изолированных объектов. Они определяются в процессе отношений между людьми и
вещами, на которые они воздействуют. Именно люди, исходя из осознания своих
субъективных потребностей и из знания объективных условий их удовлетворения,
приписывают физическим объектам ту или иную степень значимости.
Наиболее очевидным результатом этого анализа стало разрешение старого
парадокса ценности благодаря различению между общей и предельной полезностью
благ. Менгер еще не использует термин "предельная полезность" (вернее, его
немецкий эквивалент Grenznutzen), который был введен в пользование Фридрихом
фон Визером только 13 лет спустя [Wieser, Ursprung und Hauptgesetze des
wirtschaftlichen Wertes, op. cit. -- амер. изд.]. Но он делает различение
совершенно ясным, показывая на простейшем возможном примере, когда дано некое
количество определенного рода потребительского блага, которое может быть
использовано для насыщения различных потребностей (интенсивность каждого из
которых падает по мере удовлетворения), что значимость любой единицы этого
блага зависит от последней по значимости потребности, для насыщения которой
достаточно наличного общего количества. Но если бы он здесь и остановился, он
достиг бы не большего, чем достигли некоторые неизвестные ему предшественники,
да и воздействие его оказалось бы, скорее всего, не большим, чем у них. То,
что позднее Визер назвал двумя законами Госсена, а именно: убывание полезности
последовательных актов насыщения любой нужды, и уравнивание различных
потребностей, для насыщения которых может быть использовано одно благо, --
были для Менгера не более, чем исходным моментом применения той же самой
основной идеи к более сложным отношениям.
Преимущество подхода Менгера, в отличие от того, чего достигли его
предшественники, в систематическом применении основной идеи к ситуациям, в
которых насыщение потребности только косвенно (или частично) зависит от
некоего определенного блага. Скрупулезное описание причинных связей между
благами и теми потребностями, удовлетворению которых они служат, позволило ему
вскрыть такие базовые отношения, как: комплиментарность <взаимодополняемость
-- Б.П.> и потребительских благ и факторов производства; различие между
благами низших и высших порядков; изменчивость пропорций, в которых могут быть
использованы факторы производства; и, самое важное, наконец, определение
издержек через полезность, которой могут обладать блага при альтернативном
использовании. Главным достижением Менгера было это распространение приема,
выводящего ценность благ из их полезности, от случая с определенным
количеством потребительских благ на общую ситуацию, когда рассматривается
совокупность всех возможных благ, включая факторы производства.
Заложивши в качестве основы своего объяснения ценности благ некую типологию
возможных структур отношений между средствами и целями, Менгер создал
фундамент для того, что позднее получило название чистой логики выбора или
экономического расчета (economic calculus). Эта логика содержит по крайней
мере элементы анализа потребительского поведения и поведения производителя,
т.е. две важнейших части современной микроэкономической теории. Правда, его
ближайшие последователи занимались в основном анализом поведения потребителей,
и не развили слабые наметки содержавшегося у Менгера анализа предельной
производительности, который столь важен для адекватного понимания поведения
потребителей. Развитие существенной ветви -- теории фирмы -- было большей
частью оставлено Альфреду Маршаллу и его школе. И тем не менее Менгером было
сделано достаточно, чтобы заявить, что им предложены все основные элементы для
достижения главной цели -- объяснения цен -- которое может быть получено из
анализа поведения отдельного участника рыночного процесса.
Последовательное использование умопостигаемого поведения отдельных людей как
строительных элементов моделей сложных рыночных структур является, конечно,
сущностью метода, который сам Менгер называл "атомистическим" (в рукописных
примечаниях, иногда, "синтетическим"), и который позднее стал известен как
методологический индивидуализм. Природа метода наилучшим образом выражена в
Предисловии к его Grundsatze, где он заявляет своей целью "проследить сложные
явления социального хозяйства до тех его простейших элементов, которые еще
могут быть доступны надежному наблюдению". И хотя он подчеркивает, что при
этом он использует эмпирический подход, общий для всех наук, одновременно он
утверждает, что, в отличие от физических наук, которые разлагают
непосредственно наблюдаемые явления на гипотетические элементы, в социальных
науках мы начинаем со знакомых нам элементов и используем их для построения
моделей возможных конфигураций сложных структур, которые могут быть из них
получены, и которые далеко не в той же степени доступны непосредственному
наблюдению, как сами элементы.
Это поднимает ряд важных вопросов, труднейшие из которых я могу затронуть лишь
бегло. Менгер убежден, что при наблюдении действий другого человека мы
располагаем такой способностью понимать значение этих действий, которой мы
лишены по отношению к физическим явлениям. Это тесно связано с "субъективным"
характером теорий, что означает, по крайней мере для последователей Менгера,
что они основаны на нашей способности схватывать внутреннее значение
наблюдаемых действий. Менгер использует термин "наблюдение" в значении,
которого бы не приняли современные бихевиористы; он предполагает Verstehen
("понимание") в том смысле, который позднее был развит Максом Вебером. Мне
представляется, что еще многое может быть сказано в защиту первоначальной
позиции Менгера (и австрийской школы в целом) по этому вопросу. Но поскольку
позднейшее развитие техники кривых безразличия, и в особенности подход,
исходящий из "явных предпочтений", которые были разработаны, чтобы избежать
обращения к такого рода интроспективному знанию, показали, что в принципе
требуемые микроэкономической теорией гипотезы об индивидуальном поведении
могут быть сформулированы независимо от этих психологических предпосылок, я
оставляю этот вопрос в стороне и непосредственно перехожу к другой трудности,
которая сопутствует всем формам методологического индивидуализма.
Дело, конечно же, в том, что если бы мы собирались вывести из нашего знания об
индивидуальном поведении определенные предсказания об изменениях сложных
структур, которые возникают из действий отдельных людей, нам бы потребовалось
знание о поведении каждого имеющего отношение к делу отдельного человека.
Менгер и его последователи определенно сознавали, что вся эта информация нам
недоступна. Но они столь же определенно полагали, что обычное наблюдение дает
нам достаточно полный перечень различных типов возможного индивидуального
поведения, и даже вполне удовлетворительное знание о вероятности возникновения
определенных типичных ситуаций. Они пытались показать, что эти известные
элементы могут складываться только в определенные типы стабильных структур, и
ни в какие другие. В этом смысле такого рода теории должны обладать
способностью порождать фальсифицируемые (capable of falsification)
предсказания о типах возможных в будущем структур. Конечно, эти предсказания
могут относиться только к наличию определенных свойств у этих структур, или
устанавливать возможные пределы для изменений этих структур, и, по видимому,
не могут быть предсказаны конкретные события или изменения этих структур.
Чтобы на основании такого рода микротеории получать предсказания конкретных
событий нам следовало бы знать не только типы индивидуальных элементов, из
которых составлены сложные структуры, но и определенные свойства каждого
отдельного элемента, входящего в данную конкретную структуру. За пределами тех
случаев, когда микроэкономическая теория может оперировать более или менее
вероятными предположениями, ceteris paribus, она способна лишь на то, что я
как-то назвал "модельным предсказанием" -- т.е. может предсказывать вид
стуктуры, которая может сложиться из доступных элементов. Для большей части
микроэкономической теории безусловно существует это ограничение способности
предсказывать определенные события, и я уверен, что такое же ограничение
существует для всех теорий, относящихся к явлениям, характеризующимся, по
определению Уоррена Уивера, "организованной сложностью" (в отличие от явлений
неорганизованной сложности, для которых информация об индивидуальных элементах
может быть заменена знанием статистической вероятности появления определенных
элементов). [Warren Weaver, "Science and Complexity", The Rockefeller
Foundation Annual Report,1958 <До этого опубликовано в American Scientist,
vol. 36, 1948, pp. 536--544. Обсуждение природы "организованной сложности" см.
у Herbert A. Simon, "The Architecture of Complexity", Proceedings of the
American Philosophical Society, vol. 106, December 1962, pp. 467--482. --
амер. изд.>] Основную позицию здесь легко проиллюстрировать часто цитируемым
утверждением Вильфредо Парето относительно ограниченной применимости системы
уравнений, с помощью которых в школе Вальраса описывают состояние равновесия
всей экономической системы. Он определенно заявляет, что эти системы уравнений
"никоим образом не имеют целью вычисление действительных цен", и что было бы
"абсурдным" предположение, что нам могут стать известны все определенные
факты, от которых зависят эти конкретные величины [Vilfredo Pareto, Manuel
d'economie politique, second edition (Paris: M. Giard, 1927), p. 223].
Мне кажется, что Карл Менгер вполне осознавал ограниченность прогностических
возможностей созданной им теории и был при этом вполне удовлетворен
результатом, поскольку чувствовал, что большего в этой области не достичь. На
мой вкус, в скромности этого стремления, ограничивающего себя намерением
выявить лишь некоторый коридор, в котором окажутся цены, и не пытающегося
вычислить их точные значения, есть некий освежающий реализм. Мне даже
представляется, что отвращение Менгера к математике было направлено против
претензий на точность <предсказаний -- Б.П.>, которую он считал недостижимой.
С этим связано и отсутствие в работах Менгера концепции общего равновесия.
Если бы он продолжил свою работу, то, возможно, стало бы еще яснее, чем это
выражено во вводной части (т.е. в Grundsatze), что он стремился не к теории
статического равновесия, но, скорее, к развитию инструментов того, что мы
теперь называем анализом процессов (process analysis). В этом отношении его
работа, да и все труды австрийской школы, очень сильно отличаются от даваемой
Вальрасом грандиозной картины экономической системы. Мне представляется, что
отмеченное выше ограничение предсказательных возможностей характерно для всей
микроэкономической теории, развитой на основе анализа предельной полезности. В
конечном счете, именно желание достичь большего повело к росту
неудовлетворенности этой разновидностью микротеории и к попыткам заменить ее
теорией другого вида.
Прежде чем обратиться к реакции против того типа теории, для которой образцом
были работы Менгера, я должен сказать несколько слов о том, как именно
воздействовал авторитет Менгера в период наибольшего его влияния. Хотя книгу
Grundsatze прочитали сравнительно небольшое число людей, немного найдется
других книг, оказавшихся столь же влиятельными. Воздействие книги было
преимущественно косвенным; она приобрела значимость только по прошествии
значительного времени. Хотя обычной датой маржиналистской революции считается
время публикации книг Джевонса и Менгера, напрасно в следующие десять лет
искать в литературе признаков их воздействия. О книге Менгера известно, что в
самом начале у нее было всего несколько внимательных читателей, среди которых
были не только Евгений Б°м-Баверк и Фридрих фон Визер, но и Альфред Маршалл;
но сравнительно широкое обсуждение этих идей началось только после того, как в
середине 80-х годов были опубликованы книги Визера и Б°м-Баверка. Только после
