ГЛАВА ПЕРВАЯ
САМЫЙ УЖАСНЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Уже не в первый раз в доме номер четыре по Бирючиновой аллее за
завтраком разгорелась ссора. Мистер Вернон Дурслей был разбужен
слишком рано утром громким уханьем, доносившимся из комнаты племянника
Гарри.
– Третий раз на этой неделе! – прорычал он с другого конца
стола. – Если ты не можешь справиться со своей совой, значит, придется
от нее избавиться!
Гарри, в который уже раз, попытался объяснить.
– Ей скучно! – воскликнул он. – Она привыкла летать где
захочет. Если бы вы разрешили хотя бы выпускать ее по ночам…
– Я что, похож на идиота? – фыркнул дядя Вернон, и кусок
яичницы, прилипший к его кустистым усам, покачнулся. – По-твоему, я не
знаю, чем это кончится, если ты выпустишь свою мерзкую сову?
Он и его жена Петуния обменялись мрачными взглядами.
Гарри попробовал было спорить, но его доводы заглушил громкий
звук отрыжки, раздавшийся со стороны сына Дурслеев, Дудли.
– Хочу еще бекона.
– Возьми со сковородки, кисочка, - сказала тетя Петуния,
обласкав затуманенным от нежности взором массивное тело сына. – Тебе
нужно как следует поправиться, пока есть такая возможность… Не
нравится мне то, что ты рассказываешь о школьной еде…
– Чепуха, Петуния, когда я учился в "Смылтингсе", никогда мы
там не ходили голодными, - с жаром возразил дядя Вернон. – Дудли ест
вволю, правда, сынок?
Дудли, такой большой, что его задница не умещалась на стуле и
свешивалась по бокам, ухмыльнулся и повернулся к Гарри.
– Передай сковородку.
– Ты забыл волшебное слово, - раздраженно сказал Гарри.
Воздействие этих простых слов на остальных членов семьи было
потрясающе: Дудли поперхнулся и свалился со стула с грохотом, от
которого содрогнулась вся кухня; миссис Дурслей тоненько взвизгнула и
прижала ладони ко рту; мистер Дурслей подскочил, и вены отчетливо
выступили у него на висках.
– Я имел в виду "пожалуйста"! – быстро пояснил Гарри. – Я не
имел…
– Я ТЕБЕ ЧТО ПРИКАЗЫВАЛ! – зарокотал дядя, разбрызгивая слюну
по столу. – НИЧЕГО ЭТОГО… НА БУКВУ "В" В НАШЕЙ СЕМЬЕ!
– Но я…
– КАК ТЫ СМЕЕШЬ ПУГАТЬ ДУДЛИ! – рычал дядя Вернон, стуча
кулаком по столу.
– Я всего лишь…
– Я ТЕБЯ ПРЕДУПРЕЖДАЛ! В МОЕМ ДОМЕ – НИ СЛОВА О ТВОЕЙ
НЕНОРМАЛЬНОСТИ!
Гарри перевел взгляд с багровой физиономии дяди на бледное лицо
тети, тщетно пытавшейся поднять Дудли на ноги.
– Ладно, - сказал Гарри, - всё…
Дядя Вернон сел, пыхтя как загнанный носорог, не спуская с
Гарри пристального взгляда маленьких злобных глаз.
С того самого момента, как Гарри вернулся из школы на летние
каникулы, дядя Вернон обращался с мальчиком так, как будто он был
бомбой, готовой в любую минуту взорваться, и всё потому, что Гарри
действительно не был нормальным ребенком. Точнее сказать, он был
настолько не нормальным, насколько это вообще возможно.
Гарри Поттер был колдун – колдун, только что закончивший первый
класс "Хогварца" – школы колдовства и ведьминских искусств. Семейство
Дурслеев было в ужасе от перспективы провести с ним лето, но их
чувства не шли ни в какое сравнение с тем, что испытывал сам Гарри.
Тоска по школе мучила его так, что это было похоже на
постоянную острую боль в животе. Он скучал по замку с его привидениями
и потайными переходами, скучал по занятиям и преподавателям (разве что
не по Злею, учителю зельеделия), по утренней почте, которую разносили
совы, по своей кровати под балдахином, по дружеским чаепитиям с
дворником Огридом в его хижине на окраине Запретного леса, и, конечно
же, по квидишу, самой популярной спортивной игре колдовского мира
(шесть высоких шестов с кольцами, четыре летающих мяча, четырнадцать
игроков на метлах).
Все книги заклинаний, волшебная палочка, колдовская одежда,
котел и суперсовременная метла "Нимбус-2000" были заперты дядей
Верноном в шкафу под лестницей в ту самую минуту, как Гарри приехал
домой. Какое было Дурслеям дело до того, что Гарри выгонят из команды,
если он не будет тренироваться и за лето потеряет форму? Какое им дело
до того, что ему придется идти в школу, не выполнив ни одного
домашнего задания? Будучи так называемыми муглами (людьми без единой
капли волшебства в крови), Дурслеи считали, что колдун в семье – это
несмываемый стыд и позор. Дядя Вернон даже Хедвигу, Гаррину сову,
запер в клетке, чтобы прекратить общение племянника со знакомыми
колдунами.
Внешне Гарри совершенно не походил на остальных членов семьи.
Дядя Вернон был крупный мужчина с бычьей шеей и огромными черными
усами; тетя Петуния – костлявая, с лошадиным лицом; Дудли –
светлоголовый, розовый, свиноподобный. А Гарри был маленький,
худенький мальчик с яркими зелеными глазами и угольно-черными
непослушными волосами. Он носил круглые очки, а его лоб украшал тонкий
шрам в форме зигзага молнии.
Именно этот шрам и делал Гарри таким особенным, даже среди
колдунов. Этот шрам представлял собой единственное свидетельство
загадочного прошлого, тех событий, в результате которых мальчик
оказался на пороге дома Дурслеев одиннадцать лет назад.
В возрасте одного года Гарри непостижимым образом поборол злые
заклятия величайшего черного мага всех времен, лорда Вольдеморта, чье
имя многие колдуны и ведьмы до сих пор не отваживались произносить
вслух. Родители Гарри погибли в сражении с ним, но сам мальчик лишь
получил необычный шрам, и почему-то – никто так и не смог понять,
почему – колдовские силы покинули Вольдеморта в тот самый миг, когда
он попытался убить Гарри.
Так-то и получилось, что маленький колдун был воспитан в семье
сестры своей погибшей матери. Гарри провел в этой семье десять лет. Он
верил, что шрам остался ему на память об автомобильной аварии,
погубившей его родителей и не понимал, как ему удается творить всякие
загадочные вещи, иногда даже помимо собственной воли.
Потом, ровно год назад, Гарри получил письмо из "Хогварца", и
всё тайное стало явным. Гарри занял подобающее место в колдовской
школе, где он сам и его шрам были знамениты… но теперь учебный год
кончился, и он на лето вернулся к Дурслеям, и с ним опять обращались
как с дурной собакой, которая к тому же извалялась в чем-то вонючем.
Дурслеи даже не вспомнили, что сегодня у Гарри день рождения, и
что ему исполняется двенадцать. Конечно, он на многое и не
рассчитывал; ему никогда не дарили подарков, а уж тем более не пекли
пирог – но все-таки, чтобы совсем забыть…
Как раз когда Гарри это подумал, дядя Вернон важно прокашлялся
и сказал:
– Сегодня, как мы все знаем, особенный день.
Гарри поднял взгляд, едва осмеливаясь верить собственным ушам.
– Очень может быть, что этот день станет величайшим днем в моей
карьере, - продолжал дядя Вернон.
Гарри снова уткнулся в свой бутерброд. Ну, конечно, - подумал
он горько, - дядя Вернон говорил об этом дурацком ужине. Он уже две
недели не говорил ни о чем другом. На ужин был приглашен владелец
богатой строительной компании с женой, и дядя Вернон очень рассчитывал
заключить с ним крупную сделку (компания дяди Вернона производила
сверла).
– Пожалуй, нам стоит еще разок прорепетировать, что и как мы
будем делать, - решил дядя Вернон. – К восьми часам всем следует
занять заранее определенные позиции. Петуния, ты будешь…?
– В гостиной, - с готовностью ответила тетя Петуния, - я буду
ждать, чтобы сразу же с милой улыбкой поприветствовать их в нашем
доме.
– Отлично, отлично. Дудли, ты?
– Я буду ждать у двери, чтобы вежливо открыть ее перед ними, -
Дудли скорчил рожу в противной, жеманной улыбке: – Позвольте взять
ваши пальто, мистер и миссис Мэйсон?
– Они от него с ума сойдут! – в восторге закричала тетя
Петуния.
– Прекрасно, Дудли, - похвалил дядя Вернон. Затем он повернулся
к Гарри. – А ты?
– Я буду у себя в комнате, буду вести себя тихо и делать вид,
что меня нет, - без интонации проговорил Гарри.
– Совершенно верно, - с премерзким выражением подтвердил дядя
Вернон. – Я провожу их в гостиную, познакомлю с тобой, Петуния, и
предложу напитки. В восемь пятнадцать…
– Я приглашу всех за стол, - отрапортовала тетя Петуния.
– А ты, Дудли, скажешь…
– Позвольте проводить вас в столовую, миссис Мэйсон? – заученно
подал свою реплику Дудли, предлагая свернутую жирным кренделем руку
невидимой даме.
– Ах ты мой маленький джентльмен! – едва не прослезилась тетя
Петуния.
– А ты? – грозно прищурился на Гарри дядя.
– Я буду у себя в комнате, буду вести себя тихо и делать вид,
что меня нет, - скучно пробубнил Гарри.
– Вот именно. Теперь. Следует задуматься, как самым
непринужденным образом сказать за ужином несколько комплиментов.
Петуния, есть идеи?
– Вернон рассказывал, что вы великолепно играете в гольф,
мистер Мэйсон… Расскажите же мне, где вы купили это потрясающее
платье, миссис Мэйсон…
– Чудесно… Дудли?
– Как насчет… "Нам в школе задали написать сочинение на тему
"Мой герой". Мистер Мэйсон, я написал о вас!"
Это оказалось чересчур как для тети Петунии, так и для Гарри.
Тетя Петуния разразилась счастливыми слезами и бросилась обнимать
сына, а Гарри быстро нырнул под стол, чтобы никто не увидел, как он
давится со смеху.
– А ты, парень?
Пока Гарри выныривал, ему с большим трудом удалось состроить
серьезную мину.
– Я буду у себя в комнате, буду вести себя тихо и делать вид,
что меня нет, - отбарабанил он.
– И еще как будешь, - с силой подчеркнул дядя Вернон. – Мэйсоны
ничего про тебя не знают, и надо, чтобы всё так и оставалось. После
ужина ты проводишь их назад в гостиную, Петуния, и предложишь кофе, и
тогда я постараюсь как можно естественнее перевести разговор на
сверла. Если повезет, я подпишу контракт еще до вечерних новостей.
Завтра в это же время мы будем подыскивать себе летний дом на Майорке.
Гарри не мог в полной мере разделить их восторг. На Майорке он
будет им нужен еще меньше, чем на Бирючиновой аллее.
– Порядок… Я поехал в город за смокингами. А ты, - окрысился он
на Гарри, - ты не путайся у тети под ногами, не мешай приводить в
порядок дом.
Гарри вышел через заднюю дверь. День был чудесный, солнечный.
Мальчик прошелся по аккуратно подстриженной лужайке, плюхнулся на
садовую скамейку и тихонько запел:
– С днем рожденья меня… с днем рожденья меня…
Ни открыток, ни подарков, и вообще он проведет вечер,
притворяясь, будто его не существует. Он горестно уставился на живую
изгородь. Больше всего из оставленного в "Хогварце", больше даже, чем
по квидишу, Гарри скучал по своим лучшим друзьям, Рону Уэсли и
Гермионе Грэнжер. А вот они, как оказалось, совершенно по нему не
скучали. За все лето он не получил от них ни строчки, хотя Рон обещал
пригласить Гарри к себе, погостить.
Бесчисленное множество раз Гарри был готов призвать на помощь
свои колдовские навыки, отпереть клетку Хедвиги и послать письма Рону
и Гермионе, но всякий раз останавливал себя. Несовершеннолетним
волшебникам запрещалась магическая практика вне стен учебного
заведения. Гарри не говорил об этом Дурслеям, слишком хорошо зная, что
только страх превратиться в навозных жуков удерживает их от того,
чтобы запереть его самого в шкафу под лестницей вместе с метлой и
волшебной палочкой. Первую пару недель по возвращении домой Гарри
доставляло удовольствие бормотать вполголоса всякую ерунду и смотреть,
как Дудли на своих жирных ножищах в панике выкатывается из комнаты.
Но, из-за отсутствия известий от Рона и Гермионы, мальчик почувствовал
себя настолько далеко от колдовского мира, что даже издевки над Дудли
потеряли свою прелесть – а теперь вот друзья не поздравили его с днем
