б тогда совсем заспался. Ну, хватит, поехали.
- Завтракать будешь? - спросила жена.
Иван отказался - не хотелось.
- С похмелья? - полюбопытствовал Наум,
- Так точно, ваше благородие!
- Да-а... Вот так. А ты говоришь - водопровод... Ну, поехали.
День был солнечный, ясный. Снег ослепительно блестел. В лесу тишина и
нездешний покой.
Ехать надо было далеко, верст двадцать: ближе рубить не разрешалось,
Наум ехал впереди и все возмущался:
- Черт те чего!.. Из лесу в лес - за дровами.
Иван дремал в санях. Мерная езда убаюкивала.
Выехали на просеку, спустились в открытую логовину, стали подыматься
в гору. Там, на горе, снова синей стеной вставал лес.
Почти выехали в гору... И тут увидели, недалеко от дороги,- пять
штук. Вышли из леса, стоят, ждут. Волки.
Наум остановил коня, негромко, нараспев заматерился:
- Твою в душеньку ма-ать... Голубочки сизые. Выставились.
Конь Ивана, молодой, трусливый, попятился, заступил оглоблю. Иван за-
дергал вожжами, разворачивая его. Конь храпел, бил ногами - не мог пере-
шагнуть оглобину.
Волки двинулись с горы, Наум уже развернулся, крикнул:
- Ну, што ты?!
Иван выскочил из саней, насилу втолкал коня в оглобли... Упал в сани.
Конь сам развернулся и с места взял в мах.
Наум был уже далеко.
- Грабю-ут! - заполошно орал он, нахлестывая коня.
Волки серыми комками податливо катились с горы, наперерез подводам.
- Грабю-ут! - орал Наум.
"Что он, с ума сходит? - невольно подумал Иван. - Кто кого грабит?"
Он испугался, но как-то странно: был и страх, и жгучее любопытство, и
смех брал над тестем. Скоро, однако, любопытство прошло. И смешно тоже
уже не было. Волки достигли дороги метрах в ста позади саней и, вытянув-
шись цепочкой, стали легко нагонять. Иван крепко вцепился в передок са-
ней и смотрел на волков.
Впереди отмахивал крупный, грудастый, с паленой мордой... Уже только
метров пятнадцать - двадцать отделяло его от саней. Ивана поразило нес-
ходство волка с овчаркой. Раньше он волков так близко не видел и считал,
что это что-то вроде овчарки, только крупнее. Сейчас понял, что волк -
это волк, зверь. Самую лютую собаку еще может в последний миг что-то ос-
тановить: страх, ласка, неожиданный властный окрик человека. Этого, с
паленой мордой, могла остановить только смерть. Он не рычал, не пугал...
Он догонял жертву. И взгляд его круглых желтых глаз был прям и прост.
Иван оглядел сани - ничего, ни малого прутика. Оба топора в санях
тестя. Только клок сена под боком да бич в руке.
- Грабю-ут! - кричал Наум.
Ивана охватил настоящий страх.
Передний, очевидно вожак, стал обходить сани, примериваясь к лошади.
Он был в каких-нибудь двух метрах... Иван привстал и, держась левой ру-
кой за отводину саней, огрел вожака бичом. Тот не ждал этого, лязгнул
зубами, прыгнул в сторону, сбился с маха... Сзади налетели другие. Вся
стая крутнулась с разгона вокруг вожака. Тот присел на задние лапы, уда-
рил клыками одного, другого... И снова, вырвавшись вперед, легко догнал
сани. Иван привстал, ждал момента... Хотел еще раз достать вожака. Но
тот стал обходить сани дальше. И еще один отвалил в сторону от своры и
тоже начал обходить сани-с другой стороны. Иван стиснул зубы, сморщил-
ся... "Конец. Смерть". Глянул вперед.
Наум нахлестывал коня. Оглянулся, увидел, как обходят зятя волки, и
быстро отвернулся.
- Грабю-ут!
- Придержи малость, отец!.. Дай топор! Мы отобьемся!..
- Грабю-ут!
- Придержи, мы отобьемся!.. Придержи малость, гад такой!
- Кидай им чево-нибудь! - крикнул Наум.
Вожак поравнялся с лошадью и выбирал момент, чтоб прыгнуть на нее.
Волки, бежавшие сзади, были совсем близко: малейшая задержка, и они с
ходу влетят в сани - и конец. Иван кинул клочок сена; волки не обратили
на это внимания.
- Отец, сука, придержи, кинь топор!
Наум обернулся:
- Ванька!.. Гляди, кину!..
- Ты придержи!
- Гляди, кидаю! - Наум бросил на обочину дороги топор.
Иван примерился... Прыгнул из саней, схватил топор... Прыгая, он пуг-
нул трех задних волков, они отскочили в сторону, осадили бег, намерева-
ясь броситься на человека. Но в то самое мгновение вожак, почувствовав
под собой твердый наст, прыгнул. Конь шарахнулся в сторону, в сугроб...
Сани перевернулись: оглобли свернули хомут, он захлестнул коню горло.
Конь захрипел, забился в оглоблях. Волк, настигавший жертву с другой
стороны, прыгнул под коня и ударом когтистой лапы распустил ему брюхо
повдоль. Три отставших волка бросились тоже к жертве. В следующее мгно-
вение все пять рвали мясо еще дрыгавшей лошади, растаскивали на ослепи-
тельно белом снегу дымящиеся клубки сизо-красных кишок, урчали, Вожак
дважды прямо глянул своими желтыми круглыми глазами на человека...
Все случилось так чудовищно скоро и просто, что смахивало скорей на
сон. Иван стоял с топором в руках, растерянно смотрел на жадное, тороп-
ливое пиршество. Вожак еще раз глянул на него... И взгляд этот, торжест-
вующий, наглый, обозлил Ивана. Он поднял топор, заорал что было силы и
кинулся к волкам. Они нехотя отбежали несколько шагов и остановились,
облизывая окровавленные рты. Делали они это так старательно и увлеченно,
что, казалось, человек с топором нимало их не занимает. Впрочем, вожак
смотрел внимательно и прямо. Иван обругал его самыми страшными словами,
какие знал, Взмахнул топором и шагнул к нему... Вожак не двинулся с мес-
та. Иван тоже остановился,
- Ваша взяла,- сказал он.- Жрите, сволочи.- И пошел в деревню. На
растерзанного коня старался не смотреть. Но не выдержал, глянул... И
сердце сжалось от жалости, и злость великая взяла на тестя. Он скорым
шагом пошел по дороге.
- Ну погоди!.. Погоди у меня, змей ползучий. Ведь отбились бы и конь
был бы целый. Шкура.
Наум ждал зятя за поворотом. Увидев его живого и невредимого, искрен-
не обрадовался:
- Живой? Слава те господи! - На совести у него все-таки было нелегко.
- Живой1 - откликнулся Иван.- А ты тоже живой?
Наум почуял в голосе зятя недоброе. На всякий случай зашагнул в сани.
- Ну, что они там?..
- Поклон тебе передают. Шкура!..
- Чего ты? Лаешься-то?..
- Счас я тебя бить буду, а не лаяться.- Иван подходил к саням.
Наум стегнул лошадь.
- Стой! - крикнул Иван и побежал за санями.- Стой, паразит!
Наум опять нахлестывал коня... Началась другая гонка: человек догонял
человека.
- Стой, тебе говорят! - крикнул Иван.
- Заполошный! - кричал в ответ Наум.- Чего ты взъелся-то? С ума, что
ли, спятил? Я-то при чем здесь?
- Ни при чем?! Мы бы отбились, а ты предал!..
- Да где же отбились?! Где отбились-то, ты што!
- Предал, змей! Я тебя проучу малость. Не уйдешь ты от меня, остано-
вись лучше, Одного отметелю - не так будет позорно. А то при людях от-
луплю, И расскажу все... Остановись лучше!
- Сейчас - остановился, держи карман! - Наум нахлестывал коня.- Огло-
ед чертов... откуда ты взялся на нашу голову!
- Послушай доброго совета - остановись! - Иван стал выдыхаться.- Тебе
же лучше: отметелю и никому не скажу.
- Тебя, дьявола, голого почесть в родню приняли, и ты же на меня с
топором! Стыд-то есть или нету?
- Вот отметелю, потом про стыд поговорим. Остановись! - Иван бежал
медленно, уже далеко отстал, И наконец вовсе бросил догонять. Пошел ша-
гом.
- Найду, никуда не денешься! - крикнул он напоследок тестю.
Дома у себя Иван никого не застал: на двери висел замок. Он отомкнул
его, вошел в дом. Поискал в шкафу... Нашел недопитую вчера бутылку вод-
ки, налил стакан, выпил и пошел к тестю. В ограде тестя стояла выпряжен-
ная лошадь.
- Дома,- удовлетворенно сказал Иван.- Счас будем уроки учить.
Толкнулся в дверь - не заперто. Он ждал, что будет заперто. Иван во-
шел в избу...
Его ждали: в избе сидели тесть, жена Ивана и милиционер. Милиционер
улыбался:
- Ну что, Иван?
- Та-ак... Сбегал уже? - спросил Иван, глядя на тестя.
- Сбегал, сбегал, Налил шары-то, успел?
- Малость принял для... красноречия. - Иван сел на табуретку.
- Ты чего это, Иван? С ума, что ли, сошел? - поднялась Нюра.- Ты што?
- Хотел папаню твоего поучить... Как надо человеком быть.
- Брось ты, Иван,- заговорил милиционер, - Ну, случилось несчастье,
испугались оба... Кто же ждал, что так будет? Стихия.
- Мы бы легко отбились. Я потом один был с ними...
- Я же тебе бросил топор? Ты попросил, я бросил. Чего еще-то от меня
требовалось?
- Самую малость: чтоб ты человеком был, А ты - шкура. Учить я тебя
все равно буду.
- Учитель выискался! Сопля... Гол как сокол, пришел в дом на все на
готовенькое да еще грозится. Да еще недовольный всем: водопроводов, ви-
дите ли, нету!
-Да не в этом дело, Наум,- сказал милиционер,- При чем тут водопро-
вод?
- В деревне плохо!.. В городе лучше, - продолжал Наум. - А чево при-
перся сюда? Недовольство свое показывать? Народ возбуждать против Со-
ветской власти?
- От сука! - изумился Иван. И встал. Милиционер тоже встал.
- Бросьте вы! Пошли, Иван...
- Таких взбудителев-то знаешь куда девают? - не унимался Наум,
- Знаю! - ответил Иван. - В прорубь головой... - И шагнул к тестю.
Милиционер взял Ивана под руки и повел из избы. На улице останови-
лись, закурили.
- Ну не паразит ли! - все изумлялся Иван.- И на меня же попер.
- Да брось ты его!
- Нет, отметелить я его должен.
- Ну и заработаешь! Из-за дерьма.
- Куда ты меня счас?!
- Пойдем, переночуешь у нас... Остынешь. А то себе хуже сделаешь. Не
связывайся.
- Нет, это же... што ж это за человек?
- Нельзя, Иван, нельзя: кулаками ничего не докажешь.
Пошли по улице по направлению к сельской кутузке,
- Там-то не мог? - спросил вдруг милиционер.
- Не догнал! - с досадой сказал Иван.- Не мог догнать.
- Ну вот... Теперь - все, теперь нельзя.
- Коня жалко.
- Да...
Замолчали. Долго шли молча.
- Слушай: отпусти ты меня. - Иван остановился. - Ну чего я в воскре-
сенье там буду?! Не трону я его.
- Да нет, пойдем. А то потом не оберешься... Тебя жалеючи, говорю.
Пойдем счас в шахматишки сыграем... Играешь в шахматы?
Иван сплюнул на снег окурок и полез в карман за другой папироской.
- Играю.
Василий Шукшин. Земляки
Ночью перепал дождь. Погремело вдали... А утро встряхнулось, выгнало
из туманов светило; заструилось в трепетной мокрой листве текучее сереб-
ро. Туманы, накопившиеся в низинах, нехотя покидали землю, поднимались
кверху.
Стариковское дело - спокойно думать о смерти. И тогда-то и открывает-
ся человеку вся сокрытая, изумительная, вечная красота Жизни. Кто-то хо-
чет, чтобы человек напоследок с болью насытился ею. И ушел.
И уходят. И тихим медленным звоном, как звенят теплые удила усталых
коней, отдают шаги уходящих. Хорошо, мучительно хорошо было жить. Не
уходил бы!
Шагал по мокрой дороге седой старик. Шагал покосить травы коровенке.
Деревня осталась позади за буграми. Место, куда направлялся он, называ-
лось кучугуры. Это такая огромная всхолмленная долина - предгорье. Вый-
дешь на следующий бугор - видно всю долину. А долину с трех сторон обс-
тупили молчаливые горы. Вольный зеленый край. Здесь издавна были покосы.
На "лбах" и "гривах" травы - коню по брюхо, Внизу - согры, там прох-
ладно, в чащобе пахнет прелым. Там бьют из земли, из ржаной, жирной,
светлые студеные ключи. И вкусна та вода! Тянет посидеть там; сумрачно и
зябко, и грустно почему-то, и одиноко. Конечно, есть люди, которым не
все равно: есть ты или нет.,. Но ведь... что же? Тут сам не поймешь: за-
чем дана была эта непосильная красота? Что с ней было делать?.. Ведь че-
го и жалко-то: прошел мимо - торопился, не глядел.
А выйдешь на свет - и уж жалко своей же грусти, кажется, вот только
