Пол Андерсон
ТРИ СЕРДЦА И ТРИ ЛЬВА
Пролог
Сколько времени минуло ... Мне кается, что рассказать обо всем этом -
моя обязанность. Мы встретились, Хольгер и я, больше двадцати лет назад.
Другие времена, другие люди. Улыбчивые парни, которым я сейчас преподаю,
разумеется, очень милые ребята, но мы говорим и думаем на разных языках, и
нет смысла прикидываться, будто это не так. Сомневаюсь, чтобы они поверили
моему рассказу. Они более трезвомыслящие, чем были мы когда-то, я и мои
друзья. И жизнь, похоже, кажется нынешним парням не столь приятной штукой,
как когда-то нам. Но что поделать - ои оли среди необыкновенного. Откройте
любой научный журнал, любую газету, выгляните в окно, а потом спросите
себя: "Ну как, ты и теперь веришь, что необычное не стало в нашем мире
повседневностью?!"
Лично мне рассказ Хольгера кажется правдой. Понятно, я не настаиваю,
что все так и было. У меня нет никаких доводов, чтобы подтвердить что-то
или опровергнуть. Есть лишь надежда, что этот рассказ найдет хоть какой-то
отклик. Допустим чисто теоретически, что все, услышанное мною, была
правдой. В тком случае истоия эта несет в себе кое-какие полезные для
нашего будущего знания, которые мы наверняка смогли бы хоть как-то
использовать. Допустим благоразумия ради, что все было сном или высосанной
из пальца байкой. Но и в этом случае историю Хольгера стоит запечатлеть -
хотя бы ради нее самой.
По крайне мере, одно неопровержимо: Хольчер Карлсен работал в
конструкторском бюро, куда поступил и я осенью далекого 1938 года. В
последующие несколько месяцев я узнал его хорошо.
Он был датчанином и, как большинство моодых кандинавов, жаждал
познать мир. Еще мальчишкой он исколесил почти всю Европу, пешком и на
велосипеде. Потом, исполненный традиционного в его стране восхищения
Соединенными Штатами, он добился стипендии в одном из наших колледжей на
востоке страны и стал учиться на инженерном факультете. А летом где-нибудь
подрабатывал и скитался автостопом по всей Северной Америке. Он так любил
эту страну, что, получив диплом, нашел здесь работу и не на шутку
собирался получить американское гражданство.
Все мы ходли у него в друзьях. Он был симпатичным спокойным парнем,
прочно стоял на земле, обладал незатейливым чувством юмора, а в желаниях
был скромен; разве что время от времени, чтобы побаловать себя, навещал
один датский ресторанчик, съедал смореброд и запивал его датской водкой.
Как инженер он оказался вполне на уровне, пусть даже не мог похвастать
"озарениями" - он был скорее практиком, предпочитал не теоретический
анализ, а методичную рутинную работу. Одним словом, его нельзя было
назвать обладателем ыающегося интеллекта.
Как раз наоборот обстояло с его обликом. Он был огромен, почти
двухметрового роста, но рост скрадывали широченные плечи. Разумеется, он
играл в футбол и наверняка стал бы звездой университетской команды, не
уделяй он столько времени науке. Неправильные черты почти квадратного
лица, высокие скулы, выдающийся подбородок. Орлиный нос. Картину завершали
светлые волосы и голубые, широко расставленные глаза. Будь у него получше
с техникой (очень уж он боялся ненароком ранить чувства местных вуше, я
имею в виду), он мог бы стать заправским сердцеедом. Однако эта робость
как раз и удерживала его, и он никогда не доводил приключения такого рода
до чего-то больше. Словом Хольгер был милым, в меру заурядным парнем,
каких потом стали называть "душа - человек".
Он рассказал мне кое-что о себе.
- Поверишь ты или нет. - усмехнулся он - но я был натуральным
подкидышем, знаешь, ребенком, которого подбрасывают на чужой порог. Мне
едва пара дней исполнилась, когда меня нашли во дворе бездетные супруи и
Хеьсингера. Это очень красивый город, родина Гамлета. Вы его называете
Эльсинор. Никто так никогда и не дознался, как я туда попал. В Дании такое
весьма редко случается, и полиция из кожи вон лезла, да так ничего и не
выяснила. потом те супруги, Карлсены, меня усыновили. А больше в моей
жизни ничего необычного и не было.
(Так ему тогда казалось).
Помню, как-то я уговорил его пойти со мной на лекцию приезжего
физика, выдающегося человека, каких способна рождать одна Великобритания:
ученый философ, поэт, эссеист, орослов - одним словом, талант эпохи
Возрождения в улучшенном издании. Темой его лекции стали новые
космологические теории. с тех пор физика продвинулась далеко вперед, но и
поныне даже образованные люди тоскуют по временам, когда Вселенная была
удивительной и непознанной.
Свою лекцию физик завершил далеко идущими гипотезами о том, что может
быть открыто в будущем. Он говорил: если теория относительности и
квантовая механика доказали, что наблюдатель не способен вырваться за
пределы мира, который наблюдае; если логический позитивизм показал, сколь
многое из того, что мы называем "неопровержимыми фактами", является не
более чем чисто умозрительными допущениями; если ученые доказали, что
человек может неожиданно проявлять способности, о каких никто до сих пор и
не подозревал - быть может, некоторые древние легенды и приемы магии все
же являются чем-то большим, нежели простыми сказками? Гипноз и лечение
психосоматических расстройств с помощью самовнушения тоже когда-то
отметались и считались сказкам. Что из овергаемого нами сегодня могло
опираться на подлинные наблюдения, пусть мимолетные и случайные, сделанные
еще до того, как возникла наука и присвоила себе право решать, что может
быть открыто в будущем, а что - нет? Этот вопрос касается
одного-единственного мира - нашего. А как насчет других? Волновая механика
уже сегодня допускает, что бок о бок с нашей может существовать в том же
пространстве иная Вселенная. Не так уж трудно сделать следующий шаг и
предложить, что таких Вселенных может оказаться несетное колиество.
Логически рассуждая, в каждой из них законы природы могут быть чуточку
иными. а потому все, что мы только можем себе представить, может
существовать где-то в безграничной, неизмеримой действительности!
Большую часть лекций Хольгер зевал, а потом, когда мы отправились
чего-нибудь выпить, иронически бросил:
- Эти математики так напрягают мозги, что ничего удивительного нет,
если они впадают в метафизику. Ставят все вверх ногами.
Я злорадно ответил:
- А ведь ты, не зная о том, употреби самое верное определение.
- Это какое?
- "Метафизика". Толкуя буквально, метафизика - это то, что лежит "за
физикой", вне ее. Иначе говоря: там, где кончается физика, которую
измеряешь инструментами и приборами, обсчитываешь на логарифмической
линейке, начинается метафизика. Как раз в этой точке мы с тобой, парень,
сейчас и находимся - в точке, где кончается физика.
- Ха! - он осушил бокал и заказал еще. - Вижу,тебя это захватило.
- Возможно. Ты только подумай - разве мы знаем в полном смысле этого
слова, что такое физические измерения? Может, мы просто-напросто
присваиваем им названия, ничего общего не имеющие с сутью? Хольгер, что ты
такое? Где ты? Что ты, где ты, когда ты?
- Я - это я. Я здесь. Сейчас. Пью что-то, не первосортное, кстати.
- Ты - в равновесии с чем-то. Связан с одним из элементов конкретного
континуума, общего для нас обоих. Этот континуум - вещественное воплощение
конкретной математической зависимости меж пространством, временем,
энергией. Иные из этих зависимостей мы знем под мене "законов природы". И
потом мы создали науки, которые называем физикой, астрономией химией ...
- У-уффф! - он поднял бокал. - Перестань уж. Пора и выпить как
следует. скооль!*
*Твое здоровье! (датск.)
Я замолчал. Хольгер тоже не возвращался больше к этому разговору. Но
он не мог его не запомнить. Быть может, это ему чуточку помогло - гораздо
позже. по крайней мере, я на это надеюсь.
За океаном вспыхнула война, и хольгер потерял покой. Месяц тянулся за
месяцем, и он становился все мрачнее. Стойких политических взглядов у него
не было, но он с яростью, удивлявшей нас обоих, твердил, что ненавидит
фашистов. Когда немцы вторглись на его родину, он три дня пил без
перерыва.
Однако оккупация Дании проходила довольно спокойно. Проглотив горькую
пилюлю, правительство - единственное правительство, поступившее так -
осталось в стране, которой был придан статус нейтрального государства под
немецким протекторатом. Не думайте, будто это был акт трусости. Он означал
еще, что король смог несколько лет препятствовать насилию, особенно по
отношению к евреям - а ведь такое насилие было уделом всех других попавших
в немецкую неволю народов.
Хольгер себя не помнил от радости, когда датский посол в США выступил
на стороне союзников и предложил американцам высадиться в Гренландии.
Большинство из нас уже понимали, что рано или поздно Америка будет втянута
в эту войну. И наилучшим выходом для Хольгера было бы дождаться этого дня
и вступить в армию. Впрочем, он мог уже сейчас встать в ряды британских
войск или частей "свободй Норвегии". Часто, сам себе удивляясь, он говорил
мне:
- В толк не возьму, но что-то меня от этого удерживает ...
В 1941 году стали приходить известия, что Дания сыта по горло. До
взрыва еще не дошло (он случился в конце концов в виде забастовки, и
немцы, свергнув королевское правительство, стали править страной, как еще
одной завоеванной провинцией), но слышались уже выстрелы и разрывы
динамитных бомб. Потратив много времени и пива, Хольгер наконец решился.
Его вдруг охватило неизвестно откуда вявшееся яостное желание вернуться на
родину.
Мне его решение казалось бессмысленным, но отговорить его мне не
удалось. И я отступился. "В-седьмых и последних", как говорят его земляки,
он был не американцем, а датчанином. И вот он уволился с работы, устроил
нам прощальную вечеринку и отплыл на шведском пароходе. Из шведского порта
Хельсинборг он на пароме перебрался в Данию.
Наверняка немцы первое время не спускали с него глаз. Но он был вне
подозрений, работал на заводах "Бурмистер и Вайн", производивших судовые
двигатели. В середине 1942 года, узнав, что немцы потеряли к нему интерес,
он вступил в сопротивление ... и обнаружил, что его рабочее место обладает
исключительными возможностями для саботажа.
Не буду рассказывать подробно историю его деяний. Он неплохо себя
показал. вся организация неплохо себя показала, действовала столь
изощренно, в постоянном контакте с англичанами, что за всю войну провалов
почти не было. Во второй половине 1943 года Хольгер и его друзья свершили
самое славное сво дело.
Был человек, которого потребовалось тайно вывезти из Дании. Его
знания и способности оказались крайне необходимы союзникам. Немцы
прекрасно знали, кто он, и не спускали с него глаз. Но подпольщикам
удалось незаметно вывезти его из дома и доставить к проливу Зунд, где уже
ждала лодка, чтобы переправить его в Швецию. Оттуда его должны были
перевезти в Англию.
Должно быть, мы уже никогда не дознаемся, пронюхало ли об этом
гестапо, или немецкий патруль, обходивший берег после наступления
коменднтского часа, чио слуайно наткнулся на подпольщиков. Кто-то
выстрелил. Завязалась перестрелка. берег был каменистый и гладкий
как доска. Звезды и огни на шведском берегу давали достаточно света.
Укрыться негде, бежать некуда. Лодка отчалила, а партизаны решили
задержать врага, пока она не достигнет того берега.
но надежды на это было мало. Лодка двигалась медленно. То, как ее
