которого вы нашли убитым? Из-за него вы связались с полицией?
- Естественно. Они хотели знать, почему он следил за мной, на кого я
работаю, почему он просил меня зайти к нему и почему я пошел. Но это не
все.
Она осушила стакан и снова его наполнила.
- Как ваша астма?
- Плохо, - сказала она. - Продолжайте.
- Я виделся с Морнингстаром. Я вам говорил по телефону. Он сказал,
что дублона Брэшера у него нет, но ему предлагали и он может достать. Я
вам это уже говорил. Тогда вы ответили мне, что дублон вам вернули. Вот
так вот.
Я подождал, не расскажет ли она мне историю о том, как монета была ей
возвращена, но она лишь мрачно смотрела на меня из-за стакана.
- Итак, поскольку я заключил с мистером Морнингстаром соглашение об
уплате тысячи долларов за монету...
- У вас не было полномочий для подобных действий, - пролаяла она.
Я кивнул соглашаясь.
- Может быть, я просто разыгрывал его. И себя. Во всяком случае,
после разговора с вами я пытался связаться с ним, чтобы отменить
договоренность. В телефонной книге его домашнего телефона не оказалось.
Поэтому я поехал к нему в офис. Было уже поздно. Лифтер сказал, что
Морнингстар еще не спускался. Он лежал на полу в своем кабинете, мертвый.
Умер от удара по голове и, главным образом, от шока. Старики умирают
легко. Удар не был смертельным. Я позвонил в дежурный госпиталь, не назвав
своего имени.
- Очень умно с вашей стороны.
- Вы так полагаете? Это было предусмотрительно с моей стороны, но я
бы не сказал, что очень умно. Я хочу для всех оставаться хорошим, миссис
Мердок. Надеюсь, вы это понимаете. Но в течение нескольких часов
происходят два убийства, и оба трупа обнаруживаю я. И обе жертвы были -
некоторым образом - связаны с вашим дублоном.
- Не понимаю. Этот, другой молодой человек - тоже?
- Да. Разве я не сказал вам по телефону? Мне показалось, что говорил,
- я сдвинул брови, припоминая.
- Возможно, - хладнокровно сказала она. - Я не очень-то вслушивалась
в то, что вы говорили. Дублон, видите ли, мне уже возвратили. А вы были
как будто подвыпившим.
- Я не был подвыпившим. Я был несколько взволнован, но вовсе не
подвыпившим. Я смотрю, все это вы воспринимаете очень спокойно.
- А что я должна делать?
Я глубоко вздохнул.
- Я уже связан с одним убийством - так как обнаружил труп и сообщил
об этом в полицию. Очень скоро я могу быть связан с другим - так как нашел
труп и не сообщил об этом в полицию. Для меня это более чем серьезно. И в
любом случае мне дано время до сегодняшнего вечера, чтобы раскрыть имя
моего клиента.
- А вот это будет нарушением конфиденциальности, - сказала она, на
мой вкус - слишком хладнокровно. - Вы этого не сделаете, я уверена.
- Я хочу, чтобы вы оставили в покое это чертово вино и приложили хоть
какие-нибудь усилия трезво оценить ситуацию, - раздраженно сказал я.
Она несколько удивилась и отставила стакан в сторону - дюйма на
четыре.
- У этого паренька, Филлипса, был патент частного детектива. Как
получилось, что я нашел его тело? Потому что он следил за мной, а когда я
заговорил с ним, попросил прийти к нему в квартиру. Когда я пришел, он был
уже мертв. Полицейские все это уже знают. Они могут даже этому поверить.
Но они не верят, что связь между мной и Филлипсом - всего лишь
случайность. Они считают, что у нас с Филлипсом существовали более тесные
отношения, и настаивают на том, чтобы я рассказал, для кого я сейчас
работаю и над чем. Это ясно?
- Вы найдете способ выпутаться, - сказала она. - Конечно, это
обойдется мне несколько дороже.
У меня было такое ощущение, что надо мной издеваются. Во рту у меня
пересохло. Мне стало душно. Я еще раз глубоко вздохнул и еще раз нырнул в
эту бочку ворвани, что сидела напротив меня в шезлонге и казалась
невозмутимой, как президент банка, отказывающий просителю в ссуде.
- Я работаю на вас, - сказал я, - сейчас, сегодня, эту неделю. На
следующей неделе, надеюсь, я буду работать на кого-нибудь другого. Для
того чтобы это стало возможным, я должен находиться в достаточно хороших
отношениях с полицией. Они не обязаны любить меня, но они должны быть
уверены, что я не вожу их за нос. Предположим, Филиппсу не было ничего
известно о дублоне Брэшера. Предположим даже, что немного было известно,
но что его смерть никак не связана с этим обстоятельством. И все же я
должен рассказать полиции все, что о нем знаю. Они вправе допрашивать
любого, кого захотят допросить. Это вы можете понять?
- Разве законом не предусмотрено для вас право защищать клиента? -
резко спросила она. - А если нет - какая вообще польза от частных
детективов?
Я вскочил, обошел кресло и снова сел. Я подался вперед и вцепился в
колени так, что побелели костяшки пальцев.
- Закон - это вопрос неоднозначный, миссис Мердок. Как и большинство
других вопросов. И даже если у меня будет законное право молчать -
отказываться говорить - и мне это сойдет с рук однажды, все равно это
будет концом моей работы. Я буду считаться беспокойным субъектом, и так
или иначе полиция меня прижмет. Я уважаю ваши интересы, миссис Мердок, но
не настолько, чтобы перерезать себе глотку ради вас и истекать кровью на
ваших коленях.
Она взяла стакан и осушила его.
- Да, похоже, вы умудрились наворочать на удивление много дел. Вы не
нашли ни мою невестку, ни дублон Брэшера. Зато вы нашли пару трупов, к
которым я не имею никакого отношения, и так искусно все организовали, что
я теперь вынуждена буду доложить полиции обо всех своих семейных и личных
обстоятельствах, для того чтобы защитить вас от вашей собственной
глупости. Так я понимаю ситуацию. Если я не права - прошу вас, поправьте
меня.
Она налила себе еще вина, глотнула его слишком поспешно, поперхнулась
и зашлась в приступе неудержимого кашля. Стакан выпал из ее трясущейся
руки, и вино разлилось по столу. Она нагнулась вперед и побагровела.
Вскочив, я подошел к ней и с размаху треснул ее ладонью по жирной
спине так, что задребезжали стекла в окнах.
Она издала долгий сдавленный вой, стала судорожно хватать ртом воздух
и перестала кашлять. Я нажал кнопку ее диктофона и, когда из
металлического диска раздался чей-то громкий металлический голос, сказал:
- Принесите миссис Мердок стакан воды, быстро, - и отпустил кнопку.
Я сел на место и стал наблюдать, как она постепенно приходит в себя.
Когда она задышала ровно и без усилий, я сказал:
- Вы не крутая. Вы просто думаете, что вы крутая. Вы слишком долго
жили в окружении людей, которые вас боятся. Подождите, вот возьмутся за
вас представители закона. Эти ребята - профессионалы. А вы - всего лишь
жалкий любитель.
Дверь открылась, и вошла горничная с кувшином воды и стаканом. Она
поставила их на стол и удалилась.
Я налил воды в стакан и сунул его в руку миссис Мердок.
- Не пейте много, просто глотните. На вкус вам не понравится, но это
не повредит вашей астме.
Она глотнула, потом выпила полстакана и вытерла губы.
- Подумать только, - задыхаясь, проговорила она, - из всех наемных
сыщиков, которых можно было нанять, я выбрала человека, который хулиганит
в моем собственном доме.
- Так или иначе, это пустой разговор, - сказал я. - У нас не так
много времени. Что мы будем рассказывать полиции?
- Не знаю никакой полиции. Не знаю. И если вы раскроете им мое имя, я
буду рассматривать это как гнусное нарушение договоренности.
Это вернуло нас туда, откуда мы начали.
- Но убийство все изменило, миссис Мердок. Когда речь идет об
убийстве, нельзя молчать. Мы должны рассказать им, почему вы наняли меня и
зачем. Вы знаете, это не попадет в газеты. То есть не попадет, если они
поверят нам. Они, конечно, не поверят, что вы наняли меня разобраться с
Элишей Морнингстаром просто потому, что он позвонил вам и хотел купить
дублон Брэшера. Они могут и не узнать, что вы не имели права продавать
монету, - скажем, им просто может не прийти в голову взглянуть на дело с
этой стороны. Но они не поверят, что вы наняли частного сыщика проверить
возможного покупателя. Зачем вам это?
- Это мое дело, не так ли?
- Нет. Вы не сможете обмануть полицию таким образом. Они должны быть
уверены, что вы искренни и открыты и что вам нечего скрывать. До тех пор
пока они будут подозревать, что вы что-то скрываете, они от вас не
отстанут. Расскажите им правдоподобную приемлемую историю - и они уйдут
радостными и довольными. А самой правдоподобной и приемлемой историей
всегда является правда. Что вам мешает поведать ее?
- Абсолютно все, - сказала она. - Мы должны сказать им, что я
подозревала свою невестку в краже монеты и оказалась не права?
- Лучше рассказать.
- И что монету вернули и каким образом?
- Лучше рассказать.
- Это меня очень унизит.
Я пожал плечами.
- Вы грубое животное, - сказала она. - Вы холодная бесчувственная
рыба. Вы мне не нравитесь. Я глубоко сожалею, что вообще встретила вас.
- Взаимно, - сказал я.
Она ткнула жирным пальцем в кнопку диктофона и пролаяла в микрофон:
- Мерле, попроси моего сына зайти ко мне сейчас же. Ты тоже можешь
прийти.
Она отпустила кнопку, сжала жирные ладони, потом тяжело уронила руки
на ляжки и устремила бесцветные глаза в потолок.
Голос ее был тих и печален:
- Монету взял мой сын, мистер Марлоу. Мой родной сын.
Я ничего не ответил. Через пару минут в комнату вошли мистер Мердок и
Мерле, и она отрывисто приказала им садиться.
21
Лесли Мердок был в зеленоватом костюме, и волосы его казались
влажными, словно он только что из-под душа. Он сидел сгорбившись, смотрел
на носки своих щегольских белых ботинок и крутил кольцо на пальце. Сегодня
он был без черного длинного мундштука и выглядел каким-то одиноким и
потерянным. Даже усы его обвисли еще больше, чем вчера.
Мерле была точно такая же, как и накануне. Наверно, она всегда
выглядела одинаково. Ее медно-золотистые волосы были так же туго зачесаны
назад, очки в роговой оправе были такими же огромными, а глаза сохраняли
такое же отрешенное выражение. Она была все в том же цельнокроенном платье
без рукавов - и без всяких украшений, даже без сережек.
У меня было странное ощущение, что все это когда-то уже происходило
со мной.
Миссис Мердок глотнула вина и спокойно сказала:
- Значит так, сын. Расскажи мистеру Марлоу о дублоне. Боюсь, нам
придется все ему рассказать.
Мердок быстро взглянул на меня и снова опустил глаза. Его губы
судорожно дернулись. Когда он заговорил, голос его был ровен, устал и
тускл, как у человека, делающего признание после изнурительной борьбы с
совестью.
- Вчера я уже говорил вам, что должен Морни много денег. Двенадцать
тысяч. Потом я отказался от своих слов, но это правда. Я должен ему. Я не
хотел, чтобы мама узнала. Он сильно давил на меня, требуя долг. Я,
конечно, понимал, что в конце концов мне придется во всем ей признаться,
но оказался слишком безволен, чтобы решиться на этот разговор. Дублон я
взял однажды вечером, когда она уже спала, а Мерле уже не было дома. Я
отдал монету Морни, и он согласился держать ее у себя в качестве заклада,
так как я объяснил, что он не сможет получить за нее ничего похожего на
двенадцать тысяч, пока не предъявит родословную и не докажет, что не
владеет монетой на законных основаниях.
Он умолк и поднял на меня глаза, проверяя, как я воспринимаю его
