костюм, который купил - и раз и навсегда. Но даже костюм и то надо иног-
да чистить. А кандидатство, если уж мы договорились, что это не костюм,
тем более надо... поддерживать. - Глеб говорил негромко, но напористо и
без передышки - его несло. На кандидата было неловко смотреть: он явно
растерялся, смотрел то на жену, то на Глеба, то на мужиков... Мужики
старались не смотреть на него.- Нас, конечно, можно тут удивить: подка-
тить к дому на такси, вытащить из багажника пять чемоданов... Но вы за-
бываете, что поток информации сейчас распространяется везде равномерно.
Я хочу сказать, что здесь можно удивить наоборот. Так тоже бывает. Можно
понадеяться, что тут кандидатов в глаза не видели, а их тут видели -
кандидатов, и профессоров, и полковников. И сохранили о них приятные
воспоминания, потому что это, как правило, люди очень простые. Так что
мой вам совет, товарищ кандидат: почаще спускайтесь на землю. Ей-богу, в
этом есть разумное начало. Да и не так рискованно: падать будет не так
больно.
- Это называется - "покатил бочку", - сказал кандидат, - Ты что, с
цепи сорвался? В чем, собственно...
- Не знаю, не знаю,- торопливо перебил его Глеб,- не знаю, как это
называется - я в заключении не был и с цепи не срывался. Зачем? Тут,ог-
лядел Глеб мужиков,- тоже никто не сидел - не поймут, А вот и жена ваша
сделала удивленные глаза... А там дочка услышит. Услышит и "покатит боч-
ку" в Москве на кого-нибудь. Так что этот жаргон может... плохо кон-
читься, товарищ кандидат. Не все средства хороши, уверяю вас, не все. Вы
же, когда сдавали кандидатский минимум, вы же не "катили бочку" на про-
фессора. Верно? - Глеб встал.- И "одеяло на себя не тянули". И "по фене
не ботали". Потому что профессоров надо уважать-от них судьба зависит, а
от нас судьба не зависит, с нами можно "по фене ботать". Так? Напрасно.
Мы тут тоже немножко... "микитим". И газеты тоже читаем, и книги, случа-
ется, почитываем... И телевизор даже смотрим. И, можете себе предста-
вить, не приходим в бурный восторг ни от КВН, ни от "Кабачка "13
стульев". Спросите, почему? Потому что там - та же самонадеянность. Ни-
чего, мол, все съедят. И едят, конечно, ничего не сделаешь. Только не
надо делать вид, что все там гении. Кое-кто понимает... Скромней надо.
- Типичный демагог-кляузник,- сказал кандидат, обращаясь к жене.-
Весь набор тут...
- Не попали. За всю свою жизнь ни одной анонимки или кляузы ни на ко-
го не написал.- Глеб посмотрел на мужиков: мужики знали, что это прав-
да.- Не то, товарищ кандидат. Хотите, объясню, в чем моя особенность?
- Хочу, объясните.
- Люблю по носу щелкнуть - не задирайся выше ватерлинии! Скромней,
дорогие товарищи...
- Да в чем же вы увидели нашу нескромность? - не вытерпела Валя.- В
чем она выразилась-то?
- А вот когда одни останетесь, подумайте хорошенько. Подумайте - и
поймете.- Глеб даже как-то с сожалением посмотрел на кандидатов.- Можно
ведь сто раз повторить слово "мед", но от этого во рту не станет сладко.
Для этого не надо кандидатский минимум сдавать, чтобы понять это. Верно?
Можно сотни раз писать во всех статьях слово "народ", но знаний от этого
не прибавится. Так что когда уж выезжаете в этот самый народ, то будьте
немного собранней. Подготовленной, что ли. А то легко можно в дураках
очутиться. До свиданья. Приятно провести отпуск... среди народа.-Глеб
усмехнулся и не торопясь вышел из избы. Он всегда один уходил от знатных
людей.
Он не слышал, как потом мужики, расходясь от кандидатов, говорили:
- Оттянул он его!.. Дошлый, собака. Откуда он про Луну-то так знает?
- Срезал.
- Откуда что берется!
И мужики изумленно качали головами.
- Дошлый, собака, Причесал бедного Константина Иваныча... А?
- Как миленького причесал! А эта-то, Валя-то, даже рта не открыла,
- А что тут скажешь? Тут ничего не скажешь. Он, Костя-то, хотел, ко-
нечно, сказать... А тот ему на одно слово - пять.
- Чего тут... Дошлый, собака!
В голосе мужиков слышалась даже как бы жалость к кандидатам, со-
чувствие. Глеб же Капустин по-прежнему неизменно удивлял. Изумлял, Вос-
хищал даже. Хоть любви, положим, тут не было. Нет, любви не было. Глеб
жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил еще.
Завтра Глеб Капустин, придя на работу, между прочим (играть будет),
спросит мужиков:
- Ну, как там кандидат-то?
И усмехнется.
- Срезал ты его,- скажут Глебу.
- Ничего,- великодушно заметит Глеб.- Это полезно. Пусть подумает на
досуге. А то слишком много берут на себя...
Василий Шукшин. Солнце, старик и девушка
Дни горели белым огнем. Земля была горячая, деревья тоже были горя-
чие.
Сухая трава шуршала под ногами. Только вечерами наступала прохлада. И
тогда на берег стремительной реки Катуни выходил древний старик, садился
всегда на одно место - у коряги - и смотрел на солнце. Солнце садилось
за горы. Вечером оно было огромное, красное. Старик сидел неподвижно.
Руки лежали на коленях - коричневые, сухие, в ужасных морщинах. Лицо то-
же морщинистое, глаза влажные, тусклые. Шея тонкая, голова маленькая,
седая. Под синей ситцевой рубахой торчат острые лопатки.
Однажды старик, когда он сидел так, услышал сзади себя голос:
- Здравствуйте, дедушка!
Старик кивнул головой.
С ним рядом села девушка с плоским чемоданчиком в руках.
- Отдыхаете?
Старик опять кивнул головой. Сказал;
- Отдыхаю.
На девушку не посмотрел.
- Можно, я вас буду писать? - спросила девушка.
- Как это? - не понял старик.
- Рисовать вас.
Старик некоторое время молчал, смотрел на солнце, моргал красноватыми
веками без ресниц.
- Я ж некрасивый теперь,- сказал он.
- Почему? - Девушка несколько растерялась.- Нет, вы красивый, дедуш-
ка.
- Вдобавок хворый.
Девушка долго смотрела на старика. Потом погладила мягкой ладошкой
его сухую, коричневую руку и сказала:
- Вы очень красивый, дедушка. Правда.
Старик слабо усмехнулся:
- Рисуй, раз такое дело.
Девушка раскрыла свой чемодан.
Старик покашлял в ладонь:
- Городская, наверно? - спросил он.
- Городская.
- Платют, видно, за это?
- Когда как, вообще-то, Хорошо сделаю, заплатят.
- Надо стараться.
- Я стараюсь.
Замолчали.
Старик все смотрел на солнце.
Девушка рисовала, всматриваясь в лицо старика сбоку.
- Вы здешний, дедушка?
- Здешный.
- И родились здесь?
- Здесь, здесь.
- Вам сколько сейчас?
- Годков-то? Восемьдесят.
- Ого!
- Много,- согласился старик и опять слабо усмехнулся.- А тебе?
- Двадцать пять.
Опять помолчали.
- Солнце-то какое! - негромко воскликнул старик.
- Какое? - не поняла девушка.
- Большое.
- А-а... Да. Вообще красиво здесь.
- А вода вона, вишь, какая... У того берега-то...
- Да, да.
- Ровно крови подбавили.
- Да.- Девушка посмотрела на тот берег.- Да.
Солнце коснулось вершин Алтая и стало медленно погружаться в далекий
синий мир. И чем глубже оно уходило, тем отчетливее рисовались горы. Они
как будто придвинулись. А в долине - между рекой и горами - тихо угасал
красноватый сумрак. И надвигалась от гор задумчивая мягкая тень. Потом
солнце совсем скрылось за острым хребтом Бубурхана, и тотчас оттуда вы-
летел в зеленоватое небо стремительный веер ярко-рыжих лучей. Он держал-
ся недолго - тоже тихо угас. А в небе в той стороне пошла полыхать заря.
- Ушло солнышко,- вздохнул старик.
Девушка сложила листы в ящик.
Некоторое время сидели просто так - слушали, как лопочут у берега ма-
ленькие торопливые волны.
В долине большими клочьями пополз туман.
В лесочке, неподалеку, робко вскрикнула какая-то ночная птица. Ей
громко откликнулись с берега, с той стороны.
- Хорошо,- сказал негромко старик.
А девушка думала о том, как она вернется скоро в далекий милый город,
привезет много рисунков. Будет портрет и этого старика. А ее друг, та-
лантливый, настоящий художник, непременно будет сердиться: "Опять морщи-
ны!.. А для чего? Всем известно, что в Сибири суровый климат и люди там
много работают. А что дальше? Что?.."
Девушка знала, что она не бог весть как даровита. Но ведь думает она
о том, какую трудную жизнь прожил этот старик. Вон у него какие руки...
Опять морщины! "Надо работать, работать, работать..."
- Вы завтра придете сюда, дедушка? - спросила она старика.
- Приду,- откликнулся тот.
Девушка поднялась и пошла в деревню.
Старик посидел еще немного и тоже пошел.
Он пришел домой, сел в своем уголочке, возле печки, и тихо сидел -
ждал, когда придет с работы сын и сядут ужинать.
Сын приходил всегда усталый, всем недовольный. Невестка тоже всегда
чем-то была недовольна. Внуки выросли и уехали в город. Без них в доме
было тоскливо. Садились ужинать.
Старику крошили в молоко хлеб, он хлебал, сидя с краешку стола. Осто-
рожно звякал ложкой о тарелку - старался не шуметь. Молчали.
Потом укладывались спать.
Старик лез на печку, а сын с невесткой уходили в горницу. Молчали. А
о чем говорить? Все слова давно сказаны,
На другой вечер старик и девушка опять сидели на берегу, у коряги.
Девушка торопливо рисовала, а старик смотрел на солнце и рассказывал:
- Жили мы всегда справно, грех жаловаться. Я плотничал, работы всегда
хватало. И сыны у меня все плотники. Побило их на войне много - четырех.
Два осталось. Ну вот с одним-то я теперь и живу, со Степаном. А Ванька в
городе живет, в Бийске. Прорабом на новостройке. Пишет; ничего, справно
живут. Приезжали сюда, гостили. Внуков у меня много, Любют меня. По го-
родам все теперь...
Девушка рисовала руки старика, торопилась, нервничала, часто стирала.
- Трудно было жить? - невпопад спрашивала она.
- Чего ж трудно? - удивлялся старик.- Я ж тебе рассказываю: хорошо
жили.
- Сыновей жалко?
- А как же? - опять удивлялся старик.- Четырех таких положить - шутка
нешто?
Девушка не понимала: то ли ей жаль старика, то ли она больше удивлена
его странным спокойствием и умиротворенностью.
А солнце опять садилось за горы. Опять тихо горела заря.
- Ненастье завтра будет,- сказал старик.
Девушка посмотрела на ясное небо:
- Почему?
- Ломает меня всего.
- А небо совсем чистое.
Старик промолчал.
- Вы придете завтра, дедушка?
- Не знаю,- не сразу откликнулся старик.- Ломает чего-то всего,
- Дедушка, как у вас называется вот такой камень? - Девушка вынула из
кармана жакета белый, с золотистым отливом камешек.
- Какой? - спросил старик, продолжая смотреть на горы.
Девушка протянула ему камень. Старик, не поворачиваясь, подставил ла-
донь.
- Такой? - спросил он, мельком глянув на камешек, и повертел его в
сухих, скрюченных пальцах.- Кремешок это. Это в войну, когда серянок не
было, огонь из него добывали.
Девушку поразила странная догадка: ей показалось, что старик слепой.
Она не нашлась сразу, о чем говорить, молчала, смотрела сбоку на стари-
ка. А он смотрел туда, где село солнце. Спокойно, задумчиво смотрел.
- На... камешек-то,-сказал он и протянул девушке камень. - Они еще не
такие бывают. Бывают: весь белый, аж просвечивает, а снутри какие-то
пятнушки. А бывают: яичко и яичко - не отличишь. Бывают: на сорочье яич-
ко похож - с крапинками по бокам, а бывают, как у скворцов,- синенькие,
тоже с рябинкой с такой.
Девушка все смотрела на старика. Не решалась спросить: правда ли, что
он слепой.
- Вы где живете, дедушка?
- А тут не шибко далеко. Это Ивана Колокольникова дом,- старик пока-
зал дом на берегу,- дальше - Бедаревы, потом - Волокитины, потом - Зи-
новьевы, а там уж, в переулочке,- наш. Заходи, если чего надо. Внуки-то
были, дак у нас шибко весело было.
- Спасибо.
- Я пошел. Ломает меня.
Старик поднялся и пошел тропинкой в гору.
Девушка смотрела вслед ему до тех пор, пока он не свернул в переулок.
