офицеры всю дорогу шипят на солдат, чтобы не шумели и не гремели оружием
и касками.
***
Выбрались под утро, уже на рассвете. Техника подъехала к пересохшей
речушке, и люди быстро разместились по машинам. Нашей роте стало совсем
тесно, все же три БМП в Гардезе ремонтируются. Еще одна по дороге к
крепости накрылась, и ее утащили обратно. Да, достанется Федаровичу после
боевых.
Мы вернулись к началу завтрака. Головской со своей командой - Берендеем и
Соловьем стояли возле полевой кухни и улыбались белозубыми, сытыми
улыбками на широченных физиономиях.
- Берендей! Гони жратву, хватит оскаливаться, не видишь: промокли и
замерзли, как собаки, - окликнул командира хозвзвода Бодунов.
- А если бы ты не бросил черпак, как последний дурак, то сидел возле
кухни - сытым, обогретым. Поперся за приключениями, - принялся
выговаривать толстяк-прапорщик нашему прапорщику, своему бывшему
подчиненному.
- Если ты не начнешь шевелиться, я тебя в котел засуну и сам начну
проводить раздачу еды!
- Пошел ты... В первую очередь кормлю командиров рот и отдельных взводов,
замполитов - им на совещание. А ты постой в стороне, подожди своей
очереди.
- Вот черт, дискриминация! Ну, погоди, Берендей! Будет и на моей улице
праздник, назначат охранять взвод обеспечения - я тебя погоняю, буду
стрелять из пулемета прямо над твоей толстой задницей.
- Игорек, ну не суетись! Дай людям покушать, а потом подойдешь отдельно,
чайку попьем, поговорим. Не нагоняй волну! - и Берендей сыто рыгнул,
почесывая волосатый круглый живот, выпирающий из-под тельняшки, и,
разгладив усы, начал кормить офицеров.
Бодунов уловил тонкий намек на какую-то халяву и отошел в сторону.
Я присел рядом с усталым разведчиком, медленно жующим кусок хлеба с
маслом и задумчиво катающим хлебный мякиш по столу. Грустный, потерянный,
рассеянный взгляд. Николай в мыслях был явно где-то очень далеко отсюда.
- Коля, что случилось? - спросил я, слегка подталкивая лейтенанта.
- А? Что? М-м, я сегодня чуть не убил человека.
- Ну и что? В первый раз, что ли? Сколько их уже на твоем счету?
- Нет, ты, Ника, не понял, почти зарезал человека - нашего солдата. Как
он оказался прямо передо мной? Саперы ушли метров на двести вперед, а я с
взводом залег и наблюдаю в ночной бинокль за кишлаком. Вдалеке ковыряются
саперы, кишлак спит, и вдруг вижу: прямо метрах в двухстах ползут два
«духа». И ползут конкретно, один на меня, а другой в сторону саперов. Я
шепчу в радиостанцию: «Сапер - «духи», сапер - «духи»!» Понимаю: нужно
что-то предпринять, стрелять нельзя: близко от кишлака, и не сумеют уйти
ребята без потерь. Достал финку и пополз вперед, подрежу, думаю, обоих.
Взял чуть правее и подкрадываюсь осторожно к ближайшему. А «дух» сидит
как-то странно, наклонившись, спиной ко мне и что-то делает. Я занес над
ним нож и потянул руку, чтоб зажать глотку, а он повернулся и поднимает
на меня глаза... Свой! Славянин! Меня чуть инфаркт не хватил. Солдат как
громко..., в общем, ты понял, вонь пошла. Я бы и сам, наверное,
обделался.
- Коля, а если бы был не славянин, а какой-нибудь узбек или туркмен?
- Х-м, тогда, думаю, не сообразил бы сразу и не удержал руку с ножом. Я и
так уже мышцы напряг для удара. Какая-то секунда спасла парня. У меня
потом руки всю дорогу тряслись, Айзенберг пятьдесят грамм спирта дал,
чтоб успокоиться, и промидол вколол, когда сюда пришли. Вот я такой
сейчас сижу заторможенный. Я самый счастливый сегодня человек, не взял
грех на душу, отвел кто-то мою руку. Может, есть Бог на свете?..
***
Вновь комбат построил офицеров и принялся проводить воспитательную
работу. Подорожник, словно двуликий Янус, был один в обоих лицах - и
комбат, и замполит. Пока мы ночью ползали вдоль границы, он управлял
ротами с КП батальона. Чувствовалось, что надвигается «гроза». Василий
Иванович нервно прохаживался вдоль строя, крутил, теребил и разглаживал
усы, от чего они стали торчать далеко в стороны, будто искусственные.
Чистая, отутюженная форма, начищенные туфли, до синевы выбритые щеки,
сиявшие румянцем, и даже запах какого-то одеколона.
Мы же представляли собой совсем жалкое зрелище. Лично у меня грязный
маскхалат, перепачканный от ночного ползания, разваливающиеся стоптанные
ботинки (я их взял на построение у сержанта), десятидневная щетина,
пыльные и грязные всклоченные волосы на голове с торчащими во все стороны
вихрами, «чернозем» под неподстриженными ногтями. Чистые - только лицо,
шея и руки. За весь рейд ни разу не попали в полевую баню - не повезло. У
других вид был не лучше.
- Товарищи офицеры! В каком вы виде? Это разве пример для подчиненных?
Всем помыться, побриться, привести форму в порядок. Никто не удосужился
перед построением ботинки почистить! Даю ровно час, затем снова проверяю.
Да и личный состав одновременно привести в порядок.
- Чего это он? - спросил я у Шведова. - Белены что ли объелся? Бриться на
боевых - самая плохая примета!
- Комбат попал под горячую руку Ошуева, тот на совещании орал, что
батальон как сброд болтается по лагерю и позорит полк. Мол, получил орден
и можно дурака валять? Пригрозил отпуск «бате» задержать, а ты ведь
знаешь? какой наш Герой злопамятный. А у Иваныча уже путевка приобретена
в Крым. А тут еще Артюхина нет, начальник штаба батальона - новичок,
комбат за всех крутится. Вот вначале меня поимел и приводил в порядок,
затем сам брился, а теперь за вас взялся.
- Игорь, ты дуралей, мало тебе одной дырки в башке? Знаешь верно не хуже
меня, что нельзя брить физиономию, покуда в полк не вернешься, тем более,
ты через полгода должен в Союз вернуться.
- Слушай, умник, иди-ка бери лезвие и выполняй приказ, а я посмотрю, как
ты откажешься. Шеф злой, словно раненый медведь, думаешь, ему было легко.
Он, когда брился, почти рыдал, хотел выращенную бороду в Союз увезти.
Солдаты принялись бриться и чиститься, в очередь у одной бритвы
становилось по десять человек, да им собственно и сбривать-то пока было
нечего. Пять волосинок у Свекольникова, три у Колесникова, гладкие щеки у
Тетрадзе. Вот только Зибоев и Мурзаилов мучались по полчаса со своей
бурной растительностью.
Естественно, ни я, ни другие офицеры роты одним общим станком
пользоваться не стали, а Ветишин со своей редкой светлой щетинкой был не
заметен. Ограничились чисткой ботинок, но покуда дошли по густой пыли к
штабной машине, обувь снова запачкалась.
Арамов оказался хитрее всех, принес щетку и смахнул пыль, стоя в строю, и
на подбородке виднелись свежие порезы. Молодец, прогнулся!
- Ну что с вами делать? Сбитнев? Вы можете управлять ротой или нет? В чем
дело? - взъярился комбат - Да пока дошли, уже не видно, что чистились, а
бриться нечем, - ответил Володя.
- Почему я нашел? Почему у меня х/б чистое всегда в запасе, почему бритва
есть? - удивился и возмутился Иваныч. - Замполит, в чем дело? Ты вроде бы
мой первый помощник в рейде, Артюхин тебя назначал, да?
- Так точно! Но вам, товарищ майор, значительно проще: цыкнули - и
Берендей примчался и все принес, а как не принести, попробуй не достать,
не приготовить - и вместо Бодунова АГС понесет, - усмехнулся я.
- Разговорчики в строю! - оборвал меня Подорожник.
- Ну, вы же сами меня спросили. Я и ответил, ну нет в роте командира
взвода обеспечения, а старшина, сами знаете, товарищ майор, в полку
должность сдает.
- Ох, и мальчишки, ох и зеленые! Сейчас некогда, а позже разберусь и
накажу как-нибудь! Поступила команда - выход брони через полчаса. Поэтому
быстро собираться и выдвигаться обратно к крепости. Первая рота охраняет
тылы полка, взвод Марасканова идет с КП и тылом батальона, вторая рота -
охрана полка связи, АГС и разведвзвод сопровождают батарею «Ураганов».
Выполнять задачу! Проверить еще раз людей, оружие, подствольники
прицепить к автоматам. Главное - никого и ничего не забыть!
Если кого забудем или потеряем, сюда можно вернуться только при
проведении армейской операции. Не теряйте никого!
Вот так, как на пожар, в экстренном порядке. А говорили еще об одном
десантировании. Что-то не получилось.
Взводы уселись по машинам, Сбитнев вызвал меня и отправил вместе с
Бодуновым. Тот о чем-то хотел переговорить.
- Ну, что скажешь, Игорек? - спросил я, усаживаясь на башне.
- Такое дело, я полгода пулемет ношу, - начал издалека прапорщик.
- Носишь!
- Веду себя прилично?
- В принципе, нормально.
- А почему все командиры ГПВ - старшие прапорщики, а я - просто
прапорщик?
- Игорек, честно скажу, пока нет мыслей на эту тему, - почесал я
задумчиво затылок.
- Вот! А я хочу в отпуск поехать с лишней звездочкой. Я на Десне раньше
служил, там старшего прапорщика получить - это событие вселенского
масштаба, и звание давали только «жополизам».
- На Десне? О, я там в восемьдесят втором году на стажировке был. «Дурдом
Ромашка» в лесных дебрях. Комдив был Павловский, да?
- Точно! Кличка - Бандит. Рассказываю анекдот, точнее байку. Но все это -
чистая правда. Нашего комсомольца батальона Бугрима я хорошо помню и
знаю, он в соседнем полку служил, может подтвердить достоверность этой
истории. Так вот. Полковник Павловский был известная, как бы помягче и
поточнее сказать... короче большая сволочь! Просто зверь красномордый. А
когда буйствует, злится, то становится красным, как околыш у фуражки
пехотинца. В нашем районе снимали какой-то фильм про красных, белых и
зеленых, бандитов и чекистов. А у нас ведь глухомань, развлечений
никаких, хотя и рядом Киев, восемьдесят километров всего. Офицеров за
пределы гарнизона не выпускают, а членов семей могут выпустить только по
письменным разрешениям. Автобус приезжает, а на КПП пропуска проверяют. И
никуда не денешься, личного транспорта почти ни у кого нет. И на радость
нам, страдальцам, лесным сидельцам, приезжает на творческую встречу
артист Олялин. Рассказ о жизни, отрывки из фильмов, вопросы зрителей, в
завершении кино. Все шло гладко и хорошо. Актер у микрофона, на сцене в
президиуме комдив и начальник политотдела сидят, улыбаются, головами
кивают, культурное мероприятие возглавляют!
Начинаются ответы на записки. Вот кто-то и спросил: «Какие творческие
планы, где снимаетесь?» Олялин, не задумываясь, отвечает, что, мол, фильм
такой-то, играю в нем одну из главных ролей - бандита Павловского.
Раздался легкий смех. Зал забит до отказа, все проходы заполнены.
Атмосфера становится напряженная, народ ждет, что будет дальше. Артист
понял, что допустил ляпсус и замялся. Командир дивизии краснеет и
закипает, начальник политотдела растерялся и не знает, что предпринять.
Олялин решил уточнить и внести ясность: «Играю в фильме белогвардейца,
бандюгу Павловского». Смех еще более усилился. Ну, он опять поправляется:
бандита, полковника Павловского! Зрительный зал грохнул хохотом. Минут
десять гомерический смех не смолкал, народ радовался от души. Павловский
резко встал, багровый как закат солнца. Стул упал, стол отлетел далеко
вперед. Он громко выругался, не глядя ни на кого, вышел из Дома офицеров.
Тут же объявил построение дивизии, рвал и метал, а как орал, как орал! А
вся дивизия - счастлива! В общем, фильм после выступления артиста
смотрели только жены и дети, а мы топтались на плацу. Но после этого
самый последний солдат в гарнизоне знал кличку комдива - Белобандит.
Я смеялся долго и от души, до боли в животе. Комдив был и, правда,
отменный хам и грубиян. Нашу группу курсантов-стажеров встретил с ходу
матами и угрозами разогнать всех к чертовой матери. Народ в дивизии
старался обходить его стороной, и если где-то территория обезлюдела,
значит, там идет Павловский.
