и заявил, что он в восторге от его прибытия. Один лишний полковник в
его штабе означал, что теперь он мог начать требовать двух
дополнительных майоров, четырех дополнительных капитанов, шестнадцать
дополнительных лейтенантов и неисчислимое количество дополнительных
рядовых и сержантов, пишущих машинок, письменных столов, шкафов,
автомашин и другое столь же необходимое оборудование и снаряжение,
которое способствовало бы приумножению престижа генерала Пеккема и
увеличило бы его ударную мощь в войне против генерала Дридла. Теперь у
генерала Пеккема стало два полковника, в то время как у генерала
Дридла их было пять, но четверо из них были строевыми командирами.
Таким образом, почти без всяких интриг генерал Пеккем умелым маневром
удвоил свою мощь. И если учесть, что генерал Дридл закладывал за
воротник все основательней, будущее рисовалось генералу Пеккему в
самом восхитительном свете, и он созерцал своего новенького полковника
с лучезарной улыбкой.
Ко всем важным вопросам генерал Пеккем подходил с реалистических
позиций. Во всяком случае, так он обычно заявлял перед тем, как
публично учинить разнос своим ближайшим подчиненным. Это был красивый,
розовощекий мужчина пятидесяти трех лет от роду. Он ходил в форме,
сшитой на заказ, держал себя свободно и непринужденно. Волосы его
отливали серебром, глаза были слегка близорукие, а губы -- выпуклые и
чувственные. Это был внимательный, приятный, утонченный, человек,
чутко реагирующий на любые, даже самые ничтожные ошибки окружаю-
щих, только не на свои собственные. Все, что делали другие, он считал
абсурдным. Будучи натурой тонкой и привередливой, генерал Пеккем
придавал грандиозное значение всяким мелочам в области литературного
стиля и вкуса. Он не преувеличивал, а "гипертрофировал" значение
каких-то вещей. Он ходил не на концерт, а "в концерт". Неверно, что он
сочинял меморандумы, в которых, набивая себе цену, требовал
предоставить ему широкие полномочия и передать руководство боевыми
операциями, -- нет, он требовал "расширения своих прерогатив с тем,
чтобы курировать военные операции". Язык меморандумов, написанных
другими офицерами,всегда был "выспренним, ходульным или сомнительным".
Чужие ошибки неизменно были "прискорбными". Его указания были
"обязательны к исполнению".Он располагал не просто верными сведениями,
а "информацией",полученной обычно из "хорошо осведомленных
источников". Генерал Пеккем часто действовал с величайшей неохотой,
но "подчиняясь диктату сложившихся обстоятельств".
Никогда он не забывал, что черное и белое -- не цвета, и никогда не
ошибался в употреблении слов "одевать" и "надевать". Он бойко
цитировал Платона, Ницше, Монтеня, Теодора Рузвельта, маркиза де
Сада и Уоррена Гардинга. Новые слушатели (в данном случае - такая
неподнятая целина, как полковник Шейскопф) были бесценной находкой
для генерала Пеккема, поскольку перед ним открывалась вдохновляющая
возможность продемонстрировать свою блестящую эрудицию и пригоршнями
метать перлы из сокровищницы каламбуров, острот, едких харак-
теристик, проповедей, анекдотов, пословиц, эпиграмм, афоризмов и
крылатых выражений. Галантно улыбаясь, генерал Пеккем ознакомил
полковника Шейскопфа с обстановкой.
-- Моя единственная ошибка, -- заметил он с наигран ным добродушием
и одновременно наблюдая, какой эффект производят его слова, -- в том,
что я никогда не ошибаюсь.
Полковник Шейскопф не засмеялся, чем весьма озадачил генерала
Пеккема. Энтузиазм генерала несколько поостыл: обычно этот парадокс
действовал без промаха. Генерала прямо-таки встревожило, что на
непроницаемом лице полковника Шейскопфа не отразилось ни малейшего
проблеска понимания. Лицо полковника внезапно напомнило генералу
цветом и фактурой непочатую мыльную палочку для бритья. Возможно,
полковник Шейскопф устал с дороги, великодушно предположил генерал
Пеккем, полковник проделал длинный путь и попал в совершенно незна-
комую среду. Отношение генерала Пеккема к подчиненным, будь то
офицерский или сержантско-рядовой состав, отличалось духом
терпимости и либерализма. Он часто указывал, что если работающие с
ним люди идут ему навстречу, то он со своей стороны готов бежать им
навстречу, но,добавлял он с хитрой улыбкой, его частенько приводит к
тому, что мнения обеих сторон сталкиваются и одно из мнений
разлетается вдребезги. Генерал Пеккем считал себя эстетом и
интеллигентом. Когда люди с ним не соглашались, он убеждал их быть
объективными. Вот и теперь генерал Пеккем решил отнестись к
полковнику Шейскопфу со всей возможной объективностью. В генеральском
взгляде можно было прочесть поощрение и великодушную снисходительность.
-- Вы приехали к нам как раз вовремя, Шейскопф. Летнее наступление
выдохлось благодаря некомпетентному руководству, не обеспечившему
должного снабжения наших войск, и я отчаянно нуждаюсь в твердом,
опытном, компетентном офицере, как вы, который помог бы мне выпус-
кать меморандумы. Меморандумы -- один из важнейших видов нашей работы.
Читая их, люди узнают, что мы не покладая рук делаем большое, полезное
дело. Я надеюсь, что вы хорошо владеете пером.
-- Я в писанине не разбираюсь, -- возразил полковник Шейскопф и
надулся.
-- Хорошо, пусть вас это не беспокоит, -- продолжал генерал Пеккем,
небрежно махнув рукой. -- Вы будете попросту передавать порученную вам
мною работу кому- нибудь другому и полагаться на удачу. Мы называем
это "передоверять ответственность". Где-то на самом низком уровне
высокоцентрализованной организации, которой я руковожу, сидят люди,
которые делают всю работу, и дело идет вполне гладко без особых усилий
с моей стороны. Я полагаю, это происходит оттого, что я -- хороший
работник. Фактически в своем огромном учреждении мы не делаем
никакой особо важной работы, спешить нам некуда. С другой стороны,
необходимо поддерживать у людей впечатление, что мы заняты по горло, и
вот это -- очень важная работа. Если вам потребуются дополнительные
сотрудники, дайте мне знать. Я уже послал заявку на двух майоров,
четырех капитанов и шестнадцать лейтенантов, чтобы у вас был свой
аппарат. Поскольку мы не занимаемся никакой важной работой, очень
важно, чтобы мы делали как можно больше этой не важной работы. Вы
согласны со мной?
-- А как насчет парадов? -- перебил полковник Шейскопф.
-- Каких парадов? -- спросил генерал Пеккем, чувствуя, что его
изысканные манеры не приносят желанных плодов.
-- Я смогу проводить парады по воскресеньям? -- раздраженно спросил
полковник Шейскопф.
-- Нет. Разумеется, нет. Как вам вообще пришла в голову эта мысль?
-- А мне сказали, что я буду руководить парадами.
-- Кто это вам сказал?
-- Офицеры, которые посылали меня за океан. Они сказали, что я
смогу гонять людей на парады, когда только захочу.
-- Вам солгали.
-- Но ведь это нечестно с их стороны, сэр!
-- Очень сожалею, Шейскопф. Я готов сделать все, чтобы вам здесь
было хорошо, но о парадах не может быть и речи. В нашем учреждении
слишком мало сотрудников, чтобы выводить их на парады, а строевики
поднимут открытый мятеж, если мы попытаемся заставить их
маршировать. Боюсь, что вам придется несколько обождать, покуда мы
не возьмем все под свой контроль. Вот тогда уж вы сможете делать с
летчиками все, что вам заблагорассудится.
-- А как насчет моей жены? -- раздраженно спросил полковник
Шейскопф, подозрительно глядя на генерала. -- Я смогу послать ей вызов,
это хоть можно?
-- Жене? На каком основании, скажите на милость?
-- Муж и жена должны быть вместе.
-- Об этом тоже не может быть и речи.
-- Но мне сказали, что я смогу ее вызвать.
-- Вам и на этот раз солгали.
-- Но они не имели права врать мне! -- запротестовал полковник
Шейскопф, и от негодования на глаза его навернулись слезы.
-- Разумеется, они имели право, -- отрезал генерал Пеккем с холодной
и рассчитанной жесткостью. Он решил, не откладывая, испытать характер
своего нового полковника. -- Не будьте таким ослом, Шейскопф. Люди
имеют право делать все, что не возбраняется законом, а закона против
лжи не существует. Так что впредь не отнимайте у меня времени вашими
сентиментальными пошлостями. Слышите?
-- Так точно, сэр, -- пробормотал полковник Шейскопф.
Полковник Шейскопф поник головой, вид у него был самый жалкий, и
генерал Пеккем благословил судьбу, пос лавшую ему в подчиненные
такого размазню. Генерал не мыслил себе вспыльчивых подчиненных.
Одержав победу, генерал Пеккем смягчился. Он не тешился унижением
своих подчиненных.
-- Если бы ваша жена состояла в женском вспомогательном корпусе,
тогда бы я, возможно, перевел ее к нам. Но это -- максимум того, что я
могу сделать.
-- У нее есть подруга в женском вспомогательном корпусе, -- сообщил
полковник Шейскопф с надеждой в голосе.
-- Боюсь, что этого мало. Пусть миссис Шейскопф, если желает,
вступит в женский вспомогательный корпус, и я возьму ее сюда. Ну, а
пока что, мой дорогой полковник, вернемся к нашей маленькой войне.
Сейчас я вас вкратце ознакомлю с боевой обстановкой на нашем театре
военных действий.
Генерал Пеккем встал и направился к вращающимся полкам, на которых
лежали гигантские, ярко раскрашенные карты.
Полковник Шейскопф побелел.
-- Но мы ведь не собираемся воевать! -- в ужасе выпалил он.
-- Ну конечно, нет, -- дружелюбно рассмеявшись, снисходительно
заверил его генерал Пеккем. -- Уж мне-то вы можете поверить. Именно
потому, что мы не лезем в бой, мы все еще сидим здесь, в Риме.
Конечно, я тоже был бы рад перебраться во Флоренцию, чтобы
поддерживать более тесный контакт с экс-рядовым первого класса Уин-
тергрином. Но Флоренция меня пока что не устраивает -- близковато к
линии фронта. -- Генерал Пеккем поднял деревянную указку и провел
резиновым наконечником ли- нию от одного побережья до другого. -- Вот
здесь, Шейскопф, стоят немцы. Они прочно вкопались в горы и создали
"Готическую линию". Вышибить их не удастся до будущей весны, хотя это
не значит, что наши высокопоставленные олухи не попытаются сделать
этого раньше. Таким образом, наша специальная служба располагает почти
девятью месяцами для достижения цели. А цель наша состоит, в том,
чтобы подчинить себе все бомбардировочные полки американских военно-
воздушных сил. В конце концов, -- сказал генерал Пеккем с
бархатистым, хорошо отработанным смешком. -- если уж бомбардировка
вражеских позиций -- это не специальная служба, то я вообще не знаю,
для чего на свете существует наш Корпус специальной службы. Вы
согласны?
Полковник Шейскопф ничем не выказал своего согласия, но
генерал Пеккем слишком упивался собственной болтовней, чтобы еще
следить за реакцией Шейскопфа.
-- В данный момент наше положение великолепно. Прибывают
подкрепления -- такие, как вы, например. Кроме того, в нашем
распоряжении более чем достаточно времени для тщательной разработки
стратегических планов. Вот объект нашей ближайшей атаки, -- генерал
Пеккем ткнул указной в остров Пьяноса и со значением постучал по
буквам, выведенным жирным черным карандашом. Надпись гласила:
"Дридл".
Полковник Шейскопф подошел к самой карте, покосился на карандашную
надпись, и впервые с той минуты, как он переступил порог кабинета, на
его грубой физиовемии забрезжил слабый отсвет мысли.
-- Кажется, я понимаю! -- воскликнул он. -- Ну конечно, я понимаю!
Наша первейшая задача -- отбить Дридла у врага. Правильно?
Генерал Пеккем милостиво рассмеялся.
-- Нет, Шейскопф. Дридл -- на нашей стороне, и в то же время Дридл -
