нарем. Разорил велосипед (колесо взял), желоб сделал из старого оцинко-
ванного ведра, стержень не приварил, а скрепил с осью болтами... Все бы-
ло сделано, как и задумалось.
Моня подвесил фонарь повыше, сел на чурбак рядом с колесом, заку-
рил... И без волнения толкнул колесо ногой. Почему-то охота было начать
вечное движение непременно ногой. И привалился спиной к стене. И стал
снисходительно смотреть, как крутится колесо. Колесо покрутилось - пок-
рутилось и стало. Моня потом его раскручивал уже руками... Подолгу - с
изумлением, враждебно - смотрел на сверкающий спицами светлый круг коле-
са. Оно останавливалось. Моня сообразил, что не хватает противовеса. На-
до же уравновесить желоб и груз! Уравновесил. Опять что есть силы раск-
ручивал колесо, опять сидел над ним и ждал. Колесо останавливалось. Моня
хотел изломать его, но раздумал... Посидел еще немного, встал и с пустой
душой медленно пошел куда-нибудь.
Пришел на речку, сел к воде, выбирал на ощупь возле себя камешки и
стрелял ими с ладони в темную воду. От реки не исходил покой, она чуть
шумела, плескалась в камнях, вздыхала в темноте у того берега... Всю
ночь чего-то беспокоилась, бормотала сама с собой - и текла, текла. На
середине, на быстрине, поблескивала ее текучая спина, а здесь, у берега,
она все шевелила какие-то камешки, шарилась в кустах, иногда сердито ши-
пела, а иногда вроде смеялась тихо - шепотом.
Моня не страдал. Ему даже понравилось, что вот один он здесь, все над
ним надсмеялись и дальше будут смеяться: хоть и бывают редкие глупости,
но вечный двигатель никто в селе еще не изобретал. Этого хватит месяца
на два - говорить. Пусть. Надо и посмеяться людям. Они много работают,
развлечений тут особых нет - пусть посмеются, ничего. Он в эту ночь даже
любил их за что-то, Моня, людей. Он думал о них спокойно, с сожалением,
даже подумал, что зря он так много спорит с ними. Что спорить? Надо
жить, нести свой крест молча... И себя тоже стало немного жаль.
Дождался Моня, что и заря занялась. Он вовсе отрешился от своей неу-
дачи. Умылся в реке, поднялся на взвоз и пошел береговой улицей. Просто
так опять, без цели. Спать не хотелось. Надо жениться на какой-нибудь,
думал Моня, нарожать детей - трех примерно и смотреть, как они развива-
ются. И обрести покой, ходить вот так вот - медленно, тяжело и смотреть
на все спокойно, снисходительно, чуть насмешливо. Моня очень любил спо-
койных мужиков.
Уже совсем развиднело. Моня не заметил, как пришел к дому инженера.
Не нарочно, конечно, пришел, а шел мимо и увидел в ограде инженера. Тот
опять возился со своим мотоциклом.
- Доброе утро! - сказал Моня, остановившись у изгороди. И смотрел на
инженера мирно и весело.
- Здорово! - откликнулся инженер.
- А ведь крутится! - сказал Моня.- Колесо-то.
Инженер отлип от своего мотоцикла... Некоторое время смотрел на Моню
- не то что не верил, скорее так: не верил и не понимал.
- Двигатель, что ли?
- Двигатель. Колесо-то... Крутится. Всю ночь крутилось... И сейчас
крутится. Мне надоело смотреть, я пошел малость пройтись.
Инженер теперь ничего не понимал. Вид у Мони усталый и честный. И
нисколько не пристыженный, а даже какой-то просветленный.
- Правда, что ли?
- Пойдем - поглядишь сам.
Инженер пошел из ограды к Моне.
- Ну, это... фокус какой-нибудь,- все же не верил он.- Подстроил там
чего-нибудь?
- Какой фокус! В сарае... на полу: крутится и крутится.
- От чего колесо-то?
- От велика.
Инженер приостановился:
- Ну, правильно: там хороший подшипник - оно и крутится.
- Да,- сказал Моня,- но не всю же ночь!
Они опять двинулись.
Инженер больше не спрашивал. Моня тоже молчал. Благостное настроение
все не оставляло его. Хорошее какое-то настроение, даже самому интерес-
но.
- И всю ночь крутится? - не удержался и еще раз спросил инженер перед
самым домом Мони. И посмотрел пристально на Моню. Моня преспокойно вы-
держал его взгляд и, вроде сам тоже изумляясь, сказал:
- Всю ночь! Часов с десяти вечера толкнул его, и вот... сколько уж
сейчас?
Инженер не посмотрел на часы, шел с Моней, крайне озадаченнный, хоть
старался не показать этого, щадя свое инженерное звание. Моне даже смеш-
но стало, глядя на него, но он тоже не показал, что смешно.
- Приготовились! - сказал он, остановившись перед дверью сарая. Пос-
мотрел на инженера и пнул дверь... И посторонился, чтобы тот прошел
внутрь и увидел колесо. И сам тоже вошел в сарай - крайне интересно ста-
ло: как инженер обнаружит, что колесо не крутится.
- Ну-у,- сказал инженер.- Я думал, ты хоть фокус какой-нибудь тут
придумал.
Не смешно, парень.
- Ну, извини,- сказал Моня, довольный.- Пойдем - у меня дома
коньячишко есть... сохранился: выпьем по рюмахе?
Инженер с интересом посмотрел на Моню. Усмехнулся:
- Пойдем.
Пошли в дом. Осторожно, стараясь не шуметь, прошли через прихожую
комнату...
Прошли уже было, но бабка услышала.
- Мотька, где был-то всю ночь? - спросила она.
- Спи, спи,- сказал Моня.- Все в порядке.
Они вошли в горницу.
- Садись, - пригласил Моня. - Я сейчас организую...
- Да ты... ничего не надо организовывать! - сказал инженер шепо-
том.Брось. Чего с утра организовывать?
- Ну ладно,- согласился Моня.- Я хотел хоть пирожок какой-нибудь...
Ну, ладно.
Когда выпили по рюмахе и закурили, инженер опять с интересом поглядел
на Моню, сощурил в усмешке умные глаза.
- Все же не поверил на слово? Сделал... Всю ночь, наверно, трудился?
А Моня сидел теперь задумчивый и спокойный - как если бы у него уже было
трое детей и он смотрел, как они развиваются.
- Весь день вчера угробил... Дело не в этом,- заговорил Моня, и заго-
ворил без мелкого сожаления и горя, а с глубоким, искренним любо-
пытством,- дело в том, что я все же не понимаю: почему оно не крутится?
Оно же должно крутиться.
- Не должно,- сказал инженер.- В этом все дело.
Они посмотрели друг на друга... Инженер улыбнулся, и ясно стало, что
вовсе он не злой человек - улыбка у него простецкая, доверчивая. Просто,
наверно, на него, по его молодости и совестливости, навалили столько дел
в совхозе, что он позабыл и улыбаться, и говорить приветливо - не до
этого стало.
- Учиться надо, дружок,- посоветовал инженер,- тогда все будет понят-
но.
- Да при чем тут - учиться, учиться, - недовольно сказал Моня. - Вот
нашли одну тему: учиться, учиться... А ученых дураков не бывает?
Инженер засмеялся... и встал.
- Бывают! Но все же неученых их больше. Я не к этому случаю говорю...
вообще. Будь здоров!
- Давай еще по рюмахе?
- Нет. И тебе не советую.
Инженер вышел из горницы и постарался опять пройти по прихожей нес-
лышно, но бабка уже не спала, смотрела на него с печки.
- Шагай вольнее,- сказала она,- все равно не сплю.
- Здравствуй, бабушка! - поприветствовал ее инженер.
- Здорово, милок. Чего вы-то не спите? Гляди-ка, молодые, а как ста-
рики... Вам спать да спать надо.
- А в старости-то что будем делать? - сказал инженер весело.
- В старости тоже не поспишь.
- Ну, значит, потом когда-нибудь... Где-нибудь.
- Рази что там...
Моня сидел в горнице, смотрел в окно. Верхняя часть окна уже занялась
красным - всходило солнце. Село пробудилось; хлопали ворота, мычали ко-
ровы, собираясь в табун. Переговаривались люди, уже где-то и покрикивали
друг на друга... Все как положено. Слава богу, хоть тут-то все ясно, ду-
мал Моня. Солнце всходит и заходит, всходит и заходит-недосягаемое, не-
истощимое, вечное. А тут себе шуруют: кричат, спешат, трудятся, поливают
капусту... Радости подсчитывают, удачи. Хэх!.. люди, милые люди...
Здравствуйте!
Василий Шукшин. Вянет, пропадает
Идет! - крикнул Славка. - Гусь-Хрустальный идет!
- Чего орешь-то? - сердито сказала мать.- Не можешь никак поти-
ше-то?.. Отойди оттудова, не торчи.
Славка отошел от окна.
- Играть, что ли? - спросил он,
- Играй. Какую-нибудь... поновей.
- Какую? Может, марш?
- Вот какую-то недавно учил!..
- Я сене одолел еще. Давай "Вянет, пропадает"?
- Играй. Она грустная?
- Помоги-ка снять. Не особенно грустная, но за душу возьмет.
Мать сняла со шкафа тяжелый баян, поставила Славке на колени. Славка
заиграл: "Вянет, пропадает".
Вошел дядя Володя, большой, носатый, отряхнул о колено фуражку и тог-
да только сказал:
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, Владимир Николаич,- приветливо откликнулась мать.
Славка перестал было играть, чтоб поздороваться, но вспомнил материн
наказ - играть без передыху, кивнул дяде Володе и продолжал играть.
- Дождь, Владимир Николаич?
- Сеет. Пора уж ему и сеять.- Дядя Володя говорил как-то очень акку-
ратно, обстоятельно, точно кубики складывал. Положит кубик, посмотрит,
подумает - переставит. - Пора... Сегодня у нас... што? Двадцать седьмое?
Через три дня октябрь месяц. Пойдет четвертый квартал.
- Да,- вздохнула мать.
Славку удивляло, что мать, обычно такая крикливая, острая на язык, с
дядей Володей во всем тихо соглашалась. Вообще становилась какая-то сама
не своя: краснела, суетилась, все хотела, например, чтоб дядя Володя вы-
пил "последнюю" рюмку перцовки, а дядя Володя говорил, что "последнюю-то
как раз и не надо пить - она-то и губит людей".
- Все играешь, Славка? - спросил дядя Володя.
- Играет - встряла мать.- Приходит из школы и начинает - надоело
уж... В ушах звенит.
Это была несусветная ложь, Славка изумлялся про себя.
- Хорошее дело,- сказал дядя Володя.- В жизни пригодится. Вот пойдешь
в армию: все будут строевой шаг отрабатывать, а ты в красном уголке на
баяне тренироваться. Очень хорошее дело. Не всем только дается...
- Я говорила с ихним учителем-то: шибко, говорит, способный.
Когда говорила?! О боже милостивый!.. Что с ней?
- Талант, говорит.
- Надо, надо. Молодец, Славка.
- Садитесь, Владимир Николаич,
Дядя Володя ополоснул руки, тщательно вытер их полотенцем, сел к сто-
лу.
- С талантом люди крепко живут.
- Дал бы уж, господи...
- И учиться, конечно, надо - само собой.
- Вот учиться-то...- Мать строго посмотрела на Славку.- Лень-матушка!
Вперед нас, видно, родилась. Чего уж только не делаю: сама иной раз с им
сяду; "Учи! Тебе надото, не мне". Ну!.. В одно ухо влетело, в другое вы-
летело. Был бы мужчина в доме... Нас-то много они слушают!
- Отец-то не заходит, Славка?
- А чего ему тут делать? - отвечала мать.- Алименты свои плотит - и
довольный. А тут рости, как знаешь...
- Алименты - это удовольствие ниже среднего,- заметил дядя Воло-
дя.Двадцать пять?
- Двадцать пять. А зарабатывает-то не шибко... И те пропивает.
- Стараться надо, Славка. Матери одной трудно.
- Понимал бы он...
- Ты пришел из школы; сразу - раз - за уроки. Уроки приготовил - по-
играл на баяне. На баяне поиграл - пошел погулял. Мать вздохнула.
Славка играл "Вянет, пропадает".
Дядя Володя выпил перцовки.
- Стремиться надо, Славка,
- Уж и то говорю ему: "Стремись, Славка..."
- Говорить мало,- заметил дядя Володя и налил еще рюмочку перцовки.
- Как же воспитывать-то?
Дядя Володя опрокинул рюмочку в большой рот,
- Ху-у... Все: пропустили по поводу воскресенья, и будет. - Дядя Во-
лодя закурил. - Я ведь пил, крепко пил...
- Вы уж рассказывали. Счастливый человек - бросили... Взяли себя в
руки.
- Бывало, утром: на работу идти, а от тебя, как от циклона, на версту
разит. Зайдешь, бывало, в парикмахерскую - не бриться, ничего,- откроешь
рот: он побрызгает, тогда уж идешь. Мучился, Хочешь на счетах три поло-
жить, кладешь - пять.
- Гляди-ко!
- В голове - дымовая завеса,- обстоятельно рассказывал дядя Володя.-
А у меня еще стол наспроть окна стоял, в одиннадцать часов солнце начи-
нает в лицо бить - пот градом!.. И мысли комичные возникают: в ведомос-
