мне участвовать в походе непобедимого татарского войска и посылать
донесения о новых ослепительных победах и о завоеванных тобою
вражеских землях.
Один из сидевших, толстый и одноглазый, с багровым шрамом
через все лицо, сказал:
- Если на нас нападут враги, будешь ли ты, так же как и мы,
защитой нашего владыки Саин-хана, внука Покорителя Вселенной, или
твой светлый меч останется дремать в ножнах?
- Я воин, и мой меч в этом походе будет послушен каждому
слову татарского владыки.
Тогда заговорил молодой монгол. Казалось, он ничем не
отличался от остальных, но в резком голосе и пристальном взгляде
узких черных глаз чувствовалась привычка повелевать:
- Если ты потомок великого полководца арабов и прибыл сюда
как друг, то можешь оставаться близ меня, когда я двину мои
непобедимые тумены на "вечерние страны". Разрешаю тебе писать
донесения халифу Багдада и посылать их с твоими гонцами, и я не
буду спрашивать и проверять, что ты написал. Но ты должен говорить
мне правду обо всем, что увидишь...
- Слава твоему мудрому решению! - сказал Абд ар-Рахман,
поняв, что говоривший с ним и есть монгольский владыка Бату-хан.
Бату-хан продолжал:
- А сейчас расскажи нам о твоем славном предке и его битве с
франками.
- Прежде чем начать рассказ, позволь мне положить к твоим
ногам присланные моим повелителем дары. - Он слегка обернулся
назад.
- Я здесь! - прошептал стоявший близ входа Дуда Праведный. На
коленях он подполз к Абд ар-Рахману и передал завернутые в пеструю
шелковую ткань подарки.
Тот развернул и положил перед Бату-ханом: саблю в бархатных
зеленых ножнах, украшенную драгоценными камнями, золотой кубок,
небольшую книгу корана в кожаном переплете, искусно покрытом
золотым узором, два кинжала с рукоятками из слоновой кости и много
других драгоценностей.
Бату-хан равнодушно смотрел на разложенные подарки и вдруг
протянул руку к простому золотому перстню с темным камнем,
казавшимся то зеленым, то темно-красным.
- Я вижу на этом перстне надпись? Какую она имеет силу?
Абд ар-Рахман сказал:
- Это перстень величайшего мудреца Сулеймана, сына Дауда,
знавшего тайное. Этот перстень приносит счастье, исполняя желания
того, кто его носит. На нем вырезаны слова аллаха: "Да будет так!"
Бату-хан показал перстень толстому, сидевшему рядом ним
монголу с рассеченным лицом. Тот одобрительно кивнул головой и
надел его на указательный палец Бату-хана, сказав:
- Это достойный подарок! - И, повернувшись к Абд ар-Рахману,
прибавил: - Мой владыка тебя благодарит. Когда он одержит
девятьсот девяносто девять побед, то посмотрит на этот перстень и
скажет: "Да, случилось так, как захотел аллах!" А теперь он ждет
твоего рассказа...
Глава шестая. РОЖДЕНИЕ "НЕБЕСНОЙ" СТОЛИЦЫ
Налетевший холодный вихрь ворвался, откинул дверную занавесу
внутрь шатра, разметал тлевший огонек костра, окутал дымом всех
сидящих.
Великий военный советник Субудай-багатур сказал:
- Это прилетел бог войны Сульдэ проверить, скоро ли войско
выступит? Не променял ли джихангир свою благородную воинскую славу
на мирную постройку своей столицы и просторных складов для
заморских купцов?
Все льстецы остолбенели. Только один Субудай-багатур, старый
воспитатель (аталык) Бату-хана, мог говорить таким независимым
голосом, как бы с осуждением. Бату-хан обвел собравшихся пытливым
колючим взглядом и спросил:
- А кто мне ответит: что такое слава?
Полукругом сидели, повернув голову в сторону Бату-хана,
несколько главных военачальников, арабский посол Абд ар-Рахман и
несколько льстецов-ханов, умевших шутить и рассказывать веселые
случаи из жизни людей. Субудай-багатур ответил первый:
- Слава - это одержанная победа. Чем больше побед, тем
ослепительнее слава.
Строитель ханского золотого дворца, искусный китайский
архитектор Ли Тун-по, почтительно заметил:
- Слава не только победа на поле брани. Если правитель
заботится о благе народа, строит новые города, справедлив к
подданным, не облагает население непосильными налогами, дарит
благополучие всем шатрам своего племени, - его называют
доблестным, справедливым, Саин-ханом, и он пользуется любовью
подданных и немеркнущей славой. Истинная любовь народа - это
слава!
Арабский посол Абд ар-Рахман сказал:
- Слава - это то, к чему мы все стремимся. И мы ее добудем с
помощью нашего светлого меча! Слава - это власть над другими
покоренными народами.
Саин-хан, как все привыкли называть Бату-хана, обратился к
своему летописцу и звездочету Хаджи Рахиму:
- Мой мудрый учитель! Ты знаешь многое. Почему Искендер
Двурогий до сих пор пользуется немеркнущей славой среди народов
всех наших земель?
- В старой книге написано: "Искендер Великий, покорив всех,
кто становился на его пути, в то же время оставался милостивым к
новым, вошедшим в его царство народам. Он их не притеснял, а делал
своими равноправными детьми. Поэтому слава Искендера Двурогого -
истинная, вечная слава!"
- Нет, это неверно! - сказал Бату-хан. - Разве создал
Искендер Двурогий нечто такое, что несокрушимо стояло бы и после
его смерти? Его царство развалилось... Его молодая прекрасная
жена, персиянка Роушанак, вместе с единственным сыном, наследником
царства, созданного Искендером, была брошена в тюрьму и затем
задушена его же друзьями, товарищами боевых походов. Они, объявив
себя новыми царями, растерзали его владения на части, постепенно
растаявшие, как лед на солнце.
Все сидевшие переглянулись, послышались тихие возгласы
восхищения, а Бату-хан продолжал:
- Владыка, стремящийся к славе, должен воздвигнуть
сооружения, которые возвещали бы его славу и после смерти много
лет, сотни лет!
- Верно! Как это мудро сказано!
- Вы сейчас присутствуете при рождении небывалого великого
дела, при возникновении нового, чудесного государства,
вырастающего в бывших пустынных степях... Вы стоите возле
колыбели, где лежит только что родившийся младенец... Он подрастет
и станет могучим богатырем, который сорвет с солнца сияющий
венец...
Бату-хан замолк. Послышались вопросы:
- Скажи имя этого богатыря? О каком новом небывалом
сооружении ты говоришь? Разве мы не идем завоевывать другие
народы, громить их и бросать под копыта наших лошадей? Вероятно,
это и будет новое невиданное монгольское царство, или, может быть,
кипчакское?
- Нет! - сверкнув глазами, воскликнул Бату-хан. - Оно не
может быть названо монгольским потому, что такое уже существует -
монгольское царство великого кагана и его столица Каракорум и
прославляется как создание моего деда Потрясателя Вселенной. А у
меня в моем большом войске монголов очень мало, всего четыре
тысячи воинов моей охраны!.. Это царство не может быть также
названо кипчакским, потому что в него входит много всяких других
народов. Кипчаки могли бы возгордиться, а гордиться им нечем: они
боролись против меня, а я их покорил и заставил служить мне.
Мудрый Ли Тун-по спросил:
- Как же ты назовешь это блистающее, как солнце, невиданное
царство?
Бату-хан спокойно, косясь на внимательно слушавших его ханов,
сказал:
- Могучее царство Бату-хана - Синяя Орда. Это небесное
царство призвано небом повелевать народами всех стран вечно,
десять тысяч лет. Это и будет немеркнущая слава моя - повелителя
вселенной!
* Часть четвертая. НОВГОРОДСКИЙ ПОСОЛ У БАТУ-ХАНА *
Глава первая. ДОПРОС РУССКИХ ПЛЕННЫХ
В многолюдном лагере Бату-хана в небольшой войлочной юрте
сидел на ковре Хаджи Рахим, придворный летописец грозного
татарского владыки, и, склонившись над "Путевой книгой", при
слабом мерцании глиняного светильника, старательно выводил
арабской вязью свои ежедневные записи. Вот что он писал:
"Я не раз слушал речи Саин-хана и убеждался, что он очень
встревожен известиями с севера, из богатого русского торгового
города, имеющего название: "Господин Великий Новгород".
Это, кажется, самый свободолюбивый, а потому и опасный город
урусов. Он не испытал еще на себе тяжести могучей, властной
монгольской руки. Когда Бату-хан, два года назад, двинулся с
войском на север, он, несмотря на все усилия, не смог дойти до
Новгорода и, едва не утонув в болотах, повернул обратно.
Может быть, поэтому вольнолюбивые новгородцы, считая себя
непобедимыми и недоступными для врагов, обращаются со всеми гордо
и заносчиво, не боясь своих воинственных соседей.
Я слышал, что Бату-хан давно хочет послать в Новгород войско,
я помню его слова: "Когда Субудай-багатур весь новгородский край
обратит в золу и пепел, а жителей его погонит для продажи в
неволю, только тогда на северной границе моей Орды воцарится
спокойствие назарестана (кладбища).
Утром, во время приема гостей, в шатре Бату-хана произошло
следующее: пришел любимый телохранитель Бату-хана Арапша и сказал:
- Саин-хан! Твое приказание исполнено. Ты пожелал увидеть
пленных урусов, которые раньше бывали на севере и видели богатый
город Новгород. Среди находящихся у нас пленных я выбрал двух
особенно толковых. Они могут рассказать тебе многое.
- Приведи их. ко мне. И пусть Субудай-багатур тоже придет
сюда, а всем находящимся здесь я передаю мой "салям".
Бывшие на приеме гости тотчас вышли, кланяясь и шепча молитвы
и пожелания. Остались только Хаджи Рахим и вскоре пришедший
Субудай-багатур.
Арапша вернулся с двумя пленными русскими. Один был высокий,
очень тощий старик, с длинными белыми, как серебро, волосами.
Багровый шрам пересекал его лицо. Другой молодой, с живыми,
сметливыми глазами, широкоплечий, почти такого же роста, как
старик. Обычно пленные ходили босые, в отрепьях, но, для того
чтобы явиться перед владыкой орды, их приодели в мало поношенные
халаты и кожаные кавуши. Из предосторожности руки обоих были туго
закручены ремнями.
Опираясь на короткое копье, Арапша стоял близ русских, следя,
чтобы они не сделали чего-либо недозволенного. Он понимал русскую
речь и стал переводить ответы пленных.
Батый сперва расспросил: откуда они родом, где были
захвачены, знают ли Новгород?
Старик отвечал не колеблясь и, по-видимому, правдиво:
- Зовусь я Савва Бобровник. Жил прежде в лесу, выслеживая
бобров и охотясь также на других зверей. Часто ездил в
Переяславль, отвозил дичину и всякие меха князю нашему Ярославу
Всеволодовичу. А этого молодца зовут Кожемяка. У него руки
сильные, и он при выделке может хорошо мять конские и бычьи кожи.
Два года назад захватил нас татарский разъезд в верховьях Волги.
Отбивались мы тогда, да не удалось уйти: целый десяток на нас
двоих навалился.
- Был ли ты в Новгороде? Кто там правит?
- Бывал много раз за свою долгую жизнь и даже живал там по
году и более. Правили в Новгороде бояре, да между собой плохо они
ладят. Когда же наступает тяжелая година или сами бояре
договориться не могут, а на нашу землю напирают немцы да шведы...
- Это кто же такие?
- Это те народы, что живут по соседству с Новгородом, жадные
до чужой земли, - быстро ответил молодой пленный.
- Постой, Кожемяка, дай я доскажу, - продолжал старик. - Как
увидят новгородские бояре-спорщики, что им беда грозит, - посылают
они тогда своих послов к переяславскому князю Ярославу
Всеволодовичу просить, чтобы поспешил он выручить Новгород из
беды. Князь сейчас же приходит в Новгород со своей дружиной и
