- Нет, - резко бросил Филдинг. - Вы достаточно поработали. Поезжайте
домой. Отдохните дня два. Неделя была долгой и трудной, вы заслужили пе-
редышку. Раньше среды можете в контору не приходить.
Энн видела, что спорить бесполезно. Ей был понятен ход его мыслей: он
хотел дать им время остыть, отдалиться друг от друга, чтобы выветрилось
похмелье от вчерашней "безумной" сцены. А потом - за работу. И ничего,
кроме работы.
- Спасибо. Отдохнуть действительно будет неплохо, - стиснув зубы про-
говорила Энн, на которую накатила волна безысходного отчаяния.
Филдинг кивнул и опять наклонился к бумагам.
Энн вернулась к себе и закрыла дверь. Затем стала машинально уклады-
вать чемодан. Когда принесли поднос с завтраком, она выпила только что
отжатый апельсиновый сок и заставила себя съесть булочку с чашкой кофе.
Пришел коридорный за чемоданом, и она пошла вслед за ним в администра-
тивный корпус. Ей даже не пришло в голову бросить монету в бассейн под
водопадом. Она уехала - так же как и прибыла в "Мираж" - в "кадиллаке",
с одной существенной разницей: рядом не было Филдинга.
Дура, дура, дура! - издевательски твердила она себе. С чего ты взду-
мала, что он может в тебя влюбиться? Он не давал для этого никакого по-
вода. Он ценит тебя как работника - вот и все. И ничего другого не будет
и быть не может.
Он ведь презирает женщин. Конечно, время от времени он встречается с
какой-нибудь женщиной, но, как он и сам признается, только с одной
целью.
Она же играет в его жизни совершенно иную роль - может быть, даже
очень большую, - и он не собирается "пачкать у себя в гнезде". Если даже
она порой и пробуждает в нем низменные желания, он будет впредь их без-
жалостно подавлять. Именно эту решимость она прочла на его мрачной физи-
ономии.
И, во всяком случае, желание - это не любовь. Она могла отдаться ему
вчера вечером, если бы хотела от него только плотских радостей. Ей дос-
таточно было хоть чуть-чуть проявить свои чувства, и он овладел бы ею.
Но вот что касается его чувств... но, скорей всего, он заботится
только о собственном удобстве... он просто хочет, чтобы они нормально
работали... он подарил ей ожерелье, чтобы завоевать ее призна-
тельность... доказать ей, что за такого начальника надо держаться.
Нет, надеяться Энн не на что.
Какой смысл лелеять бессмысленные мечты и заниматься самообманом? Ра-
ботать с ним в одной упряжке, притворяясь, что он для нее не больше чем
хороший начальник, - это снова ложь, только с противоположным знаком. И
когда он в конце концов узнает правду, он будет ее только презирать. А
правда рано или поздно выйдет наружу.
Любовь не может замкнуться сама в себе. Этому Энн научила ее мать.
Любовь порождает многочисленные и разнообразные потребности и устремле-
ния, и подавить их все - это значит затоптать собственную личность. А
Шантенель высоко ценила свою личность.
И тут Энн вдруг как громом ударило: а что она, в сущности, делала все
эти годы после смерти матери? Старалась спрятать, подавить, затоптать в
себе те черты, которые она унаследовала от Шантенели. Да, Мэтт прав: она
создала вокруг своей жизни завесу лжи - даже в более широком смысле, чем
он предполагает.
Это открытие не выходило у Энн из головы всю дорогу до дома. И она
непрерывно думала о нем субботу и воскресенье.
Каждый раз, когда ее взгляд падал на фотографию матери, Энн вся
съеживалась от стыда. Шантенель никогда не лгала и не притворялась. Она
была честным, прямым человеком, и она всегда была верна себе, что бы о
ней ни думали. Она жила и умерла по своим собственным правилам, пренеб-
регая условностями. Это было смелое и свободное создание, для которого
жизнь - бесконечное приключение. И если перед ней закрывалась одна
дверь... что ж, оставались другие.
Шантенель часто поступала неразумно, но по крайней мере она сама при-
нимала решения и сама следовала им. И она не признавала полумер. Не ис-
кала проторенной дорожки... не оглядывалась по сторонам... не лгала и не
притворялась. И она никогда - ни за что на свете - не стала бы скрывать
родство со своей дочерью, как Энн скрывала родство со своей матерью пос-
ле ее смерти.
Любовь не следует прятать от людских глаз. Любовь - это дар. Ее нужно
протягивать на ладонях. Показывать, дарить, не думая о вознаграждении.
Неважно, примут или отвергнут твой дар. Дающий все равно станет богаче.
К утру понедельника Энн приняла решение. И сразу почувствовала себя
лучше, уверенней. Она обрела целеустремленность - то, чего ей не хватало
все эти годы. Она позвонила бывшему агенту Шантенели, который был рад ее
слышать, и назначила встречу с ним на среду. Она перебрала платья у себя
в шкафу, связала в узел все свои "конспиративные" наряды, включая три
серых костюма, и отнесла их в пункт сбора пожертвований для бедных. Всю
вторую половину дня и весь вторник Энн провела в магазинах, покупая себе
новый гардероб.
В среду Энн встала раньше обычного, вымыла голову и высоко взбила во-
лосы феном. Ее изящная золотистая головка сделала бы честь любой рекламе
шампуня.
Решив надеть броское платье, Энн наложила на лицо соответствующую
косметику и покрасила ногти лаком того же оттенка, что и губная помада,
надела подцвеченные контактные линзы, которые углубляли синь ее глаз.
Шелковистое платье обрисовывало женственные очертания ее фигуры. Ру-
кава - длиной в три четверти, вместо воротника - длинный франтовской
шарф, который закидывался через плечо. Артистическое сочетание ярко-го-
лубого и сочно-розового сразу отличало платье как изысканно-дорогую мо-
дель. Эффект усиливался подобранными в тон сумочкой и туфлями.
Прежде чем уйти из дома, Энн остановилась перед фотографией матери.
- Я тебя люблю, мамочка. И сегодня ты можешь мной гордиться. Я нако-
нец-то нашла себя и свое место в мире.
Мужчины оборачивались на нее на улице. Рабочие, чинившие проезжую
часть, как по команде бросили работу и повернулись в ее сторону. Всю до-
рогу до станции ее провожал восторженный свист молодых шалопаев. Энджел
Кармоди улыбалась, наслаждаясь производимым ею впечатлением. Толпа на
платформе расступилась перед ней. Когда подошел поезд, мужчины пропусти-
ли ее вперед.
- Кто это? - услышала она за спиной.
Глаза Энджел Кармоди смеялись. Уже много лет она каждое утро ездила
на этом поезде. Но сегодня... сегодня она была дочерью Шантенели, и не
стыдилась этого, и ее меньше всего интересовало, одобряют ее окружающие
или нет.
Так, провожаемая мужскими взглядами, она сошла с поезда на станции
Уинярд и прошла два квартала до здания конторы. Сотрудники фирмы, увидев
ее, застывали на месте. Когда Энджел Кармоди вышла из лифта на последнем
этаже, Сара Деннис затрясла головой, словно отгоняя наваждение.
- Энн? - изумленно проговорила она, вытаращив глаза на женщину, кото-
рую раньше видела только в серых костюмах.
- Привет, Сара. Мистер Филдинг пришел?
- Да. Только... - Сара опять потрясла головой, на этот раз озабочен-
но, - только... ты не боишься напороться на неприятности?
- Не беспокойся, Сара. Все будет в порядке, - уверенно заявила Энджел
Кармоди.
И хотя она открыла дверь в кабинет Мэтта с замирающим сердцем, ее ре-
шимости не убавилось.
Филдинг сидел за столом, углубившись в бумаги, и не поднял головы при
звуке открываемой двери. Именно таким она увидела его в первый раз. Но
как с тех пор все изменилось!.. Энн смотрела на него другими глазами - с
болью в сердце и затаенной радостью.
Энн тихо закрыла за собой дверь, прошла до середины кабинета и только
тогда поздоровалась:
- Доброе утро, Мэтт. - Она произнесла эти слова - одновременно при-
ветствие и прощание - голосом, исполненным любви.
Филдинг резко вскинул на нее глаза, сосредоточенное выражение уступи-
ло место удивлению и радости.
- Доброе ут...
И приветствие замерло у него на устах.
Он привстал, затем как-то поспешно сел опять, нахмурился и стал пере-
бирать бумаги, бросая на нее быстрые взгляды из-под насупленных бровей.
- Вы... сегодня... очень хорошо выглядите, - наконец проговорил он в
явной растерянности.
- Спасибо. Это и есть настоящая Энджел Кармоди, Мэтт. Без завесы лжи.
Вот так я люблю одеваться. И я больше не собираюсь подавлять свою лю-
бовь... к экзотическим нарядам, - с улыбкой заключила она.
Казалось, у Филдинга с души свалился камень. Он улыбнулся в ответ.
- Ну что ж, я не против - хотя с вами теперь будет небезопасно пройти
по улице. - Он прищурился. - Гмм, боюсь, что работа на ум не пойдет; ну,
ничего, привыкну. Думаю, что десяти минут с утра мне хватит, чтобы пе-
рестать на вас таращиться.
- Вам не придется ко мне привыкать, Мэтт, - сказала Энн. Она подошла
к столу, открыла сумочку и положила перед Филдингом жемчужное ожерелье и
заявление об уходе.
Секунду он смотрел на нее в недоумении, затем, осознав происходящее,
схватил ее за руку.
- Вы сказали, что останетесь, - сказал он, пристально глядя ей в гла-
за.
Она посмотрела на пальцы, обхватившие ее кисть. Обладать... гос-
подствовать... любой ценой настоять на своем. Нет, Энн знает, что это
ловушка, больше она в нее не попадется.
- Мне больно, Мэтт, - тихо сказала она.
Несколько секунд он продолжал сжимать ее руку, потом неохотно отпус-
тил.
- Извините! Но, пожалуйста, выслушайте меня.
- У вас ничего не выйдет, - предупредила его Энн.
- Нет, выйдет! - вскричал Филдинг и ударил кулаком по столу. Он под-
нялся во весь рост, бессознательно стремясь подавить ее своим физическим
превосходством. На секунду у него на лице промелькнула гримаса недо-
вольства собой, но затем он решительно бросился в наступление:
- Я спрашивал о вас Билла Леймана. Я знаю, что вы ушли оттуда потому,
что к вам приставал его зять. Я признаю свое безобразное поведение в
пятницу, но обещаю, что подобное не повторится. В этом плане здесь вам
ничто больше не угрожает. Здесь вам гораздо безопаснее, если... - Он
запнулся, затем махнул рукой и закончил: - Если вы собираетесь одеваться
так, как одеты сегодня. - Он отвел от нее глаза, вышел из-за стола и
прошел к окну. Затем опять повернулся к Энн и продолжал: - У вас нет ни-
каких оснований уходить отсюда. Я остался в "Мираже" в субботу, чтобы
поговорить с Пирсоном и его женой. Уверяю вас, я рассеял все их заблуж-
дения относительно наших с вами отношений. - Он злорадно ухмыльнулся. -
Больше того, я дал этой нахалке урок, который она не скоро забудет.
"Рассеял все их заблуждения" - эти слова только укрепили решимость
Энн. Ей даже стало жаль Аманду Пирсон, ставшую еще одной жертвой мужско-
го обаяния Мэтью Филдинга.
- Зачем же так, Мэтт? - проговорила она.
Он сверкнул глазами.
- Затем, что она черт знает что натворила! Но я положил всему этому
конец раз и навсегда. Я не отпущу вас. У вас нет причин уходить...
- Нет, есть, - твердо прервала его Энн. - Наберитесь терпения меня
выслушать, и я вам объясню, почему не могу здесь больше оставаться.
- Хорошо, объясните! - рявкнул Филдинг. Он стоял немного пригнувшись,
как бы готовясь отразить нападение.
- В пятницу вы бросили мне обвинение, которое заставило меня заду-
маться. Вы сказали, что я отгородилась завесой лжи.
- Теперь я понимаю, что вас заставило это сделать.
- Нет, до конца вы это понять не можете, - сказала Энн, жестом оста-
навливая его возражения. - Для этого надо знать мою мать. Долгие годы -
особенно после того, как она умерла, - моим руководящим принципом было
отрицание ее жизни. Сердцем я любила ее такой, какая она была. Но умом
осуждала, отталкивала ее. Это касалось и других. Вас тоже, Мэтт.
Филдинг ловил каждое ее слово. Энн глубоко вздохнула и продолжала:
- Воздвигая стену между собой и своей матерью, между собой и вами, я
