камышом, был недалеко. На равнине показались всадники в долгополых
шубах и остроконечных меховых колпаках. Они повернули к реке,
въехали в воду и остановились на отмели, потрясая короткими
копьями, выкрикивая непонятные слова. Глубокие промоины мешали им
приблизиться к кораблю. Темные безбородые лица, и молодые и
старые, обожжены ветром и зноем. Коротконогие кони с толстыми
шеями и длинными гривами храпели и фыркали, обнюхивая быстро
проносившуюся воду.
Из толпы всадников выделился старик в желтом полосатом
халате. Голову покрывал парчовый колпак с широкой лисьей опушкой.
Старик въехал в воду и кричал то по-персидски, то по-арабски, то
по-кипчакски:*
- Кто вы? Откуда прибыли? Чей это парусник? Что пригнало вас
сюда? Что везете? Отвечайте! Я терджуман - переводчик - великого
завоевателя вселенной.
Рулевой, повидавший разные страны, отвечал по-кипчакски:
- Это корабль почтенного купца Ислам-аги из "Железных
ворот"*. Он везет чрезвычайного, важного посла его святейшества
халифа багдадского. А вы кто такие?.. Далеко ли отсюда подножие
трона великого Покорителя вселенной? Владелец корабля хочет
поцеловать перед ним пыль ковра и поднести ценные дары.
Старый переводчик, погрузившись в воду до стремян, сердито
кричал:
- Спускайте лодку! Переезжайте на берег! Покажите фирман с
разрешением въезда на землю монгольского царства.
Другие всадники подхватили:
- Покажите, что вы привезли для воинов джихангира?*
Корабельщик Ислам-ага дрожащими губами вполголоса давал матросам
спешные приказания:
- Прячьте в трюм все, что можно! Закрывайте люки!
Из густых береговых камышей выползла узкая просмоленная
лодка. В ней сидели вооруженные татарские воины. Они уцепились за
борта корабля копьями с крюками и, закинув веревочные лестницы,
взобрались на палубу. Татары быстро разбежались по всему кораблю и
стали переворачивать мешки, вспарывали их кривыми ножами, волокли
в одну кучу шубы и прочую одежду и тюки с финиками и сушеным
виноградом.
Разбуженные шумом, из трюма поднялись на палубу несколько
путников. Жмурясь от ярких лучей солнца, они со страхом наблюдали
за перебегавшими по кораблю неведомыми странными воинами.
Молодой арабский посол стоял близ мачты, положив ладонь на
рукоять кинжала, засунутого за матерчатый широкий пояс. Он имел
гордый и бесстрашный вид. Позади него стоял рыжебородый писарь,
держа в руках ковровый мешок и большую священную книгу.
Два татарских воина, подойдя бесшумно сзади, попытались
стащить с арабского посла кафтан. Он легко отбросил воинов и,
выхватив кинжал, стал отбиваться.
На корабль взобрался по веревочной лестнице благообразный
старый терджуман. Величественным жестом он приветствовал
корабельщика и уверенным голосом человека, знающего, что все им
сказанное непогрешимо, громко воскликнул:
- Кто хочет обидеть знатного путника, посла к великому
джихангиру? Храбрые, благородные воины, оставьте в покое иноземца!
Кто он? Пусть скажет свое имя.
- В этой свалке наносится оскорбление послу багдадского
халифа! - закричал, вытаращив глаза, корабельщик. - Эти разбойники
его грабят.
- Это не разбойники! - внушительно заявил терджуман. - Это
непобедимые багатуры великого татарского владыки Бату-хана.
Возле терджумана появился молодой воин в стальной кольчуге и
шлеме с серебряной стрелкой, спущенной на лицо. Он властно
крикнул:
- Внимание и повиновение!
- Внимание и повиновение, - хором воскликнули монгольские
воины, сразу прекратили беготню, и каждый неподвижно выпрямился на
том месте, где находился. Все повернулись лицом к молодому воину.
- Слушайте мой приказ, соколы храбрые и непобедимые!
Подождите! - Молодой воин обратился к корабельщику, который,
опустив голову и подняв плечи, подтягивал сползавшие шаровары и
поводил злыми глазами.
- Кто этот безрассудный человек, осмелившийся драться с
воинами великого хана?
У корабельщика раскрылся рот, и он, заикаясь, отвечал:
- Это посол багдадского халифа.
Молодой араб, ругаясь, оправлял разодранный кафтан, свирепо
косился на стоявших близ него монголов.
Их начальник продолжал:
- Вы знаете, багатуры, что послы правителей других стран
святы и неприкосновенны. Их нельзя трогать и сдирать с них одежду.
Поблагодарите чрезвычайного посла халифа багдадского и хозяина
этого корабля за полученные вами от них подарки.
- Благодарим за подарки! - воскликнули монголы.
- Первый десяток останется здесь, на корабле. Остальные
перевезут на берег все подарки и доставят в лагерь Бату-хана.
В это мгновение из каюты корабельщика вывалился старый
косоглазый монгол, держа в руке ковровый узорчатый мешок, вырывая
его из рук маленькой бледной женщины. На ее ногах звенела
серебряная цепочка. Уведя, что все другие воины стоят вытянувшись,
монгол выпустил мешок и тоже выпрямился.
- Арабский посол, корабельщик и все едущие на этом корабле
путники! - продолжал воин в кольчуге. - Вы, конечно, нисколько не
жалуетесь на моих воинов? Они вас ничем не обидели?
- Как не жаловаться! - воскликнул корабельщик. - Ведь они
ограбили все, что увидели на палубе...
- Постой! - прервал его монгол. - Помни, что храбрые
непобедимые воины великого татарского владыки никогда никого не
грабят, а только как завоеватели вселенной берут свою законную
добычу. Но так как ты оскорбил моих воинов, назвав их грабителями,
то сейчас же будет суд. Здесь, на этом месте, судить буду я... А
за ложное обвинение ты будешь наказан по великому закону Ясы...*
Наказание одно и немедленное: удар палицей по темени. Может быть
заменено только повешением на мачте.
- Никто не обвиняет! Аллах свидетель, - да будет его имя
прославлено! - дрожащим голосом оправдывался корабельщик,
облизывая пересохшие губы. - Мы все рады, если наши скромные
подарки нравятся славным воинам величайшего и справедливейшего
татарского владыки.
Молодой начальник спокойно смотрел на корабельщика, подождал
немного и сказал:
- Я суд отменяю. Всему, что я скажу, без возражений
подчиняйтесь! Вое путники корабля, и корабельщик, и матросы -
станьте в ряд... Кроме посла. Ты встанешь с другой стороны. Хони и
Мункэ, тщательно осмотрите путников.
Старый монгол с морщинистым зверским лицом и узкими, как
щелки, глазами подошел к крайнему из выстроившихся в ряд путников.
Он спокойно стал отбирать полосатый матерчатый пояс, кошелек,
запрятанный в поясе, с указательного пальца стащил золотое кольцо
с бирюзой, кожаные ярко-желтые туфли...
Все с опаской глядели на палицу с железными шипами, висевшую
на ремне, перекинутом через плечо монгола. Второй монгол,
разостлав на полу длинную овчинную шубу, складывал на нее
отобранные вещи.
Старый терджуман спрашивал у каждого одно и то же:
- Кто ты? Откуда едешь? Куда? Зачем? И надолго ли?
- Я купец. Родом из великого Хорезма, из города Ургенча, -
говорил полуседой, богато одетый путник, в полосатом шелковом
халате, розовых шароварах и голубой чалме. - Я везу шелка,
драгоценные камни и гашиш, дающий блаженство всем, к нему
прибегающим. Что, по закону мудрой Ясы Чингиз-хана, - да будет его
прах благовонен! - я должен сделать с моими товарами?
- Ты можешь свободно здесь все распродать, предварительно
выделив одну пятую твоих товаров нашему справедливому джихангиру,
а другую пятую часть отложив для великого кагана всех монголов.
Эта часть будет отправлена в его столицу Каракорум.
Второй путник, крайне бедно одетый, в широком выцветшем плаще
и в остроконечном колпаке дервиша, нараспев стал объяснять:
- Я скиталец по плоскому подносу вселенной. Меня зовут Шейх
Муслих эд-Дин. Я пишу сладостные стихи. У меня нет ни дома, ни
сада, чтобы я мог платить подати. Все мое имущество со мною. Все
мои богатства я черпаю из этой бронзовой чернильницы.
Монгол с палицей, обшарив дервиша, нашел у него за пазухой
кошелек с несколькими серебряными монетами, оторвал подвешенную на
поясе бронзовую чернильницу и, откупорив ее, выпачкал себе пальцы
чернилами.
Дервиш воскликнул, подняв руки к небу:
- Если моя чернильница будет у меня отобрана, то мне придется
отдать и мою печень на растерзание воронам!
Монгол с палицей ответил сердито:
- Твоя бронзовая сокровищница понадобится нашим писарям.
Второй монгол содрал с дервиша просторный побуревший плащ,
разостлал на палубе и на него стал сбрасывать отбираемые вещи.
Шейх Муслих эд-Дин опустился на колени, закрыл лицо руками и
бормотал непонятные слова, раскачиваясь и завывая. Молодой
монгольский начальник подошел к нему и коснулся рукой.
- Ты кто: нищий, или шаман, или звездочет? О чем ты плачешь?
- Я не нищий. Я был богаче самых могущественных владык, а
теперь стал беднее и птицы и зверя. С моим плащом я бродил по
вселенной тридцать лет. У зверя есть меховая шкура, у птицы есть
перья, а у меня - этот плащ. Он и моя .постель и моя скатерть, на
которой я раскладываю хлеб и сыр, а ночью я лежу на этом плаще и
им же укрываюсь. Разбей мне голову палицей, но я все-таки скажу:
не может великая мудрая Яса Чингиз-хана приказывать, чтобы у
нищего певца, воспевающего подвиги великих правителей народов,
отбиралась его единственная чернильница и единственный старый
плащ!
Монгол с палицей тем временем связал концы плаща и поднял
узел. Сквозь прорехи посыпались деньги, кольца и другие мелкие
отобранные у путников вещи. Монгольский начальник сказал:
- Ты пойдешь со мной к нашему справедливому хану. Он сам
решит, что делать с тобою. Хони, отдай ему обратно дырявый плащ и
бронзовую чернильницу. А ты кто такой? - Монгол указал рукой на
тощего человека с рыжей растрепанной бородой, одетого в белый с
черными полосами шерстяной чекмень арабского покроя.
- Это мой писарь. Он же очень искусный лекарь, мудрый
звездочет и предсказатель, - объяснил арабский посол.
- Лекарь?! - воскликнул монгольский начальник. - Мне очень
нужен знающий искусный лекарь. Что хранится в твоем кожаном мешке?
- Тут мои лекарства, чтоб спасать от болезни и смерти истинно
верующих. А эта старая книга - "благородный свиток"* великого
пророка, молитва над ним и привет!
Монголы нагрузили лодку отобранными вещами. Лодка отъезжала
несколько раз и перевозила захваченные грузы. Вместе с монголами
уплыла женщина с серебряной цепочкой на ногах, дервиш и
негритенок.
На корабле остались дозорными десять монголов. Они сели
тесным кружком на корме и затянули заунывную песню.
Корабельщик Ислам-ага стоял у борта. Слезы текли по его
щекам. Он вытирал их кулаком и бормотал:
- Ушла от меня колючая заноза, ядовитая сколопендра!
Арабский посол сочувственно положил руку на плечо:
- Нашел о чем горевать! На каждом базаре теперь рабынь
сколько хочешь. Найдешь другую пленницу, получше.
- Но не такую, как эта, самого высокого царского рода
Комиенов.* Такой я больше никогда не найду. Я за нее не пожалел бы
дать сто золотых и мешок сушеных персиков. Зачем ее у меня
отобрали?!
- Да что ты в ней нашел? Маленькая, бледная, сухая, как
горошина. Всегда с тобой ссорилась, царапалась и грозила убить...
- Верно! - сказал корабельщик и, нагнувшись к послу, шепнул
ему на ухо: - Но она умела пробуждать глубокую страсть.
- Аллах велик! - воскликнул посол. - Это редкое достоинство!
Глава четвертая. АБД АР-РАХМАН У ГАДАЛКИ
