Премия, назначенная Филиппом и доставшаяся родителям Жерара,
представляла собой три цветущих сеньората, принадлежавших Вильгельму
Оранскому, -- Филиппу она ни гроша не стоила. Таким образом, пишет Мотли,
демонстрируя изрядную риторическую соразмерность, щедрость принца оплатила
оружие, которое оборвало его жизнь, а его имения образовали тот фонд, из
которого была вознаграждена семья убийцы.
Тем не менее расходы, сопряженные с ведением войны, оказались для
Филиппа великоваты. К концу столетия его одолело стремление к миру, и в 1609
году Голландия с Испанией подписали Двенадцатилетний мир.
После убийства Вильгельма Оранского руководство восстанием перешло к
его сыну Морицу, графу Нассау, который остановил продвижение испанцев и
вернул Голландии ее прежние границы. Он, однако, не преуспел в достижении
цели более крупной -- отобрать у Испании оккупированные территории
Нидерландов, на которых располагались по праву принадлежащие его роду земли,
а также земли других фламандских беженцев, жаждавших наступательной войны.
Осуществлению честолюбивых помыслов Морица воспрепятствовало тупоголовое
нежелание голландских бюргеров и дальше оплачивать войну, которая им больше
не казалась необходимой, да к тому же и мешала торговле.
Всякий раз, как наступал мир, он наступал вопреки желанию очередного
принца Оранского.
Существует анекдот про чистосердечного купца из Амстердама, приехавшего
в Гаагу. Когда принц Фридрих Генрих пожурил его за торговлю с вражеским
Антверпеном, купец бесстрашно ответил:
-- Я не только буду и дальше торговать с вражеским Антверпеном, но если
бы мне ради наживы потребовалось пройти через ад, я бы, пожалуй, рискнул
опалить паруса моих кораблей.
Кромвель сказал о голландцах, что они предпочитают барыш благочестию.
На это купец из Амстердама, пожалуй, ответил бы, что не видит между ними
разницы.
-- Клянусь Богом! -- несколько позже, во время второй англо-голландской
войны, воскликнул, по словам Сэмюэла Пеписа, инспектор Королевского флота.
-- По-моему, дьявол гадит голландцами.
Когда в 1625 году Мориц естественным порядком скончался, пост
штатгальтера унаследовал его младший брат, принц Фридрих Генрих, ставший,
как оказалось впоследствии, главнейшим из покровителей Рембрандта, ибо он
приобрел у художника больше картин, чем кто-либо другой, -- по меньшей мере
семь полотен на религиозные сюжеты, пять из которых посвящены Страстям
Господним, а также портрет своей жены Амалии ван Сольмс.
Скорее всего, Рембрандта порекомендовал Фридриху Генриху его секретарь,
Константин Хейгенс, писатель, отличавшийся широтою литературных и
художественных интересов.
Его сыну, Кристиану Хейгенсу[2], предстояло впоследствии приобрести
международную известность как выдающемуся физику: он усовершенствовал линзы
телескопа; правильно интерпретировал структуру колец вокруг Сатурна; открыл
его спутник, Титан; первым использовал в часах принцип маятника; разработал
волновую теорию света, в противоположность корпускулярной теории Исаака
Ньютона; сформулировал для световых волн "принцип Гюйгенса", гласящий, что
каждая точка волнового фронта является источником новой волны; и открыл
поляризацию света известковым шпатом.
Аристотель с великим увлечением слушал рассказы Яна Сикса о стихах отца
и несравненной математической и научной одаренности сына, хотя самого его
кольца Сатурна и поляризация света известковым шпатом оставляли равнодушным.
Хейгенс-старший наткнулся на Рембрандта в Лейдене, когда живописцу
только-только минуло двадцать, и превознес его до небес, утверждая, что это
расцветающий талант, имеющий колоссальное значение для будущего культурного
величия Голландии.
Особенно расхваливал Хейгенс Рембрандтова "Иуду, возвращающего тридцать
сребреников", ребяческую работу, обличающую несравненную сноровку и
сентиментальное воображение. Рембрандт еще много десятилетий зарабатывал на
"Иуде", ссужая его для копирования.
Ко времени, когда Рембрандту, уже жившему в Амстердаме, исполнилось
двадцать семь, Хейгенс разочаровался в нем самым сокрушительным образом и
уже навсегда. Хейгенс дожил до девяноста, но ни разу не сказал о Рембрандте
доброго слова.
Уцелели семь писем Рембрандта к Хейгенсу. Все они касаются картин из
посвященной Страстям Господним серии, причем в пяти содержатся просьбы
заплатить побольше либо заплатить побыстрее.
В 1639 году Рембрандт в спешке закончил последние две из этих картин --
"Погребение Христа" и "Воскрешение Христа" -- и отослал их в Гаагу, даже не
дав краске подсохнуть. Именно в тот год Рембрандт и купил свой дом. Биографы
приходят к выводу, что ему нужны были деньги.
VI. Роль селедки в истории человечества
12
Процесс засола сельди прямо на судах был усовершенствован в 1385 году
капитаном из Зеландии, создавшим тем самым рыболовецкую и судостроительную
индустрии плюс колоссальную международную торговлю селедкой, что,
собственно, и заложило основы процветания страны, которой предстояло стать и
величайшей из торговых империй, когда-либо виденных миром, и мощнейшей среди
морских держав. По мере того как возрастало значение селедки, голландцам
требовалось все больше и больше соли, каковую они закупали в Бискайском
заливе, главным образом у португальцев, на деньги, вырученные от продажи
норвежского леса, а также русской и польской пшеницы, которые оплачивались
барышами, полученными от продажи в балтийском регионе бочковой сельди,
тысячами тонн поступавшей с бессчетных рыболовецких судов, бороздивших воды
у берегов Шотландии. К семнадцатому столетию добыча голландцами сельди была
юридически наиболее упорядоченным из всех товарных производств Нидерландов.
Каждую весну, когда паруса рыболовецких флотилий появлялись в водах к
северу от Шотландии, их защищали голландские солдаты. Голландия правила
волнами. Что до суши, то скромные вооруженные силы Голландии, образованные
по преимуществу из навербованных в других странах протестантских наемников и
добровольцев, набранных в низших слоях общества, числились среди наилучшим
образом обученных и самых дисциплинированных в Европе. Поднявшись на борт
корабля, эти люди обращались в бойцов, никому не уступавших в свирепости. Не
было на море и на суше никого воинственнее миролюбивых голландцев.
Когда испанцы -- в 1576-м и затем в 1585-м -- разорили Антверпен,
морская торговля, центром которой был этот фламандский город, начала в
поисках более безопасных для захода портов смещаться к северу, в Зеландию и
Голландию, и со временем сосредоточилась по преимуществу в Амстердаме,
предприниматели коего отличались выдающейся деловой хваткой.
Когда же испанцы -- в 1580-м -- аннексировали Португалию и закрыли для
голландских судов Лисабонский порт, голландцы пустились в заморские
странствия -- на поиски экзотических товаров, которые они закупали по одной
цене и которыми затем, по нелестному выражению Платона, "приторговывали" по
другой, более высокой. Вслед за португальцами они проникли в Индийский и
Тихий океаны и нашли здесь то, что искали, -- восточные острова пряностей.
Вскоре голландцы выжали с них португальцев.
Ныне трудно себе представить, каким образом удавалось заработать на
гвоздике и мускатном орехе, а также на корице с перцем деньги, достаточные
для того, чтобы в Голландии мог расцвести ее золотой век; не следует,
однако, недооценивать людей, ухитрившихся основать на одной только селедке
процветающую национальную экономику.
В пору золотого века Голландии на воду ежегодно спускалась тысяча новых
судов. Это дает в среднем почти двадцать кораблей в неделю, а ведь для
достижения подобной цифры необходимо, чтобы в сорок, а то и в пятьдесят раз
большее их число пребывало в различных стадиях постройки. Практически весь
лес, металл, пенька, парусина и прочие материалы, потребные для
строительства и оснащения этих судов, должны были поступать из-за границы,
равно как и пушки, и их лафеты, и ядра, и порох.
Даже если эта цифра -- тысяча кораблей в год -- лжет, она лжет весьма
впечатляюще, так что торговые и военные суда Голландии и Зеландии во всех
мирных портах превосходили числом суда всех прочих наций, полностью вытеснив
таковые с заграничных рынков и обеспечив на этих рынках монопольное влияние
голландских компаний, созданных на основе правительственных концессий.
Голландской конструкции судно, называемое "flutie", превосходило все
иные суда своего времени грузоподъемностью и дешевизной постройки, а команду
имело самую маленькую, получавшую наименьшую плату, но зато наилучшую пищу.
Никто в Европе не перевозил грузы за меньшую цену.
Советники английских монархов внушали им, что Англии не следует и
пытаться соперничать с Голландией на равных: покупные цены голландцев не
перебьешь, а продажные не собьешь.
В 1648 году -- это год Вестфальского мира и завершения Тридцатилетней
войны -- Амстердам был оживленнейшим морским и торговым центром мира, он
стал им еще в пору восьмидесятилетней войны за освобождение от Испании.
Почти все пряности, шелка, жемчуга и стеклянная посуда из Ост-Индии, Китая,
Индии и Японии доставлялись в Европу судами Ост-Индской компании. Купцы
Голландии слыли богатейшими в мире, ее товарное производство приносило
наибольшие прибыли, ее методы торговли отличались наибольшей эффективностью,
флот ее был сильнейшим на всех морях, по которым ходили торговые суда.
Вы, наверное, удивляетесь, откуда что взялось?
Меня не спрашивайте.
Де Монтгерштейн называет процветание Голландии чудом человеческого
усердия, явленным в стране, в которой и жить-то невозможно. Посол Англии
Темпл полагал, что ключ к богатству голландцев кроется в том, что каждый из
них расходует меньше, чем зарабатывает. "Они носят простое сукно, -- писал
он, -- и питаются собственной рыбой и корнеплодами. Самую лучшую свою одежду
они продают во Францию, а для себя покупают в Англии ту, что погрубее". Дефо
писал, что они покупают только затем, чтобы снова продать, собирают, чтобы
раздать, и вся их огромная торговля в том лишь и состоит, что к ним со всех
концов света свозится то, что они затем развозят по всему свету.
В пору перемирия были годы, когда Испания направляла свой серебряный
флот из Испанской Америки прямиком в Амстердам для оплаты огромного
количества товаров, закупленных с тем, чтобы и прокормиться самой, и
сохранить свои позиции в борьбе против Англии, Франции и все той же
Голландии.
Даже воюя с Испанией, голландцы посылали в Средиземное море флотилии с
балтийской пшеницей и скандинавским лесом -- южная Европа едва ли не пять
лет кряду страдала от неурожая, и бушевавший там голод внушал оптимизм и
создавал идеальные рыночные условия. Голландские торговые суда плыли мимо
Сицилии и Греции в левантийские гавани, чтобы продавать в них азиатские
пряности, шелка и фарфор по ценам, с которыми сухопутные азиатские купцы,
находящиеся куда ближе к производителям и рынкам этих товаров, соперничать
не могли.
В 1600-м голландские оптики изобрели телескоп. Шесть лет спустя Галилей
изобрел пропорциональный компас, а в Лейдене Гармен Герритс ван Рейн и его
супруга Нелтье родили Рембрандта. Он весил семь фунтов четыре унции:
крестильная запись в лейденской Питерскерк описывает его как "крупного
малыша". Спустя два года после его крещения голландский ученый изобрел
телескоп получше. Когда Рембрандту стукнуло три года, несколько голландских
семейств находились уже в пути к Манхэттену и Лонг-Айленду, в том же году
