получится.
***
- Володя, куда двигаемся дальше? - спросил я у вернувшегося с совещания
командира роты.
- Сейчас командиры определяются с очередностью десантирования в окрестные
горы, - ответил задумчиво Сбитнев. - Край непуганых дураков. «Духи» тут
вольготно себя чувствуют, у местного полка сил маловато. Немного попугаем
аборигенов. Запасаемся водой, берем сухпай на трое суток и в путь. В
горах, я думаю, лучше будет, чем сидеть три дня на броне.
- Горы высокие. На карте задачу уже видел?
- Еще нет, через час Ошуев соберет всех снова и будет уточнять задачи,
сейчас ЗНШ полка в дивизии карты рисует, потом мы на своих «яйца»
нанесем. («Яйца» в обиходе - это круги с задачами, нанесенные на карту
местности).
- Смотри, Вовка, «яйца» большие не рисуй и слишком далеко не планируй, а
то потом свои собственные придется тащить черт знает куда!
- Да я уже и забыл, как это их в горы нести. На больничной койке, дома,
да в пивнушке я их полгода использовал только по прямому назначению. В
Алихейле все время вокруг техники бродили, высоко не забирались, даже
ноги не перетрудил. Как неохота лезть к черту на рога!
- Володя, иди, помой физиономию, хотя бы перед вылетом, а то как папуас
выглядишь! Ужас!
- Правильно, пока командиры совещаются, замполиты моются, бельишко
трясут, газетки читают.
- А я и тебе захватил парочку, буквы еще не забыл?
- Вот это хорошо, а то зад вытирать нечем, что-то про бумагу я забыл.
- Твоя задница какую предпочитает: «Правду», «Красную Звезду» или
«Советский спорт»? Вся пресса трехдневной давности.
- Она предпочитает окружную газету!
- Это почему?
- Бумага самая мягкая, и чтением не отвлекает, не задумаешься из-за
отсутствия содержания, и снайпер не подстрелит в уязвимой позе. «Окопная
правда» поэтому - самая лучшая пресса для солдата!
- Хорошо, что тебя не слышит член Военного Совета.
- «Члену» от Военного Совета могу лично об этом сказать и о многом
другом! В частности, о том, что после тяжелого ранения могли бы и в Союзе
служить оставить, а вакантные места предоставлять еще не нюхавшим пороха.
Взятки давать не умею, своими связями пользоваться тоже и быть в долгу не
хочу, а на законном основании, скажу честно, с удовольствием остался бы в
Ташкенте. При этом чем дольше я тут после возвращения нахожусь, тем
сильнее ощущаю, какой я дурак и от этого хочется нажраться до поросячьего
визга.
- Вовка, вернемся и нажремся! Орден еще раз обмоем, и день рождения мой
подойдет, ну и твоя награда к тому времени подоспеет. Разгоним твое
уныние!
- Сколько можно обмывать? - удивился Вовка.
- Так это прелюдия была, остальные роты требуют! Я-то, сам знаешь, не
сторонник этого дела. Ладно, побалуемся коньячком, - размечтался я.
- Каким коньячком? Надоел ты с этими дегустациями! Водяры, обыкновенной
водяры! Только водкой можно нажраться, чтоб забыться. Вино и коньяк - это
обман зрения, настоящие русские люди пьют только водку.
- Значит, я не настоящий. Ладно, тебе лично будет водка. Иди, умой рожу,
а то к серой бороденке пыль налипла, выглядит как перхоть, смотреть
противно, - скривился я.
- Ник, не будь педантом, как граф Острогин, тебе это не идет! Ступай-ка,
займи место за обеденным столом для командира, а я, так и быть, пойду
ополоснусь.
***
Над растянутым между двумя бортовыми машинами брезентом Головской навесил
маскировочную сетку, и получилось вполне прилично для полевой столовой.
За столом сидел в гордом одиночестве Мелещенко и ковырял ложкой кашу.
- Колян, что ты там нашел? В тарелке тушенка присутствует, или Берендей
всю Лонгинову скормил?
- Присутствует. Даже мясо трошки с мелкими кусочками, - ответил Николай.
- Коля, ты в курсе, что мы с тобой почти как братья родные?
- Это как понимать? Подмазываешься зачем-то? Шо нужно, Никифор? Говори
прямо.
- Брат, самый что ни на есть настоящий! Хотя и не очень любимый. У тебя
какая группа крови? - спросил я.
- Первая!
- Резус отрицательный?
- Ну и шо такого, - нахмурился Николай. - Отрицательный - это не значит,
шо я отрицательный.
- Да знаю, знаю, сам с такой кровью живу. Первая, резус отрицательный.
- Ну! - напряг извилины Мелещенко.
- Вот те ну. А ты знаешь, «килькоед», что в батальоне только у тебя и у
меня такая? Это врач сказал, лейтенант Пережогин. Он анализировал списки
возможных доноров и группировал по вариантам - кто кому может помочь.
- Мы шо, только двое таких среди усих офицеров, на весь батальон? -
удивился лейтенант.
- Сержантов и солдат тоже нет. Есть еще сержант в танковом батальоне, но
он переболел гепатитом, быть донором не может, только в крайнем случае.
- Двое на весь батальон! Надо же два чудака на пятьсот человек, -
задумчиво и зачарованно повторил Мелещенко.
- Да вот, такой у меня неудачный брат по крови оказался, - засмеялся я.
- Пошел ты на...! Тоже мне брат. Орден получил, и что можно насмехаться
над другими? Я, может, не хуже тебя воюю, только не лезу на рожон. Почему
я неудачный?
- Успокойся, я не в этом смысле, а в смысле - не повезло нам обоим.
Человеку с первой групповой минус кровь может дать только донор с такой
же кровью. Больше никто!
- Ни хрена себе! - выдохнул хрипло Николай. - Совсем никто? А не врешь,
ты постоянно меня разыгрываешь.
Было заметно, что парень не на шутку перепугался и даже покрылся мелкой
испариной.
- Подтверждаю, - присоединился к разговору подошедший к кухне фельдшер
Ярко. - Первой минус годится только такая же кровь.
- У меня вторая положительная, - встрял в разговор Соловей.
- Тебе первая и вторая положительные подойдут.
- А если я с четвертой группой? - поинтересовался Берендеев.
- Толстячок, тебе даже мочу можно залить или солярку. Все сгодится,
главное, чтобы резус присутствовал, подойдет даже кровь обезьяны Аркашки
с продсклада, - улыбнулся я.
- Ну ты гад! Так оскорбить, с обезьяной сравнил. Больше не буду кормить.
Ростовцев, к ПАКу можешь даже не приближаться. Вот сволочь! Мне -
обезьянью кровь! - разозлился Берендеев.
- Это я в смысле, что тебе повезло, Берендей! Поймал любого - и он тебе
донор! Не то что нам с Миколой.
- У обезьян отсутствует резус-фактор, поэтому от них кровь тебе,
Берендеев, не годится, - усмехнулся Ярко.
- А первая минус - это кровь всех замполитов, что ли? У Артюхина какая,
такая же? - съехидничал Соловей.
- Нет, у него самая обыкновенная, вторая. Не повезло только нам с
Мелещенко, - вздохнул я.
- Ну почему не повезло? Будэмо считать, что королевских кровей, - грустно
усмехнулся Николай.
Он вдруг перестал есть и задумчиво уставился вдаль. Переваривал, видимо,
ошеломляющую новость.
- Ник, а насчет Аркашкиной крови, ее перелить уже не получится. -
Заулыбался во всю свою широкую усатую физиономию Берендеев. - Издох
Аркашка.
- Как издох? Мы со Сбитневым на складе закуску брали, и он с нами
спиртягу пил, - удивился я.
- Вот и допился, за день до выхода помер. Белая горячка, наверное. Пил
ведь и курил, как настоящий мужик! Но за человеком угнаться тяжело,
особенно за русским. Не сдюжил. В санчасть понесли, что-то вкололи, но не
спасли. Медики ругались, сказали, что загубили прапора обезьяну, печень и
сердце за год посадили. Не выдержали обезьяньи органы нагрузки. Ваша
рюмка оказалась последней, - хмыкнул Берендей.
- Вот черт! - ужаснулся Соловей. - А какой зверь компанейский был! Все ж
таки в каких мы суровых условиях тут живем, скотина и та не выдерживает!
- А ты дозу спиртного уменьши, и все будет нормально. Не хлебайте с
Берендеем спирт из кружек, а пейте из французских стаканчиков и доживете
до замены, - пообещал я.
- Если пить из мелкой посуды, то у нас фантазии на тосты не хватит. Мы
заканчиваем после четвертого, как раз литр на двоих, - ухмыльнулся
Соловей. - А так пить вроде за что-то надо, да еще сказать что-нибудь
придется. Мы же не замполиты, говорим мало.
- Это точно, вы - тыл! Говорите мало, тащите много, вон какие хари втроем
наели! - ухмыльнулся я. - У Головского куртка не застегивается, пузо
вывалил, и штаны держатся только на подтяжках. Зеркальная болезнь! «Коки»
можно почесать только возле зеркала. Вас это тоже касается в полной мере,
- рассмеялся я.
- Слушай, ты, доходяга! Жри, что дали, и отваливай отсюда, - вскричал
Берендей обиженно. - Вес ему наш не нравится. Да мы, как сиамские
близнецы, специально так подобраны. Толстый, значит, добрый.
- Нет, толстяки в тылу - это признак куцей совести и отсутствия
неприкосновенных запасов, - возразил подошедший Вадик Хмурцев.
Этот озорной лейтенант с огненно рыжей шевелюрой приехал из Союза и
сменил контуженого, чокнутого командира взвода связи батальона - Чичина.
Парень был большой весельчак и балагур, никогда не унывал. Пока...
- Еще один умник заявился! Что ни лейтенант, то философ или
государственный деятель, - сердито произнес Соловей.
- О чем спор, что за шум? - поинтересовался, присаживаясь, Вадим. - Про
толстяков это я так, пошутил. Люблю вас, «большие люди», сам давно мечтаю
поправиться со своих восьмидесяти до ста килограммов.
- Мы не спорим, - улыбнулся я. - Мы тут о группах крови рассуждаем. У
тебя какая?
- У меня вторая минус, - ответил Хмурцев.
- О, почти как у нас с Мыколой, близок к «голубым кровям». Так к чему я
всю эту речь завел, Николай! К тому, чтобы ты знал, что делать в случае
моего ранения, а?
- Собирать деньги со всех офицеров роты на твои поминки? - ухмыльнулся
Николай.
- Дурак! Себе лучше собери заранее! Ты должен мчаться ко мне и кровь
сдавать и как можно больше, до тех пор, пока она в тебе не кончится.
- Ага, чуть что, у тебя Мелещенко - «сельпо», «килечник», «килькоед», а
как ранят, то беги и кровью выручай, - возмутился Николай.
- Вот пентюх! Если тебя ранят, я так же примчусь к тебе и помогу!
Понятно? - пообещал я Миколе. - Мы - единственное спасение друг друга.
Покуда этих доноров найдут, пока кровь доставят - помрешь на одном
кровезаменителе!
- Значит, не побрезгуешь моей кровянкой? - обрадовался Николай.
- Нет, приму, даже с почтением и уважением. Мы же, говорю тебе, кровные
братья!
- Братьями станем только тогда, когда сольемся друг с другом кровью, на
брудершафт. А пока ты для меня насмешник-пересмешник. Все время
издеваешься.
- Коля, я же шутейно говорю, почти любя.
- Точно, любя, Никифор говорит, не держит он на тебя зла, Микола, - хитро
улыбнулся Сбитнев. - Он прав!
- Да, Николай, ты зря обижаешься, что я тебя высмеиваю и «селянином»
называю. Хочешь эксперимент проведем на эрудицию? Тест. Задаю вопросы, ты
отвечаешь, суммируем ответы, оцениваем и сразу подводим итог, - предложил
я, подмигивая Володе.
- Во! Опять перемигиваются, подмаргивают друг другу. Наверняка подлость
какая-то. Ну, хрен с вами, начинайте.
- Микола, скажи, в каком году была Грюнвальдская битва? - спросил я.
- Грюфальская? Не знаю.
- Грюнвальдская! Она произошла в 1410 году между немецкими рыцарями и
польско-литовским войском.
- А Куликовская битва?
- Кажется, в 1270, - ответил Николай.
- Нет, в 1380, это же элементарно, Ватсон. Ну ладно, с историей
закончили, - сказал я.
- Слабоват, совсем ни черта не знаешь, - засмеялся Володя. - Колян, я
тебя по литературе и искусству буду экзаменовать. Кто такие Ремарк,
Пруст, Кафка, Стейнбек?
- Кто-кто - музыканты, кажется!
- Темнота! Писатели, всемирно-известные. Значит, с мировой литературой ты
знаком слабо, а с советской? - поинтересовался Сбитнев.
- Спрашивай, - нахмурился Мелещенко.
- Что ты читал из произведений Трифонова, Бакланова, Астафьева,
Распутина, Булгакова, Стругацких? Ничего? Перейдем к следующему разделу.
Знаешь, кто такие Ренуар, Мане, Сезанн, Матисс, Ватто, Дали?
- Даль?
- Не Даль, а Сальвадор Дали! Не знаешь? Это - художники. А Кандинский,
