выяснения, что же такое "цена законности" в Перу, Институт свободы и
демократии учредил фиктивную фабрику по пошиву одежды, а затем прошел все
процедуры бюрократического лабиринта, чтобы ее официально зарегистрировать.
Авторы эксперимента решили не давать никаких взяток, за исключением тех, без
которых процесс мог бы полностью остановиться.
У них вымогали взятки в десяти случаях, но экспериментаторы заплатили только
дважды. На регистрацию фиктивной фабрики потребовалось 289 дней, интенсивная
работа специально созданной группы и затраты в сумме 1231 долл. (с учетом
издержек и потерянных доходов). В то время -- 1983 г. -- такая сумма была
эквивалентна 32 минимальным месячным заработным платам. Все это означает, что
процесс * законной регистрации малых промышленных предприятий чрезвычайно
дорого обходится человеку со скромными средствами. Не случайно как раз такого
типа люди создают в Перу "нелегальные" предприятия.
Если для бедных даже законное открытие магазина -- дорогостоящая и весьма
трудоемкая задача, то уж законное получение жилья -- задача сверхдорогая и
сверхсложная.
Институт выяснил, что если группа семей с низким доходом просит власти о
выделении им свободного земельного участка для застройки, то для выполнения
всех необходимых формальностей требуется шесть лет и одиннадцать месяцев
хождения между министерствами и. муниципальными офисами. Затраты при этом
составляют приблизительно 2156 долл. США (56 минимальных, месячных зарплат в
то время) на человека. Даже получение лицензии на торговлю в уличном киоске
или на продажу с ручной тележки сравнимо с ужасом из романов Кафки: сорок три
дня беготни от бюрократа к бюрократу. При этом затраты составят 590,56 долл.
(15 минимальных месячных зарплат).
Статистические данные, содержащиеся в исследовании, убийственны. Они
беспощадны и логично подтверждают аналитические выводы, сделанные сотрудниками
института. Судьба страны, показанная в этих цифрах, трагична и абсурдна:
трагична потому, что законная система, судя по всему, создана для обслуживания
тех, кому живется и так неплохо, и угнетения остальных путем превращения их в
постоянных изгоев общества. Абсурдна она потому, что система такого типа сама
себя обрекает на слаборазвитость. Она никогда не будет прогрессировать, ее
удел -- медленно тонуть, захлебываясь в собственной неэффективности и
коррупции.
Содержащееся в книге описание истоков и размаха беззакония в странах третьего
мира достаточно откровенно и безжалостно, однако оно не деморализует читателя
и не повергает его в скепсис относительно возможности решения описываемых
проблем. Нелегальная экономика -- параллельная и во многих отношениях более
разумная, производительная и дающая обществу больше, чем та, что ханжески
именует себя законной, -- предстает на этих страницах как некий путь бегства
от низкого уровня развития. Многие жертвы слаборазвитости стали уже
использовать преимущества нелегальной экономики, революционизируя тем самым
народное хозяйство. Занятно, что большинство пишущих и теоретизирующих об
отсталости и несправедливости жизни в странах третьего мира, похоже, даже не
подозревают о существовании всего этого.
По всей Латинской Америке массы бедняков мигрируют из сельских районов в
города. Когда бедняки, согнанные со своих мест засухой, наводнениями,
перенаселенностью, упадком сельского хозяйства, попадают в города, они
обнаруживают перед собой закрытую дверь. У них нет ни денег, ни технических
навыков. У них нет надежды получить кредит, нет шансов на страховку, они не
могут рассчитывать на защиту полиции или судебных властей. Угроза их бизнесу
идет отовсюду. Все, что они имеют, -- это воля, воображение и желание
трудиться.
Судя лишь по четырем отраслям, исследованным Институтом свободы и демократии,
-- торговле, промышленному производству, жилищному строительству и транспорту
-- дела у этих предпринимателей идут неплохо. Во всяком случае, они действуют
несравненно продуктивнее, чем государство.
Статистические данные, содержащиеся в этой книге, потрясают. В одной только
Лиме черный рынок (включая производство) дает работу 439 тыс. человек. Из 331
рынка в городе 274 (83%) были построены нелегалами. Без преувеличения можно
сказать, что именно благодаря им жители Лимы могут свободно перемещаться по
городу, ибо им же принадлежит 95% общественного транспорта.
Теневики вложили более 1 млрд. долл. в приобретение и обслуживание
транспортных средств. Данные о жилищном строительстве впечатляют не меньше.
Половина населения Лимы живет в домах, возведенных теневиками. В период с 1960
по 1984 г. государство построило дешевого жилья на сумму 173,6 млн. долл. В
тот же период теневики построили жилья на фантастическую сумму: 8319,8 млн.
долл. (что в 47 раз больше затраченного государством). Экономическая свобода
существовала лишь на бумаге, пока наши бедняки не стали сами претворять ее в
жизнь.
Эти цифры красноречиво говорят о той созидательной энергии, которую
ограничительное законодательство вдохнуло в черный рынок. Однако эта энергия
также отражает истинную природу государств третьего мира, которая почти всегда
карикатурно искажается. Эрнандо де Сото приводит факты, вдребезги разбивающие
мифы.
Низкий уровень развития и меркантилизм
К наиболее распространенным мифам о Латинской Америке относится утверждение,
что ее отсталость есть следствие ошибочной философии экономического
либерализма, заложенной в основу большинства конституций после того, как мы
достигли независимости от Испании и Португалии. Эта открытость экономики
рыночным силам якобы делает ее легкой добычей алчных империалистов и
усугубляет неравенство между богатыми и бедными. Наши общества стали
экономически зависимыми (и несправедливыми), поскольку мы выбрали
экономический принцип laissez-faire.
Эрнандо де Сото опровергает эти ложные представления. Главный тезис Института
в том, что в Перу никогда не было рыночной экономики, и что только сейчас, в
связи с появлением черного рынка, она хоть и в данной форме, но начала
создаваться. Эта концепция применима ко всей Латинской Америке и, вероятно, к
большинству стран третьего мира. Провозглашенный в наших конституциях принцип
экономической свободы не более реален, чем принцип свободы политической,
которому политические лидеры, особенно -- диктаторы, традиционно платят дань
ханжества. Де Сото именует нашу экономическую систему, которая в течение
многих лет прикидывалась рыночной -- меркантилистской.
Термин озадачивает, поскольку в нем явно отражается исторический период,
экономическая школа и черта характера самого автора. В данном случае
"меркантилизм" означает бюрократизированное и пренебрегающее законами
государство, которое считает перераспределение национального богатства более
важным, чем производство этого богатства. Термин "перераспределение" здесь --
это предоставление монопольных привилегий или благоприятного режима узкому
кругу элиты, которая зависит от государства и от которой в свою очередь
зависит само государство.
В нашем мире государство никогда не выражало волю народа. Государство таково,
каково правительство, оказавшееся у власти -- либеральное или консервативное,
демократическое или тираническое, причем правительство обычно действует в
соответствии с меркантилистской моделью. Это значит, что оно принимает законы
в пользу небольших групп с особыми интересами (в исследовании они именуются
"перераспределительными синдикатами") и ущемляет интересы большинства,
имеющего крошечную власть или символические права. Имена привилегированных лиц
или семей изменяются с каждым новым правительством, но система остается
неизменной: она не только концентрирует национальное богатство в руках
меньшинства, но и легализует его права на это богатство.
"Система" включает в себя не только упомянутое мною чудище -- правительство,
но и предпринимателей, действующих в рамках закона. Книга содержит
бескомпромиссную критику этого класса предпринимателей, который, не стремится
к динамичной системе равных возможностей, где закон гарантирует свободу
конкуренции и вознаграждает созидательную деятельность, а приспособился к
меркантилистской системе и прилагает все усилия для получения монопольных
привилегий. Такие люди продолжают считать промышленную деятельность синекурой,
а не путем к благосостоянию, даже сейчас, когда приходит в упадок
комфортабельная жизнь, которую созидали поколения людей их класса.
Эта система не только аморальна, но и неэффективна. В ее рамках успех зависит
не от изобретательности и трудолюбия, но от умения предпринимателя заручиться
симпатиями и поддержкой президента, министров и других функционеров (что
обычно означает умение их подкупить). В главе 5, касаясь издержек легальной и
теневой деятельности, Эрнандо де Сото показывает, что для большинства дельцов
из сферы законного бизнеса крупнейшей статьей расходов -- времени и денег --
являются бюрократические интриги. И это подрубает экономическую жизнь под
самый корень.
Система, представляющая собой, в конечном счете, собственность замкнутого
круга тех, кто получает от нее пользу, сводит на нет любые попытки поощрять
производство нового богатства и предпочитает простое воспроизводство постоянно
тающего капитала. В данном контексте неизменно расширяется только
непроизводительная паразитическая деятельность нашей слоноподобной бюрократии.
Чтобы оправдать собственное существование, эти монстры завели такой, например,
порядок: для регистрации небольшой фабрики гражданину необходимо в течение
десяти месяцев сражаться с одиннадцатью министерствами и муниципальными
департаментами и, чтобы дело не останавливалось, дать взятки по меньшей мере
двоим чиновникам. Можно ли после этого удивляться технической отсталости и
неконкурентоспособности большинства предприятий в странах третьего мира?
В это же самое время меркантилистская система, обрекая общество на
экономическую импотенцию и застой, создает такие отношения между гражданами, а
также между гражданами и государством, которые сокращают или полностью
ликвидируют возможность проведения демократической политики. Меркантилизм, как
показывает Эрнандо де Сото, базируется на законах, которые являются лишь
пародией на элементарные демократические порядки.
В путанице законов
Говорят, что число законов и указов -- декретов, министерских резолюций,
процедурных правил -- превышает в Перу полмиллиона. Это лишь приблизительная
оценка, поскольку точного их числа никто определить не в состоянии. Мы живем в
законодательном лабиринте, в котором сгинул бы и Дедал. Законы, размножающиеся
подобно раковым клеткам, есть результат фантастической этики наших властей.
Законы устанавливаются в интересах особых групп, игнорируя общество в целом.
Логическим следствием такого неограниченного умножения законов оказывается то,
что на каждый закон имеется другой, поправляющий, уточняющий или отрицающий
первый. Иными словами, всякий попавший в болото противоречивых законов, хочет
он того или нет, в какой-то момент обязательно является нарушителем. В тех же
условиях любой целеустремленный нарушитель закона может оправдать свои
действия другим законом.
Кто же издает эти правовые документы? Исследование, проведенное Эрнандо де
Сото, показывает, что только мизерное число наших законов -- не более 1% --
издается тем органом, который специально для этого предназначен --
парламентом. Остальные 99% -- плод деятельности исполнителей. Законы идут из
правительственных канцелярий, где их изобретают, проталкивают и публикуют без
помех, без дебатов, без критики и часто даже без малейшего представления о
тех, кого они будут касаться. Законопроекты, выносимые на рассмотрение
парламента, обсуждаются открыто, так что средства массовой информации могут
сообщать о них общественности, и те, кому эти законы принесут пользу или вред,
могут, вероятно, повлиять на их окончательную формулировку.
Однако с большинством наших законов такого не происходит. Их пекут на
