чтобы заманить ее к себе в постель? Очень может быть. Он ведь наверняка
считает, что ни одна женщина не сможет устоять перед таким подарком.
А в постель он ее хочет затащить только для того, чтобы утвердить
свое превосходство. Не подумав о последствиях, она больно задела его
мужское самолюбие. Она бросила вызов всему, что составляет его суть. У
него остался только один способ сломить ее непокорство: овладеть ею. Для
него это был вопрос самоутверждения - только и всего.
У Энн стало невыразимо пусто на душе. Как это ужасно, какая ирония
судьбы... она должна воевать с единственным человеком в мире, который ей
дорог... только он этому никогда не поверит. Нет, надо уйти, исчезнуть,
освободиться от него. Это самый разумный выход.
У Энн на глаза навернулись слезы. Она сняла очки и вытерла глаза. Еле
переставляя ноги, она подошла к стеклянным дверям на балкон и распахнула
их настежь. У нее ныло сердце. За окном было темно - ни луны, ни звезд.
Только слышался шум прибоя. Здесь было так же темно и пусто, как у нее
на душе. Энн стояла, прислонившись к косяку двери, и не вытирала слез,
которые катились у нее по щекам.
Энн не знала, сколько она так простояла. Время как бы перестало су-
ществовать. Из тоскливого полузабытья ее вывел резкий стук в дверь. Ее
сердце затрепетало. С чего это он стучит в столь поздний час? Что ему
нужно?
Нет, она его не впустит. У нее нет сил с ним разговаривать. Подождет
до утра! Энн опять устремила взгляд в черноту ночи. Пусть стучит - она
не откроет.
И вдруг раздался щелчок отворяемой двери. Энн содрогнулась. Неужели
он осмелился... Она круто повернулась и, увидев полуодетого Филдин га,
который решительным шагом вошел к ней в комнату, окаменела.
Он резко остановился в тот момент, когда увидел Энн. Его искаженное
бешенством лицо вдруг преобразилось, и на нем появилось выражение, зас-
тавившее Энн затрепетать.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Мэтт смотрел на Энн, словно это было видение, в реальность которого
он с трудом мог поверить. Его глаза скользнули по шелково-кружевному де-
забилье, которое почти не скрывало ее соблазнительных форм и даже, нао-
борот, подчеркивало их притягательную женственность. Стройные, белеющие
в полумраке ноги, мягкая округлость плеч и рук, длинная грациозная
шея... он пожирал все это взглядом, который томительно медленно подни-
мался к ее лицу, к блестевшим от слез глазам.
На Филдинге был короткий темно-красного цвета махровый халат, небреж-
но перехваченный поясом и оставлявший открытой его грудь. А что у него
надето под халатом? При одной этой мысли у Энн закружилась голова. Но
тут к ней на помощь пришли защитные инстинкты.
- Какое вы имеете право врываться ко мне в комнату?
- Я постучал! - вызывающе заявил он. - Вы не ответили.
- Я не обязана открывать вам дверь среди ночи!
- Но вы же не спите?
- Вас это не касается!
- Нет, касается. Даже очень. Я не люблю, когда мне лгут. В том числе
и вы. Вот я и решил устроить проверочку, - ядовито сказал Филдинг. - И
что я вижу: конечно, вы не смотрите этот идиотский фильм... с этим при-
торным жиголо! Так что ж происходит, Кармоди?
- А вам какое дело, чем я сейчас занимаюсь? К тому же Роберт Голдинг
играет в нем вовсе ни жиголо, а...
- Но вы мне солгали! - взревел Филдинг.
- Я просто передумала! - с вызовом бросила Энн.
- Ах, передумали? - Он сделал театральный жест, как бы представляя ее
публике. - Так вот, значит, что вы носите под своими постными серыми
костюмами! Еще одна ложь. Я рад, что уличил вас и в этом. Все сходится.
Вы лжете мне на каждом шагу, Энджел Кармоди!
- Что хочу, то и надеваю! Это никому не видно.
Филдинг упер руки в бока.
- Вот-вот! Это ваш принцип. У вас все скрыто за завесой лжи. Только
вот что я вам скажу, Энджел Кармоди: этот номер у вас больше не пройдет!
Издевательский тон, которым Филдинг дважды назвал ее полным именем,
отрезвил Энн. Призвав себе на помощь все свое достоинство, она твердо
сказала:
- Если вы пришли сюда, чтобы уличить меня во лжи, мистер Филдинг,
считайте, что достигли своего. А теперь, пожалуйста, уходите!
Энн демонстративно отвернулась от него и устремила взгляд на океан.
- Черт бы вас побрал!
За неистовым проклятием последовало такое же неистовое действие. С
искаженным лицом Филдинг пересек комнату, схватил Энн за плечи и стал ее
трясти.
- Признайтесь же, что вы все лгали! Про оргии с молодыми людьми, про
то, как хорошо вы искушены в сексе, про то, что вас так возбуждает этот
дешевый актеришка. Зачем вы мне лгали, Кармоди?
Энн была больше потрясена яростью в его глазах, чем грубостью его
действий.
- Да, это все неправда! - воскликнула она, потеряв власть над собой.
- А зачем вам правда? Как будто она вас интересует! Вы до того заняты
собственной персоной, что другие люди для вас не существуют.
- А вы попробуйте! - гремел он. - Попробуйте сказать мне правду! Я не
могу больше выносить это!
- Вы не можете? - захлебываясь от беспомощной ярости, крикнула Энн. -
Сейчас же отпустите меня! И нечего на меня так пялить глаза! Убирайтесь
отсюда, пока я не подняла на ноги весь отель!
Филдинг еще крепче стиснул ее плечи. В глазах у него горел огонь бе-
шеной решимости.
- Нет уж, сначала я воздам вам по заслугам!
Одной рукой он с силой прижал ее к себе, другой, как тисками, обхва-
тил ее голову. И прильнул к ее губам. Но в этом поцелуе не было нежнос-
ти. Это было насилие, попытка сломить ее, сделать покорной.
На несколько секунд Энн утратила способность сопротивляться; она была
оглушена, все ее тело было парализовано новыми, острыми, как молния,
ощущениями: ощущением его мускулистых ног, ощущением его теплой груди, к
которой были прижаты ее ладони, ощущением его губ и языка, будившими в
ней страсть и туманившими ее сознание.
Ее тело жаждало уступить, отдаться, но в поцелуе Мэтта не было любви.
В нем было только желание овладеть, подчинить, и при этой мысли Энн
словно обдало холодом: она лучше умрет, но не уступит ему без ответного
чувства.
Когда Филдинг наконец оторвался от ее губ, они, казалось, уже принад-
лежали не ей, а какойто другой, побитой, обесчещенной женщине. У нее не
осталось сил бороться, негодовать. Изпод сжатых век катились слезы.
- Пожалуйста, - с трудом выговорила она - ей уже даже не было стыдно
его умолять, - пожалуйста... пустите меня. Не надо...
Филдинг ослабил объятие.
- Энн... я...
Он замолчал, уронил руки и сделал шаг назад.
Энн вдруг осознала, что стоит перед ним почти голая. Надо прикрыться!
Она, спотыкаясь, кинулась к шкафу. Ноги у нее подгибались, глаза ничего
не видели от слез. Она ударилась о край кровати и чуть не упала.
Ее поддержала сильная рука.
Энн панически забилась:
- Нет... нет...
- Я только хотел...
Рука отпустила ее локоть.
Энн выпрямилась, всхлипнула, дошла до шкафа, нащупала на вешалке ха-
лат с маками, вытащила его, надела и перетянула его поясом. Смахнув сле-
зы тыльной стороной ладони, она сделала отчаянное усилие взять себя в
руки.
- Энн... простите меня, - виноватым, почти убитым голосом проговорил
Филдинг. - Я не за этим сюда пришел... Вы вывели меня из себя... я не
хотел... это получилось... как-то нечаянно...
Опять все о себе! Гнев придал Энн силы. Она круто повернулась к Фил-
дингу и голосом, дрожащим от перенесенного унижения, произнесла:
- Я вас сюда не приглашала, Мэтт Филдинг! И нечего сваливать на меня
вину за ваши животные инстинкты. "Как-то нечаянно"! Как-то нечаянно вы
оказались у меня в комнате в одном халате! Какое прелестное оправдание!
Филдинг побагровел.
- Я не думал... Я не собирался к вам врываться... Я ложился спать...
включил телевизор... - Он бросил на Энн негодующий взгляд. - Есть вещи,
которые мужчина не в силах перенести. А вы...
- Ну конечно! Во всем всегда виновата женщина! - взорвалась Энн. - Не
морочьте мне, пожалуйста, голову! Все равно у вас концы с концами не
сходятся. Я заранее знала, что сегодня вечером вы предпримете штурм. И
нечего притворяться, что все случилось нечаянно. - Ее глаза пылали през-
рением. - Все так и было задумано. Просто ваши планы не сработали. Тут
вас и заело: как - победителю женщин Мэтту Филдингу предпочли какого-то
актеришку!
От виноватого выражения на лице Филдинга не осталось и следа.
- Что вы всем этим хотите сказать, любезнейшая? - прорычал он, свер-
кая глазами. - У меня не было никаких планов - и зарубите это себе на
носу. Никаких! Я виноват в том, что не справился с собой, но все ваши
прочие обвинения я категорически отвергаю.
Энн устало посмотрела на него: еще и отпирается!
- Давайте прекратим этот бессмысленный спор. Я хочу одного: чтобы вы
ушли. И заберите с собой свой жемчуг. Вон он, на столике под зеркалом.
Считайте, что я подала заявление об уходе. И нам не о чем больше гово-
рить.
Филдинг сложил на груди руки. На его лице была мрачная решимость.
- Я уйду, когда вы объясните, что за обвинение вы мне только что
предъявили. Что это значит - что я сегодня вечером предприму штурм? Ка-
кой штурм?
- Нет уж, не выкрутитесь! - В язвительном голосе Энн прорывался крик
боли. - А я-то, глупая, ей не поверила! И тут вы преподносите мне жем-
чуг. Я... я не позволила... не допустила, но вы не успокоились на этом.
Вы решили ворваться ко мне в комнату. Как же можно: Филдинг - и вдруг от
ворот поворот!
На лице Филдинга быстро сменялись выражения: удивление... обида...
понимание всего происходящего и, наконец, испепеляющий гнев.
- Кому это "ей не поверила"? И что это было вам сказано?
Энн почувствовала себя совсем измочаленной.
- Какая разница? - проговорила она, вяло махнув рукой. - Она оказа-
лась права.
- Ларри... Аманда... - сообразил Филдинг. У него сузились глаза. -
Она выходила вместе с вами. И вас долго не было. - Он стукнул кулаком о
ладонь. - Так вот в чем дело. Эта дешевка напакостила!
Не дожидаясь ответа, он ринулся в другой конец комнаты, чтобы дать
какой-то выход ярости.
- Стерва! Стерва! Стерва! - рычал он. - Видит, что я на нее плевать
хотел, что вы, даже в своих безобразных серых костюмах, нравитесь мне
больше, вот и решила щелкнуть вас по носу. Могу себе представить, что
она вам нашептала...
Он обернулся к Энн и с кривой усмешкой изобразил предполагаемый раз-
говор:
- "Ну как, он с вами уже переспал?" - "Разумеется, нет!" - "Ну, тогда
это случится сегодня ночью. Он припас для вас дорогой подарок, перед ко-
торым вы никак не устоите". - Он впился в Энн глазами. - Разве не так,
Кармоди?
- Хоть бы и так! Ну так что? - огрызнулась она. Ей было непонятно, к
чему он клонит и почему пришел в такую ярость.
- Значит, я угодил в ловушку, - прошипел он. - Каковы бы ни были мои
побуждения, я заранее приговорен. Без права сказать хоть слово в свою
защиту.
Он подошел к Энн, весь кипя от гнева, и заговорил - четкими, хлестки-
ми фразами:
- Так вот, Кармоди, вы недооцениваете мою проницательность. Особенно
в отношении женщин, к которым, должен сказать, я отношусь предвзято! И у
меня есть для этого причины. Однако я старался... очень старался... всю
эту неделю... не наступать вам на больные мозоли, обращаться с вами так,
как вам того хочется, не покушаться на ваше время и не входить без нужды
к вам в комнату, уважать ваши желания, даже когда они идут вразрез с мо-
ими. - Он остановился метрах в двух от Энн и судорожно вздохнул. - У вас
есть жалобы на мое поведение за последние дни... не считая сегодняшнего
безумства?
Нет, по совести, она не могла его ни в чем упрекнуть. После той стыч-
ки в день приезда в "Мираж" он вел себя именно так, как говорит, а если
она все это время пребывала в растрепанных чувствах, то в этом он не ви-
