Пакеты по очереди перекочевывали на полку. Когда очередь дошла до пакета
с деньгами, таможенник заметно оживился и рефлекторно захлопнул дверь в
купе.
- Так-так-так...
Я уже приготовился выслушать лицемерную тираду о разрешениях и даже
прочесть абзац из книжечки - как и всякий писаный закон, состоящий из
понятных слов, но не имеющий абсолютно никакого смысла в целом.
Выслушать, прочесть и обреченно спросить: “Сколько?”
Но вместо этого я мысленно потянулся к голове таможенника рукой, коснулся
его разума и прошептал:
- Иди... Иди дальше. Тут все хорошо. Глаза таможенника враз стали тупыми
и бессмысленными, как таможенные законы.
- Да... Счастливого пути...
Он деревянно развернулся, щелкнул дверным замком и вывалился в коридор,
более ничего не сказав. Он был очень похож на куклу. Послушную деревянную
куклу во власти ниточек умелого кукловода.
Вот только когда я успел стать умелым кукловодом?
Поезд тронулся минут через десять, и все это время я размышлял: что же со
мной происходит? Я не ведаю, что творю, но делаю именно то, что надо.
Сначала существо в заводском парке, теперь этот враз поглупевший
таможенник...
И зачем, черт подери, я направляюсь в Москву? Что я буду делать, когда
сойду с поезда? Куда пойду?
Почему-то я понемногу набирался уверенности, что все прояснится в нужный
момент. Именно в нужный - не раньше.
Жаль, что уверенность не была полной.
Большую часть дня я проспал. Может быть, это была реакция организма -
дань за неожиданно приходящие ответы и умения. Как-то же я умудрился
отшить таможенника? Потянулся к нему, ощутил мутно-малиновую ауру с
прозеленью в форме значков $... И сумел откорректировать его желания.
По-моему, люди так не могут. Но кто же я, если не человек?
Ах да. Я - Иной. Я сказал об этом оборотню из парка. Кстати, то, что в
парке на меня напал именно оборотень, я тоже осознал только что. И
вспомнил его ауру, это желто-багровое пламя Охоты и Голода.
Кажется, я постепенно выбираюсь из черноты. Из провала. Оборотень -
первая ступенька. Таможенник - вторая. Интересно, длинна ли лестница? И
что мне откроется там, на вершине?
Пока вопросов было заметно больше, чем ответов.
Окончательно проснулся я уже за Тулой. Купе по-прежнему было пустым, но
теперь я понял, что сам этого хотел. И еще понял, что мои желания в этом
мире обычно сбываются.
Перрон Курского вокзала медленно проплывал мимо окна. Я, уже одетый и
упакованный, стоял в купе и ждал, пока поезд не остановится.
Неразборчивый голос дикторши объявлял прибытие шестьдесят шестого на
какой-то там путь.
Я в Москве. Но пока еще не понимаю, что делать.
Проход, как обычно, успели загромоздить наиболее нетерпеливые пассажиры.
Ну а я подожду, мне спешить некуда. Все равно ведь ждать, пока оживающая
память чего-нибудь не подскажет, не подтолкнет, как погонщик ленивого
мула.
Поезд в последний раз дернулся и встал. Металлически звякнуло в тамбуре,
вереница моментально оживившихся людей дрогнула, мало-помалу
выплескиваясь из вагона. Как всегда - озабоченные возгласы, приветствия,
попытки протиснуться назад в купе за вещами, которые не удалось вынести
за один раз...
Но вагонная суета быстро проходит. Те, кто ехал, уже вышли, уже получили
причитающуюся порцию поцелуев и объятий от встречавших. Или не получили,
если встречать было некому. Кое-кто, вытягивая шею, озирался на перроне и
тут же ежился на пронизывающем московском ветру В вагоне остались только
те, кто пришел забирать неизменные передачи.
Я подхватил сумку и пошел к выходу, по-прежнему не понимая, что буду
делать в ближайшее время.
Наверное, размышлял я, надо поменять деньги. У меня же ни копейки -
российской. Только наши, “незалежные”. Но они тут, увы, не в ходу. Перед
самой Москвой я предусмотрительно распотрошил одну пачку из пакета и
часть банкнот рассовал по карманам.
Я всегда ненавидел бумажники...
Впрочем, что это я? Всегда... Мое “всегда” началось прошлой ночью.
Машинально съежившись в объятиях зимы, я зашагал по перрону к спуску в
тоннель. Не может же быть, чтобы на вокзале не было обменника?
Копаясь в неверной памяти, я сумел установить две вещи: во-первых, я не
помню, когда последний раз бывал в Москве, но, во-вторых, я в общих
чертах представляю себе, как выглядит вокзал изнутри, где искать пункты
обмена валюты и как попасть в метро.
Тоннель, подвальный зал ожидания, короткий эскалатор, билетный зал. Моя
промежуточная цель - вон там, на втором этаже, у еще одного эскалатора.
Но этот обменник оказался давно и надежно закрытым. Ни света, ни щелки,
ни обязательной таблички с текущим курсом.
Ладно. Тогда к выходу и налево, к пологому спуску-пандусу на станцию
“Чкаловская”... Только мне все равно не туда, а рядом.
Беленький торговый павильон, лесенка на второй этаж, залитые светом
пустые торговые зальчики, поворот... Охранник поднял на меня быстрый
взгляд и сразу расслабился, распознав приезжего.
- Входите, свободно, - великодушно позволил он.
Вместе с сумкой я вошел в крошечную комнатушку, вся обстановка которой
состояла из урны в углу и, разумеется, крошечного окошка с выдвижным
ящичком, который мне всегда напоминал вечно голодную пасть.
“Эй, - напомнил я себе. - Не забывай о юности своего “всегда”...”
Но все равно - если я мыслю как человек, реально проживший лет тридцать
пять, значит, этому есть причина?
Ладно, потом.
Пасть проглотила сразу пять сотенных бумажек и мой паспорт. Кто кроется
там, за глухой перегородкой, я не видел, да и не очень стремился
рассмотреть. Заметил только пальцы с накрашенными перламутром ноготками.
Значит женщина. Неохотно выдвинувшаяся пасть отрыгнула приличную стопку
сторублевок и несколько бумажек помельче. И даже пару монеток. Деньги я,
не считая, сунул в нагрудный карман, под свитер, только те самые
несколько бумажек помельче - в карман брюк. Вместе с монетами. Паепорт -
в другой нагрудник. Зеленоватый прямоугольник квитанции - в урну.
Все, теперь я человек. Даже в этом безумном городе, едва ли не самом
дорогом на планете. Хотя... хотя нет. Пожалуй, уже с год, как это
сомнительное первенство Москва утратила.
Зима вновь встретила меня льдистым дыханием. Ветер нес редкую мелкую
крошку, похожую на манную крупу, эдакий град-недоросль.
Метро - слева. Но мне не сюда. Мне к другому выходу.
Я снова продефилировал перед зданием вокзала и спустился туда, куда мне
нужно, - на кольцевую.
Кажется, я начинал понимать, куда мне нужно. Что ж, порадуемся прогрессу,
если не получается радоваться неопределенности. И понадеемся, что в
Москву меня привели исключительно добрые дела. Потому что служить Злу - я
не чувствовал в себе силы.
Только коренные москвичи разъезжаются с вокзалов на такси. Если позволяют
финансы, конечно. Любой провинциал, даже если у него денег не меньше
моего, поедет на метро. Есть что-то гипнотическое в этой системе тоннелей
и лабиринте переходов. В гуле проносящихся поездов, в то замирающем, то
вновь оживающем потоке воздуха. В вечном движении. Здесь бурлит под
сводами залов нерастраченная дармовая энергия: бери - не хочу.
И еще - здесь есть защита. Кажется, это как-то связано с толщей земли над
головой... и с тем, что в этой земле погребли минувшие годы. Даже не годы
- века.
Я шагнул в разъехавшиеся двери поезда. Противно и назойливо гудело из
динамиков, а потом хорошо поставленный мужской голос произнес:
“Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - “Комсомольская””.
Я еду по кольцу. Против часовой. Причем на “Комсомольской” я точно не
выйду. А вот после нее... После нее - пожалуй, выйду, И это будет
“Проспект Мира”. И, кстати, стоило пройти по перрону дальше, к голове
поезда. Тогда ближе на переход.
Значит, мне на рыжую ветку. Причем скорее всего на север, потому что
иначе я поехал бы по кольцу в противоположную сторону, до “Октябрьской”.
Вагон трясся на ходу, от нечего делать я разглядывал обильную рекламу.
Длинноволосый мужик, стоя на цыпочках, но при этом присев, почему-то
рекламировал женские колготки, и чья-то вооруженная фломастером рука не
преминула дорисовать горе-волосатику внушительных размеров фаллос.
Соседняя нашлепка предлагала погоняться по городу за разноцветным джипом,
но смысла этой погони я как-то не уловил. Приз, наверное. Чудодейственные
таблетки от большей части недугов - и все в одном флаконе, конторы по
торговле недвижимостью, самый-самый из самых йогурт, подлинный “Боржоми”
с бараном на бутылке... Вот и “Комсомольская”.
Реклама мне надоела, и я, бросив сумку у выхода, подошел к плану метро.
Не знаю почему, но взгляд мой с первой попытки прикипел к рыжему кругляшу
и к надписи рядом с ним - “ВДНХ”.
Мне - сюда. Точно. Здоровенное, изогнутое подковой, здание. Гостиница
“Космос”.
Что ни говори, а жить как-то легче, когда цель уже известна. Я с
облегчением вздохнул, вернулся к сумке и даже улыбнулся мутному отражению
в дверном стекле. Стекло тоже носило следы чрезмерной активности
городских питекантропов - от надписи “не прислоняться” осталось лишь
загадочное утверждение “не слон я”.
Наверняка ведь не слон. Животное, но не слон - те являют собой воплощение
спокойствия и мудрости, на мой взгляд. А неведомый мне автор утверждения
- скорее всего обезьяна, грязная и самодовольная обезьяна. Слишком
похожая на человека, и именно поэтому грязная и тупая...
Хорошо, что я - Иной, а не человек.
Вот и “Проспект Мира”; лесенка, поворот направо, эскалатор, и поезд как
раз подходит. “Рижская”. “Алексеевская”. “ВДНХ”. Из вагона - направо, это
я всегда знал.
Длинный-длинный эскалатор, на котором почему-то ни о чем не думается.
Опять назойливая реклама. Подземный переход. И гостиница. Подковообразный
монстр французской архитектуры. Впрочем, гостиница изменилась, и заметно.
Добавилось подсвеченных вывесок, ярких огней; опять же - казино, призовая
иномарка на постаменте. Девки какие-то, несмотря на мороз, в стороне
курят. И внутри - швейцар, разом сглотнувший ладонью сотенную бумажку.
Зато мгновенно отнял у меня сумку и препроводил к стойке.
Время было не особо позднее, поэтому в фойе все еще оставалось людно.
Кто-то говорил по мобильнику, громко, на весь холл чеканя арабские фразы,
сразу с нескольких сторон доносилась музыка.
- Люкс, - сказал я небрежно. - Одноместный. И, пожалуйста, пусть не
звонят и не предлагают девок. Я работать приехал.
Деньги - великая вещь. И номер мгновенно нашелся, и ужин мне сразу же
посулили с доставкой в номер, и пообещали, что звонить никто не будет,
хотя в это мало верилось. И зарегистрироваться сразу же предложили,
потому что паспорт-то у меня украинский. Я зарегистрировался. Но вместо
того чтобы мирно отбыть к лифту, куда меня заботливо направили, я
устремился к неприметной двери в самом темном и пустом углу фойе.
Табличек на этой двери не было. Никаких.
Портье посмотрел мне в спину с неподдельным уважением. А остальные,
по-моему, вообще перестали замечать.
За дверью обнаружился замызганный кабинет - наверное, единственное
помещение в гостинице, которое не приобрело европейского вида, а словно
шагнуло сюда из дремучего совка семидесятых.
Обычный стол - не облезлый, но видавший виды, обычный стул и престарелый
польский телефонный аппарат “Aster” в центре стола. На стуле восседал
щуплый мужичок в форме сержанта милиции. На меня он поднял вопросительный
взгляд.
Сержант был Иным. Причем Светлым - это я понял сразу.
Светлым... Хм. А я какой? Кажется, я-не Светлый. Точно, не Светлый.
Ну, тогда вопрос снят.
- Здравствуйте, - поздоровался я. - Я бы хотел зарегистрироваться в
Москве.
Милиционер со смесью недоумения и раздражения в голосе процедил:
