чего больше в ее тоне: неодобрения или восхищения. – Что ж, ты весьма
неплохо над ними потрудился.
– То же самое сказала твоя сеструха, - сказал Огрид, кивнув
Рону. – Вчера заходила. – Огрид искоса поглядел на Гарри, и его борода
подпрыгнула. – Говорит, хочу исследовать окрестности. А мне вот
мнится, она хотела кой-кого у меня встретить. – Он подмигнул Гарри. –
Вот уж кто бы не отказался от автогр...
– Отстаньте от меня! – рассвирепел Гарри. Рон заржал, и земля
вокруг оказалась усеяна слизнями.
– Осторожней ты! – заорал Огрид, оттаскивая Рона от своих
драгоценных тыкв.
Подошло уже время обедать, и Гарри, у которого с рассвета
ничего, кроме паточной ириски, во рту не было, мечтал поскорее попасть
в замок. Они попрощались с Огридом и ушли. Рон периодически икал,
производя при этом на свет не более одного-двух слизняков.
Едва лишь они вступили в прохладный вестибюль, как им в уши
ударил звенящий голос:
– Вот вы где, Поттер – Уэсли. – К мальчикам с пресуровым видом
направлялась профессор МакГонаголл. – Сегодня вечером вам предстоит
отбыть наказание.
– А что надо делать, профессор? – спросил Рон, испуганно
подавляя отрыжку.
– Ты будешь полировать серебро в трофейной вместе с мистером
Филчем, - ответила профессор МакГонаголл: – и никакой магии, Уэсли –
руками.
Рон чуть не подавился. Аргуса Филча, смотрителя школы,
ненавидели все без исключения.
– А ты, Поттер, поможешь профессору Чаруальду отвечать на
письма поклонников, - добавила профессор МакГонаголл.
– Какой кош... Профессор, а можно мне тоже в трофейную? –
отчаянно взмолился Гарри.
– Разумеется, нет, - отрезала профессор МакГонаголл, поднимая
брови. – Профессор Чаруальд специально попросил, чтобы пришел именно
ты. В восемь часов ровно, запомните.
Гарри с Роном вошли в Большой Зал в состоянии глубокой тоски,
Гермиона шла позади, и выражение ее лица гласило: "а чего вы ждали, вы
же нарушили правила". Гарри был так расстроен, что даже картофельная
запеканка с мясом не показалось ему такой вкусной, как предвкушалось.
Он, как, впрочем, и Рон, был уверен, что именно его наказание – самое
непереносимое.
– Только представь, целый вечер с Филчем! - грустно воскликнул
Рон. – И никакой магии! Там, в трофейной, наверно, не меньше сотни
кубков! Я не умею чистить по-мугловому!
– А я бы с тобой поменялся, - опустошенно произнес Гарри, - у
меня благодаря Дурслеям большой опыт. А вот отвечать поклонницам
Чаруальда... кошмар...
Остаток субботнего дня испарился неизвестно куда, и через
ничтожный, как показалось, промежуток времени было уже без пяти
восемь, и Гарри волочил ноги по коридору второго этажа к кабинету
Чаруальда. Он оскалил зубы в улыбке и постучал.
Дверь мгновенно распахнулась. С порога сиял зубами Чаруальд.
– Вот и наш проказник! – игриво поприветствовал он мальчика. –
Входи, Гарри, входи...
В свете множества свечей на стенах блистали рамками
бесчисленные фотографии Чаруальда. Некоторые из них он надписал. На
столе тоже лежала высокая стопка фотографий.
– Ты можешь надписывать конверты! – сказал Чаруальд таким
тоном, как будто предлагал Гарри вкуснейшее лакомство. – Прежде всего
– Глэдис Прэстофиль, чтоб она была здорова... горячая моя
поклонница...
Минуты тянулись невыносимо. Гарри старался воспринимать
неумолкающую болтовню Чаруальда как звуковой фон и лишь периодически
изрекал: "правильно", "ммм", "угу". То и дело до его сознания все-таки
доходили фразы типа "Слава – ненадежный друг, Гарри" и "Знаменитость
судят не по словам, а по делам, запомни это, мой юный друг".
Свечи таяли, и их колеблющийся свет танцевал на многочисленных
движущихся лицах Чаруальда, которые наблюдали за Гарри со стен.
Мальчик водил ноющей рукой по тысячному, не меньше, конверту и
старательно выписывал адрес Вероники Смешли. Должно быть, уже скоро
можно уходить, в отчаянии думал Гарри, пожалуйста, пусть уже можно
будет уходить...
И тут он услышал нечто странное – нечто совершенно иное, нежели
шипение догорающих свечей или равномерная трескотня профессора.
Это был голос, от которого кровь стыла в жилах, голос
всепоглощающей, ледяной злобы.
– Приди... приди ко мне... дай разорвать тебя... дай вонзиться
в тебя... дай убить тебя...
Гарри подскочил, и улица, на которой проживала Вероника Смешли,
оказалась погребена под большой лиловой кляксой.
– Что?!! – выкрикнул Гарри.
– Вот-вот! – выкрикнул в ответ Чаруальд. – Ровно полгода на
первом месте в списке бестселлеров! Побил все рекорды!
– Нет, - отмахнулся Гарри. – Что это за голос?
– Какой еще голос? – не понял Чаруальд.
– Который... который сказал... вы не слышали?
Чаруальд посмотрел на Гарри с величайшим изумлением.
– О чем это ты? Ты, видимо, задремал. Всемилостивый Скотти!
Посмотри-ка, который час! Мы пишем уже четыре часа! Ни за что бы не
подумал – как время пролетело!
Гарри не ответил. Он напрягал слух, стараясь снова услышать
голос, но теперь в комнате не раздавалось никаких других звуков, кроме
речей Чаруальда. Тот говорил, что Гарри не может всякий раз ожидать
таких подарков вместо наказания. Как никогда близкий к обмороку, Гарри
ушел.
Было так поздно, что гриффиндорская общая гостиная почти
опустела. Гарри отправился в спальню. Рон еще не вернулся. Гарри надел
пижаму, лег в постель и стал ждать. Через полчаса появился Рон, а
вместе с ним – сильный запах полироля. Рон прижимал к груди правую
руку.
– Все мышцы болят, - пожаловался он, падая на постель. – Он
меня заставил перечистить квидишный кубок четырнадцать раз! А потом
меня опять вырвало слизняками прямо на Специальный Приз за Служение
Школе. Сто лет отчищал... А как Чаруальд?
Понизив голос, чтобы не разбудить Невилля, Дина и Симуса, Гарри
рассказал Рону о том, что услышал.
– А Чаруальд сказал, что ничего не слышит? – переспросил Рон. В
лунном свете было видно, как он нахмурился. – Думаешь, врет? Только я
не понимаю – даже кто-нибудь невидимый всё равно должен был открыть
дверь.
– Это правда, - согласился Гарри, откидываясь на подушки и
разглядывая полог над головой. – Я и сам не понимаю.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
СМЕРТЕНИНЫ
Наступил октябрь и принес с собой промозглую сырость. И во
дворе, и в замке стало холодно. Мадам Помфри, фельдшер, оказалась
загружена работой, поскольку среди учащихся, да и среди преподавателей
тоже, прокатилась настоящая эпидемия простуды. Средство, которым она
потчевала больных – "Перцусин" – действовало моментально, правда, у
того, кто пил эту настойку, в течении нескольких часов из ушей шел
дым. Джинни Уэсли последнее время выглядела бледной, и Перси почти что
силой заставил ее принять лекарство. Надо было видеть, как из-под
огненно-рыжих волос девочки валил дым – казалось, что в голове у нее
пожар.
Крупнокалиберные капли дождя лупили по окнам замка днями и
ночами; вода в озере поднялась, клумбы размыло до основания, а
огридовские тыквы раздулись так, что стали похожи на садовые домики.
Однако, никакие стихийные бедствия не могли поколебать решимости
Оливера Древа во что бы то ни стало продолжать регулярные тренировки,
и именно поэтому сегодня, ненастным субботним вечером, за несколько
дней до Хэллоуина, Гарри возвращался в гриффиндорскую башню, промокший
до нитки и весь облепленный грязью.
Тренировка, даже если отставить в сторону ливень и ураганный
ветер, оказалась не слишком вдохновляющей. Фред с Джорджем, успевшие
пошпионить за слизеринцами, своими глазами видели, какую невероятную
скорость развивает "Нимбус 2001". Судя по донесению близнецов, команда
"Слизерина" носилась в воздухе столь стремительно, что невозможно было
даже толком разглядеть, какого цвета у них форма.
Шлепая по пустому коридору, Гарри наткнулся на существо, ничуть
не менее погруженное в собственные мысли, чем он сам. На редкость
угрюмый Почти Безголовый Ник, призрак гриффиндорской башни, неподвижно
глядел в окно и бормотал про себя: ".... не отвечаю требованиям...
полдюйма, скажите, пожалуйста...".
– Привет, Ник, - поздоровался Гарри.
– Привет, привет, - пробормотал Почти Безголовый Ник,
оборачиваясь и рассеянно вертя головой. Из-под сногсшибательно-
прекрасной шляпы с перьями вились длинные локоны, а туника была
украшена плоёным воротником, скрывавшим изуродованную шею призрака.
Сквозь дымчато-бледного Ника Гарри мог видеть грозовое небо и мощные
струи дождя.
– Ты чем-то озабочен, юный Поттер, - проницательно сказал Ник,
сворачивая прозрачное письмо и пряча его во внутренний карман камзола.
– Ты тоже, - откликнулся Гарри.
– Ах, - Почти Безголовый Ник элегантно отмахнулся, - пустяки...
на самом деле я и не собирался туда вступать... возможно, я бы и подал
заявление, но, как выясняется, я "не отвечаю требованиям"...
Невзирая на небрежность тона, в глазах у Ника отражалось
горькое разочарование.
– Но ведь ты же согласишься, правда, - взорвался он внезапно,
снова выхватывая письмо из кармана, - что сорок пять ударов тупым
топором по шее позволяют человеку считать себя вправе вступить в
Безголовую Братию?
– Эээм... да, - согласился Гарри, потому что было очевидно, что
от него ожидают подтверждения.
– Я хочу сказать, в чьих, как не в моих, интересах, в первую-то
очередь, чтобы в своё время всё прошло чисто и гладко, и голова
отлетела бы как положено, я хочу сказать, это избавило бы меня от
лишних страданий и я не оказался бы в столь нелепом положении. Тем не
менее...
Почти Безголовый Ник, встряхнув рукой, развернул письмо и
возмущенно прочитал:
"В наше общество допускаются только те люди, чьи головы
полностью прервали всякую связь с их телами. Вы согласитесь, что, в
противном случае, членам общества было бы затруднительно принимать
участие в таких играх как жонглирование головами на лошадях и головное
поло. Таким образом, мы с величайшим сожалением вынуждены сообщить
вам, что вы не отвечаете нашим требованиям. С наилучшими пожеланиями,
Сэр Патрик Делано-Подмёр".
Дымясь от негодования, Почти Безголовый Ник запихал письмо
обратно в карман.
– Полдюйма кожи и жил – вот на чем держится моя шея, Гарри!
Большинство людей сочли бы меня вполне безголовым, но нет, сэру Как-
надо-сделано-Подмёру этого недостаточно.
Почти Безголовый Ник несколько раз судорожно вдохнул, а потом
спросил гораздо более спокойным голосом:
– Ну – а что с тобой, Гарри? Я могу чем-нибудь помочь?
– Нет, - ответил Гарри. – Если только у тебя случайно не
завалялось семь никому не нужных "Нимбусов 2001" для матча со слизе...
Остальные слова заглушило пронзительное мяуканье откуда-то
снизу. Гарри опустил глаза. Его взгляд потонул в свечении двух желтых
глаз, огромных как фонари. Возле его ног стояла миссис Норрис, тощая
как скелет серая кошка. Она считалась полномочным представителем
смотрителя, Аргуса Филча, в бесконечной войне последнего с учениками
школы.
– Лучше бы тебе убраться отсюда, - забеспокоился Ник. – Филч не
в духе – у него простуда, а какие-то третьеклассники случайно
забрызгали лягушачьими мозгами потолок в пятом подземелье. Он всё утро
это отчищал, и если теперь увидит, как с тебя капает грязь...
– Это точно, - согласился Гарри и попятился от пристального
взора миссис Норрис – но попятился недостаточно быстро. Привлеченный,
а точнее сказать, как на веревках приволоченный загадочными узами,
которые связывали Филча с его противной кошкой, смотритель внезапно
вырвался из-за гобелена, висевшего справа от Гарри. Он отдувался с
присвистыванием и отчаянно озирался в поисках нарушителя. Голова Филча
