет под камнями. Только во время дождей вода выступает на
дневную поверхность и тогда идет очень стремительно.
С Тютихе на Аохобе можно попасть и другой дорогой. Расстояние между ними
всего только семь километров. Тропа начинается от того озерка, где мы с
