движения гуманистической направленности пробуют консолидировать
свои усилия. Они лепечут о культурном сотрудничестве,
размахивают лозунгами пацифизма и демократических свобод, ищут
призрачного спасения в нейтралитете либо же, испуганные
агрессивностью противника, сами вступают на его путь.
Бесспорной, всем доверие внушающей цели, то есть идеи о том,
что над деятельностью государств насущно необходим этический
контроль, не выдвинуло ни одно из них. Некоторые общества,
травмированные ужасами мировых войн, пытаются объединиться с
тем, чтобы в дальнейшем политическое объединение охватило весь
земной шар. Но к чему теперь привело бы и это? Опасность войн,
правда, была бы устранена, по крайней мере временно. Но где
гарантии того, что это сверхгосударство, опираясь на обширные
нравственно отсталые слои - а таких на свете еще гораздо
больше, чем хотелось бы - и расшевеливая неизжитые в
человечестве инстинкты властолюбия и мучительства, не
перерастет опять-таки в диктатуру и, наконец, в тиранию, такую,
перед которой все прежние покажутся забавой?
Знаменательно, что именно религиозные конфессии, раньше
всех провозгласившие интернациональные идеалы братства, теперь
оказываются в арьергарде всеобщего устремления ко всемирному
Возможно, в этом сказывается характерное для них сосредоточение
внимания на внутреннем человеке, пренебрежение всем внешним, а
ко внешнему относят и проблему социального устроения
человечества. Но если вглядеться глубже, если сказать во
всеуслышание то, что говорят обычно лишь в узких кругах людей,
живущих интенсивной религиозной жизнью, то обнаружится нечто,
не всеми учитываемое. Это возникший еще во времена
древнеримской империи мистический ужас перед грядущим
объединением мира, это неутолимая тревога за человечество, ибо
в едином общечеловеческом государстве предчувствуется западня,
откуда единственный выход будет к абсолютному единовластию, к
царству "князя мира сего", к последним катаклизмам истории и к
ее катастрофическому перерыву.
Да и в самом деле: где гарантии, что во главе
сверхгосударства не окажется великий честолюбец и наука
послужит ему верой и правдой, как орудие для превращения этого
сверхгосударства именно в ту чудовищную машину мучительства и
духовного калечения, о которой я говорю? Можно ли сомневаться,
что даже уже и теперь создаются предпосылки для изобретения
совершенного контроля за поведением людей и за образом их
мышления? Где границы тем кошмарным перспективам, которые
возникают перед нашим воображением в результате скрещения двух
факторов: террористического единовластия и техники XXI
столетия? Тирания будет тем более абсолютной, что тогда
закроется даже последний, трагический путь избавления:
сокрушение тирании извне в итоге военного поражения: воевать
будет не с кем, подчинены будут все. И всемирное единство,
мечтавшееся стольким поколениям, потребовавшее стольких жертв,
обернется своей демонической стороной: своей безвыходностью в
том случае, если руководство этим единством возьмут ставленники
темных сил.
На горьком опыте человечество убеждается уже и теперь, что
ни те социально-экономические движения, шефство над которыми
берет голый рассудок, ни достижения науки сами по себе не в
состоянии провести человечество между Харибдой и Сциллой -
тираниями и мировыми войнами. Хуже того: новые
социально-экономические системы, приходя к господству, сами
облекаются в механизмы политических деспотий, сами становятся
сеятелями и разжигателями мировых войн. Наука превращается в их
послушную служанку, куда более послушную и надежную, чем была
церковь для феодальных владык. Трагедия коренится в том, что
научная деятельность с самого начала не была сопряжена с
глубоко продуманным нравственным воспитанием. К этой
деятельности допускались все, независимо от уровня их
нравственного развития. Неудивительно, что каждый успех науки и
техники обращается теперь одной стороной против подлинных
интересов человечества. Двигатель внутреннего сгорания, радио,
авиация, атомная энергия - все ударяет одним концом по живой
плоти народов. А развитие средств связи и технические
достижения, позволяющие полицейскому режиму контролировать
интимную жизнь и сокровенные мысли каждого, подводят железную
базу под вампирические громады диктатур.
Таким образом, опыт истории подводит человечество к
пониманию того очевидного факта, что опасности будут
предотвращены и социальная гармония достигнута не развитием
науки и техники самих но себе, не переразвитием
государственного начала, не диктатурой "сильного человека", не
приходом к власти пацифистских организаций
социал-демократического типа, качаемых историческими ветрами то
вправо, то влево, от бессильного прекраснодушия до
революционного максимализма, - но признанием насущной
необходимости одного-единственного пути: установления над
Всемирной федерацией государств некоей незапятнанной,
неподкупной высокоавторитетной инстанции, инстанции этической,
внегосударственной и надгосударственной, ибо природа
государства внеэтична по своему существу.
Какая же идея, какое учение помогут создать подобный
контроль? Какие умы его выработают и сделают приемлемым для
громадного большинства? Какими путями придет такая инстанция к
общечеловеческому признанию, на высоту, господствующую даже над
Федерацией государств, - она, отвергающая насилие? Если же она
примет к руководству принцип постепенной замены насилия чем-то
другим, то чем же именно и в какой последовательности? И какая
доктрина сможет разрешить все возникающие в связи с этим
проблемы с их неимоверной сложностью?
Настоящая книга стремится дать, в какой-то мере, на эти
вопросы ответ, хотя общая тематика ее шире. Но, подготавливаясь
к ответу, следует ясно сформулировать сперва, в чем же это
учение видит своего непримиримейшего врага и против чего - или
кого - оно направлено.
В историческом плане оно видит своих врагов в любых
державах, партиях и доктринах, стремящихся к насильственному
порабощению других и к каким бы то ни было формам и видам
деспотических народоустройств. В метаисторическом же плане оно
видит своего врага в одном: в Противобоге, в тиранствующем
духе, Великом Мучителе, многообразно проявляющем себя в жизни
нашей планеты. Для движения, о котором я говорю, и сейчас,
когда оно едва пытается возникнуть, и потом, когда оно станет
решающим голосом истории, врагом будет одно: стремление к
тирании и к жестокому насилию, где бы оно ни возникало, хотя бы
в нем самом. Насилие может быть признано годным лишь в меру
крайней необходимости, только в смягченных формах и лишь до тех
пор, пока наивысшая инстанция путем усовершенствованного
воспитания не подготовит человечество при помощи миллионов
высокоидейных умов и воль к замене принуждения -
добровольностью, окриков внешнего закона - голосом глубокой
совести, а государства - братством. Другими словами, пока самая
сущность государства не будет преобразована, а живое братство
всех не сменит бездушного аппарата государственного насилия.
Не обязательно надо предполагать, что подобный процесс
займет непременно огромный отрезок времени. Исторический опыт
великих диктатур, с необыкновенной энергией и планомерностью
охватывавших население громадных стран единой, строго
продуманной системой воспитания и образования, неопровержимо
доказал, какой силы рычаг заключен в этом пути воздействия на
психику поколений. Поколения формировались все ближе к тому,
что представлялось желательным для властей предержащих.
Нацистская Германия, например, ухитрилась добиться своего даже
на глазах одного поколения. Ясное дело, ничего, кроме гнева и
омерзения, не могут вызвать в нас ее идеалы. Не только идеалы -
даже методика ее должна быть отринута нами почти полностью. Но
рычаг, ею открытый, должен быть взят нами в руки и крепко сжат.
Приближается век побед широкого духовного просвещения, решающих
завоеваний новой, теперь еще едва намечаемой педагогики. Если
бы хоть несколько десятков школ были предоставлены в ее
распоряжение, в них формировалось бы поколение, способное к
выполнению долга не по принуждению, а по доброй воле; не из
страха, а из творческого импульса и любви. В этом и заключен
смысл воспитания человека облагороженного образа.
Мне представляется международная организация, политическая
и культурная, ставящая своею целью преобразование сущности
государства путем последовательного осуществления
всеохватывающих реформ. Решающая ступень к этой цели - создание
Всемирной федерации государств как независимых членов, но с
тем, чтобы над Федерацией была установлена особая инстанция, о
которой я уже упоминал: инстанция, осуществляющая контроль над
деятельностью государств и руководящая их бескровным и
безболезненным преобразованием изнутри. Именно бескровным и
безболезненным: в этом все дело, в этом ее отличие от
революционных доктрин прошлого.
Какова будет структура этой организации, каково ее
наименование - предугадывать это мне представляется
преждевременным и ненужным. Назовем ее пока условно, чтобы не
повторять каждый раз многословных описаний, Лигой
преобразования сущности государства. Что же до ее структуры, то
те, кто станут ее организаторами, будут и опытнее, и практичнее
меня: это будут общественные деятели, а не поэты. Могу только
сказать, что лично мне рисуется так, что Лига должна
располагать своими филиалами во всех странах, причем каждый
филиал обладает несколькими аспектами: культурным,
филантропическим, воспитательным, политическим. Такой
политический аспект каждого филиала превратится, структурно и
организационно, в национальную партию Всемирной религиозной и
культурной реформы. В Лиге и Лигой все эти партии будут связаны
и объединены.
Как именно, где и среди кого произойдет формирование Лиги,
я, конечно, не знаю и знать не могу. Но ясно, что период от ее
возникновения до создания Федерации государств и этической
инстанции над ними должен рассматриваться как период
подготовительный, период, когда Лига будет отдавать все силы
распространению своих идей, формированию своих рядов,
расширению организации, воспитанию подрастающих поколений и
созданию внутри себя той будущей инстанции, которой со временем
может быть доверена всемирная руководящая роль.
Устав Лиги не может препятствовать пребыванию в ее рядах
людей различных философских и религиозных убеждений. Требуется
лишь готовность деятельно участвовать в осуществлении ее
программы и решимость не нарушать ее моральных установлений,
принятых как краеугольная плита.
Во всех превратностях общественной жизни и политической
борьбы успехи Лиги должны достигаться не ценой отступления от
ее нравственного кодекса, а именно вследствие верности ему. Ее
репутация должна быть незапятнанной, бескорыстие - не
подлежащим сомнению), авторитет - возрастающим: ибо в нее будут
стекать и ее непрерывно укреплять лучшие силы человечества.
Вероятнее всего, что путь ко всемирному объединению ляжет
через лестницу различных ступеней международной солидарности,
через объединение и слияние региональных содружеств; последней
ступенью такой лестницы представляется всемирный референдум или
