privatdozent; кроме того, он участвовал в частном семинаре Мизеса. На деле
Хайек был непосредственным учеником Фридриха фон Визера, возглавлявшего
кафедру экономической теории в Вене. -- амер. изд.] Но в свое оправдание я
должен заметить, что я проламывался сквозь послевоенный укороченный курс права
и тратил не все свободное время на экономику, а потому и не извлек из этой
ситуации всех возможных выгод. Но потом случилось так, что по моей первой
работе я оказался подчиненным профессора Мизеса в этом временном учреждении;
здесь я познакомился с ним как, в первую очередь, с чрезвычайно эффективным
администратором, как с человеком подобным Джону Стюарту Миллю, который
справлялся со своей работой за два часа, а потому у него всегда был чистый
стол и вдоволь времени, чтобы поговорить о чем угодно. Я узнал его как одного
из самых информированных и образованных людей, каких я когда-либо встречал, а
для времен инфляции особенно важным было то, что он единственный действительно
понимал, что же происходит. Был момент, когда мы все ожидали, что его вот-вот
призовут, чтобы возглавить министерство финансов. Он был явно тем единственным
человеком, который был способен остановить инфляцию, и если бы его назначили
на эту должность, удалось бы предотвратить многие беды. Но этого не случилось.
Чего я в то время даже не подозревал, несмотря на ежедневное общение с
Мизесом, это что он одновременно писал книгу, которая позднее произвела
глубочайшее впечатление на мое поколение. Die Gemeinwirtschaft позднее
переведенная как Социализм, появилась в 1922 году. При всем нашем преклонении
перед достижениями профессора Мизеса в области экономической теории, эта книга
обладала гораздо большим охватом и значимостью. Это был труд по политической
экономии в традициях великих моралистов -- Монтескье или Адама Смита,
сочетавший точное знание и глубокую мудрость. У меня нет сомнений, что она
навсегда сохранит свое место в истории политической мысли. Но столь же
несомненно и то влияние, которое она оказала на нас, когда мы были в наиболее
впечатлительном возрасте. Для каждого из молодых людей, прочитавших тогда эту
книгу, мир изменился. Если бы здесь стояли Р°пке [Wilhelm Ropke (1899--1966),
в 1920-х годах преподавал в университетах Йены, Граца и Марбурга. После 1933
года как изгнанник работал в Стамбульском университете, затем в Высшем
институте международных исследований в Женеве; после второй мировой войны был
советником министра Людвига Эрхарда; см. о Р°пке в данном издании, Пролог к
части II -- амер. изд.], или Роббинс [Lionel Robbins (1898--1984), позднее
Лорд Роббинс из Clare Market, профессор экономической теории в Лондонской
школе экономической теории, на протяжении многих лет один из ближайших друзей
и коллек Хайека -- амер. изд.] или Олин [Bertil Gotthard Ohlin (1899--1979),
профессор Стокгольмской школы управления бизнесом, член шведского парламента с
1938 по 1970 год, лидер либеральной партии Швеции; в 1977 году получил
нобелевскую премию за работу по теории международной торговли -- амер. изд.]
(называю лишь моих ровесников), они бы вам подтвердили то же самое. Не то
чтобы мы сразу усвоили всю книгу. Ведь это было слишком сильное и чрезмерно
горькое лекарство. Но ведь главная функция обновителя в том, чтобы вскрыть
противоречия, принудить других самостоятельно продумать предложенные им идеи.
И хотя мы, быть может, и пытались сопротивляться, пожалуй, даже приложили
немалые старания, чтобы избавить наши представления от нарушающих спокойствие
идей, нам это не удалось. Логика доказательств была нерушимой.
Это было нелегко. Учение профессора Мизеса было направлено, казалось, против
всего, чему мы привыкли верить. В то время все модные интеллектуальные доводы
казались направленными в пользу социализма, а почти все "добрые люди" среди
интеллектуалов были социалистами. Хотя непосредственное воздействие книги
может было и не столь большим, как этого бы хотелось, но она оказала просто
поразительное воздействие. Для молодых идеалистов того времени она несла
крушение всех надежд; а поскольку было ясным, что мир движется в направлении,
гибельность которого вскрыла эта работа, нам оставалось лишь черное отчаяние.
И те из нас, кто был знаком с профессором Мизесом лично, вскоре узнали, что он
сам смотрит на будущее Европы и всего мира с глубочайшим пессимизмом. Нам
предстояло вскоре узнать, насколько оправданным был его пессимизм.
Молодые люди не легко принимают аргументы, которые делают неизбежным
пессимистический взгляд на будущее. Но когда логики оказывалось мало, на
помощь приходил другой фактор -- обескураживающая способность профессора
Мизеса оказываться правым. Может быть не всегда чудовищные последствия
тупости, на которые он указывал, проявлялись в предсказанные им сроки. Но
раньше или позже, они настигали нас неизбежно.
Здесь я хотел бы вставить комментарий. Я не могу не улыбаться, когда при мне
о профессоре Мизесе говорят как о консерваторе. Действительно, в этой стране и
в наше время его взгляды могут показаться привлекательными для консервативно
настроенных умов. Но когда он начинал распространение своих идей, на свете не
было консервативной группы, которую он мог бы поддерживать. Тогда не могло
быть ничего более революционного и радикального, чем его призыв довериться
свободе. Для меня профессор Мизес был и остается прежде всего великим
радикалом, интеллигентным и очень разумным радикалом, но, тем не менее,
радикалом правого толка. [Интересно сравнить этот пассаж с тем, что Хайек
пишет в статье "Why I Am Not a Conservative", in The Constitution of Liberty
(London: Routledge & Kegan Paul, and Chicago: University of Chicago Press,
1960), где Хайек характеризует самого себя в очень близких выражениях. --
амер. изд.]
Я сейчас говорил о Социализме так подробно потому, что для нашего поколения
эта книга не может не быть самым памятным и существенным достижением
профессора Мизеса. Конечно, мы продолжали учиться и усваивать те книги и
статьи, в которых он в последующие 15 лет развивал и усиливал свою позицию. Я
не могу здесь говорить о каждой из них в отдельности, хотя все они заслуживают
детального разбора. Я должен обратиться к его третьей magnum opus, которая
сначала появилась в Швейцарии на немецком языке в 1940 году [Nationalokonomie:
Theorie des Handelns und Wirtschaftens, op. cit. -- амер. изд.], а девять лет
спустя в переработанном виде была издана на английском под названием Human
Action. Она гораздо шире по содержанию, чем бывают даже политэкономические
трактаты, и пока еще слишком рано определенно оценивать ее значимость. Мы не
узнаем о ее полном потенциале, пока мужчины, которых она поразит на том же
решающем этапе их интеллектуального развития, не достигнут, в свой черед,
этапа продуктивности. Сам я не сомневаюсь, что в конечном итоге она окажется,
по крайней мере, столь же важной, как и Социализм.
Уже перед появлением первого издания этой книги в жизни профессора Мизеса
произошли большие изменения, о которых я хочу сказать. Большая удача, что
когда Гитлер вошел в Австрию, Мизес читал курс лекций в Женеве [имеется в виду
Institut Universitaire des Hautes Etudes Internationales (Высший институт
международных исследований) -- амер. изд.]. Мы знаем, что последовавшие за
этим важные события привели его в эту страну и в этот город, который стал с
тех пор его домом. Но тогда же случилось и другое событие, о котором нам также
следует вспомнить с радостью. Мы, его старые венские ученики, привыкли видеть
в нем блистательного и строгого холостяка, который подчинил свою жизнь раз и
навсегда заведенному порядку, но при этом напряженность интеллектуальной жизни
жгла эту свечу с обоих концов. И если мы сегодня можем поздравить профессора
Мизеса, который, на мой взгляд, выглядит столь же молодо, как и 20 лет назад,
и если, кроме этого, он добр и вежлив даже с противниками, чего никто и
никогда не мог бы ожидать от этого яростного бойца былых времен, нам следует
за это быть признательными любезной даме, которая в тот критический момент
соединила свою жизнь с его, и теперь украшает его дом и наш сегодняшний стол.
[Margit von Mises. Ее короткие воспоминания были опубликованы под названием My
Years with Ludwig von Mises, op. cit. -- амер. изд.]
Нет нужды много говорить о деятельности профессора Мизеса с тех пор, как он
поселился здесь. Многие из вас в эти последние 15 лет имели больше
возможностей узнать его и пользоваться его советами, чем большинство его
старых учеников. Вместо того, чтобы еще говорить о нем, я обращусь теперь
прямо к нему, чтобы коротко объяснить, почему мы уважаем и любим его.
Профессор Мизес, не пристало повторять еще и еще о вашей учености и научных
достижениях, о вашей мудрости и проницательности, которые принесли вам мировое
признание. Но Вы проявили и другие качества, которыми обладали не все великие
мыслители. Вы проявили несгибаемую храбрость даже когда оставались в
одиночестве. Вы проявляли неустрашимую последовательность и настойчивость
мысли, даже когда перспективой были непопулярность и изоляция. Долгое время Вы
не получали от официальных научных организаций того признания, на которое
имели право. Вы видели, как ученики пожинают награды, по праву предназначенные
Вам, и которых Вы не могли получить из-за зависти и предрассудков. Но Вы были
удачливей большинства других носителей непопулярных идей. Задолго до
сегодняшнего дня Вы знали, что идеи, за которые Вы так долго сражались почти в
одиночестве, победят. Вы видели, как вокруг Вас собирается множащаяся группа
учеников и поклонников, которые приступили к разработке и распространению
Ваших идей. Зажженный Вами факел стал путеводной звездой нового, каждый день
увеличивающего силы движения за свободу.
Дань любви и уважения, которую нам довелось выразить сегодня от имени всех
Ваших учеников, есть лишь скромное выражение наших чувств. Я хотел бы хоть в
малой степени гордиться тем, что участвовал в организации сегодняшнего
чествования; но это была исключительно инициатива учеников нового поколения,
которые все устроили, и сделали то, что считали нужным многие из старых
учеников. Издателю этого тома [Mary Sennholz (1913) -- амер. изд.] и Фонду
экономического образования [о Фонде экономического образования (Foundation for
Economic Education) см. в главе 14 адрес в честь Леонарда Рида -- амер. изд.]
принадлежит заслуга обеспечения нам возможности высказать наши пожелания.
Социализм
[<Написано в 1978 году и опубликовано как предисловие к книге Socialism: An
Economic and Sociological Analysis (Indianapolis, Ind.: Liberty Classics,
1981), pp. xix--xxiv. -- амер. изд.> См. также предисловие к русскому изданию
"Социализм", М., Catallaxy, 1993.]
"Социализм", впервые появившись в 1922 году, произвел сильное впечатление. Эта
книга постепенно изменила существо взглядов многих молодых идеалистов, которые
вернулись к своим университетским занятиям после Первой мировой войны. Я знаю
это, потому что был одним из них.
Мы чувствовали, что цивилизация, в которой мы выросли, рухнула. Мы были
нацелены на строительство лучшего мира, и именно это желание пересоздать
общество привело многих из нас к изучению экономической теории. Социализм
обещал желаемое -- более рациональный, более справедливый мир. А потом
появилась эта книга. Она нас обескуражила. Эта книга сообщила нам, что мы
искали лучшее будущее не в том месте.
Ряд моих современников, позднее приобретших известность, но тогда не знавшие
даже друг друга, прошли сходным путем: Вильгельм Репке в Германии и Лайонел
Роббинс в Англии, например. Никто из нас не был до этого учеником Мизеса. Я
познакомился с ним, работая во временном управлении австрийского
правительства, которому было доверено проведение в жизнь некоторых положений
Версальского договора. Он был моим начальником, директором департамента.
Тогда Мизес был известен своей борьбой с инфляцией. Он приобрел доверие в
правительственных кругах, а кроме того, будучи финансовым советником
