пауков.
-- Слушайте, Милоу, а почему нельзя подождать до утра? Должен же я
хоть немного выспаться.
-- Поскольку бананы быстро портятся, мы не можем терять ни минуты.
Только подумайте, как обрадуются ребята в эскадрилье, когда получат к
столу бананы.
Но ребята в эскадрилье так и не увидели ни одного банана, ибо
оказалось, что бананы хорошо шли в Стамбуле, а семена тмина по
дешевке продавались в Бейруте, и, сбыв бананы, Милоу ринулся с тмином
на борту в Бенгази. Когда шесть дней спустя, по окончании отпуска
Орра, они высунув языки от усталости вернулись на Пьяносу с грузом
первоклассных яиц из Сицилии, Милоу, заявив, что яйца из Египта,
продал их в офицерскую столовую всего лишь по четыре цента за штуку.
Почему так дешево? А для того, чтобы весь командный состав, входящий в
синдикат, стал умолять Милоу как можно скорее отправиться в Каир,
приобрести незрелые красные бананы, продать их в Турции, а взамен
закупить тминное семя, которое пользуется спросом в Бенгази. И в
результате каждый должен был получить свою долю.
23. Старик лейтенанта Нейтли.
Единственным человеком в эскадрилье, которому довелось увидеть
красные бананы Милоу, был Аарфи. Когда созревшие бананы начали
поступать в Италию нормальным путем -- через черный рынок, он получил
парочку бананов от своего влиятельного дружка по молодежной
организации, тоже служившего квартирмейстером. Это было в тот вечер,
когда Аарфи вместе с Йоссарианом сидел в Риме в офицерской квартире,
куда Неитли, отыскавший наконец после долгих недель печальных и
бесплодных поисков свою красотку, заманил ее вместе с двумя
подружками, пообещав всем троим по тридцати долларов.
-- По тридцатке каждой? -- протянул Аарфи, похлопывая и поглаживая
рослых девиц с видом брюзгливого, скептически настроенного
аукционщика. -- Тридцать долларов за такой товар многовато. Кроме
того, я вообще никогда за это не плачу.
-- Разве я тебя прошу им платить, -- поспешно ответил Нейтли. -- Я
заплачу сам. Я только хочу, ребята, чтобы вы взяли на себя двух
остальных. Неужели вы меня не выручите?
Аарфи благодушно улыбнулся и отрицательно покачал своей
толстощекой, круглой головой.
-- В таких случаях еще никто не платил за старого доброго Аарфи.
Когда мне понадобится, я сам найду... А сейчас я просто не в
настроении.
-- Сделай так: заплати за всех, а двоих выстави, -- предложил
Йоссариан.
-- Тогда моя разозлится: подружкам я дал деньги ни за что, а ее за
ту же сумму заставлю работать, -- ответил Нейтли, опасливо поглядывая
на свою даму, которая буравила его сумрачным взглядом и что-то
бормотала себе под нос. -- Она говорит, что если я и вправду ее люблю,
то должен именно ее отправить домой, а тех оставить у себя.
-- А у меня идея! -- хвастливо объявил Аарфи. -- Давайте продержим
их всех до комендантского часа, а потом пригрозим, что, если они не
отдадут нам свои денежки, мы выставим всех троих на улицу, где
их наверняка арестуют . А еще лучше -- пригрозим,что вышвырнем их в
окошко.
-- Аарфи! -- ужаснулся Нейтли.
-- Я только хочу вам помочь, -- застенчиво сказал Аарфи.
Он всегда старался помочь Нейтли, поскольку у Нейтли отец был
богатым и влиятельным человеком, занимавшим высокое положение, и,
следовательно, после войны мог бы помочь Аарфи.
-- Подумаешь, какие цацы! -- пробрюзжал Аарфи, оправдываясь. -- Когда
я был школьником, мы часто проделывали такие штучки. Помню, однажды мы
заманили двух дурех-старшеклассниц в загородный дом нашей молодежной
организации и делали с ними, что хотели. Мы продержали их там часов
десять, а когда они стали скулить, слегка набили им морды. А потом
выгребли у них все деньжата, а заодно и жевательную резинку и
прогнали. Эх, ребятки, и здорово мы, бывало, веселились в нашей
молодежной организации! -- воскликнул Аарфи, размякнув от этих дорогих
его сердцу воспоминаний. На его мясистых щеках заиграл горячий,
жизнерадостный румянец.
Но в данную минуту Аарфи ничем не мог помочь Нейтли, поскольку
девица, в которую Нейтли был влюблен без памяти, надулась и начала
поносить своего поклонника все более визгливым и угрожающим голосом. К
счастью, в этот момент ворвался Заморыш Джо, и все пошло хорошо, если
не считать, что минуту спустя ввалился пьяный Данбэр и начал
обнимать хихикающих девок -- всех подряд. Теперь было четверо мужчин и
трое девиц, и все семеро, оставив Аарфи в квартире, взгромоздились в
извозчичью пролетку, которая, пока девицы требовали деньги вперед,
ждала у обочины тротуара. Нейтли занял двадцать долларов у
Йоссариана, тридцать пять -- у Данбэра и семнадцать -- у Заморыша Джо
и галантно-торжественным жестом вручил девицам девяносто долларов. Они
сразу растаяли и дали извозчику адрес. Лошадка, цокая копытами,
повезла их в другой конец города, где мужчинам прежде не доводилось
бывать, и остановилась на темной улице напротив высокого облезлого
дома. По крутой скрипучей деревянной лестнице с длинными пролетами
они поднялись на четвертьый этаж и вошли в блистательные чертоги где
их ждал волшебный букет молодых гибких бесстыжих девиц. Казалось, что
букет прямо на глазах разрастается, становится все ярче и пышнее.
Сначала в тускло освещенной, обшарпанной коричневой гостиной
находились только три знакомые им девицы. Затем из разных коридоров в
гостиную притащились еще две красотки, потом -- еще три и остались в
гостиной поболтать, затем -- еще парочка. Стайка из четырех девиц,
поглощенная разговором, проследовала через комнату. Трое из них шли
босиком, а на четвертой на каждом шагу подворачивались серебряные
бальные туфельки, явно с чужой ноги. Затем появилась еще одна, доведя
таким образом количество членов ассамблеи до одиннадцати, причем все
девицы, кроме одной, были в чем мать родила. Заморышу Джо стало
невмоготу. Он окаменел. И вдруг с пронзительным воплем стремглав
кинулся к дверям за своим фотоаппаратом, который оставил в квартире
для сержантско-рядового состава. Но затем Заморыш Джо замер на всем
скаку и издал еще один отчаянный вопль: его охватило ужасное,
леденящее душу предчувствие, что весь этот красивый, соблазнительный,
роскошный и цветистый языческий рай исчезнет бесследно, если он хоть
на мгновение оставит его, потеряет из виду. Заморыш Джо остановился в
дверях и сплюнул. Каждая жилка, каждая вена на его лице и шее надулась
и неистово пульсировала.
Старик -- хозяин борделя, присутствовавший на этой ассамблее, --
наблюдал за Джо с веселым торжеством. Старик восседал в своем потертом
голубом кресле, краденое одеяло с маркой "Армия США" укутывало его
худые, как палки, ноги. Он был под хмельком. Нейтли почувствовал явную
неприязнь к этому старому греховоднику, порочному, нечестивому,
лишенному всякого патриотизма человеку. Старик отпускал обидные
шуточки в адрес Америки.
-Америка, -- сказал он, -- проиграет войну, а Италия ее выиграет.
-Америка -- самая сильная и самая преуспевающая нация в мире, --
объявил Нейтли с горячностью. -- А что касаетсяся американских солдат,
то по мужеству они не знают себе равных в мире.
-- Совершенно верно, -- любезно согласился старикашка, и в голосе
его послышались насмешливые интонации. -- А вот Италия -- одна из
наименее преуспевающих наций на земле. Что же касается итальянских
солдат, то они не знают себе равных в мире по трусости. Вот поэтому-то
дела нашей страны в этой войне идут так хорошо, а вашей так скверно.
Нейтли удивленно загоготал, затем, шокированный собственной
невежливостью, виновато покраснел.
-- Простите, что я над вами смеялся, -- сказал он вполне искренне и
продолжал почтительно-снисходительным тоном: -- Но ведь Италия была
оккупирована немцами, а теперь -- нами. И после этого вы утверждаете,
что дела У вас идут хорошо?
-- Конечно, утверждаю! -- весело воскликнул старик. -- Немцев гонят
отсюда в шею, а мы, как были здесь, так и остались. Через несколько
лет вы тоже уйдете, а мы по-прежнему останемся. Как видите, Италия и
вправду очень бедная и слабая страна, но именно это и делает нас
такими сильными. Итальянские солдаты больше не умирают на поле боя, а
немецкие и американские продолжают умирать. Я сказал бы, что дела у
нас идут как нельзя лучше. Да, я совершенно уверен, что Италия выживет
в этой войне и будет существовать даже после того, как ваша страна
погибнет.
Нейтли не верил ушам своим. Ему сроду не приходилось слышать столь
чудовищных речей, и он невольно удивлялся, почему до сих пор не
упрятали этого предателя- старикашку за решетку.
-- Америка не погибнет никогда! -- крикнул он запальчиво.
-- Так уж и никогда? -- поддел его старикашка.-- Рим пал, Греция
пала, Персия пала, Испания пала. Все мелкие державы рано или поздно
погибали. Почему же вы думаете, что ваша страна представляет собой
исключение? Как вы думаете, сколько лет будет существовать ваша
страна? Вечно? Не забудьте, что сама земля обречена на гибель. Через
двадцать пять миллионов лет или что-то в этом духе померкнет солнце.
Нейтли беспокойно заерзал.
-- Ну знаете, это довольно длительный срок. Целая вечность.
- Что вы называете вечностью? -- посмеиваясь, допытывался настырный
старикашка. -- Миллион лет? Пол- миллиона? Лягушачье племя, например,
существует около пятисот миллионов лет. Можете ли вы сказать
наверняка, что Америка со всей ее силой и преуспеянием, с ее солда-
тами, с ее самым высоким уровнем жизни на земле будет существовать так
же долго, как лягушачье племя?..
Нейтли так и подмывало дать по этой ехидной морде. Он пристально
осмотрелся, словно хотел призвать кого-нибудь на помощь, чтобы
защитить будущее своей страны от несносной клеветы . Но, к его
огорчению , Йоссариан и Данбэр были слишком увлечены девицами,
устроившись в дальнем углу комнаты, а Заморыш Джо вообще исчез из
поля зрения.
На душе у Нейтли скребли кошки. Его девица грациозно возлегала на
тугой, пружинистой софе с выражением ленивой скуки. Из-за ее
полнейшего равнодушия к нему Нейтли совсем пал духом. Вот точно так же
сонно и вяло посмотрела она на него во время их первой встречи на
квартире сержантско-рядового состава, когда рядовые резались в очко,
-- посмотрела и отвернулась. Сколько раз потом с такой отчетливостью,
сладостью и горечью вспоминал он этот взгляд. Ее безвольный рот был
слегка приоткрыт, будто она собиралась произнести "О", и одному богу
было известно, на чем она остановила ленивый, как у коровы, подернутый
дымкой, апатичный взгляд. Старик спокойно дожидался ответа, наблюдая
за Нейтли с гнусной улыбкой. Нейтли ввязался с ним в спор не только
из решимости опровергнуть порочную логику и клеветнические
утверждения, но и желая привлечь к себе внимание и вызвать восхищение
этой скучающей флегматичной девицы, в которую он был так страстно
влюблен.
-- Ну... честно говоря, я не знаю, сколько просуществует Америка,
-- отважно продолжал он. -- Я так полагаю, если рано или поздно погибнет
мир, то и Америка не вечна. Но зато я знаю точно: сейчас мы выживем, и
наш триумф будет продолжаться долго, очень долго.
- Но все же, как долго? -- подначивал старикашка в порыве
злорадного воодушевления. -- Надеюсь, не дольше, чем проживет лягушачье
племя?
- Во всяком случае, гораздо дольше, чем проживем мы с вами, --
неудачно выпалил Нейтли.
-- Только и всего-то! Это не так уж много, если учесть, что вы
слишком храбры и легковерны, а я слишком стар.
- Сколько же вам лет? -- полюбопытствовал Нейтли.
