сию. Вы все поняли?" "Да, Рейхсфюрер. Но -" "Никаких но", -
резко сказал Гиммлер. - Для вас теперь существует таолько
приказ фюрера, который вы выполните. Теперь вы поняли?" Я мог
лишь ответить:"Да, шеф." Я понял, что спорить в этой ситуации
бессмысленно.
Таким образом, я столкнулся с совершенно новой ситуацией
и теперь должен был забыть о своих великих планах продолжить
переговоры в Лондоне.
Я немедленно разбудил командира специального подразделе-
ния СС и довел до него приказ фюрера. Он и его заместитель
выразили большие сомнения по поводу плана и сказали, что вы-
полнить его будет далеко не просто. Местность была не
очень-то подходящей для проведения такой операции, к тому же
в течение вот уже нескольких дней весь участок границы близ
Венло был так тщательно блокирован голландской пограничной
охраной и тайной полицией, что вряд ли было возможно произ-
вести захват без стрельбы; а начать стрельбу гораздо легче,
чем закончить. Наше главное преимущество заключалось в эле-
менте внезапности. Оба эсэсовских командира считали, что если
мы будем дожидаться, пока британские агенты происоединятся ко
мне в кафе, и мы сядем, чтобы начать переговоры, то это будет
уже слишком поздно. Действовать следовало вмомент прибытия
"Бюика" Беста. Они хорошо рассмотрели машину накануне и были
уверены, что сразу узнают ее. В момент прибытия англичан наши
машины СС были на большой скорости прорваться через линию
границы, арестовать англичан и перетащить их из их машины в
нашу. Водитель эсэсовского автомобиля хорошо умел водить ма-
шину задним ходом, ему даже не требовалось разворачивать ее,
а это должно было дать эсэсовцам большее пространство для ве-
ления огня. Одновременно несколько человек должны были выдви-
нуться справа и слева, чтобы блокировать фланги во время от-
хода.
Эсэсовские командиры предложили, чтобы я не принимал ни-
какого участия в операции, а ожидал англичан в кафе. При
приближении их машины я должен был выйти на улицу, будто бы
собираясь поздороваться с ними. Затем я должен был сесть в
свою собственную машин и сразу же уехать.
Этот план мне понравился, и я согласился. Однако, я поп-
росил представить меня двенадцати членам специального подраз-
деления: я хотел, чтобы все они меня хорошенько рассмотрели.
Капитан Бест, хотя и был немного выше меня, был примерно того
же телосложения, носил похожее пальто и тоже пользовался мо-
ноклем, поэтому мне хотелось быть уверенным, что не произой-
дет никакой ошибки.
19
ВОЙНА С РОССИЕЙ
Разногласия с адмиралом Канарисом. - Оценка военного по-
тенциала России Генеральным штабом. - Гейдрих излагает взгляды
фюрера на военную ситуацию. - Проблемы сотрудничества между СД
и Вермахтом. - Решение найдено. - Опасения активного вмеша-
тельства Соединенных Штатов. - Донесение о подрывной деятель-
ности Коминтерна. - Объявление войны Гитлером. - Меня продви-
гают по службе. Канарис предостерегает против чрезмерного ан-
тисимизма. - Сложности с взаимным отзывом дипломатического
персонала.
Наступление весны 1941 г. прошло почти незамеченным в во-
енном котле под названием Берлин. Я нервничал и ощущуал ка-
кую-то тревогу и подспудную неуверенность, будучи не в состоя-
нии определить ее истинную причину. Так или иначе, мне каза-
лось, что я чувствую приближение событий слишком значительных,
чтобы быть результатом чьего-то личного воздействия.
Во время прогулок верхом, которые адмирал Канирис и я
имели обыкновение совершать ранним утром, мы обычно обсуждали
информацию, которая поступала в наши учреждения, к сожалению,
во многих случаях дублировавшие деятельность друг друга, что
уже само по себе было весьма расточительно. Между нами сущест-
вовали разногласия в отношении России, и мы спорили по этому
поводу в течении многих месяцев. Прежде всего это касалось
данных по выпуску продукции русской тяжелой промышленностью. Я
оценивал выпуск ими танков гораздо выше, чем Канарис, и был
убежден, что они запустили в производство новые модели, пре-
восходящии наши, но Канарис отказывался верить этому. Я пришел
к этому заключению в результатедовольно необычного приказа,
который Гитлер, желая произвести впечатление на русских, отдал
в марте 1941 года; мы должны были продемонстрировать советской
военной миссиинаши наиболее передовые танковые заводы и танко-
вые школы, и в связи с этим предстояло отменить все распрост-
ранявшиеся на них меры безопасности. (Тем не менее, мы не вы-
полнили приказ фюрера и скрыли наши новейшие модели.) Отноше-
ние, которое высказывали русские во время этого мероприятия и
вопросы, которые они задавали, привели меня к заключению, что
они располагают моделями лучшими, чем те, что были у нас. По-
явлени большого количества танков Т-34 на русском фронте летом
1941 г. подтвердило правоту моих предположений.
Другое расхождение во взглядах возникло в результате то-
го, что Канарис заявил о наличии у него документальных доказа-
тельств того, что промышленные центры вокруг Москвы, на севе-
ро-востоке, на юге и на Урале, так же как и их главные центры
добычи сырья связаны между собой лишь одноколейной железной
дорогой. Мое управление получило совершенно иную информацию.
Однако Канарис заявил, что его данные проверены, в то время
как у нас не было возможности проверить наши.
Отделы армейской разведки "Иностранные армии - Восток" и
"Юго-Восток" проделали великолепную работу по объективной
оценке информации, да и мы достигли очень хорошего взаимо-
действия в нашей собственной разведывательной службе. Но при-
веденные выше разногласия между Канарисом и мной показывают,
насколько было сложно для военного руководства, ответственно-
го за маневрирование, провести верную оценку представленной на
его рассмотрение информации. Поэтому если материалы не вписы-
вались в их основополагающие концепции, их попросту игнориро-
вали. А поскольку это касалось и высшего руководства, дела
обстояли все хуже. Так, Гитлер до конца 1944 года отвергал не-
желательную информацию, даже если она была основана на фактах
и аргументах.
Отдел оценок (?) "Иностранных армий - Запад" так и не
достиг эффективности, сопоставимой с нашей, так как непрекра-
щающаяся смена персонала привела к значительной неопределен-
ности, которая отразилась на их результатах. Сотрудники отдела
оценок Люфтваффе страдали по той же самой причине; кроме того,
чувство неуверенности было результатом ареста гестапо ключевых
работников отдела, оказавшихся членами русской шпионской груп-
пы "Красный оркестр". В итоге утраченное доверие так и не уда-
лось восстановить.
Несмотря на склонность Канариса к преуменьшению техни-
ческих успехов России, в последних разговорах с ним преоблада-
ли опасения, что мы окажемся втянутыми в войну на два фронта
со всеми вытекающими отсюда опасностями. Мнение Генерального
штаба было таково, что наше превосходство в войсках, техни-
ческом оснащении и военном руководстве столь велико, что ин-
тенсивная кампания против России может быть завершена в тече-
нии десяти недель. Собствнная теория Гейдриха, которую разде-
ляли Гитлер и Гейдрих, заключалось в том, что военное пораже-
ние настолько ослабит советскую систему, что последующее про-
никновение политических агентов полностью развалит ее. И я, и
Канарис сходились в том, что оптимизм нашего военного руко-
водства был попростунелепым. Кроме того, Канарис так же считал
в высшей степени сомнительными политические теории Гейдриха.
Действительно, оценка, которую Канарис давал политической мощи
русского руководства, была прямо противоположна той, что при-
надлежала Гейдриху. Он признавался мне, однако, что был бесси-
лен убедить Кейтеля, своего начальника, принять его точку зре-
ния. Кейтель настаивал на том, что запланированные Гитлером
меры столь сокрушительны, что советская система независимо от
того, насколько она прочна, будет не в состоянии противостоять
им.
Вспоминая ложные оценки, данные западными союзниками мощи
Гитлера накануне войны, я все больше убеждаюсь в том, что наши
руководители совершают аналогичную ошибку. Я попытался указать
на это Гейдриху, сказавшему, что, возможно, было бы разумнее
исходить в нашем планировании из возможности того, что Сталин
сможет укрепить структуру своей партии и правительства, и что
для него война, навязанная России, станет скорее источником
силы, нежели слабости. Гейдрих сразу же прервал это обсужде-
ние, холодно промолвив: "Если Гитлер отдаст приказ о начале
этой кампании, у нас возникнут другие прблемы." В другой раз
он сказал мне: "Это любопытно - несколько дней назад Канарис
высказал мне те же самые мысли. Порой мне кажется, что вы двое
развиваете замечательные отрицательные взгляды на ваших сов-
местных верховых прогулках утром."
В мае я предпринял еще одну попытку обсудить эту пробле-
му, сказав Гейдриху, что даже если предположить его стопро-
центную правоту, было бы лучшее просто из предосторожности
изучить другие возможности и подготовиться к разного рода слу-
чайностям. И вновь я был резко поставлен на свое место. "Прек-
ратите ваши лицемерные и недалекие и пораженческие возражения,
- сказал он. - Вы не имеете права говорить так."
С тех пор я часто размышлял, являлась ли причина априор-
ного неприятия таких возможностей фанатичная вера нацистских
руководителей в конечный успех гитлеровских планов, или же
многие из них испытывали в душе определенные сомнения, в тоже
время отрицая их в открытом разговоре, опасаясь таким образом
поставить под угрозу свое положение. Тот факт, что многие из
них никак не позаботились о своей личной безопасности на слу-
чай катастрофы доказывает, что верным оказалось перовое пред-
положение, и что у них действительно была слепая вера в руко-
водство Гитлера. Однако и сейчас, и тогда я был убежден, что
интеллект Гейдриха бесстрастно просчитал для своего обладателя
все возможные варианты. Никто не знал, о чем он в действитель-
ности думает. Так, в один из летних дней 1941 г., когда мы бы-
ли вместе в его охотничьем домике, он произнес следующую фразу
относительно того направления, которое принимала война: "Судя
по тому, как мы ведем дело, все это плохо кончится. Было пол-
нейшим безумием создать этот еврейский вопрос". Значение этого
упоминания о еврейской проблеме стало ясным для меня лишь тог-
да, когда Канарис - уже после смерти Гейдриха - сообщил мне,
что он располагает доказательствами еврейского происхождения
Гейжриха. Нервозность, которую испытывал Канарис в это время
по поводу войны на два фронта, казалось проявлением его глубо-
кого пессимизма. Во время наших разговоров он беспорядочно пе-
рескакивал с одной темы на другую - например, во время обсуж-
дения выпуска американских бомбардировщиков, он мог неожиданно
начать говорить о политических проблемах на Балканах. Иногда
его фразы были так трудны для понимания, так неясно и туманно
сформулированы, что лишь хорошо знавшие его могли понять, к
чему он клонит. Особенно это касалось его телефонных разгово-
ров. Однажды я шутливо заметил ему по телефону, что считаю се-
бя обязанным проинформировать Гейдриха и Мюллера о его "песси-
мистических" разговорах. "Дорогой мой, - ответил Канарис, - я
и забыл, что мы говорили по телефону."
Ближе к концу апреля 1941 г. мне как-то позвонил Гейдрих.
Он сделал несколько туманных намеков на приближающуюся кампа-
нию против России, но, заметив, что я не понимаю, о чем он го-
ворит, сказал: "Давайте пообедаем вместе, тогда мы сможем спо-
койно поговорить об этом."
Мы встретились в час тридцать в столовой Гиммлера. Только
я туда вошел, как появился Гиммлер, окруженный толпой своих
