сердце к своей груди, выпивая из него присосками кровь, каплю
за каплей. Другие жругриты, беснуясь от зависти и ненависти,
отступили вдаль, кроме черного, извивавшегося тут же; все они
старались вооружиться наново, сосредоточив вокруг себя отряды
игв и раруггов; а багровый жругрит все пил - каплю за каплей.
Германский уицраор, кусаемый сзади другими врагами, но еще
могучий, таща за собой рати других рас античеловечества, тоже
пробивался к великому капищу, уже захватив четверть подземной
страны; а багровый жругрит все пил. И Друккарг, и Энроф начали
превращаться в хаос, а он все пил. Его человекоорудие завладело
Кремлем и укрепилось в нем, а он все пил. И только когда в
подвалах Екатеринбурга прозвучали, один за другим, несколько
выстрелов и последнее из человекоорудий старого Жругра понесло
расплату за грехи трех веков, - только тогда можно было понять,
что победитель выпустил наконец из щупалец пустое, выпитое
сердце и теми же щупальцами возложил на себя, в виде короны,
золотой куб. Он стал Третьим уицраором России.
Нужно ли после этого подробно останавливаться на
метаисторическом смысле гражданской войны? Указывать,
человекоорудиями каких именно жругритов были вожаки тех или
иных движений? Все это ясно и без объяснений, да и не это
существенно и важно с точки зрения мирового будущего.
Важно то, что борьба демонического и провиденциального
начал продолжала протекать и внутри того исторического
движения, внутри той психологии, которые к концу гражданской
войны сделались господствующими и оставались таковыми в течение
нескольких десятилетий. При анализе этих явлений никогда нельзя
забывать, что семя этой идеологии и всего этого движения, идеал
совершенного социального устройства, было посеяно на
исторической ниве теми же силами, которые некогда уяснили
разуму и сердцам далеких минувших поколений идеалы всеобщего
братства, равенства людей перед Богом и права на свободу для
каждого из живущих. В человечестве, не получившем возможности
это осуществить вследствие оборванности миссии Христа, идеалы
эти неизбежно должны были постепенно лишиться своей
одухотворенности, снизиться и выхолоститься, а практика должна
была отказаться от слишком медленного и веками
дискредитировавшегося принципа христианского
самосовершенствования и прийти к замене его принципом внешнего
насилия. Так демоническое начало исказило идеал и залило кровью
дорогу. Именно это видим мы и в панорамах гражданской войны, и
в последовавших за нею этапах истории. Но это еще не значило,
будто бы демоническое начало полностью захватило и контролирует
и это движение, и психику людей, к нему примкнувших. Сколь ни
снижалась их этическая практика и сколь враждебен ко всякой
духовности ни становился их порабощенный материалистической
доктриной ум, но человеческие душевные движения, вытекавшие из
бессознательной или сверхсознательной сферы, продолжали
зачастую быть и возвышенными, и чистыми, и достойными. Отсюда
вытекало и чувство товарищества, и жажда знания, и героизм, и
самопожертвование, тем более ценные, что жертвующий своей
жизнью ради блага грядущего человечества не рассчитывал на
воздаяние в загробной жизни.
С метаисторической точки зрения в событиях первых лет
революции важно еще и другое. Важно то, что новый Жрутр, едва
возложив на себя золотой куб, и даже еще раньше, уже обладал
щупальцами такой неимоверной длины, что, будучи сжат врагами на
тесном пространстве Центральной России, он мог шарить далеко за
спинами своих врагов, в их собственных шрастрах. Важно то, что
щупальцы эти были еще слишком тонки и слабы, чтобы стиснуть в
смертельном объятии уицраоров других метакультур, но достаточно
длинны и многочисленны, чтобы расшатывать основы чужих
цитаделей, а в Энрофе выдвигать тысячи человекоорудий. Важно
было то, что возможность мировой революции и перехода к мировой
тирании стала актуальнейшей угрозой дня и что демиург и Синклит
России, очертив вокруг нового российского уицраора нерушимое
кольцо света, оцепив его стеной провиденциальных сил,
предотвратили или, по крайней мере, отодвинули эту угрозу.
Замысел Гагтунгра не был осуществлен, но он не был и
опрокинут. Та новая социальная формация, которую он изобрел и
формировал в Энрофе как ступень ко всемирной тирании, не была
воплощена во всемирных масштабах. Но площадь для первого ядра
этой формации, для ее крепости, для ее образца, для будущего
плацдарма к захвату других метакультур была вырвана, укреплена,
ограждена. Теперь предстояло на этой площади создавать самую
эту формацию, никогда нигде не существовавшую, но брезжившую
светлым гениям и праведникам человечества, искаженную и
обездушенную по наитию Гагтунгра сильными умами и одним темным
вестником предыдущего! столетия, а теперь руководимую великим
человекоорудием Третьего Жругра.
ГЛАВА 2. БОРЬБА С ДУХОВНОСТЬЮ
Существует ходячее представление, будто бы материальная
бедность общества отражается, и притом прямо, и на его духовной
бедности. И наоборот: материальное изобилие влечет - или
обязано влечь за собой - также и духовное богатство.
Объективные исторические наблюдения не подтверждают этого
тезиса. До поздней фазы капитализма богатством располагали те
или иные привилегированные классы или группы, а не общество, и
различествовали не средние уровни этих обществ, а материальные
уровни составлявших их групп. К обществу в целом прилагать
понятие материального изобилия можно лишь на поздней стадии
исторического развития. Можно говорить об изобилии и богатстве
- по крайней мере, в определенные периоды - таких обществ, как
современная Швеция, как Голландия последнего столетия, как
Швейцария. О богатстве Соединенных Штатов можно говорить тоже,
хотя с некоторыми существенными поправками, ибо разница
материальных уровней различных групп населения в этой стране
очень велика и далеко не все общество бывало охвачено так
называемым просперити даже в самые лучшие свои времена. Что
касается стран социалистического лагеря, то я не упоминаю о них
здесь потому, что эти образования относятся к еще более
позднему историческому периоду.
Я был бы очень заинтересован, если бы кто-нибудь сумел
убедительно показать мне, что перечисленные общества, достигшие
высокого уровня общего материального благосостояния, как-то:
Швеция, Голландия, Швейцария - проявили одновременно также и
подлинное духовное богатство. Правда, что они вносили и вносят
кое-что в мировую науку и технику, но наука, как и техника,
относится в основном к ряду не духовных, а интеллектуальных
ценностей. С самого начала следует научиться делать различие
между этими двумя рядами явлений. Умонастроение определенного
типа, весьма ныне распространенного, не отличает духовного от
интеллектуального. Гуманитарные науки, искусство,
общественность, этика, религия, науки физико-математического и
биологического циклов, даже некоторые аспекты техники - все
сваливается в одну кучу. Творчество Калидасы и Дарвина, Гегеля
и Эдисона, Рамакришны и Алехина, Сталина и Ганди, Данте и
Павлова рассматривается как явление одной и той же области -
"духовной" культуры. Эту аберрацию можно было бы назвать
дикарской, если бы в ней не были повинны цивилизованные люди
весьма интеллигентного облика. А между тем ясно как день, что
здесь перед нами два совершенно различных ряда явлений:
духовный и интеллектуальный. Почти вся область науки и тем
более техники принадлежит ко второму ряду; в него входят также
философские, эстетические и моральные построения в той мере, в
какой они высвобождаются из-под представлений и переживаний
иноприродного, иноматериального, запредельного, духовного в
точном смысле этого слова. В той же точно мере входят в него
общественные движения, политические программы, экономическая и
социальная деятельность, даже искусство и художественная
литература. Духовный же ряд состоит из человеческих проявлений,
находящихся в связи именно с понятием многослойности бытия и с
ощущением многообразных нитей, которыми связан физический план
жизни с планами иноматериальными и духовными. Сюда полностью
относятся области религии, спиритуалистической философии,
метаистории, магии высокой этики и наиболее глубокие творения
литературы, музыки, пространственных искусств.
Если понять и усвоить это различие двух родов явлений,
духовного и интеллектуального, тогда станет ясно, что духовное
богатство находится отнюдь не в прямой зависимости от богатства
материального. Дурно отражаются на духовной деятельности только
две крайние степени материального достатка: нищета и роскошь.
Первая заставляет тратить все силы на борьбу за существование,
вторая ведет к погоне за умножением богатств либо к
пресыщенности, к опустошению, к затягиванию психики душевным
салом.
Не Швеция, не Голландия, не Соединенные Штаты, а бедный
Таиланд, полуцивилизованные (разумеется, с точки зрения
европейцев) Цейлон, Бирма и Камбоджа, "полудикие" Тибет и
Непал, полунищая Индия являют собой образцы обществ, жизнь
которых гораздо более, чем жизнь обществ западных, пронизана
артистичностью, повседневным участием масс в творчестве
высокоэстетических ценностей, интенсивными идейными исканиями и
тем душевным теплом, которое найдешь только в странах, где
веками царил нравственный климат, создаваемый огромными
водоемами духовности. У нас привыкли сосредоточивать внимание
на экономической отсталости этих стран, на индийской бедности,
на тибетской малограмотности, на примитивности цейлонского
быта, на пережитках в Индии кастовой системы, а в Тибете -
теократического феодализма, на несовершенствах семейного
уклада. И сознательно закрывают глаза на другую сторону жизни
этих стран: ту сторону, чьими силами создавались и
поддерживались города, наполовину состоящие из храмов
потрясающей красоты и просветленности; взлетами чьего гения лик
земли украсила дивная архитектура; благодаря чему священные
реки текут по этим странам между берегов, увенчанных
бесчисленными памятниками человеческого устремления к духу,
свету и красоте. Забывают ту сторону индийской жизни, без
наличия которой никакой народ не мог бы от векового порабощения
освободиться методами ненасилия,- самыми этически чистыми
методами, какие только удалось до сих пор измыслить. Не
интеллектуализм, а именно духовность веет от всевозможных
проявлений народной жизни Индийской и Индомалайской
метакультуры: и от пронизанных внутренним светом изумительных
ремесел, и от народного искусства, и от отношения "человека
массы" к проблемам жизни и смерти, и от мистерий и героических
эпопей, которые целыми ночами представляются на жалкой площади
в любой, самой захудалой деревне, и от поражающей нас
незлобивости по отношению к недавним поработителям, и от
незначительного, особенно в сравнении с Америкой и Россией,
процента уголовных преступлений, и от высокоморальных программ
действия, принимаемых массовой правящей партией, и даже,
например, от преобладающих в индийском обществе типов женщин,
так рельефно изображенных Рабиндранатом Тагором и Прэмом
Чандом.
Подмена понятия духовного понятием интеллектуального,
причем с сохранением именно термина "духовный", столь
повсеместна в России и даже на Западе, что становятся
совершенно ясными ее смысл и цель. Ее смысл и цель - все в том
