божьей помощью, договорится с одним из этих двух.
Меламедом, значит, они уже обеспечены. Теперь остается подумать о
письме. Где будут дети учиться письму? Писать по-еврейски они уже научи-
лись у воронковского учителя Зораха. Но как быть с русским языком? И
добрый друг Арнольд из Подворок, о котором речь шла выше, посоветовал
отвести детей в еврейское училище - и недорого и хорошо. Услышав это,
бабушка Минда поклялась, что, пока она жива, внуки ее останутся евреями
- и тут уж ничего нельзя было поделать. Тогда начались разговоры об учи-
телях. Ноях Бусл - хороший учитель, но он зять извозчика. У писаря Ици,
который обучает по письмовнику, - красивый почерк, но он слаб по части
"языка". Писарь Авром, брат того же Ици, слаб и в том и в другом. Что же
делать? Остановились на меламеде Монише. Этот человек с достоинствами:
он силен в библии, знает дикдук*, сведущ в талмуде и пишет по-русски на
удивление всем. Правда, он не понимает того, что пишет, и пишет он не в
соответствии с грамматикой, но это неважно. Дети еще малы для граммати-
ки. Пусть они прежде усвоят дикдук. Это важнее. Мониш дерется - что же,
пусть дети прилежно учатся, тогда их никто бить не будет. Не станет же
учитель напрасно бить! И действительно, дети вскоре убедились в этом на
собственном опыте. Мониш не любил, как другие меламеды, бить или пороть,
но на большом пальце правой руки у него была косточка. Когда он этой
косточкой ткнет вам в бок или между лопаток или вдавит ее в висок, вам
привидится дедушка с того света. Такая была косточка! Шолом старался,
насколько возможно, избежать знакомства с косточкой. И это бы ему, пожа-
луй, удалось, потому что он был один из тех, кто выучивал или умел прит-
воряться, что выучил свой урок по талмуду к четвергу. А библию он хорошо
знал. Писал он также неплохо. Но когда дело касалось шалостей, ему не
миновать было косточки учителя; он и поныне забыть ее не может. Однако
не из-за косточки Нохум Рабинович был недоволен Монишем. Оказалось, что
учитель и понятия не имеет о том, что такое дикдук. Когда его спросили:
"Реб Мониш, почему вы не проходите с ребятами дикдук?" - он
ответил: "Есть о чем говорить, дикдук-шмикдук-чепуха какая!"-и даже
рассмеялся. Это очень не понравилось Нохуму, и в следующий учебный сезон
он забрал детей у Мониша и отдал их в хедер к другому меламеду.
Этот был хорошим грамматиком, весь учебник знал наизусть. Но он обла-
дал другим недостатком - увлекался общественными делами. Все дни у него
были чем-нибудь заполнены: не свадьба, так обрезание, не обрезание, так
выкуп первенца, бармицва*, развод, третейский суд, посредничество, при-
мирение тяжущихся. Однако для кого это недостаток, а для кого и досто-
инство. Для детей такой учитель был ангелом небесным, а хедер - настоя-
щим раем. Можно было играть в любые игры, даже в карты, и не в такие,
как в Воронке (разве это карты?), а в настоящие. Играли в "три листика",
в "старшего козыря" - во все игры, в которые арестанты играют в тюрьмах.
Да и карты были тоже какие-то арестантские - грязные, засаленные, раз-
бухшие. И в эти карты ребята проигрывали и завтраки, и полдники, и любую
наличную копейку, которая обнаруживалась у кого-либо в кармане.
Все деньги выигрывали обычно старшие ребята, вроде Зямы Корецкого, о
котором говорилось выше. Это он подстрекал младших товарищей на всякие
проделки. Он придерживался трех основных принципов: 1) родителей не слу-
шать; 2) учителя ненавидеть; 3) бога не бояться.
Была у старших ребят еще одна повадка - обыграют малышей и их же
дразнят, потешаются над ними. Настоящие картежники так не поступают...
Однако не нужно думать, что игра в карты всегда проходила гладко. На до-
лю старших выпадало тоже немало неприятностей. Во-первых, нужно было
подкупить жену учителя, чтобы она не донесла мужу, что они играют в кар-
ты. Во-вторых, у учителя был сынок, Файвл, которого прозвали "Губа", так
как он отличался толстой губой. Вот этого "Губу" и приходилось задабри-
вать, подмазывать, когда завтраком, когда сластями, а главным образом
орехами. "Губа" любил щелкать орешки. Тошно было глядеть, как этот "Гу-
ба" щелкает орехи, да еще на чужие деньги. Но что поделаешь? Разве лучше
будет, если "Губа" расскажет учителю, что ребята играют в карты?
От этих меламедов и учителей, от всей этой науки Нохуму Рабиновичу
было мало радости. Каждую субботу он экзаменовал своих детей и, вздыхая,
качал головой. Больше всех вызывал в нем беспокойство средний сын, "зна-
ток библии". От него он, видно, ожидал большего... "Что же дальше будет?
- спрашивал отец - Чем все это кончится? Вот-вот будем справлять твою
бармицву, а ты и двух слов связать не можешь". Реб Нохум стал искать
настоящего знатока талмуда и вскоре его нашел.
29
УЧИТЕЛЬ ТАЛМУДА
Учитель талмуда - Мойше-Довид Рудерман. - Сын его Шимон собирается
креститься. - Город вызволяет его из монастыря. - Дядя Пиня горячится.
Учитель этот был выходцем из Литвы, и звали его Мойше-Довид Рудерман.
Сгорбленный, страдающий одышкой, с густыми черными бровями, он был чело-
веком весьма ученым, отличным знатоком писания и древнееврейской грамма-
тики, к тому же чрезвычайно набожным и богобоязненным. Кто мог ожидать,
что и на нем окажется пятно. И какое пятно! - сын его учился в уездном
училище. Во всем городе было всего только два еврейских мальчика, учив-
шихся в уездном училище: сын Мойше-Довида Рудермана - Шимон Рудерман,
парень, у которого очень рано стала пробиваться черная бородка, и сынок
адвоката Тамаркина - Хаим Тамаркин, толстый приземистый паренек с ма-
ленькими глазками и кривым носом; носил он рубаху навыпуск, как русские
мальчишки, играл с русскими ребятами в мяч, ходил в синагогу разве
только в Судный день и украдкой курил толстые папиросы.
Это были, так сказать, пионеры, первые ласточки просвещения в городе
Переяславе - двое еврейских ребят среди нескольких сотен неевреев.
Школьники вначале смотрели на двух евреев с удивлением, как на детей из
другого мира. Потом они повалили их на землю среди школьного двора, вы-
мазали им губы свиным салом, а после этого подружились и зажили с ними
совсем по-братски. Христианские мальчики тогда еще не были отравлены че-
ловеконенавистничеством, не знали о травле евреев, и яд антисемитизма не
коснулся их. После того как еврея повалили, вымазали ему губы салом и
намяли бока, он хотя и был "Гершкой", становился равноправным товарищем.
Когда детей Нохума Вевикова определили к Мойше-Довиду Рудерману, не
обошлось без скандала. Дядя Пиня, узнав, что брат его Нохум отдал своих
детей к учителю, у которого сын ходит в уездное училище, рвал и метал.
Он твердил, это от уездного до перехода в христианство-один шаг. "Но по-
чему же?"
- А вот так... Поживем - увидим.
И действительно. Дяде Пине суждено было на сей раз оказаться проро-
ком. А произошло это таким образом.
Однажды в субботу в городе распространился слух, что оба еврейских
мальчика, которые учатся в "уездном"-Шимон Рудерман и Хаим Тамаркин,-
собираются креститься. Разумеется, никто не хотел этому верить: "Не мо-
жет быть! Как? Почему? Чего только люди не выдумают!" Однако нет дыма
без огня. Представьте, в ту же субботу началась вдруг суматоха, как на
пожаре. Весь город бежал к монастырю. В чем дело? А дело очень простое и
ясное: "Хотите увидеть нечто любопытное? Потрудитесь отправиться к мо-
настырю, и вы увидите там, как эти два молодчика из "уездного" забрались
на самую верхушку колокольни, стоят там без шапок и бесстыдно, так чтобы
все видели, жрут хлеб, намазанный свиным салом!"
Суматоха была так велика, что никто не догадался спросить: как это
можно снизу разглядеть, чем на такой высоте намазан хлеб - свиным салом,
маслом или медом. Город ходуном ходил, точно конец миру пришел. Сыну Та-
маркина не приходится удивляться - отец его, адвокат Тамаркин, сам без-
божник, "законник", составитель прошений, а сын его Хаим был вероотступ-
ником еще во чреве матери. Но Мойше-Довид Рудерман - меламед, богобояз-
ненный еврей! Лучший меламед в городе! Как это можно допустить?
Были, оказывается, люди, которые и раньше знали, чем это кончится.
Откуда они это знали? Дошли своим умом. Детей так воспитывать нельзя. В
самом деле, если вы отдали своих детей в "уездное", значит вы примири-
лись с тем, что они станут иноверцами, и вам нечего требовать от них,
чтобы они носили арбеканфес; если случится, они и пропустят молитву, то
смотрите на это сквозь пальцы и не обламывайте на их спине палки, не лу-
пите их, как собак...
Так говорили почтенные обыватели и, собрав совет, стали обдумывать,
как спасти две еврейских души от крещения. Воззвали к праху отцов, взбу-
доражили начальство, старались изо всех сил. Особенно отличился, конеч-
но, дядя Пиня. Засучив рукава он бегал целый день со своей роскошной
развевающейся бородой, потный, не пивши, не евши, пока, с божьей по-
мощью, все не кончилось благополучно. Обоих молодцов извлекли из монас-
тыря.
Впоследствии, спустя несколько лет, один из них, Хаим Тамаркин, все
же крестился, а Шимона Рудермана отправили в Житомир, отдали в школу ка-
зенных раввинов на казенный счет, и он, с божьей помощью, не только кон-
чил ее, но и стал казенным раввином недалеко от Переяслава, в Лубнах.
- Ну, кто был прав? Теперь уж ты, надеюсь, возьмешь своих детей от
этого меламеда? - сказал Нохуму дядя Пиня, довольный оборотом дела. До-
волен он был, во-первых, потому, что ему удалось спасти две еврейских
души от крещения, во-вторых, потому, что дети его брата не будут учиться
у меламеда, знающего дикдук и посылающего сына в уездное училище, и, в
третьих, что он оказался прав: раз еврейский ребенок посещает школу, он
всегда готов креститься.
Но на этот раз дядя Пиня жестоко ошибся: его брат Нохум уперся и не
захотел забирать своих детей от такого замечательного учителя.
- Что он мне сделал дурного? Довольно того, что он претерпел столько
мук, такой позор! Нельзя же оставить меламеда посреди учебного года без
хлеба.
Дядя Пиня выслушал брата с горькой усмешкой, мол, "дай бог, чтобы я
оказался неправым, но не по доброму пути ведешь ты своих детей". Затем
он встал, поцеловал мезузу* и ушел рассерженный.
30
ХЕДЕР В СТАРИНУ
Картина старого хедера. - Ученики помогают учителю и его женe по хо-
зяйству. - Учитель совершает благословение. - Его проповеди приводят к
новым грехам
Детей не взяли от запятнанного, но знающего учителя. Они остались у
Рудермана и на второй и на третий год, и все были довольны; меламед-сво-
ими учениками, ученики - своим меламедом, а отец - и учениками и меламе-
дом.
Больше всех довольны были ученики. Бог послал им учителя, который не
дерется, ну, совсем не дерется. И не помышляет даже об этом. Разве
только мальчишка уж очень надоест, не захочет молиться или до того туп,
что хоть кол на голове теши,-тогда учитель выйдет из себя, разложит пар-
ня на лавке и, сняв мягкую плисовую ермолку с головы, слегка отстегает
его и отпустит.
Кроме того, у меламеда Рудермана было "жорно", машина такая-крупоруш-
ка. У машины этой были колесо и ручка, а сверху в нее опрокидывали мешок
с гречихой. От вращения колеса гречиха потихоньку сыпалась в ящик, из
ящика на камень, камень ее обдирал, очищал от шелухи и превращал гречиху
в крупу; вот это и называлось "жорно".
Понятно, что вся прелесть "жорна" заключалась в том, чтобы вертеть
ручку. Чем дольше вертишь, тем больше сыплется крупы. А охотников вер-
теть ручку было много, почти все ученики. Каждому хотелось помочь учите-
лю, который не может прожить на свой заработок и вынужден, бедняга, ис-
кать побочных доходов. Он обдирал крупу, а жена пекла пряники. А может,
вы думаете, что при выпечке пряников делать нечего? Дело всегда найдет-
