захотелось запрыгать по комнате, я решил, что он просто крайне возбужден.
Я снова посмотрел на Бриза. Этот был возбужден не больше, чем щель в
стене. В его толстых пальцах появилась сигара в целлофановой обертке. И я
наблюдал, как он снимает обертку, обрезает кончик сигары перочинным ножом
и убирает его, предварительно аккуратно вытерев лезвие о штаны; я
наблюдал, как он зажигает спичку, и старательно раскуривает сигару, и
потом отводит еще горящую спичку в сторону, и сильно затягивается до тех
пор, пока не убеждается, что сигара раскурилась должным образом. Потом он
машет спичкой в воздухе и кладет ее рядом со скомканным целлофаном на
поднос. Потом откидывается назад, подтягивает одну брючину и принимается
мирно курить. Все его движения были точно такими же, как тогда, когда он
закуривал в квартире Хенча, и такими, как будут всегда, когда он будет
закуривать. Такой это был человек - и этим он был опасен. Может быть, не
столь опасен, как какой-нибудь блестящий следователь, но гораздо более
опасен, чем легковозбудимый Спрэнглер.
- Я никогда не встречал Филлипса до сегодняшнего дня, - сказал я. -
Вентура не в счет, потому что там я паренька совершенно не помню. Я
познакомился с ним именно так, как уже рассказывал вам. Он следил за мной,
и я сам подошел к нему. Он хотел поговорить со мной, дал мне ключ от своей
квартиры; я подошел туда и, когда никто не ответил на звонок, открыл
ключом дверь, как сам Ансон и велел мне сделать. Он был мертв. Вызвали
полицию; после ряда случайных событий под подушкой Хенча был обнаружен
пистолет, из пистолета недавно стреляли. Все это я вам уже рассказывал, и
все это правда.
- Обнаружив труп, ты спустился к управляющему, некоему Пассмору, и
заставил его подняться с собой наверх, не сообщив ему, что кто-то убит. Ты
подал Пассмору фальшивую визитку и говорил что-то о драгоценностях.
Я кивнул:
- С такими субъектами, как Пассмор, да еще в таких делах всегда
выгодней быть не вполне искренним. Меня интересовал Филлипс. Я полагал,
что Пассмор может сболтнуть что-нибудь о пареньке, пока не знает, что тот
убит, и, скорей всего, он ничего не скажет мне, если будет ожидать, что
вот-вот явятся фараоны и дружно навалятся на него. Вот и все по этому
поводу.
Бриз немного отпил из стакана, затянулся сигарой и сказал:
- Тут такое дело. Все, что ты нам рассказываешь, может быть чистой
правдой, но может и не быть. Понимаешь, о чем я говорю?
- О чем? - спросил я, прекрасно понимая, о чем он говорит.
Он похлопал ладонью по колену и спокойно исподлобья посмотрел на
меня. Не враждебно и даже не подозрительно. Просто уравновешенный
основательный человек, делающий свою работу.
- А вот о чем. Ты сейчас что-то расследуешь. Мы не знаем что. Филлипс
тоже играл в частного детектива. И тоже что-то расследовал. Он следил за
тобой. Откуда мы можем знать - если только ты нам не скажешь, - не
пересекаются ли где-нибудь ваши пути? А если пересекаются - значит, это
уже касается нас. Верно?
- Это одна точка зрения, - сказал я. - Но не единственная. И не моя.
- Не забывай, что речь идет об убийстве.
- Не забываю. Но и вы не забывайте, что я живу в этом городе очень
давно, больше пятнадцати лет. И перед моими глазами прошло много дел об
убийствах. Иногда преступления закрывали, иногда не могли раскрыть. Иногда
не могли раскрыть такие, которые можно было бы раскрыть. Раскрытие двух
или трех из этих преступлений было просто фальсифицировано. Кому-то
платили, чтобы он принял на себя вину, - и все об этом знали или
подозревали. Но смотрели на это сквозь пальцы. Но допускали. Например,
дело Кассиди. Вы его помните, наверно.
Бриз взглянул на часы.
- Я устал. Давай оставим дело Кассиди. Давай о деле Филлипса.
Я покачал головой.
- Нет, я хочу на этом остановиться, и поподробнее. Итак, дело
Кассиди. Он был очень Богатым человеком, мультимиллионером. И у него был
взрослый сын. Однажды ночью прибывшая по вызову полиция обнаружила в доме
молодого Кассиди с залитым кровью лицом и простреленной головой. Его
секретарь лежал в смежной с комнатой ванной, головой к выходящей в коридор
второй двери, и в левой руке у него был зажат дотлевший до фильтра окурок,
сжегший кожу на пальцах. У правой его руки лежал пистолет. У секретаря
тоже была прострелена голова, но выстрел был произведен не в упор. Комната
хранила следы бурной пьянки. Со времени смерти прошло четыре часа, в
течение трех из которых на месте преступления находился семейный врач.
Какое бы заключение вы сделали по делу Кассиди?
Бриз вздохнул:
- Убийство и самоубийство во время совместной попойки. Секретарь
отчего-то вышел из себя и пристрелил молодого Кассиди. Я что-то слышал или
читал в газетах. Ты хотел именно это услышать от меня?
- Вы читали в газетах, - сказал я. - Но на самом деле все было не
так. И, более того, вы об этом знали, и об этом знали в главном управлении
полиции; все следователи были отстранены от дела в течение нескольких
часов. Расследование толком не проводилось. Но все репортеры в городе и
все полицейские прекрасно знали, что убийцей был молодой Кассиди, что
именно он зверски напился, и секретарь пытался утихомирить его - но не
смог и в конце концов, попытался убежать, но был недостаточно расторопен.
Выстрел в Кассиди был произведен в упор. Секретарь был левшой, и в левой
руке у него была сигарета. Но даже если вы правша, вы не будете стрелять в
человека, небрежно покуривая при этом. Так делают герои гангстерских
фильмов, но не секретари Богатых молодых людей. А чем занималась семья и
семейный врач в течение четырех часов до вызова полиции? Устраивали все
таким образом, чтобы проводилось только поверхностное расследование.
Почему не были сняты отпечатки пальцев? Потому что никому не нужна была
правда. Кассиди - слишком большой человек. Но ведь это тоже было
убийством, не так ли?
- Оба парня были мертвы, - сказал Бриз. - Какая, к черту, разница,
кто кого пристрелил?
- А вам когда-нибудь приходило в голову, что у секретаря была мать,
или сестра, или любимая - или все трое? И что они гордились им, любили его
и верили в паренька, которого объявили пьяным параноиком только потому,
что у отца его хозяина был миллион долларов?
Бриз медленно поднял стакан и медленно осушив его, медленно опустил
стакан и медленно покрутил его на столике. Спрэнглер сидел с сияющими
глазами и полураскрытым в напряженной полуулыбке ртом.
- Яснее, - сказал Бриз.
- Пока вы, ребятки, остаетесь при своих представлениях о совести, я
останусь при своих, - сказал я. - И пока вам, ребятки, нельзя будет верить
всегда и во всем, и доверять поиск правды во все времена и при любых
обстоятельствах, и полагаться на вашу неподкупность, - я оставляю право
поступать согласно велениям своей совести и защищать своего клиента так,
как могу. Во всяком случае, пока я не буду уверен, что вы не сделаете ему
вреда больше, чем сделаете добра - во имя торжества справедливости. Или
пока я не встречу такого человека, который сможет заставить меня говорить.
- У меня такое ощущение, - сказал Бриз, - что ты пытаешься уговорить
свою хваленую совесть.
- Черт. - Я встал. - Давайте еще по коктейлю. И потом вы можете
рассказать мне про девушку, с которой заставили меня беседовать.
Он ухмыльнулся:
- Это та дамочка, что живет рядом с Филлипсом. Однажды вечером она
слышала, как сосед у двери разговаривал с каким-то парнем. Она работает по
утрам билетершей. Короче, мы решили, что ей не мешало бы дать послушать
твой голос.
- А что за голос был у этого парня?
- Какой-то мерзкий. Она сказала, что он ей страшно не понравился.
- Полагаю, именно поэтому вы подумали на меня.
Я взял стаканы и вышел на кухню.
16
Придя на кухню, я сполоснул все три стакана, так как уже забыл, кто
из какого пил, вытер их и занялся коктейлями. Вслед за мной на кухню
неторопливо вошел Спрэнглер и встал за моим плечом.
- Все в порядке, - сказал я. - Сегодня вечером я не пользуюсь
цианидом.
- Не хитрите слишком со стариком, - тихо сказал он моему затылку. -
Он знает гораздо больше, чем вы думаете.
- Очень любезно с вашей стороны, - ответил я.
- Послушайте, я хотел бы что-нибудь почитать о деле Кассиди. Это меня
заинтересовало. Было, наверное, задолго до меня.
- Это было давно, - сказал я. - И к тому же этого вообще не было. Я
просто пошутил.
Я поставил стаканы на поднос, отнес их в комнату и водрузил на стол.
Взяв один из стаканов, я сел в кресло у столика с шахматной доской.
- Еще одна хитрость, - объявил я. - Ваш дружок прокрадывается на
кухню и дает мне за вашей спиной советы, чтобы я вел себя с вами
поосторожнее - ввиду того, что вы знаете гораздо больше, чем я знаю, что
вы знаете. У него очень подходящее для подобных миссий лицо. Дружеское,
открытое и легко краснеющее.
Спрэнглер сел на краешек кресла и покраснел. Бриз бросил на помощника
мимолетный, ничего не выражающий взгляд.
- Что вы выяснили о Филлипсе? - спросил я.
- Да, - сказал Бриз. - Ну что же. Джордж Ансон Филлипс - это довольно
жалостная история. Он считал себя детективом, но, похоже, никого не смог
заставить согласиться с этим. Я разговаривал с шерифом Вентуры. Он сказал,
что Джордж был славным пареньком - слишком славным, чтобы быть толковым
полицейским, даже если предположить у него наличие мозгов. Джордж делал
все, что ему говорили, и делал все исправно при условии, что ему
объясняли, какой ногой ступить, сколько шагов сделать и в каком
направлении, и прочие подобные мелочи. И малый не особо развивался, если
ты понимаешь, о чем я говорю. Он был полицейским того типа, который может
раскрыть кражу, если увидит собственными глазами, как вор тащит цыпленка
из курятника, а вор вдруг испугается, побежит, споткнется, ударится
головой о столб и потеряет сознание. Любой другой вариант мог показаться
Джорджу сложноватым, и ему пришлось бы бежать в участок за дальнейшими
инструкциями. Так что все это очень скоро несколько утомило шефа, и он
отпустил Джорджа на все четыре стороны.
Бриз отпил еще раз из стакана и поскреб подбородок ногтем большого
пальца.
- После этого Джордж работал в универсальном магазине в Шими у
некоего Сатклиффа. Там у него была работа, связанная с оформлением
кредита, - какая-то писанина в тетрадочках, заведенных на каждого клиента.
И у бедолаги было все неладно: он то забывал что-то записать, то записывал
не в ту тетрадочку, и некоторые клиенты поправляли его, а некоторые - нет.
Короче, Сатклифф подумал, что, может быть, Джорджу лучше попробовать себя
в чем-нибудь еще - и так он появился в Лос-Анджелесе. У него были какие-то
деньги, немного, но достаточно для того, чтобы приобрести патент и снять
на паях офис. Я там был. Это маленькая каморка, где сидит еще один парень,
который, по его словам, торгует рождественскими открытками. Его зовут
Марш. У них была договоренность, что, когда к Джорджу приходит посетитель,
Марш идет прогуляться. Марш говорит, что не знает, где Джордж жил, и что
никаких посетителей у него не было. То есть, насколько этому парню
известно, никакие дела в офисе не велись. Но Джордж дал объявление в
газету - после этого какой-нибудь клиент у него появиться мог. И, скорей
всего, появился, так как с неделю назад Марш обнаружил у себя на столе
записку, в которой Джордж сообщал, что его не будет в городе несколько
дней. И это - последнее, что Марш знает о малом. Итак, Джордж отправился
