на пол.
Йоссариан и вправду чувствовал, что вот-вот грохнется на пол. Он
обернулся к соседу Данбэра, пожилому человеку с морщинистым лицом и
впалыми щеками, ткнул пальцем через плечо и сказал:
-- Сгинь, мразь!
Человек оцепенел от ярости и выпучил глаза.
-- Он майор, -- пояснил Данбэр. -- Почему бы тебе не поставить перед
собой более скромную цель и не попытаться стать на некоторое время
уоррэнт-офицером Гомером Ламли? Кстати, в этом случае отец у тебя
будет губернатором штата, а сестра -- невестой чемпиона по лыжам. Скажи
ему просто, что ты капитан.
Йоссариан повернулся к опешившему больному, на которого указал ему
Данбэр.
-- Я капитан. Сгинь, мразь! -- сказал он, ткнув большим пальцем
через плечо.
Опешивший больной, услышав команду Йоссариана, выпрыгнул из
постели и убежал. Йоссариан влез на его кровать и стал
уоррэнт-офицером Гомером Ламли, который страдал от приступов тошноты и
внезапных приливов пота. Йоссариан проспал добрый час, после чего
ему снова захотелось стать Йоссарианом. Оказалось, что иметь
отца-губернатора и сестру -- невесту чемпиона по лыжам не бог весть
как интересно. Данбэр вернулся в палату Йоссариана, где выкинул из
кровати А.Фортиори, предложив ему некоторое время снова побыть
Данбэром. Здесь не было и следов уоррэнт-офицера Гомера Ламли. Зато
появилась сестра Крэмер и в приступе ханжеского возмещения зашипела,
как сырое полено в огне. Она приказала Йоссариану немедленно лечь в
постель, но, поскольку она преградила ему дорогу, он не мог выполнить
этого приказания. Ее хорошенькое личико выглядело, как никогда,
противным. Сестра Крэмер была мягкосердечным, сентиментальным
созданием. Она совершенно бескорыстно радовалась известиям о чужих
свадьбах, помолвках, днях рождения, юбилеях, даже если была вовсе
незнакома с людьми, о которых шла речь.
-- Вы с ума сошли! -- распекала она Йоссариана и Данбэра
добродетельным тоном и негодующе махала пальцем перед носом
Йоссариана. -- Вам что, жизнь не дорога?
-- Жизнь-то моя, - напомнил Йоссариан.
-- Мне кажется, вы совершенно не боитесь потерять ногу!
-- Так нога-то моя.
-- Не только ваша, -- возразила сестра Крэмер. -- Эта нога
принадлежит правительству Соединенных Штатов. Все равно как
какой-нибудь тягач иди ночной горшок. Военное министерство вложило в
вас массу денег, чтобы сделать из вас пилота, и вы не имеете права не
слушаться врачей.
Йоссариан не был в восторге от того, что в него вкладывают деньги.
Сестра Крэмер все еще стояла перед ним, так что он не мог пройти к
постели. Голова у него раскалывалась. Сестра Крамер о чей-то его
спросила, но он не понял вопроса. Он ткнул большим пальцем через
плечо и сказал: "Сгинь,мразь!"
Сестра Крэмер влепила ему такую пощечину, что чуть не сбила его
наземь. Йоссариан отвел кулак, намереваясь двинуть сестру в челюсть,
но нога его подломилась, и он начал падать. Сестра Даккит вовремя
шагнула вперед и подхватила его под руки.
-- Что здесь происходит? -- спросила она жестким тоном, обращаясь к
сестре Крэмер и Йоссариану.
-- Он не желает ложиться в постель, -- отрапортовала обиженным тоном
сестра Крэмер. -- Он сказал мне нечто совершенно ужасное, Сью Энн. Я не
могу даже повторить.
-- А она обозвала меня тягачом, -- проворчал Йоссариан.
Сестра Даккит не проявила сочувствия.
-- Вы сами пойдете в постель или мне взять вас за ухо и отвести
силой? -- спросила она.
-- Возьмите меня за ухо и отведите силой, -- вызывающе ответил
Йоссариан.
Сестра Даккит взяла его за ухо и повела в постель.
27. Сестра Даккит.
Сестра Сью Энн Даккит была высокой, поджарой женщиной с прекрасной
осанкой и угловатым, аскетическим, типичным для уроженок Новой Англии
лицом, которое можно было одновременно назвать весьма привлекатель-
ным и весьма невыразительным. У нее была бело-розовая кожа, небольшие
глаза, острые и изящные нос и подбородок. Способная, исполнительная,
строгая и умная, с большим чувством ответственности, она не теряла
головы в любой трудной ситуации. Она была вполне сложившимся,
уверенным в себе человеком. Йоссариану стало жаль ее.
На следующее утро, когда она склонилась над его постелью,
расправляя у него в ногах простыню, он проворно залез ей рукой под
юбку. Сестра Даккит взвизгнула и подпрыгнула до потолка, но этого ей
показалось мало,и она добрых пятнадцать секунд извивалась, скакала и
раскачивалась взад-вперед, изгибая свой божественный стан, пока
наконец с посеревшими, дрожащими губами не отступила в проход между
койками.Но она отступила слишком далеко, и Данбэр, наблюдавший с
самого начала за этой сценой, приподнялся на кровати и, не говоря ни
слова,набросился на нее сзади, ухватив обеими руками за грудь. Издав
еще один вопль, она высвободилась и отскочила от Данбэра, но опять-
таки слишком далеко, так что Йоссариан сделал выпад и облапил ее еще
раз. Сестра Даккит снова сиганула через проход, словно мячик для пинг-
понга на двух ногах. Данбэр зорко, как тигр, следил за ней, готовый к
новому броску, но она вовремя о нем вспомнила и отпрыгнула не назад,
а в сторону. Данбэр промазал и, пролетев мимо, приземлился на пол,но
не на три точки, а на одну -- на голову.
Когда он пришел в себя, из носа у него текла кровь и голова
раскалывалась от такой же ужасной боли, какую он до этого симулировал.
В палате стоял невообразимый шум. Сестра Даккит обливалась слезами, а
Йоссариан, сидя рядышком с ней на кровати, виновато ее утешал. Разгне-
ванный начальник госпиталя кричал на Йоссариана, что не потерпит со
стороны больных никаких вольностей по отношению к сестрам.
-- Чего вы от него хотите? -- жалобным тоном спросил Данбэр, лежа
на полу и морщась от сверлящей боли в темени. Даже звук собственного
голоса причинял ему страдания. -- Он ничего такого не сделал.
-- Я говорю о вас! -- взревел во весь голос тощий, величественный
полковник. -- Вы будете за это наказаны!
-- Чего вы от него хотите? -- подал голос Йоссариан. - Человек
шлепнулся головой об пол -- только и всего.
-- Я говорю и о вас тоже! -- обрушился полковник на Йоссариана. -- Вы
у меня еще пожалеете, что схватили сестру Даккит за грудь.
-- А я не хватал сестру Даккит за грудь, -- сказал Йоссариан.
-- Это я схватил ее за грудь, -- сказал Данбэр.
-- Вы что, оба с ума сошли? -- пронзительно закричал доктор. Он
побледнел и отпрянул в замешательстве.
-- Так точно, доктор, -- заверил его Данбэр. -- Он и вправду
сумасшедший. Каждую ночь ему снится, будто он держит в руке живую
рыбу.
Доктор застыл на месте, изящно изогнув бровь. В палате стало
совсем тихо.
-- Снится что?.. -- спросил он с отвращением.
-- Ему снится, что он держит в руке живую рыбу.
-- Какую рыбу? -- резко спросил, доктор.
-- Не знаю, -- ответил Йоссариан. -- Я плохо разбираюсь в рыбах.
-- А в какой руке вы ее держите?
-- То в той, то в этой, -- ответил Йоссариан.
-- Все зависит от рыбы, -- поспешил ему на помощь Данбэр.
Полковник обернулся и, подозрительно сощурившись, уставился на
Данбэра.
-- Да? А вы-то откуда знаете?
-- Так ведь это сон-то мой, -- ответил Данбэр без тени улыбки.
Полковник побагровел. Он уставился на обоих холодным, жестким,
неприязненным взглядом.
-- Встаньте с пода и отправляйтесь в постель, -- процедил он сквозь
зубы. -- Я не желаю больше слушать ни слова об этих снах. У нас есть
специалист, чтобы выслушивать такую отвратительную чепуху...
-- А как вы считаете, -- осторожно, с мягкой, вкрадчивой улыбкой
спросил майор Сэндерсон, штатный психиатр, присланный полковником к
Йоссариану, -- почему полковник Ферридж нашел ваши сны
отвратительными?
-- Наверное, что-то отвратительное действительно есть или в самом
этом сне, или, может быть, а полковнике Ферридже, -- почтительно
ответил Йоссариан.
-- Неплохо сказано, -- одобрил майор Сэндерсон. Он носил
поскрипывающие солдатские ботинки, а его черные, как смоль, волосы
стояли дыбом. -- Полковник Феррндж, -- признался он, -- напоминает мне
морскую чайку. Он ни в грош, знаете ли, не ставит психиатрию.
-- А вы, наверное, не любите морских чаек? -- спросил Йоссариан.
-- Да, не очень, -- признался майор Сэндерсон с колючим, нервным
смешком. -- По-моему, ваш сон просто очарователен. Я надеюсь, что он
будет часто повторяться и мы еще сможем не раз его обсудить. Не
хотите ли сигаретку?
Йоссариан покачал головой, и майор улыбнулся. -- Как вы объясните,
-- спросил он многозначительно, -- почему вы испытываете такое сильное
нежелание взять у меня сигарету?
-- Потому что я только что одну выкурил. Вот она, еще дымится в
пепельнице. Майор Сэндерсон хохотнул.
-- Ну что ж, весьма искреннее объяснение. Но я надеюсь, что мы
скоро докопаемся до истинной причины. -- Завязав бантиком развязавшийся
шнурок ботинка, он взял со стола блокнот желтой линованной бумаги и
положил его на колени. -- Итак, рыба, которую вы видите во сне...
Давайте о ней побеседуем. Это всегда одна и та же рыба?
-- Не знаю, -- ответил Йоссариан. -- Я плохо разбираюсь в рыбах.
-- А что напоминает вам эта рыба?
-- Другую рыбу.
-- А что напоминает вам другая рыба?
-- Другую рыбу.
Майор Сэндерсон разочарованно откинулся на спинку стула:
-- А вы любите рыбу?
-- Не особенно.
-- Так почему же вы считаете, что у вас патологическое отвращение к
рыбам? -- спросил с триумфом майор Сэндерсон.
-- А потому что они слишком скользкие, -- ответил Йоссариан. -- И
костлявые.
Майор Сэндерсон понимающе кивнул головой, улыбаясь приятной,
фальшивой улыбкой.
-- Очень интересное объяснение. Но я полагаю, что скоро мы
докопаемся до истинной причины. А в частности, та конкретная рыба,
которую вы держите во сне, вам нравится?
-- Признаться, я не испытываю к ней никаких особых чувств.
-- Следовательно, вам не нравится эта рыба? А не питаете ли вы к
ней враждебное, агрессивное чувство?
-- О, нисколько. В сущности, она мне даже нравится.
-- Следовательно, на самом деле вы любите эту рыбу?
-- О нет. Я не испытываю к ней никаких особых чувств.
-- Но вы только что сказали, что рыба вам нравится, а теперь
заявляете, что не испытываете к ней никаких чувств. Я уличил вас в
противоречии. Вот видите?
-- Да, сэр, кажется, вы уличили меня в противоречии.
Толстым черным карандашом майор Сэндерсон с гордостью начертал
в блокноте:"Противоречие".Закончив писать, он поднял голову и сказал:
-- Как вы объясните, что вы сделали два взаимоисключающих
заявления, выражающих ваши противоречивые эмоции по отношению к рыбе?
-- Я думаю, это оттого, что у меня к рыбам двойственное
отношение.
Услышав слова "двойственное отношение", майор Сэндерсон радостно
вскочил:
-- Вы же все понимаете! -- воскликнул он, ломая в экстазе пальцы. --
О, вы даже не представляете себе, как я одинок: ведь изо дня в день
мне приходится разговаривать с пациентами, которые не имеют ни
малейшего понятия о психиатрии. Мне приходится лечить людей, со-
вершенно равнодушных к моей работе. От этого у меня возникает ужасное
ощущение собственной никчемности. -- Тень озабоченности на секунду
легла на его лицо. -- И я не могу избавиться от этого ощущения.
-- В самом деле? -- спросил Йоссариан, не зная, что еще сказать. --
Но зачем корить себя за пробелы в чужом образовании?
Я сам понимаю, что это глупо, -- с тревогой в голосе ответил майор
Сэндерсон. -- Но меня всегда волновало, что обо мне подумают люди.
