предупредить, чтобы она не оставляла на виду у детей борную кислоту
и аспирин, а также, чтобы она переходила улицу только при зеленом
свете.
Капеллан остро ощущал всю вопиющую фальшь своего главенствующего
положения на похоронах, и он бы не удивился, узнав, что появление
призрака на дереве свидетельствует об осуждении господом
богохульства и гордыни, свойственной профессии священника. Напускать
на себя серьезность, симулировать горе, прикидываться, будто по-
нимаешь мистический смысл потусторонней жизни (и все это перед лицом
столь устрашающего и непостижимого явления, как смерть), казалось
капеллану самым тяжким преступлением. Он помнил -- или был почти
убежден, что помнит, -- сцену похорон до мельчайших подробностей. Он до
сих пор видел перед собой как наяву майора Майора и майора Дэнби -- они
стояли по бокам от него, оба мрачные, как каменные изваяния; он мог бы
мысленно пересчитать всех солдат и описать место, где стоял каждый; он
видел четверых неподвижных солдат с лопатами, отвратительный гроб и
большую, рыхлую, торжественно возвышавшуюся кучу красновато-
коричневой земли. А небо в тот день было массивным,спокойным,
плоским, точно лишенным глубины, безмолвным, поразительно чистым и
ядовито-голубым. И все эти подробности он не забудет никогда,ибо они
были неотъемлемыми деталями самого экстраординарного события в жизни
капеллана. Событие это принадлежало не то к области чудес, не то к
области патологии: ему привиделся голый человек на дереве. Как все
это объяснить? Это не было "уже виденное" или "никогда не виденное",
и наверняка это не было "почти виденным". Тогда,может быть, это был
призрак?Или душа покойного? Ангел небес или исчадье ада? А может быть,
весь этот фантастический эпизод -- только плод его больного
воображения,продукт его собственного меркнущего сознания и умственной
деградации? Мысль о том, что на дереве действительно сидел голый
человек, никогда не приходила капеллану в голову. Впрочем, если
говорить точнее, капеллан видел двоих, ибо вскоре к первому
присоединился второй -- с каштановыми усами, в зловеще-темном
одеянии; взгромоздившись на сук, он с ритуальным поклоном предложил
первому отпить нечто из коричневого кубка. Капеллан искренне стремился
помочь всем и каждому, но ему не удавалось помочь никому, даже
Йоссариану. Капеллан в конце концов решил тайком посетить майора
Майора, чтобы узнать, прав ли Йоссариан, утверждая, что полковник
Кэткарт заставляет своих летчиков делать больше боевых вылетов, чем
делают летчики других полков. Это был дерзкий поступок,на который
капеллан отважился после очередной ссоры с капралом Уиткомом и
очередного унылого завтрака -- кусочка шоколада "Млечный путь" и
нескольких глотков тепловатой водички из фляжки.Он отправился к майору
Майору пешком, стараясь, чтобы его не заметил капрал Уитком.
Капеллан бесшумно прокрался в лес и, когда обе палатки на поляне
исчезли из виду, нырнул в заброшенную железнодорожную выемку, где идти
было удобнее. Он торопливо ступал по высохшим шпалам, и в груди его
нарастало чувство протеста и злости. В это утро его поочередно унижали
и запугивали полковник Кэткарт, подполковник Корн и капрал Уитком.
Нет, он должен дать им почувствовать, что он тоже чего-то стоит!
Вскоре он начал задыхаться: его слабая грудь заходила ходуном. Он
спешил что было мочи, едва не бежал, боясь, что, стоит ему замедлить
шаг, и его решимость улетучится. Вдруг он заметил военного, шедшего
ему навстречу по шпалам. Чтобы остаться незамеченным, капеллан тут же
вскарабкался по склону выемки и нырнул в густой подлесок. По узкой,
заросшей мхом тропинке, вившейся под сенью деревьев, он заспешил в
прежнем направлении. Идти здесь было трудней, но он стремился вперед
все с той же безрассудной, самозабвенной решимостью, то и дело скользя
и спотыкаясь. Ветки упрямо преграждали ему путь и царапали руки.
Но вот наконец кусты и высокие папоротники расступились, и капеллан,
пошатываясь, прошагал мимо стоявшего на шлакоблоках грязно-
оливкового трейлера, хорошо видного сквозь поредевший кустарник.
Он миновал палатку, возле которой грелся на солнышке кот с жемчужно-
серой переливчатой шерстью, миновал еще один трейлер на шлакоблоках
и выскочил на поляну, где размещалась- эскадрилья Йоссариана.
Соленый пот стекал на губы. Не мешкая, капеллан устремился прямо через
поляну в штабную палатку, где навстречу ему поднялся тощий, сутулый,
скуластый сержант-штабист с длинными светлыми волосами и любезным
тоном сообщил,что капеллан может войти в кабинет,поскольку майора
Майора там нет.
Капеллан поблагодарил его отрывистым кивком и мимо столов с
пишущими машинками прошел к брезентовому пологу, разделявшему палатку
надвое. Откинув угол полога, он оказался в пустом кабинете. Брезент
опустился за его спиной. Кабинет по-прежнему был пуст. Ему почуди-
лось, что он слышит приглушенные голоса. Прошло десять минут. Стиснув
зубы, капеллан недовольно осмотрелся, и внезапно слезы подступили к
горлу -- до него только сейчас дошел истинный смысл слов сержанта: он
может войти, поскольку майора Майора нет. Нижние чины попросту
разыграли его! Капеллан в ужасе отпрянул от стены. Горькие слезы
навернулись ему на глаза, с дрожащих губ сорвался жалкий стон. Майор
Майор куда-то ушел, а жестокие писаря сделали из капеллана посмешище.
Он ясно представлял себе эту стаю лукавых, злорадных, ненасытых
бестий: сбившись в кучу по ту сторону брезентового занавеса, они
нетерпеливо ожидают его появления, готовые обрушить на него шквал
диких, издевательских насмешек. Он клял себя за легковерие и в панике
озирался по сторонам, словно надеясь найти что-нибудь вроде маски, или
пары темных очков, или фальшивых усов. чтобы стать неузнаваемым. Ах,
будь у него зычный бас, как у полковника Кэткарта, широкие
мускулистые плечи и бицепсы, тогда бы он бесстрашно вышел к своим
преследователям и властно заставил бы их поджать хвосты и трусливо
улизнуть -- они бы еще крепко пожалели о своей проделке.
Но встретиться с ними лицом к лицу капеллану не хватило смелости.
К счастью, он заметил другой путь на свободу -- через окно. Путь был
свободен. Капеллан выскочил в окошко кабинета майора Майора, шмыгнул
за угол палатки и спрыгнул в железнодорожную выемку, боясь, как бы его
не заметили.
Согнувшись в три погибели, он мчался по дну выемки. Лицо его
скривилось, изображая на случай непредвиденной встречи беспечную,
любезную улыбку. Однако, завидев какого-то человека, шедшего
навстречу, он проворно взвился по склону выемки и метнулся как
безумный в чащобу, точно за ним гнались с собаками. Щеки его горели от
стыда. Ему чудились громкие раскаты издевательского хохота, от
которого сотрясалось все вокруг. Он чувствовал на себе мутные взгляды
злобных бородачей, ухмылявшихся из кустов и с верхушек деревьев.
Жгучая боль пронзила его грудь, и он заковылял, с трудом волоча ноги.
Судорожно и жадно хватая ртом воздух, он брел, пошатываясь, вперед,
пока окончательно не выбился из сил. Ноги его вдруг подкосились.
Падая, он больно ударился головой о яблоню и наверняка бы рухнул на
землю, если б не успел обеими руками обхватить кривой ствол яблони.
Дыхание с хрипом вырывалось из груди капеллана, в ушах звенело. Минуты
казались часами, но когда он наконец пришел в себя, то понял, что
источник оглушительного шума, столь поразившего его, -- он сам. Боль
в груди ослабла. Скоро он почувствовал, что может держаться на ногах.
Он напряженно прислушался: в лесу было тихо -- за ним никто не
гнался, не слышно было демонического хохота. Но легче ему от этого не
стало -- слишком он устал и перенервничал. Дрожащими, онемелыми
пальцами он оправил на себе перепачканную, измятую одежду, твердо взял
себя в руки и весь остаток пути до самой поляны прошел спокойным
шагом: он побаивался умереть от сердечного приступа. Джип капрала
Уиткома по-прежнему стоял на поляне. Капеллан, крадучись, обошел сзади
палатку капрала Уиткома: он не хотел попадаться капралу на глаза,
чтобы не нарваться на оскорбление. Облегченно вздохнув, он прос-
кользнул в свою палатку.
На его койке, задрав нога, удобно расположился капрал Уитком.
Облепленные засохшей грязью башмаки капрала покоились на одеяле
капеллана, а сам капрал, ухмыляясь, листал капелланову библию и грыз
плитку шоколада из запасов хозяина.
-- Где вы были? -- спросил капрал Уитком безразличным тоном, не
отрывая глаз от библии. Капеллан покраснел и ответил уклончиво:
-- Гулял в лесу.
-- Хорошо, -- огрызнулся капрал Уитком, -- не хотите доверять -- не
надо. Но учтите, своим недоверием вы подрываете мои моральные устои. --
Он отгрыз большой кусок шоколада и продолжал с набитым ртом: -- Пока
вас не было, к вам приходил майор Майор.
Чуть не подпрыгнув от удивления, капеллан воскликнул:
-- Майор Майор? Здесь был майор Майор?
-- А я о ком толкую?
-- Где же он?
-- Он спрыгнул в железнодорожную выемку и понесся, как перепуганный
кролик, -- заржал капрал Уитком. -- Шустрый малый!
-- Он не сказал, что ему было нужно?
-- Сказал, что вы ему нужны по чрезвычайно важному делу.
-- Это майор Майор так сказал? -- ахнул капеллан.
-- Он не сказал это, -- язвительно поправил капрал Уитком, -- он
написал это и оставил в запечатанном конверте на вашем столе.
Капеллан взглянул на карточный столик, который служил ему
письменным столом, яо там ничего не было, кроме противного
оранжево-красного, похожего на грушу помидорчика, которым в это утро
угостил его полковник Кэткарт. Помидор лежал в том же самом
положении, на том же самом месте, где он его оставил, -- как нерушимый
рдеющий символ капеллановой беспомощности.
-- А где же письмо?
-- Я его прочитал, разорвал и выбросил. -- Капрал с треском
захлопнул библию и вскочил. - В чем дело? Вы что, не верите мне на
слово? -- Он вышел и тут же вошел, едва не столкнувшись с капелланом,
который хотел было отправиться на поиски майора Майора. -- Вы боитесь
поручать своим подчиненным ответственную работу, -- обиженнным тоном
заявил капрал Уитком. -- Это еще один ваш недостаток.
Капеллан виновато кивнул и так заторопился, что даже забыл
извиниться. Он почувствовал властную и искусную руку судьбы. Теперь он
понял, что дважды в этот день майор Майор спешил ему навстречу по
железнодорожной выемке и дважды, метнувшись в лес, капеллан сам по
глупости отсрочил эту судьбой предопределенную встречу. Он торопился
изо всех сил, шагая по рассохшимся вкось вкривь шпалам, и клял себя
последними словами. Песок и мелкий гравий набились ему в ботинки и до
крови растирали ноги. Он не замечал, что его бледное, усталое лицо
скривилось от острой боли. Августовский полдень был жарким и душным.
Почти миля отделяла палатку капеллана от эскадрильи Йоссариана.
Покуда он добрался до места, его летняя рубашка взмокла от пота. С
трудом переводя дух, капеллан ворвался в штабную паалатку, где его
решительно остановил все тот же вероломный, сладкоречивый, очкастый
сержант-штабист с впалыми щеками. Он попросил капеллана обождать,
поскольку майор Майор находится у себя в кабинете. Сержант добавил,
что капитан сможет войти в кабинет, как только майор майор оттуда
выйдет.
Капеллан уставился на него с недоумением. "За что это сержант
так меня ненавидит?" -думал он. Губы капеллана побелели и задрожали.
Помимо всего прочего, его мучила жажда. Что творится с людьми? Разве
и без того мало трагедий?
Сержант вытянул руку и преградил капеллану путь.
