продолжать выпуск этого лекарства.
- Я хочу, - сказала Элизабет, - чтобы его немедленно сняли с
производства.
- Зачем? Это очень эффективное средство для...
- Были ли еще пострадавшие?
- Оно помогло сотням тысяч людей. - Тон Риса был холоден. - Это одно
из наших самых эффектных...
- Ты не ответил на мой вопрос.
- Насколько помнится, один-два случая. Но...
- Повторяю: необходимо снять его с производства. Немедленно!
Едва сдерживая гнев, он сказал:
- Хорошо. А хотела бы ты знать, во сколько это обойдется концерну?
- Нет, - отрубила Элизабет.
- Хорошо. Это мы сделаем, - кивнул Рис. - Но это все - цветочки. А
теперь о ягодках. Банкиры желают срочно с тобой встретиться. Они хотят
взять назад свои денежки.
Оставшись одна в кабинете, Элизабет вновь подумала о монголоидном
ребенке и женщине, которая сейчас лежит без сознания из-за того, что
приняла лекарство, проданное ей "Роффом и сыновьями". Она прекрасно
понимала, что от такого рода случаев не застрахована ни одна
фармацевтическая фирма. Газеты ежедневно полны рассказами о подобных
происшествиях, но в этот раз вина пала на нее лично. Необходимо еще раз
переговорить с управляющими и выработать дополнительные меры по
обеспечению максимальной предосторожности больных при приеме лекарства.
"Это мой красавец-сын Джон".
"Мадам ван ден Лог находится в коматозном состоянии. Она вряд ли
выкарабкается".
"Банкиры желают встретиться. Срочно. Они хотят взять назад свои
денежки".
Она задыхалась, словно весь мир разом навалился на нее и придавил к
земле. Впервые за все это время в ней шевельнулось сомнение, сумеет ли она
справиться с подступившей бедой. Навалившееся на нее бремя было тяжелым и
с каждым днем становилось все тяжелее. Она повернулась в кресле назад и
посмотрела на висевший за ее спиной портрет старого Сэмюэля. Он был таким
спокойным, уверенным в своих силах. Но и у него ведь тоже бывали сомнения
и неудачи. И отчаяние. Однако он нашел в себе силы справиться с ними. Она
тоже найдет в себе силы. Ведь она, как и он, - Рофф.
Вдруг она заметила, что портрет висит чуть-чуть криво. Видимо,
сдвинулся от удара упавшей кабины лифта, потрясшего все здание. Она
встала, чтобы поправить портрет. Едва она притронулась к нему, как крюк,
на котором он висел, вдруг выскочил из стены, и портрет грохнулся на пол.
Но Элизабет даже не взглянула на него. Она во все глаза смотрела на то
место на стене, где он только что висел. Там, прикрепленный к панели
лейкопластырем, виднелся крошечный потайной микрофон.
Было 4 часа ночи, и Эмиль Джипли в который уже раз снова засиделся за
работой. В последнее время это уже вошло в привычку. Хотя Элизабет Рофф
специально не оговаривала сроки окончания работы, он понимал, как важны
были его результаты для концерна, и делал все возможное, чтобы быстрее все
завершить. До него тоже дошли тревожные слухи о "Роффе и сыновьях". И ему
очень хотелось помочь концерну в этот трудный час. Он был многим обязан
концерну: высоким окладом и, главное, полной свободой действий. С большим
уважением относился он к Сэму Роффу, и его дочь, Элизабет, также пришлась
ему по душе. Элизабет Рофф так никогда и не узнает, что именно она была
виновницей этих поздних часов работы. Он сидел, низко склонившись над
столом, проверяя результаты последнего эксперимента. Они даже превзошли
его ожидания. Глубоко задумавшись, он неподвижно застыл у стола, не
обращая внимания на зловоние, чрезмерную влажность комнатной атмосферы,
позднее время. Дверь открылась, и в комнату вошел охранник Сепп Нолан.
Нолан ненавидел дежурить в ночную смену. Ему всегда было немного не по
себе, когда он оставался один в экспериментальных лабораториях. Особенно
раздражал его запах посаженных в клетки подопытных животных. Он почти не
сомневался, что души убиенных животных никогда не покидали этих комнат.
Хорошо бы потребовать, чтобы за привидения платили особо, думал он. Все
уже давно покинули корпус, кроме этого чокнутого, который не может
оторваться от своих клеток с кроликами, кошками и хомяками.
- Долго еще, док? - спросил Нолан.
Джипли недоуменно посмотрел на него, только сейчас заметив его
присутствие.
- Что?
- Если вы еще немного здесь посидите, я могу вам принести чего-нибудь
поесть, сандвич или там чего еще. Я хочу сбегать в буфет перекусить.
- Если нетрудно, только кофе, пожалуйста, - сказал Джипли и снова
вернулся к своим графикам и расчетам.
- Тогда я закрою дверь снаружи, - сказал Нолан. - Я скоро вернусь.
Но Джипли даже не расслышал, что он сказал.
Десять минут спустя дверь лаборатории снова отворилась, и чей-то
голос сказал:
- Уже скоро рассвет, а вы все еще работаете, Джипли?
Джипли, столь бесцеремонно выведенный из своего забытья, с досадой
взглянул на вошедшего. Когда он увидел, кто это, он в смятении встал из-за
стола и сказал:
- Да, увы, время бежит незаметно.
Ему льстило, что этот человек не посчитал зазорным лично прийти к
нему в лабораторию, чтобы справиться о его работе.
- Работаем над секретным "фонтаном молодости", а?
Эмиль сначала немного растерялся. Мисс Рофф недвусмысленно дала ему
понять, что он не должен ни с кем говорить об этом. Но к данному
посетителю ее слова никак не могли относиться. Ведь именно он, что
называется, за ручку привел его, Джипли, сюда, в концерн. И потому Эмиль
Джипли, улыбаясь, ответил:
- Совершенно секретным.
- Прекрасно. Пусть все так и остается. Как идут дела?
- Превосходно.
Посетитель подошел к одной из клеток с кроликами. Эмиль Джипли
спросил:
- Может, вам нужны какие-либо пояснения?
Посетитель улыбнулся.
- Нет, не надо, Эмиль. В общих чертах я осведомлен о характере
работы. - Отходя от клетки, он неловко, локтем, зацепил стоявшую на
полочке пустую кормушку, которая с грохотом упала на пол. - Ради бога,
простите.
- Не беспокойтесь, я подниму.
Едва Джипли успел наклониться, как у него в затылке словно взорвалась
бомба, обдав его с ног до головы кровавым душем, и последнее, что он успел
заметить, был стремительно мчавшийся ему навстречу пол лаборатории.
Элизабет разбудил настойчивый телефонный звонок. Еще не придя в себя
ото сна, она села в кровати и взглянула на вмонтированные в перстень часы,
лежавшие на ночном столике. Пять утра. Она нащупала трубку. Возбужденный
голос прокричал ей в ухо:
- Мисс Рофф? Говорит дежурный охранник. В одной из лабораторий
произошел взрыв. Лаборатория полностью разрушена.
Сон как рукой сняло.
- Пострадавшие есть?
- Да, мэм. Погиб один из научных работников.
Его имени можно было и не называть. Элизабет и так знала, кто это.
35
Инспектор Макс Хорнунг думал. В бюро трещали пишущие машинки, громко
звучали голоса спорщиков, поминутно звонили телефоны, но Хорнунг ничего не
видел и не слышал вокруг себя. Как компьютер, он был сосредоточен на
одном. Мысли его занимала составленная старым Сэмюэлем хартия "Роффа и
сыновей", согласно которой никто, кроме членов семьи, не мог
контролировать его. Умно, думал Макс, но весьма чревато опасностями. Это
напоминало ему о тонтине, страховом полисе, составленном в 1695 году
банкиром Лоренцо Тонти. Каждый участник тонтина вносил равный со всеми
другими паевой взнос, и, когда умирал, его паевые накопления переходили к
наследникам. Возникал мощный стимул убрать с дороги партнеров. Как в
"Роффе и сыновьях". Слишком велик был соблазн, ибо люди, получившие в
наследство акции на миллионы долларов, не могли ими воспользоваться без
общего на то согласия.
Макс выяснил, что Сэм Рофф был единственным, кто выступил против
продажи акций на сторону. Теперь он мертв. Несчастный случай. Против
выступила Элизабет Рофф. И дважды, в двух несчастных случаях, чудом
избежала смерти. Что-то уж слишком много несчастных случаев, подумал
инспектор Макс Хорнунг. А посему отправился к старшему инспектору Шмиту.
Тот, выслушав доклад Макса Хорнунга о падении и смерти Сэма Роффа,
прорычал:
- Неразбериха с именем проводника? Но ведь это не основание для
возбуждения уголовного дела, Хорнунг. Во всяком случае, не для меня и
руководимого мною отдела.
Тщедушный инспектор упорно гнул свое:
- Но это еще не все. У "Роффа и сыновей" масса внутренних неурядиц.
Возможно, кое-кто подумал, что, убрав Сэма Роффа, можно будет разрешить
все проблемы.
Старший инспектор Шмит откинулся в кресле и задумчиво поглядел на
инспектора Хорнунга. Он был уверен, что в его теориях не было ни грана
здравого смысла. Но мысль хоть на какое-то время избавиться от Макса
Хорнунга казалась ему очень привлекательной. Его отсутствие, несомненно,
положительно скажется на моральном духе всего отдела. Кроме этого, было
еще одно соображение: люди, на которых Макс Хорнунг поднял руку,
принадлежали к могущественному клану Роффов. При других обстоятельствах
старший инспектор Шмит посоветовал бы Максу Хорнунгу держаться от них
подальше. Но если ему уж так хотелось подразнить зверя, - а это он умел
мастерски! - они его в мгновение ока смогут выкинуть из полиции. И никто
ни в чем не упрекнет старшего инспектора. Разве не был ему силком навязан
это паршивый инспекторишка? И потому он сказал Максу:
- Поручаю вам расследование этого дела. Только не торопитесь.
- Спасибо, - обрадовался тот.
По дороге в отдел Макс столкнулся в коридоре со следователем, ведущим
дознание по насильственным и скоропостижным смертям.
- Хорнунг! Можно воспользоваться вашей памятью?
Макс захлопал глазами.
- Простите, не понял.
- Речной патруль только что выудил из реки девушку. Если нетрудно,
взгляните на нее, пожалуйста.
Макс судорожно сглотнул и сказал:
- Как вам будет угодно.
Эта часть работы не доставляла ему особого удовольствия, но он
считал, что долг обязывает его честно ее исполнять.
Она лежала в морге на выдвижном металлическом поддоне. У нее были
светлые волосы, и на вид ей можно было дать лет двадцать. Тело ее,
вспухшее от воды, было совершенно голым, если не считать красной ленты,
стягивавшей шею.
- На теле следы полового акта, которым она занималась за несколько
секунд до смерти. Она была задушена и сброшена в реку, - сказал
дознаватель. - В легких у нее воды не обнаружено. В картотеке нет ее
отпечатков пальцев. Вам не доводилось ее где-нибудь видеть?
Инспектор Макс Хорнунг глянул в лицо девушки и бросил:
- Нет.
И побежал, чтобы успеть на автобус, шедший в аэропорт.
36
Когда инспектор Макс Хорнунг приземлился в аэропорту Коста-Смеральда
на Сардинии, он выбрал самую дешевую из сдававшихся внаем машин, "фиат
500", и отправился в Олбию. Олбия, в отличие от всех других островных
городов, была индустриальным центром, и во все стороны по ее пригородам
расползлись заводы, фабрики, городские свалки, там же находилось и
огромное кладбище автомобилей, когда-то элегантных и красивых, а теперь
превращенных в старые покореженные груды металла, годные разве что в
переплавку. "Кладбища автомобилей - символ цивилизации, - подумал Макс, -
и нет городов, где бы этот символ отсутствовал".
Добравшись до центра города, он подъехал к зданию, на фронтоне
которого красовалась надпись: "Questura di sassari commissariato di
