присутствующие были Иными. И понятно - Темными.
А я по-прежнему ничего не понимал.
Когда Антон вернулся в шестьсот двенадцатый номер, Илья сидел в кресле и
массировал виски, а Гарик нервно ходил по ковру - от окна до дивана.
Толик с Тигренком присели на диван, а в дверном проеме спальни маячил
Медведь.
- ...меня засек, между прочим, - мрачно говорил Медведь. - Не помогло
твое “облако”.
- А эстонец?
- Эстонец как раз не засек. И Шагрон, понятно, тоже. А этот - почти
сразу.
- Ерунда получается, братцы. Не может же он быть сильнее эстонца? -
сказал Гарик.
- А почему, собственно, не может? - поинтересовался Илья, не поднимая
головы. - Еще пару часов назад мне казалось, что я знаю всех четверых
Темных Москвы, с которыми в одиночку не совладаю. Теперь я уже ни в чем
не уверен.
Антон привалился к холодильнику; вопрос, готовый сорваться с языка, до
поры до времени завис. Разговор вышел интереснее, чем показалось Антону с
самого начала.
Впрочем, его опередила Тигренок:
- Илья! Не желаешь ли ты объясниться? Касательно артефакта.
Илья порывисто встал. Начал:
- Если кратко, то из схрона Инквизиции в Берне увели Коготь Фафнира.
Два... - Он взглянул на часы. - Впрочем, уже три часа назад. Швейцарское
отделение в панике. Инквизиция мечет громы и молнии, но пока официального
коммюнике не распространяла. Подробности неизвестны, известно только, что
Коготь находится на сезонном пике силы. В Темной фазе, понятно. Несложные
выкладки показывают, что освобождение хотя бы части силы,
аккумулированной Когтем, на территории Центральной России чревато мощными
выбросами, вплоть до локального прорыва инферно. Вот такие вот дела...
- А Завулона нет в Москве... - протянул Толик со значением.
- То есть за этим стоят Темные?
- Ну, не мы же. - Илья передернул плечами, словно внезапно озяб.
- Игнатьич в курсе?
- Конечно. Он мне и сообщил. Велел не нервничать, но работать и
работать... Илья снова сел.
- Не знаю, что и думать, - сказал он жестко и одновременно беспомощно. -
Если честно, когда я узнал о Кольце Шааба, убившем Светлого, я
заподозрил, что Коготь уже тут. Ну незачем ставить Кольцо такой
чудовищной мощи - расточительство это, сплошное ненужное расточительство.
Защитить Коготь - это я еще понял бы, а паршивые баксы - это просто
идиотизм...
- Темный не бросил бы Коготь в номере без присмотра, - вставил Гарик.
- Ни за что. Это глупо.
- Глупо, - согласился Илья. - Но надо же было проверить.
- И что теперь делать? - мрачно спросила Тигренок. - Получается, Андрюшка
погиб, и мы даже не в силах наказать убийцу?
- Катя, - Илья сочувственно посмотрел на нее, - как ни печально, но это
так. А на нас навалилась проблема, перед которой смерть Андрея отступает
на, второй план. Аналитики с четырех утра оценивают приблизительный
баланс глобальных силовых очагов. Если Коготь перемещается, баланс
неизбежно нарушится.
- И есть результаты?
- Есть. Час назад стало понятно, что Коготь либо уже в Москве, либо
вот-вот в ней появится.
- Погоди, - снова встрял Толик, - стало быть, рецидивы браконьерства и
немотивированной агрессивности Темных - это влияние Когтя?
- Вероятно.
- Но ведь первый случай произошел в субботу! - удивилась Тигренок.
Илья снова помассировал виски; теперь стало заметно, что он очень устал.
- Коготь - очень сильная вещь, Тигренок. Вероятностные нити тянутся
далеко в будущее. А Темные подвержены влиянию Черных артефактов сильнее,
чем мы. Особенно столь древних артефактов. Вот мелочь и начала
беситься...
- Если это очень сильная вещь, как же Инквизиция его прошляпила?
- Не знаю, - отрезал Илья. - Меня там не было. Но твердо уверен: все, что
возможно осуществить, рано или поздно кто-нибудь осуществит.
- Наши идут, - невпопад заметил Гарик. Действительно, приехал кто-то из
хозяйственного отдела. Понятно зачем - увезти труп Андрея Тюнникова, в
недобрый час сунувшегося в перехлест сил, до которых не успел дорасти.
- А этот Темный? - спросил наконец Антон. - Думаешь, он связан с
похитителями?
- Не обязательно. - Илья мрачно наблюдал, как Тюнникова укладывают в
черный пакет и застегивают молнию. - Возможно, отвлекает нас. Или может и
сам не сознавать, что делает. Кстати, на это больше всего и похоже.
Коготь командует им или тот, кто сейчас владеет Когтем. И Темный
определенно стал сильнее со времени субботней стычки в подворотне на
ВДНХ.
- Выходит, за ним нужно следить? - предположил Толик. - Если он связан с
Когтем, он неизбежно выведет нас на похитителей?
- Если связан - выведет.
- А если нет?
Илья только вздохнул.
- У нас будут еще неожиданности и ЧП. И этот Темный снова будет маячить в
пределах видимости. Непременно.
- Постой, - напрягся Гарик. - А если он предназначен Когтю?
- Вот этого я и боюсь...
Антон потряс головой. После событий полуторалетней давности ему некоторое
время казалось, что уже можно назвать себя опытным и тертым дозорным.
Сейчас же он снова ощутил себя подмастерьем среди виртуозов. И сознавать
это было очень неприятно.
Зазвонил телефон - местный, гостиничный. Слышать звонок обычного телефона
после трелей сотовиков было до странности непривычно.
- Алло? - Трубку снял Толик, послушал и повернулся к Илье: - Тебя. Это
Семен.
Илья взял трубку, поднес к уху и сразу обвел всех цепким взглядом.
- По коням, ребята. Шеф уже в офисе.
Антон, чувствуя неясную усталость, подумал, что сейчас снова увидит
Светлану. И снова ощутит, как пропасть между ними расширяется с каждой
секундой.
Долго в ожившем офисе Дневного Дозора я не высидел. Стал задремывать на
ходу, и меня просто направили отсыпаться. Я не возражал, потому что
провел на ногах больше суток, и глаза просто слипались.
Я забылся под еле-еле доносящееся откуда-то пение Кипелова:
Эй, жители неба!
Кто на дне еще не был?..
ГЛАВА 3
Проснулся я, когда осознал - меня зовут. Зовут, словно вампиры жертву.
Еще не вполне очнувшись, я встал и нашарил на стуле одежду.
Зов был сладостным и манящим, он обволакивал, ласкал, подталкивал, ему
невозможно, совершенно невозможно было сопротивляться. Он звучал то как
музыка, то как пение, то как шепот, и в любой ипостаси он был
совершенством, отражением моей собственной души.
И - как удар под коленки - толчок на следующую ступень.
Зов сразу перестал надо мной властвовать, хотя звучать не перестал. Я
уронил брюки и мелко затряс головой.
Больно-то как...
Гипнотическая патока медленно вытекала из меня. Вытекала и проваливалась
куда-то под пол. Отработанная светлая энергия, потускневшая сила.
Я вдруг отчетливо понял, почему жертвы вампиров подставляют шеи с улыбкой
на устах. Когда звучит Зов - они счастливы. Они всю жизнь шли к этому
сладостному мигу, и жизнь по сравнению с ним - пуста и сера, как мир в
сумраке.
Зов - это своего рода подарок. Освобождение. Только мне пока рано
освобождаться.
Не знаю уж почему, но новое мое умение на этот раз заключалось в
невосприимчивости к магическому Зову. Я его слышал, понимал, но продолжал
полностью контролировать себя. Ну и, понятно, отгораживал сознание от
зовущего, чтобы тот не заподозрил, что жертва из сомнамбулы превратилась
в охотника,
“В охотника? - переспросил я сам себя. - Хм...”
Значит, предстоит охотиться. Что ж, интересно.
Зов продолжал звучать.
“Ну и ну, - подумал я. - Это ж резиденция Дневного Дозора. Тут же все
пропитано магией. Тут защита такая - что ой-ей-ей. И Зов действует...
действовал?”
Светлые изрядно потратились на этот трюк. И на то, чтобы скрыть его от
посторонних глаз. Их счастье, что шефа Дневного Дозора нет в Москве - его
обмануть Светлым не удалось бы никакими силами.
Тем временем я спокойно оделся, с грустью подумал, что мечта сходить в
ресторан и слопать горячей солянки, а потом чего-нибудь вроде утки в
вишневом соусе снова откладывается на неопределенный срок, поставил
пару-тройку слабеньких охранных заклятий и вышел из номе... Ах да, из
квартиры. Здесь это называется квартирой, так что не будем нарушать
традиций. Плоский блин плейера, конечно же, был пристегнут к поясу; я
сунул в уши маленькие бусины наушников и нахлобучил шапку.
“А поставлю-ка я случайный выбор, - подумал я, манипулируя сенсорами
управления. - Поиграю с судьбой”.
Сделав все, что надо, я пошел к лифтам, ожидая, что же выберет мне
судьба.
Судьба снова выбрала мне песню с альбома Кипелова и Маврина. На этот раз
- другую.
Надо мною тишина,
Небо, полное дождя.
Дождь проходит сквозь меня,
Но боли больше пет.
Под холодный шепот звезд
Мы сожгли последний мост,
И все в бездну сорвалось.
Свободным стану я
От зла и от добра.
Моя душа была на лезвии ножа.
М-да. Мрачноватое пророчество. И когда это я успел сжечь последний мост?
Может быть, я как раз за этим и вышел из номера? Вместо того чтобы
подняться этажом выше и поинтересоваться судьбой какого-то там могучего
Когтя. Но меня толкало на Зов то самое нечто, что с недавних пор крылось
во мне.
Я свободен! Словно птица в небесах.
Я свободен! Я забыл, что значит страх.
Я свободен! С диким ветром наравне.
Я свободен! Наяву, а не во сне.
Голос Кипелова завораживал не хуже, чем Зов. Он звучал гипнотически, он
был убедителен, как сама истина. И я вдруг понял, что слышу гимн Темных.
Воплощенный идеал их мятущихся, не признающих границ и правил душ.
Надо мною тишина,
Небо, полное огня.
Свет проходит сквозь меня,
И я свободен вновь.
Я свободен от любви,
От вражды и от молвы,
От предсказанной судьбы
И от земных оков,
От зла и от добра.
В моей душе нет больше места для тебя.
Свобода. Единственное, что нас по-настоящему интересует. Свобода - от
всего. Даже от мирового господства, и невероятно жаль, что Светлые никак
не могут этого понять и в это поверить, и плетут поэтому, и плетут
бесконечные свои интриги, и чтобы оставаться, как и раньше, свободными,
мы просто вынуждены вставать у них на пути.
Лифт скользил вниз, минуя сумеречные и обычные этажи. Я свободен...
Если Кипелов - Иной, он Темный. Никто не сможет петь о свободе ТАК. И
никто, кроме Темных, не услышит в этой песне ее истинного, глубочайшего
смысла!
Два молчаливых ведьмака на вахте внизу выпустили меня беспрепятственно -
не зря Эдгар велел внести образ моей регистрационной метки в рабочую
базу. Я вышел на Тверскую - в нарождающиеся сумерки очередного
московского вечера. Вышел навстречу Зову, но свободным от него. И от
всего на свете.
Кому же я понадобился? Среди Светлых нет вампиров - обычных я имею в
виду. Все Иные - энергетические вампиры, все способны черпать силу из
людей. Из их страхов, из их радостей, из их переживаний. В сущности, мы
отличаемся от сумеречного мха только тем, что умеем мыслить и
передвигаться. И используем накопленную силу не только как питание.
Зов вел меня по Тверской, прочь от Кремля, в сторону Белорусского
вокзала. Я шел в вечерней толпе - особняком, словно отмеченный. Да я и
был отмеченным - Зовом. Меня не видели, не замечали. Никому я был не
нужен - ни греющимся в машинах девицам, ни сутенерам, ни суровым ребятам
из иномарок, прижавшихся к обочинам. Никому.
Направо. На Страстной бульвар.
Зов усиливался. Я это чувствовал - значит встреча скоро.
Сквозь вязкую снежную морось мчались стада автомобилей. Мелкие снежинки
водили в свете фар причудливые хороводы.
Холод и сумрак. Зимняя Москва.
На дорожки бульвара снег ложился ровным слоем, и на лавочки, пустые в это
время года, и на кусты, и на решетчатые заборчики, отделяющие проезжую
часть от пешеходной.
Меня попытались взять на полпути к Каретному ряду.
Заклятие отторжения свалилось словно с неба - все, чему суждено было
произойти на бульваре, обычных людей более не интересовало. Автомобили
