И даже в телефоном разговоре была осторожной.
- Как дела?
- Не так быстро, как хотелось бы, мисс Рофф.
- Помощь нужна?
- Нет. Только немного времени. У меня тут возникло одно затруднение.
Но теперь все в порядке.
- Хорошо. Если что-нибудь понадобится, звоните немедленно.
- Непременно. Спасибо, мисс Рофф.
Элизабет повесила трубку. Ах как бы ей хотелось подтолкнуть его,
заставить шевелиться быстрее: ее время, с таким трудом, вырванное у
банкиров, истекало. Ей позарез нужно было то, над чем работал Эмиль
Джипли, но торопить его она боялась, понимая, что ничего этим не добьется.
И потому она сдерживала свое нетерпение. Теперь она знала, что к тому
времени, когда придется платить по векселям, опыты еще не будут завершены.
И у нее возникла мысль выдать секрет Юлиусу Бадратту, привести его в
лабораторию, чтобы он своими глазами увидел, что там происходит. И тогда
банки не будут столь щепетильны в сроках.
С Рисом Уильямзом Элизабет встречалась почти ежедневно, иногда им
приходилось работать вместе и по ночам. Они часто оставались одни, обедая
в ее личной столовой в управлении или в ее элегантно обставленной
квартире. Квартира размещалась в Цюрихберге, окнами выходила на озеро
Цюрих, просторная, наполненная воздухом и светом. Элизабет как никогда
чувствовала, что все больше попадает под обаяние неотразимой личности
Риса, но было ли это взаимно, оставалось для нее загадкой. Он, казалось,
не замечал, что она женщина. Всегда был с ней вежлив, почтителен и
доброжелателен. Как _с_т_а_р_ш_и_й _т_о_в_а_р_и_щ_, думала Элизабет, и
почему-то это сравнение было ей неприятно. Ей хотелось опереться на него,
посвятить его в свою тайну, но она знала, что должна быть осмотрительной.
Не раз она уже почти решалась рассказать Рису о злоумышленнике, пытающемся
саботировать концерн, но всякий раз что-то удерживало ее. Значит, еще рано
это с кем-либо обсуждать. Далеко не все еще известно.
Элизабет чувствовала себя все более уверенной в своих силах. На одном
из совещаний обсуждался новый фен для сушки волос, который плохо шел на
рынке. Элизабет сама испробовала его на себе и убедилась, что по качеству
он превосходил многие из имевшихся тогда в продаже образцов.
- Нам их возвращают из аптек партиями, - жаловался один из
коммерческих директоров. - Никак не можем зацепиться. Надо, видимо, дать
больше рекламы.
- Но мы уже и так превысили расходы на рекламу, - возразил Рис. -
Необходимо искать другой выход.
- Надо изъять их из аптек, - неожиданно сказала Элизабет.
Все вопросительно взглянули на нее.
- Что?
- Они там слишком доступны. - Она повернулась к Рису. - Необходимо
продолжить их рекламирование, но продавать их только в салонах красоты.
Пусть они станут дефицитом, чтобы их невозможно было достать. Тогда к ним
изменится и отношение.
Рис немного подумал, затем утвердительно кивнул и сказал:
- Неплохо. Попробуем.
Спрос на них вырос мгновенно.
Спустя некоторое время Рис поздравил ее с успехом.
- А вы, мадемуазель, не просто красивы... - сказал он, улыбаясь.
Значит, кое-что все-таки он начал замечать.
26. ЛОНДОН. ПЯТНИЦА, 2 НОЯБРЯ - 17.00
Алек Николз сидел один в сауне, как вдруг отворилась дверь, и в
наполненную паром комнату шагнул мужчина, обмотанный полотенцем в виде
набедренной повязки. Он опустился на деревянную скамью рядом с Алеком.
- Жарко, как у черта на сковороде, а сэр Алек?
Алек обернулся. Это был Суинтон.
- Как вы сюда попали?
Суинтон заговорщически подмигнул.
- Сказал им, что у нас здесь с вами назначено свидание. - Он
посмотрел Алеку прямо в глаза. - Разве не так, сэр Алек? Ведь вы знали,
что я скоро приду?
- Нет, - ответил Алек. - Я же ясно сказал: мне нужно время.
- Вы также говорили, что ваша маленькая кузина не станет возражать
против свободной продажи акций, и тогда, мол, отдадите долги.
- Она... она переменила решение.
- Ну тогда заставьте ее снова переменить его.
- Я и пытаюсь это сделать. Вопрос упирается только в...
- Вопрос упирается в то, что нам надоело есть дерьмо, которым вы нас
кормите. - Джон Суинтон придвинулся вплотную к Алеку, так что тому
пришлось даже немного отсесть от него. - Мы хотим обойтись без насилия.
Когда еще удастся заполучить другого такого покровителя в парламенте? Вы
знаете, что я имею в виду. Но всему есть предел. - Он напирал всем своим
телом на Алека, и тот отодвинулся еще дальше. - Мы оказали вам целый ряд
услуг. Теперь ваш черед. Нам нужны наркотики.
- Но это невозможно, - сказал Алек. - Не могу. Не вижу никакой...
Вдруг Алек почувствовал, что почти прижат спиной к большому
металлическому контейнеру, доверху набитому горячими камнями.
- Осторожнее, - сказал Алек. - Я...
Суинтон, захватив руку Алека, вывернул ее и поднес к раскаленным
камням. Алек почувствовал, как на руке задымились волосы.
- Нет!
В следующую секунду рука оказалась прижатой к камням, он закричал от
боли, корчась упал на пол сауны. Суинтон нагнулся к нему.
- Попытайся найти такую возможность. До скорого.
27. БЕРЛИН. СУББОТА, 3 НОЯБРЯ - 18.00
Анна Рофф-Гасснер не знала, как долго она сможет все это выдержать.
Она стала пленницей в собственном доме. Она и дети оставались в доме
одни, если не считать приходившей к ним один раз в неделю уборщицы, в
полной зависимости от Вальтера. Он уже не скрывал своей ненависти к ним.
Однажды Анна сидела в детской и вместе с детьми слушала их любимую
пластинку:
Welch ein Singen, Musizieren, Pfeifen, Zwitschken, Tirilien... как
вдруг туда ворвался Вальтер.
- Довольно слушать эту галиматью, - заорал он, схватил пластинку и
разбил ее вдребезги.
Дети в страхе кинулись к матери.
Анна пыталась успокоить его.
- Прости меня, Вальтер. Я не знала, что ты дома. Тебе что-нибудь
надо?
Он подошел к ней с горящими глазами и сказал:
- Мы должны избавиться от детей, Анна.
_Н_е _с_т_е_с_н_я_я_с_ь _и_х_!
Положил руки ей на плечи.
- То, что произойдет в этом доме, останется между нами.
"Между нами. Между нами. Между нами".
Эти слова вихрем кружились у нее в голове, а руки Вальтера все
сильнее давили ей на плечи. У нее перехватило дыхание, и она упала без
чувств.
Очнулась Анна в постели. Ставни были закрыты. Она посмотрела на часы.
Шесть вечера. В доме было тихо. Слишком тихо. Первой ее мыслью было: дети!
И ужас обуял ее. Она встала с кровати и, едва держась на ногах от
слабости, поковыляла к двери. Дверь была заперта снаружи. Она приложила
ухо к замочной скважине и прислушалась. Должны же быть слышны хоть
какие-то звуки. Дети скорее всего вот-вот прибегут к ней, чтобы узнать,
как она себя чувствует.
"Если смогут. Если еще живы".
Ноги ее дрожали так сильно, что она едва дошла до телефона. "Боже,
сделай так, чтобы он работал", - мысленно взмолилась она и сняла трубку.
Ответом ей был обычный, ровный сигнал готовности. Чуть помедлив от мысли,
что Вальтер сделает с ней, если вновь поймает ее за этим занятием, она
поспешно набрала номер 110. У нее так тряслись руки, что она набрала не
тот телефон. Потом снова ошиблась. Она начала плакать. Потерять столько
времени! Пытаясь перебороть начинавшуюся истерику, снова стала набирать
нужный номер, приказывая пальцу делать это правильно. Раздались гудки и
вслед за ними, как чудо, мужской голос:
- Hier ist Notruf der Polizei.
От волнения у Анны пропал голос.
- Hier ist der Notruf der Polizei. Kann ich Ihnen helfen?
- Ja! - Это было похоже на рыдание. - Ich bin in grosser Gefahr.
Bitte, schicken sie jemanden...
Невесть откуда взявшийся Вальтер вырвал из ее рук телефонную трубку,
с силой отшвырнул Анну к кровати, затем, выдернув провод из стены, тяжело
дыша, обернулся к ней.
- Дети, - прошептала она. - Что ты сделал с детьми?
Вальтер ничего ей не ответил.
Центральное управление криминальной полиции Берлина находилось на
Кейтштрассе 2832, окруженное со всех сторон обычными жилыми и
административными зданиями. Телефон экстренного вызова отдела "Deltk aus
Mensch" был снабжен системой автоматического фиксирования номера
звонившего по нему абонента, так что линия оставалась неразъединенной до
того времени, пока из электронного устройства не поступила соответствующая
команда. И потому, каким бы коротким ни был разговор, номер абонента
установить было нетрудно. Система эта была предметом особой гордости
отдела.
Через пять минут после звонка Анны Гасснер инспектор Пауль Ланге уже
входил в кабинет своего начальника, майора Вагемана, держа в руках
кассетный магнитофон.
- Я хотел бы, чтобы вы прослушали эту запись.
Инспектор нажал кнопку. Металлический мужской голос сказал:
"Hier ist der Notruf der Polizei. Kann ich Ihnen helfen?"
А женский голос, наполненный ужасом, ответил:
"Ja! Ja, bitte! Ich bin in grosser Gefahr. Bitte, schicken sie
jemanden..."
Послышался звук падения, щелчок и линия заглохла. Майор Вагеман
взглянул на инспектора.
- Узнали, кто звонил.
- Мы знаем дом, откуда раздался этот звонок, - осторожно ответил
инспектор Ланге.
- Так в чем же дело? - раздраженно спросил майор Вагеман. - Пусть
Центральная вышлет туда патрульную машину.
- Я как раз и пришел за тем, чтобы получить распоряжение именно от
вас.
Инспектор Ланге молча положил на стол перед майором коротенькую
записку.
- Scheiss! - пробормотал тот и посмотрел на инспектора. - Вы уверены?
- Так точно, господин майор.
Майор Вагеман еще раз бросил взгляд на бумажку. Телефон был записан
на имя Вальтера Гасснера, главы немецкого филиала "Роффа и сыновей",
индустриального гиганта, одного из крупнейших в Германии. Что все это
могло за собой повлечь, ясно было и идиоту. Один неверный шаг, и оба они
мгновенно окажутся на улице в поисках работы. Майор Вагеман подумал
немного и сказал:
- Ладно. Все равно надо проверить. Поезжайте туда сами, инспектор. И
чтобы все было сделано по высшему разряду. Ясно?
- Разумеется, господин майор.
Дом Гасснеров находился в Ванзее, самом фешенебельном юго-западном
пригороде Берлина. Инспектор Ланге поехал окольным путем, по
Гогенцоллерндамм, а не по скоростной автостраде, так как здесь движение
было менее интенсивным. Он пересек Клаяль, проехал мимо здания ЦРУ,
скрытого за забором из колючей проволоки, затем мимо генштаба Армии США и,
повернув направо, выехал на то, что раньше именовалось Дорогой номер один,
самую длинную дорогу в Германии, бравшую начало в Восточной Пруссии и
тянувшуюся вплоть до бельгийской границы. По правую руку от него
промелькнул Брюкке дер Айнхайт, Мост Единства, на котором разведчика Абеля
обменяли на американского пилота У-2 Гарри Пауэрса. Инспектор Ланге
свернул с автострады и очутился среди покрытых лесом холмов Ванзее.
Дома здесь, как на подбор, были внушительными и красивыми. По
воскресеньям инспектор Ланге частенько привозил жену, чтобы вместе
поглядеть на эти дома и окружавшие их парки.
Быстро найдя нужный ему адрес, инспектор свернул на подъездную аллею
поместья Гасснеров. Поместье олицетворяло собой нечто большее, чем деньги:
Власть! Перед могуществом династии Роффов трепетали даже правительства.
Майор Вагеманн был прав: тут надо вести себя очень осторожно.
Инспектор Ланге подъехал к парадной двери трехэтажного особняка, снял
