закону, никаких претензий не будет со стороны бронетанковой службы.
Агрегаты установлены, как родные. Какие начеты? Не будет никаких начетов,
- продолжал кипятиться прапорщик.
- Разберемся в полку, идите, товарищ прапорщик. Все прапорщики свободны,
уходите от греха подальше! Принимаемся за офицерский состав. Где
подствольный гранатомет? Молчите? Почему он был в мешке? Почему на машине
вашего взвода движок загублен? Работать надо! Это все ваше комсомольское
прошлое, товарищ Марасканов. Взводом командовать и воевать - это не на
комсомольских собраниях болтать!
- Да что вы все тычете мне этим комсомолом? Я, между прочим, за время
службы в десантной роте и спецназе пятнадцать «духов» завалил, а вы
только и знаете - форма, порядок, комсомол... Привыкли тут к показухе!
- Что? Да я вас...! Да ты... Уф-ф-ф, - тяжело задышал, дергая усами,
комбат. - Убийцы! Пятнадцать мирных дехкан убил! Один бывший десантник -
спецназовец Тарчук - всех подряд стреляет, другой, тьфу ты черт, - плюнул
комбат со злостью на землю... - Ужас! Я с вами еще разберусь! Ох,
разберусь! Что творится на свете, как жить? У меня сыну десять лет, через
восемь, предположим, ему идти в армию, закончит еще через четыре года
училище, и к кому он попадет? Ростовцев - начальник политотдела? Грымов,
Марасканов, Ветишин, Острогин - командиры полков? В эти руки я отдам
своего сыночка? Загубить свою кровиночку?! Нет, ни за что! - рисуясь,
воскликнул Василий Иванович.
Наше моральное уничтожение шло к завершению. Офицеры батальона сидели за
обеденным столом походной кухни и покатывались со смеху. Бесплатный
концерт, театр одного актера.
- Меня успокаивает только то, что есть приличные молодые офицеры, и я
надеюсь, Арамов к этому времени уже будет комдивом, - рявкнул комбат и
продолжил:
- Третья рота! Вы только не обольщайтесь на свой счет! Если вместо
Никифора на должности начпо окажется Мелещенко, это будет еще более
худший вариант.
- Товарищ майор, а как вы оцениваете мои перспективы? - попытался
пошутить Шерстнев.
- А твои, эксразведчик, перспективы еще хуже. С ужасом смотрю и на вас с
Афоней, и на всю вторую, и на третью роту. Мальчишки, неумехи. Бедная
наша армия. Что с ней будет? - продолжал охать и вздыхать Василий
Иванович. - Обедать и к личному составу, приготовиться к маршу!
- Товарищ майор, - обратился я к комбату, двигаясь к кухне, - вот вы
срамите нас, ругаете, позорите, но мы ведь не знаем, какая была у майора
Подорожника молодость. Бурная - по кабакам и девочкам или вся в службе -
полигоны, учения, занятия.
- Ну, ты нахал. Ты на мое лицо в глубоких морщинах и на седую голову в
тридцать четыре года взгляни. Сразу все станет ясно!
- А что, водка, девочки, папиросы накладывают еще более сильный
отпечаток, чем суровые служебные будни, а можно все совместить и делать
хорошо одновременно, - попытался сгладить ситуацию шуткой Луковкин.
- Гы-гы, - хмыкнул Шерстнев.
- А ты, эксразведчик, лучше бы не смеялся в этот раз. Ну что ты собой
представляешь как командир? Ни серьезности, ни требовательности, ни
выучки нет. Кто разведвзвод развалил, а? Не обижайся, но с мозгами тоже
проблемы, не лезь в чужой разговор.
- Да я так, ничего, молчу!
- Правильно. Помалкивай и ступай к роте. Не зли меня! Теперь, что
касается вас, первая рота. Считаю, что вы, Сбитнев, до роты еще не
доросли, Ростовцевым и Острогиным я займусь после отпуска и гораздо
плотнее, думаю, что-то сделать для их воспитания пока не поздно. Что
касается Марасканова, то заменщика воспитывать - бесполезная трата
времени. А насчет Ветишина, хм-хм, назначить, может, его командиром роты,
как самого неиспорченного? Пусть воспитывает Острогана, Ростовцева и
Бодунова?
- Интересная мысль, нестандартный ход, очень даже может быть получится.
Кто еще не командовал первой ротой, - пробурчал я с сарказмом.
- Вы мне весь будущий отпуск испортили! С каким настроением я буду
отдыхать? Разве можно батальон на полтора месяца оставить без моей
отеческой опеки? Ох, хлопцы, беда с вами! Семен Николаевич, ты уж не
подведи меня, не опозорь! Дай отдохнуть спокойно!
- Василий Иванович! Все будет хорошо! Положитесь на меня! - гаркнул
Бронежилет, словно из пушки выстрелил.
- Тяжело тебе будет.
Зампотех ни сегодня, так завтра заменится, Артюхин вечно болеет: малярия
или простуда, а теперь язва желудка приключилась. Третий замполит с
воспалением хитрости. Ростовцев, вас что уже в училище этому обучают?
- Не знаю, я выпускник другого училища. У Миколы спросите. Это его
«бурса» - ответил я.
- О, Николай - крупный специалист по халтуре, думаю, что если выбирать из
таких «специалистов» заместителя, то он - кандидат номер один. Куда ни
кинь, всюду клин. Митрашу уехал, Жилин, Шведов и Луковкин вот-вот
заменятся. На смену мальчишкам приходят совсем желторотые юнцы. Опять учи
вас и учи. Я уже устал быть командиром и воспитателем в одном лице.
- А никто и не просит, - тихо прошептал Пыж. - Надоел!
Я встретился взглядом с ним и улыбнулся. Первый рейд, когда Николая не
втаптывают в грязь, а наоборот, гладят по головке. Он же относится к этой
ласке очень осторожно и с подозрением. Не привык.
***
Возвращение в Кабул отложили на сутки, дали возможность заправиться,
обслужить технику, отдохнуть. Острогин лениво и с отвращением запихивал в
себя пригоревшую кашу.
- Берендей, ты когда научишься готовить? - крикнул я и бросил ложку.
- Не нравится, не ешь, - буркнул прапорщик.
- Эй, милейший, не забывайся! Если ты носишь тушенку и жаркое в санитарку
к комбату, это не значит, что можно грубить офицерам.
- Подумаешь, фон-барон нашелся. Жуй сухпай, если не устраивает работа
полевой кухни. Готовим, как умеем.
- Я тебе сейчас твое толстое рыло помну! - заявил Сергей и вышел из-за
стола. - Ты в горы хотя бы раз пойди, жопу разомни, брюхо растряси, а
потом будешь тут высокомерно разговаривать с офицерами.
- Эй, старший лейтенант, успокойся, не то будешь иметь дело со мной, -
подскочил к Острогину Соловей, тесня его толстым брюхом.
На шум к кухне заспешил из санитарки зам, по тылу.
- Ого, «три толстяка»! - усмехнулся Афоня. - Ну, сейчас устроим корриду.
- Жиртрест, успокойтесь, а то мы вам кости помнем и в котел засунем для
навара.
- Вот тогда и поедим с удовольствием, - засмеялся я и потащил Серегу за
руку подальше от Берендея. - Серега, не связывайся, все равно в дураках
останемся, крайним будешь.
- Ресторан закрыт, раз не умеете себя вести. Соловей, выключай освещение!
Только драки мне тут еще не хватало. От первой роты одни неприятности и
шум.
- А ты бы лучше сел за стол и кашу вот эту съел. Жаркое все горазды жрать
и не давиться. Для пятерых за счет всего батальона готовим? Уже по швам
скоро треснете.
- Пошли вы все на х..., - рявкнул Головской. - Берендей, первую роту
больше не кормить, выдать сухой паек.
- А третью роту? Я тоже желаю морду помять некоторым! - поднялся из-за
стола и распрямился двухметровый Луковкин.
- И третью тоже не кормить!
- Правильно! Пусть питается комбат и прихлебатели, - поддержал бунт
минометчик Прошкин.
Соловей выключил свет, и мы сразу остались в кромешной тьме.
- Черт, теперь свою броню не найдешь! Не заблудиться бы! Твою мать! -
грязно выругался Афоня и упал, запнувшись за лавку. - Берендей, вруби
свет, а не то, ей-ей, твой тыл будет «отметелен»!
- Допивайте чай и расходитесь, через пять минут отключу - распорядился
Головской и побежал трусцой к комбату, наверное, закладывать.
В двух шагах от кухни было темно, хоть глаз выколи. Луна не взошла,
чернота обволакивала нас со всех сторон, словно у природы закончились все
краски, кроме черной.
- Черт, не сломать бы ногу! Почему я фонарик не взял? - возмущался
Острогин, осторожно выбирая дорогу.
- Главное - в дерьмо не залезть, а то кроссовки не очистить.
«Гав! Р-р-р», - раздалось прямо возле моих ног, точнее выше колен, и
одновременно клацнули крепкие клыки.
- Б...! - только и успел я вымолвить, высоко подпрыгнув и отскакивая
назад. Собака, натянув цепь, рвалась и рычала, пытаясь достать до моего
ценного хозяйства.
- Ни хрена себе собачка! - произнес Сергей. - Ненавижу овчарок, сожрет и
не подавится. Чуть, Ник, яйца тебе эта скотина не оттяпала. Смотри, зубы
как мясорубка, один фарш остался бы! Майонеза добавить - и деликатес
готов!
- Овчарка - не самое страшное, вот боксер, это еще более смертельно. У
меня в детстве боксерчик был, молоденький, так он трех овчарок порвал.
Они, глупые, думают, если большие ростом, то сильнее, а он - малыш на
холку прыгает и душит. Я вообще предпочитаю кошек: мягкая, мурлыкает и не
лает.
- Уйди, уйди, скотина! Дай пройти, мы свои, собачка, хорошие, добрые, мы
не кошки! - ласково попросил Серж. - Ты русский язык понимаешь или нет?
- Хрен с ней, пусть лает и глотку себе надрывает. Видишь, поводок
крепкий, не сорвется, давай обойдем ее, - сказал я.
- Ну ладно, гавкай себе, миноискатель ходячий! Чего на нас взъелась,
врагов нашла, гадина! Ду-у-ура! Чья это тварь интересно?
- Наверное, саперный батальон дивизии, а может, Чарикарский полк. Нам бы
в каждую роту по такой псине!
***
Ну вот и путь-дорога обратно. Все те же сгоревшие остовы машин и танков,
а рядом развалины кишлаков и отдельных хижин. Стеллы и памятники, словно
напоминание об опасности, грозящей из-за каждого пригорка, из любого
виноградника. И снова пыль, пыль, пыль. Сколько я уже ее пропустил сквозь
свои легкие и выплюнул обратно.
Вот и Кабул! Снова улочки-закоулочки, трущобы, мальчишки с рогатками,
«барбухайки», повозки - родные места.
Подорожник рычал на меня минут пятнадцать, и я думаю, в конце концов, он
уже забыл причину из-за чего начал разнос. Он раскалялся и раскалялся.
Усищи шевелились и подергивались в такт ругани. Ну, чего орать, я и сам
все понимаю, а что делать, нет у меня другого х/б.
- Новые постиранные брюки кто-то спер из умывальника, а старые выцвели до
белизны и стали короче сантиметров на десять. Да и каблуки туфлей
стоптались до подошвы, так ведь куплю, как только в магазине мой размер
появится, - оправдывался я.
Вечером вернулись в полк, а утром строевой смотр. Опять же: тельняшка, а
не майка почему? А потому, что так удобно. Кавун вообще носил цветную
футболку, несмотря на запреты. Эх, Ваня, когда я к тебе попаду в гости?
- Товарищ майор, ну что вы из меня жилы тянете? Я скоро сбегу из
батальона куда-нибудь! Надоел он уже мне вместе с вашим террором.
- Что? Я тебе сбегу, сопляк! Ох ты, батальон ему не нравится, устал он!
Это я от вас устал. Этот батальон тебе за восемь месяцев орден сделал, в
настоящего офицера превратил! Я тебе покажу, как разбрасываться
коллективом! Иди и подумай над тем, что ты говоришь!
- А что за орден, о котором вы говорили, товарищ майор? - нахально
поинтересовался я.
- Ордена пришли в дивизию, говорят, твоя фамилия в списке присутствует,
вот так-то! А ты говоришь: комбат не нравится, устал!
- Василий Иванович, а Острогин и Кавун награждены?
- Всему свое время, я и так проболтался, сюрприз не получится теперь.
Иди, работай.
***
Пропыленные, чихающие, со слезящимися глазами, я и Марасканов брели в
казарму.
- Теперь комбат меня съест в сыром виде, без соли и перца. И зачем я
ляпнул про пятнадцать «духов», думал сбить с него патетику, а получилось
хуже некуда, - вздыхал с грустью Игорь.
- Да не переживай, скоро уже домой, не принимай близко к сердцу, пошел он
к черту, - успокаивал его я, как мог. - А ты что, правда, столько «духов»
грохнул?
- Аи, какие подсчеты, может, три, может, пять, я ведь первые полгода
командиром взвода в «десантуре» был, пару раз в засады попадала рота,
пару раз «духи» на нас нарывались. После моих очередей некоторые падали,
