лась. Спокойный, решительный, Спирька прошел в горницу.
- Букетик,- предложил он, И подал женщине кроваво-красный пылающий
букетик жарков.
- Ах!.. - обрадовалась женщина, - Ах, какие они! Как они называются?
Я таких никогда не видела...
- Жарки. - В груди у Спирьки весело зазвенело. Так бывало, когда
предстояло драться или обнимать желанную женщину, Он не скрывал любви,-
Я вам теперь часто буду такие привозить.
- Да нет, зачем же?.. Это ведь труд лишний...
- Ох,- скокетничал Спирька,- труд! Мимо езжу, их там хоть литовкой
коси...- Спирька подумал, что хорошо все-таки, что он красивый. Другого
давно бы уж поперли, и все. Он улыбался, ему было легко.
Женщина тоже засмеялась и смутилась, Спирька наслаждался: как в зной-
ный-знойный день пил из ключа студеную воду, погрузив в нее все лицо.
Пил и пил - и по телу огоньком разливался томительный жар. Он взял жен-
щину за руку... Как во сне! - только бы не просыпаться.
Женщина хотела отнять руку... Спирька не выпустил.
- Зачем вы?.. Не нужно.
- Почему не нужно? - Все, что умел Спирька, все, что безотказно всег-
да действовало на других женщин, все хотел бы он обрушить сейчас на это
дорогое, слабое существо. Он молил в душе; "Господи, помоги! Пусть она
не брыкается!" Он повлек к себе женщину... Он видел, как расширились ее
близкие удивленные глаза. Теперь - чтоб не дрогнула, не ослабла рука...
"Господи, мне больше пока ничего не надо - поцелую, и все". И поцело-
вал. И погладил белое нежное горлышко... И еще поцелова мягкие податли-
вые губы. И тут вошел муж... Спирька не слышал, как он вошел. Увидел,
как вскинулась голова женщины и испуг плеснулся в ее глазах... Спирька
услышал за спиной насмешливый голос:
- Те же. И муж.
Спирька отпустил женщину. Не было ни стыдно, ни страшно. Жалко было.
Такая досада взяла на этого опрятного, подтянутого, уверенного челове-
ка... Хозяин пришел. И все у них есть, у дьяволов, везде они - желанные
люди. Он смотрел на мужа.
- Лихой парень! Ну как, "удалось что-нибудь? - Сергей Юрьевич хотел
улыбнуться, но улыбки не вышло, только нехорошо сузились глаза и толстые
губы обижен но подрожали. Он посмотрел на жену, - Что молчите? Что поб-
леднела?! - Крик - злой, резкий - как бичом стегнул женщину.- Шлюха!..
Успела? - Муж шагнул к ней.
Спирька загородил ему дорогу. Вблизи увидел, как полыхают темные гла-
за его обидой и гневом... И еще уловил Спирька тонкий одеколонистый хо-
лодок, исходиший от гладко выбритых щек Сергея Юрьевича.
- Спокойно,- сказал Спирька.
В следующее мгновение сильная короткая рука влекла Спирьку из горни-
цы.
- Ну-ка, красавец, пойдем!..
Спирька ничего не мог сделать с рукой: ее как приварили к загривку, и
крепост руки была какая-то нечеловеческая, точно шатуном толкали сзади.
Так проволокли Спирьку через комнату стариков; старики во все глаза
смотрел на квартиранта и на Спирьку.
- Кота пакостливого поймал, - пояснил квартирант.
Ужас, что творилось в душе Спирьки!.. Стыд, боль, злоба - все там пе-
ремешалос: душило.
- Пидор, гад, - хрипел Спирька, - что ты делаешь?..
Вышли на крыльцо... Шатун сработал, Спирька полетел вниз с высокого
крыльп и растянулся на сырой соломенной подстилке, о которую вытирают
ноги.
"Убью",- мелькнуло в Спирькиной голове.
Сергей Юрьевич спускался к нему...
- Вставай.
Спирька вскочил до того, как ему велели... И тотчас опять полетел на
землю. И с ужасом и с брезгливостью понял: "Он же бьет меня!" И опять
вскочил и хотел скользнуть под чудовищный шатун - к горлу физкультурни-
ка. Но второй шатун коротко двинул его в челюсть снизу. Спирьку бросило
назад; он почувствовал медь во рту. Опять бросился на учителя... Он умел
драться, но ярость, боль, позор, сознания своей беспомощности перед ша-
тунами - это лишило его былой ловкости, спокойствия. Слепая ярость бро-
сала и бросала его вперед, и шатуны работали. Кажется, он ни разу так и
не достал учителя. От последнего удара он не встал. Учитель склонило над
ним.
- Я тебя уработаю,- неразборчиво, слабо, серьезно сказал Спирька.
- Будем считать, что это урок вежливости. Лагерные штучки надо бро-
сать.Учитель говорил не зло, тоже серьезно.
- Я убью тебя,- повторил Спирька, Во рту была какая-то болезненная
мешанина, точно он изгрыз флакон с одеколоном - все там изрезал и об-
жег.Убью, знай.
- За что? - спокойно спросил учитель. - За что ты меня убьешь?.. Под-
лец.
Учитель ушел в дом, захлопнув за собой дверь, и задвинул железную ще-
колду
Спирька попробовал встать, не мог. Голова гудела, но думалось ясно.
Он знал, как с крыши прокудинского дома - через лаз - можно спуститься в
кладовку. Кладовка не запиралась: шпагатная веревочка накидывалась пе-
телькой на гвоздик, и все,- чтоб дверь сама не открывалась. Дверь в избу
стариков тоже никогда не запирается на ночь. В горнице запора и вовсе
нет. Он потому так хорошо все знал в доме Прокудиных, что сын их, Мишка,
был смолоду товарищ Спирьки и Спирька часто бывал и даже ночевал у них.
Теперь Мишки не было, но все, конечно, осталось у стариков, как раньше.
С трудом наконец Спирька поднялся, подержался за стену дома... Пошел
к реке. Силы возвращались.
Он умыл разбитое лицо, оглядел со спичками костюм, рубашку... Не на-
до, чтобы мать увидела кровь и заподозрила неладное, когда он станет
брать ружье. Ружье можно взять под любым предлогом: ехать с семенным
зерном в глубинку, а утром посидеть там у озера.
Мать спала уже.
- Ты, Спирька? - спросила она сонным голосом с печки.
- Я. Спи. Мне ехать надо.
- Достань в печке-картошка жареная, в сенцах молоко... Поешь на доро-
гу-то.
- Ладно, я с собой возьму,- Спирька, не зажигая огня, тихо снял со
стены ружье, повозился для близира в сенях... Зашел в избу (ружье в се-
нях оставил). Стал на припечек, нашел впотьмах голову матери, погладил
по жидким теплым волосам. Он, бывало, выпивши ласкал мать; она не встре-
вожилась.
- Выпимши... Как поедешь-то? - Мать с годами больше и больше любила
Спирьку, жалела, стыдилась, что он никак не заведет семью - все не как у
добрых людей! - ждала, может, какая-нибудь самостоятельная вдова или
разведенка прибьется к ихнему дому.
- Ничего, поеду.
- Ну, Христос с тобой.- Мать во тьме перекрестила его.- Потише хоть
ехай-то, а то гоните как чумные.
- Все будет хорошо.- Спирька бодрился, а хотелось скорей уйти и
как-нибудь забыть про мать: вот кого больно оставлять в этой жизни -
мать.
Он шел темной улицей, крепко сжимал в руке тулку. Все хотелось отвя-
заться от мысли о матери. Не выживет она. Как поведут его, связанного,
как увидит... Спирька прибавил шагу. "Господи, дай ей силы перенести",-
молил. Он чуть не бежал. А под конец и побежал. И волновался, как вроде
не убивать бежал, а - в постель к Ирине Ивановне, в тепло и согласие.
Она вставала в глазах, Ирина Ивановна, но как-то сразу и уходила. Губы
ее, мягкие, полураскрытые, помнились, но насладишься воспоминанием мешал
вкус крови во рту и... одеколонистый холодок с гладких щек Сергея
Юрьевича. Холодок этот запашистый почему-то вспоминался сейчас. Спирька
бежал и подпевал негромко для бодрости:
Неужели конь вороный
Перекусит удила?
Неужели моя милая...
Дом весь темный, "Так, так, так,- мысленно, скоро говорил сам с собой
Спирька. - Берем лестницу... Ставим ее, в душеньку ее... Спокойно". Он
благополучно проник в кладовку, прислушался - тихо. Только сердце нако-
лачивает в ребра. "Спокойно, Спиря!" Шпагатинка тоже почти бесшумно лоп-
нула, только гвоздик, спружинив, тоненько тенькнул. Спирька, выставив
вперед свободную руку, неслышно прошел сеням, легкими касаниями по стене
нашарил дверь. "Так, так..." Склонился, подцеп пальцами низ двери,
сколько мог, приподнял ее и дернул на себя. Дверь открыла с тихим прият-
ным вздохом; п-ах. И дальше отошла беззвучно. Пахнуло старушечы жильем,
отсыревшим полушубком, теплой печкой, тестом... Вот тут его давеча волок
за шкирку. Пронеси, господи,- чтоб старики не проснулись, Страшно стало:
что-нибудь сейчас помешает. "Ах, как он меня бил! Как бил!.. Умеет".
Спирька сам удивлялся своей легкости, ловкости. Сам себя не слышал.
Нащупал дверь горницы, тоже приподнял ее снизу... Дверь скрипнула.
Спирька быстро, берждал, прикрыл ее за собой... Он был в горнице! Во
тьме горницы, слабо разбавленной свет уличной лампочки, скрипнула кро-
вать. Спирька нашел на стене выключатель, щелкнул. На него, сидя в кро-
вати, смотрел Сергей Юрьевич. Приподнялась Ирина Ивановна. Сперва уста-
вилась на мужа, потом, от его взгляда,- на Спирьку с ружьем. Безмолвно
открыла рот... Спирька понял, что Сергей Юрьевич не спал - очень уж по-
нимающе неподвижно смотрел он своими темными глазами.
- Я предупреждал: я тебя уработаю, - сказал Спирька. Хотел оттянуть
курок двустволки, но они были уже взведены. (Когда же взвел?) - Помнишь?
Я тебе говорил.
Спирьку не взволновало, что Ирина Ивановна сидит в нижней рубашке,
что одна ленточка съехала с плеча и грудка, матово-белая, крепенькая, не
кормившая дите вся видна до соска.
Супруги молчали, Смотрели на Спирьку.
- Вылазь из кровати,- велел Спирька.
- Спиридон... тебе же будет расстрел, неужели...
- Я знаю. Вылазь.
- Спиридон! Неужели...
- Вылазь!
Сергей Юрьевич спрыгнул с кровати - в трусах, в майке.
Спирька вскинул ружье.
Сергей Юрьевич мертвенно побледнел...
И тут вдруг закричала Ирина Ивановна, да так ужасно, так громко, не-
истово, требовательно, так не похоже на себя - такую маленькую, ум-
ненькую, с теплыми мягкими губами - как-то уж совсем нечеловечески
горько, отчаянно. И свалилась с кровати, и поползла, протягивая руки...
- Не надо! О-о-о-й! Не надо! О-о-й!.. - И хотела схватить за ружье
-на коленях - хотела...
Тут Сергей Юрьевич прыгнул на Спирьку, широко расставив руки, И полу-
чил удар прикладом в грудь, и свалился.
- Родно-ой!.. Не надо! - выла маленькая женщина. Похоже, что она за-
была имя Спирьки.- О-о-й!..
В избе, за дверью, всполошились старики, тоже заорали.
- Не надо!! - кричала женщина, и мотала головой, и все хотела обнять
его ног и ползала без трусов - рубашка сбилась ей на спину, она не заме-
чала того - в хотела поймать ноги Спирьки.
Спирька растерялся, отпинывал женщину... И как-то ясно вдруг понял:
если сейчас выстрелит, то выстрел этот потом ни замолить, ни залить ви-
ном нельзя будет. Если бы она хоть не так выла!.. Сколько, однако, силы
в ней!
- Мать вашу!..- заругался Спирька.
Вышел из горницы и пошагал прочь от темного дома. Он как-то сразу
вдруг очень устал. Вспомнилась мать, и он побежал, чтоб убежать от этой
мысли - о матери. От всяких мыслей, Вспомнилась еще Ирина Ивановна, го-
ленькая, и жалость и любовь к ней обожгли сердце. И легко на минуту ста-
ло - что не натворил беды. Господи, как ревела!.. А как бы она потом
убивалась над покойным мужем! И опять - мать... Вот кто взвоет-то!
Спирька побежал скорее. Прибежал на кладбище, сел на землю. Темно было,
Он приладил стволы к сердцу... Дотянулся до курков, Подумал: "Ну!..
Все?!" Пальцы нащупали две холодные тоненькие скобочки...
"Счас толканет",- опять подумал. И вдруг ясно увидел, как лежит он, с
развороченной грудью, раскинув руки, глядя пустыми глазами в ясное ут-
реннее небо... Взойдет солнце, и над ним, холодным, зажужжат синие мухи,
толстые, жадные. Потом сбегутся всей деревней - смотреть. Кто-нибудь
скажет: "Надо прикрыть, что ли". Как... Тьфу! Спирька содрогнулся. Сел.
"Погоди-ка, милок, погоди. Стой, фраер, не суетись! Я тебя спрашиваю: в
чем дело? Господи! - отметелили. Тебя что, никогда не били? В чем же де-
ло?!"
- В чем дело? - спросил вслух Спирька.- А? - Брезгливо, с опаской
