- Как водичку пить - ты первый, а как ее нести - так не могу!
- Я маленький, мешок больше меня, однако ж. А воды я почти не пью!
- Значит, будешь пить! Тетрадзе, помоги ему нацепить емкость. Гурбонище,
трогаемся, быстрее вперед!
***
Группа медленно потянулась вдогонку за взводом. Вначале крутой подъем
метров пятьдесят, а затем более пологий, но кажущийся бесконечным склон.
Мы двигались по осыпи, по выскальзывающим из-под ног камням, загребая
обувью пыль и песок. Сбитнев тем временем умчался на машинах дальше по
дороге в сторону Файзабада. Час перехода под палящим солнцем - и мы на
месте. Сашка развернул карту и принялся «привязываться» к местности.
- Уф-ф, - выдохнул я, сбросив мешок, вытер пот, присел рядом. - Саня,
сориентировался?
- Да хрен его знает. Я в горах еще плохо ориентируюсь, для меня все тут
одинаково. Черт поймешь, эту местность: горы, хребты - как под копирку.
Давай вместе мудрить.
- Давай. Пляшем от дороги, пойдем сядем чуть повыше: оттуда лучше видно.
Через сорок минут споров мы пришли к общему соглашению о нашем
местоположении, и Александр доложил Сбитневу о наших координатах по
кодировке на карте. Тем временем бойцы быстренько построили укрытия, а
Якубов даже кашеварил.
- Товарищи офицеры, идите скорее, пока еда не остыла, все готово, -
крикнул он.
И тут подбежал к нам Свекольников с бледным перепуганным лицом,
протягивая радиостанцию Мандресову. Александр стал тревожно вслушиваться
и комментировать мне происходящее.
- Ник, во втором взводе подрыв! Трое ранено, двое - тяжело.
- Кто? - воскликнул я.
- Черт его знает. Твою мать! Ветишин! Сбитнев говорит: старшего ранило!
Сережку!
- Куда?
- Не отвечает.
- Саня, дай поговорю с командиром.
- Он и сам тебя вызывает, - и Александр сунул мне в руки радиостанцию.
- Как у вас дела? - спросил Сбитнев. - Почему не докладываете обстановку?
- Сориентировались и привязались к местности, окопались и закрепились,
хотели доложить о построении СПСов, но услышали про потери, молчим и
слушаем, - ответил я.
- Ну вот что, слушатель, бери одного «карандаша» и следуй ко мне, как
говорится, с вещами на выход!
- «Карандаш» тоже с вещами?
- Да, бери любого и побыстрее! Я поглядел на Сашку.
- Слышал приказ?
Он грустно вздохнул и кивнул.
- Я думал, вдвоем хоть какое-нибудь время повоюем, боюсь - что-то не так
сделаю, все же в первый раз в рейде.
- Все будет нормально! Гурбон и Юревич подскажут, нормальные сержанты,
хоть и молодые. Свекольников хороший связист, взвод что надо, твой
предшественник их отлично подготовил. Я у тебя, наверное, Уразбаева
заберу, от него проку никакого, большой потери не будет. А то там, во
втором, сплошные узбеки, русскому бойцу тяжело будет. Я думаю, Вовка
вызывает меня командовать вторым взводом вместо Ветишина. Уразбаев!
- Я, - откликнулся встревоженно солдат.
- Собирай манатки, ты идешь со мной к ротному, - скомандовал я солдату.
- Чего собирать? - переспросил солдат.
- Шмотки свои собирай и быстрее! - рявкнул взводный.
- Быстро бери все и не болтай, а то оставишь тут что-нибудь, потом назад
не вернешься! А почему ты? Потому! Замполит тебя выбрал, очень ты умный и
смелый.
- Какой умный, какой смелый? Я обыкновенный, не надо меня. Не хочу во
второй взвод.
- А, испугался идти к своей узбекской «мафии»? - догадался я и
самодовольно улыбнулся. - Ничего не поделаешь, придется!
Солдат о чем-то продолжал скулить в полголоса, обреченно собираясь в
поход.
- Видишь, Саня, не хочет быть на побегушках у Алимова и Исакова. Те
страшные бездельники, и ему придется им подчиняться, все за них делать,
да, солдат?
- Ага, - уныло соглашался Уразбаев.
- Ну ничего страшного, в обиду не дам, пошли! Пока, Сашка, не грусти, не
скучай, - я крепко пожал руку взводному на прощание и зашагал по еле
заметной тропе.
Мы спустились в ложбину, поднялись на хребет, снова ложбина, снова
хребет, еще спуск.., и вот уже взобрались на высоту к КП роты. Пришли мы
оба взмокшие, хоть тельняшку выжимай и соль со спины соскребай.
Нас встретили минометчик Радионов и врач-двухгодичник Юра Евменов.
- О, привет медицине и «богу войны». Как вы тут? Где Володя? Что с
Сережкой?
- Здорово, ротный ждет тебя там, во взводе Ветишина. Топай, не
задерживайся, - ответил минометчик. - Сереге лицо сильно посекло и ранило
осколком руку.
- Сейчас немного передохну, с вами язык почешу и пойду. Хорошо, что с
Ветишей все более-менее нормально. Надо дух перевести, прямо качает от
зноя. Сил нет, хочется упасть где-нибудь в тень, а ее как всегда нет, -
ответил я.
- И еще долго не будет. Сегодня Ошуев поставил задачу Сбитневу -
закрепляться как можно основательней, быть готовыми отражать атаки
мятежников. Есть вероятность, что будем тут около месяца, - поддержал
разговор Юра-медик.
- Нечего сказать, хорошенькая перспектива. Пекло - хуже чем в Кабуле!
Одно радует - стоматолог с нами, зубы подлечит, если что. А ты
хирургом-то работать сможешь? - поинтересовался я.
- А как же! Я все могу, уже полтора года как в Афгане воюю. Меня, когда
из Союза направляли на должность хирурга, я криком кричал, что готов
только зубы удалять. А мне ответили: «Ничего две-три руки-ноги отрежешь,
четвертую уже сможешь пришить, научишься, практика - критерий истины».
Вот так и пошла служба, что-то, может, поначалу и не получалось, но вроде
бы пострадавшие от моих медицинских опытов не жаловались.
- Наверное, уже просто не могли, - ухмыльнулся Радионов.
- Вот сейчас вернулся после штопанья твоих бойцов, и ни одного мата в мой
адрес.
- Проклятый новоявленный «доктор Менгеле», ненавистный продолжатель
экспериментов Бухенвальда и Освенцима, - шутливо возмутился я и, устало
закрыв глаза, продолжил:
- Не дай бог, к такому попасть, зубы не вылечит, потому что разучился, а
кишки зашить не сумеет, еще не научился.
- А ты, как настоящий замполит, болтаешь даже с закрытыми глазами и во
сне. Твои кишки я пришью к языку. У нас в полку под Читой уникальный
случай был в моей практике. Из морга прибегает боец-санитар и кричит: «Я
из морга, там труп ожил». Весь бледный, трясется, орет благим матом. Иду
с ним в мертвецкую, действительно: лежит покойник синий-синий, а язык
высунул изо рта и шевелит. Я солдатика успокаиваю: не переживай, ничего
страшного, это же замполит, у него рефлекс, только на пятые сутки язык
болтать перестанет. Настоящий был профессионал! Гы-гы, - и он ехидно
засмеялся.
- Да пошел ты куда-нибудь подальше, мне не хочется врача нецензурщиной
обижать, может, когда пригодится, но ты напрашиваешься. Однако ты,
«шприц-тюбик», старые анекдоты за быль не пытайся выдавать. Этот номер у
тебя не пройдет, не прокатит. Слышали эти байки сто раз, твоя быль мхом
поросла. Ладно, раз вы такие противные и неласковые, уйду я от вас. А что
за ранения у солдат, почему молчите?
- Бойцы живы, я уже кстати туда сбегал, перевязал всех, вертолета
дождался и обратно вернулся, - ответил Юра. - У бойцов положение гораздо
хуже: Кайрымова ранило в шею, повезло, что осколок не задел артерию, но
немного повредил гортань. Но думаю, жить будет, а Сомов скорее всего
остался без глаза.
- Твою мать, совсем?
- Совсем, там такое месиво: щека разодрана, на лицо страшно смотреть. А у
тебя видок, что-то неважнецкий, что с тобою, Никифор?
- Башка до сих пор гудит после теплового удара, а тут еще контузило
немного! - ответил я.
- Если хочешь в академию поступать, не свети ни тепловой удар, ни тем
более контузию. Это ведь головной мозг, очень ревностно мои коллеги к
этим травмам относятся, могут забраковать еще до экзаменов. Дураки, сам
понимаешь, никому не нужны! Ха-ха-ха! Я это серьезно говорю, подумай! Ну
иди, тебе Сбитнев подробности на месте расскажет, - хлопнул меня по плечу
доктор и полез обратно в укрытие от солнца, сделанное из двух накидок,
растянутых как полог.
Он лег, высунул голову наружу, протер запотевшие очки и принялся
отмахиваться от мух, липнувших к потному красному лицу, всем видом
показывая, что желания разговаривать больше нет. Жирок медленно плавился
и вытекал через поры тела. Чувствовалось, Юра переживает увиденное за
сегодняшний день, но виду не подает, крепится. Трупы утром после боя на
трассе, перевязка раненых, теперь еще тяжело раненые. Даже у врачей нервы
не железные и стойкость не беспредельная.
Я хлопнул минометчика на прощание по плечу и попросил:
- Смотри, точнее с арткорректировкой, опять не перепутай, как в
Джелалобаде, «Кутузов»! - и, ругая солнце, двинулся вниз.
Вслед услышал:
- Да пошел ты, умник! - Не понравилось, что я не удержался и напомнил про
обстрел нашей роты армейской артиллерией и «Градами», когда Радионов с
нами был корректировщиком в Черных горах. Ничего, полезно освежить ему
память, может, лишний раз перестрахуется, уточнит наше местонахождение.
- Уразбаев! Уразбаев! - закричал я, оглядываясь. Этот хитрец уже куда-то
спрятался. Лежит под навесом и молчит, делает вид, что не слышит и
что-нибудь жрет. - Уразбаев! Ты где, проклятый гоблин! - рявкнул я еще
громче.
Из-за полога крайнего укрытия высунулась потная жующая физиономия.
- Товарищ лейтенант, иду сейчас, одын минута, чай очень горячая.
- Тридцать секунд, достаточно на два глотка.
- Опять шутите, да? - улыбнулся солдат.
- Нет! Вылей эту бурду, нам через пятнадцать минут нужно быть на месте!
Солдат сделал один судорожный глоток, обжигаясь, выпил жидкость и
засеменил следом.
***
Еще два распадка и два подъема. У-ф-ф. Кто только придумал эти проклятые
горы, черт бы побрал эту жару, рухни небо на эту страну! Будь она
проклята!
На краю каменной стены сидел грустный командир роты и грыз зубами стебель
сухой колючки, уныло глядя вдаль, где по ущелью шла группа из пяти
человек.
- Вот и я! Еще раз привет! Кто это ушел? - тяжело дыша, поинтересовался
я, упал рядом, завалившись на правый бок. Пот струился ручьями, маскхалат
вместе с тельняшкой прилипли к телу, даже кроссовки взмокли.
- Это был Бронежилет, тебе повезло, что с ним разминулся. Всю силу своего
гнева он обрушил на мою голову.
- Как все произошло? Как они подорвались?
- Да хрен его знает! Там ни старого окопа, ни СПСа не было. Место
удобное, вот и решили оборудовать пулеметную точку. На два штыка лопаты
даже не успели углубиться, как раздался взрыв. Серега смотрел в бинокль
на дорогу, ему посекло осколками правую сторону симпатичной физиономии и
в кисть попало. Бойцам досталось еще крепче. После взрыва я и медик через
пять минут были уже здесь. Юрка молодец, кровь хлеставшую из горла
Кайрымова, остановил; поначалу думали, Садык до вертолета не доживет. Но
ничего, натыкали промидол, перетянули жгутами раны на руках. Это он задел
что-то в земле лопатой, и принял на себя большинство осколков. У Юрки
золотые руки и стальные нервы. Кровищи вокруг - море, а он что-то шьет,
клеит, перевязывает. Мне даже дурно стало с непривычки. А он же окурок
изо рта не выпускает и только матерится сквозь зубы.
- У Сомова как дела? - поинтересовался я.
- Сомову меньше досталось, но тоже не лицо, а сплошное месиво. Глаз -
одни ошметки, и щека - в клочья.
- Да, бедный клоун. Теперь парню не до смеха. Глаз левый или правый?
- Левый. А какая разница? - удивился Сбитнев.
- Никакой. Просто спросил. Лучше бы оба глаза, сохранились. Куда еще
попали осколки?
- Обоим немного посекло по ногам до паха.
- Жизненно важные органы какие-нибудь не задеты?
- Какие-нибудь не задеты. Между ног у всех цело, если ты это имел в виду.
И грустно, и смешно, но выглядит так, словно у них на яйцах были
бронежилеты. Все задело, кроме этого. Так что через неделю Сережка на
медсестричках будет скакать, его ранения-то плевые. А бойцов жалко:
