хорошо налаженной торговлей приводило зачастую к их ускорению.
Сегодня, даже соглашаясь с возможностью исключительно мирных способов
расширения рынка и роста населения, хорошо информированные и думающие люди
продолжают с возрастающей неохотой признавать связь между ростом населения и
развитием цивилизации. Наоборот, размышляя о нынешней плотности населения и,
особенно, об ускорении его роста за последние три столетия, они приходят в
ужас и расценивают дальнейшее увеличение численности человечества как
чудовищную катастрофу. Даже такой здравомыслящий философ, как А. Г. Н. Флю
(1967: 60) с похвалой отозвался о Джулиане Хаксли за то, что тот задолго "до
нашего времени, когда это получило повсеместное признание, указывал, что
плодовитость человека представляет собой первоочередную угрозу нынешнему и
будущему благосостоянию человеческого рода".
Я утверждал и утверждаю, что социализм представляет угрозу нынешнему и
будущему благосостоянию человеческого рода -- в том смысле, что ни он, ни
какой-либо другой известный вариант замены рыночного порядка не в состоянии
поддерживать существующую численность населения Земли. Однако распространенная
реакция страха, вроде только что упомянутой, со стороны людей, которые и сами
не исповедуют социализма, заставляет задуматься: а не создает ли рыночный
порядок, являющийся и причиной, и следствием столь большого населения, также
серьезной угрозы благосостоянию человечества? Очевидно, теперь следует
рассмотреть это расхождение в оценках.
Новейшая идея, будто рост населения угрожает пауперизацией мирового масштаба,
просто ошибочна. Это по большей части связано с упрощенным пониманием
мальтузианской теории народонаселения. Теория Томаса Мальтуса была вполне
разумна в его время, когда она представляла собой первоначальный подход к
данной проблеме, однако в современных условиях она не работает. По Мальтусу
человеческий труд можно рассматривать как более или менее однородный фактор
производства (предполагалось, что существует один-единственный тип наемного
труда -- это труд в сельском хозяйстве с использованием одних и тех же орудий
и при одних и тех же условиях). При тогдашнем экономическом порядке это
предположение (теоретическая модель двухфакторной экономики) было недалеко от
истины. Для Мальтуса, одного из первооткрывателей также и закона убывающей
доходности, или, применительно к сельскому хозяйству, -- закона убывающего
плодородия почвы, оно должно было означать, что любое увеличение численности
работающих приведет, как теперь говорят, к снижению предельной
производительности, а значит, к снижению дохода каждого отдельного работника,
особенно если все лучшие земли уже поделены на участки оптимального размера (о
соотношении между двумя теоремами Мальтуса см.: McCleary, 1953: III).
Однако в изменившихся условиях, речь о которых шла выше, предположения
Мальтуса перестают соответствовать действительности, поскольку труд
оказывается уже неоднородным, происходит его диверсификация и специализация. С
интенсификацией обмена, с усовершенствованием средств связи и транспорта
увеличение числа занятых и их концентрация делают разделение труда
экономически выгодным, ведут к его диверсификации, дифференциации и
специализации, способствуют развитию новых факторов производства и повышению
производительности труда (см. гл. 2 и 3 выше, а также дальнейшее изложение в
настоящей главе). Возникает ощутимая нехватка дополняющих друг друга различных
навыков и способностей: как природных, так и приобретенных; овладение новыми
навыками, которые в этом случае будут иметь разную рыночную цену, становится
для рабочих стоящим делом. Различия в ожидаемом вознаграждении направляют
добровольную специализацию, и, таким образом, доходы от труда могут скорее
возрастать, чем убывать. При более высокой плотности населения можно применять
технику и технологии, которые оказались бы бесполезными в не столь плотно
населенных районах; а если такие технологии уже были где-то разработаны, их
можно ввозить и быстро осваивать (при наличии достаточного капитала). Даже сам
факт мирной жизни и постоянного общения большого числа людей позволяет полнее
использовать имеющиеся ресурсы.
Если труд, таким образом, перестает быть однородным фактором производства,
выводы Мальтуса теряют силу. Ныне рост населения, приводя к дальнейшей
дифференциации, может создавать условия для еще большего роста населения, и в
течение неопределенного времени его прирост, будучи самоускоряющимся, может
вместе с тем служить предварительным условием для любого продвижения
цивилизации как в материальной сфере, так и в духовной (ибо стала возможной
индивидуализация).
К росту производительности приводит, стало быть, не просто увеличение
количества людей, а увеличение количества разных людей. Люди стали
могущественными потому, что стали такими разными: новые возможности, открытые
специализацией, обусловленной не столько повышением интеллектуального уровня
индивидов, сколько усилением их дифференциации, создают основу для более
успешного использования ресурсов нашей планеты. Это в свою очередь требует
расширения сети опосредованных взаимных услуг, которое обеспечивается
сигнальным механизмом рынка. По мере того как рынок открывает все новые
возможности специализации, непригодность двухфакторной модели с ее
мальтузианскими выкладками делается все более явной.
Словом, широко распространившиеся опасения, что рост населения, способствующий
всем этим процессам и усиливающий их, может привести ко всеобщему обнищанию и
краху, возникают по большей части из-за неправильного понимания статистических
расчетов.
Мы не отрицаем, что прирост населения может приводить к снижению средних
доходов. Но стоит отметить и то, что такой возможности дают неправильное
толкование. И причина тут в том, что средний доход нынешних поколений (в
которых разные люди имеют разные уровни дохода) путают со средним доходом
будущих, еще больших по численности, поколений. Ведь пролетариат -- это
дополнительное население:
оно не появилось бы вовсе, если бы не было новых возможностей в сфере
занятости. Средний доход уменьшается просто потому, что ускоренный рост
населения обычно характеризуется более быстрым приростом численности скорее
бедных, чем состоятельных его слоев. Однако неправильно было бы делать из
этого вывод, что кто-то непременно должен становиться беднее в ходе
описываемого процесса, что это предрешено. Ни один член существующего
сообщества не должен становиться беднее (хотя, вероятно, кое-кто из зажиточных
людей по ходу дела будет уступать место выходцам из небогатых классов и
переходить на ступень ниже). В самом деле, пусть даже все, кто уже имели
высокий уровень дохода, становятся еще богаче; все равно средний доход может
при этом понизиться, если к прежнему добавится большое количество бедных
людей. Увеличение численности всех категорий населения, различающихся по
уровню доходов, может сопровождаться сокращением среднего дохода, когда
численность более состоятельных групп возрастает медленнее, чем численность
малосостоятельных. Это банальная истина. Это можно сравнить с пирамидой,
которая у основания разрастается больше, чем у вершины. Уровень среднего
дохода у такой увеличившейся пирамиды окажется ниже.
Однако более точный вывод из всего этого таков: процесс роста выгоднее для
многочисленных бедняков, чем для немногочисленных богачей. Сама возможность
занятости создана капитализмом. Он создал условия, при которых люди, не
унаследовавшие от своих родителей орудий труда и земли, нужных для поддержания
их жизни и жизни их потомков, получают все необходимое от чужих, и это выгодно
для обеих сторон. Благодаря этому процессу живут (пусть и в бедности) и растят
детей те, кто в противном случае -- не имея возможности заниматься
производительным трудом -- вряд ли дожили бы до зрелого возраста и произвели
потомство; миллионы людей обязаны этому процессу и самим своим существованием,
и поддержанием своей жизни: без него они вообще не появились бы на свет, а
если бы появились и даже прожили какое-то время, то не могли бы позволить себе
иметь потомство. Словом, он оказался гораздо более благотворным для бедных.
Карл Маркс был, таким образом, прав, когда утверждал, что "капитализм" создал
пролетариат: он дал и дает ему жизнь.
Поэтому сама идея, будто богатые отняли у бедных то, что без подобных актов
насилия принадлежало бы, или, по меньшей мере, могло принадлежать бедным,
достаточно абсурдна.
Способность народа поддерживать свою численность находится в прямой
зависимости от размеров капитала, имеющегося в стране, а также зависит от
накопленных этим народом традиций и практик добывания и передачи информации.
Люди получат работу, и будет произведено сырье и оборудование для обслуживания
неизвестно чьих будущих потребностей только в том случае, если те, кто могут
вложить капитал, позволяющий перейти от сегодняшних затрат к завтрашней
отдаче, извлекут из этого прибыль, хотя бы не меньшую, чем можно было бы
извлечь из других способов приложения капитала тех же размеров.
Таким образом, без богатых -- без тех, кто накопил капитал, бедняки, которые
вообще сумели бы выжить, были бы на самом деле гораздо беднее: им приходилось
бы на их клочке земли буквально выцарапывать средства к существованию, а
засуха обрекала бы на гибель большую часть их детей. Накопление капитала имело
для изменения этих условий больше значения, чем что бы то ни было еще. После
того как капиталист получил возможность нанимать других людей (преследуя при
этом свои цели), его способность прокормить их начала приносить пользу как
ему, так и им. Способность эта увеличивалась: некоторые индивиды оказывались в
состоянии нанимать других людей не только для удовлетворения своих
непосредственных нужд, но и ради обмена товарами и услугами с бесчисленным
множеством других людей. И, таким образом, собственность, договор, торговля и
вложение капитала шли на пользу не только меньшинству.
Если люди считают обладание большим, чем необходимо для текущего потребления,
достойным осуждения, а не похвалы, то виноваты зависть и невежество. А идея,
что капитал накапливается "за счет других", отбрасывает экономическую мысль
назад. Какою бы само собой разумеющейся ни казалась она кому бы то ни было, в
действительности это -- безосновательное представление, делающее невозможным
правильное понимание процесса экономического развития.
Региональный характер проблемы
Еще один источник неверного понимания проблемы роста населения -- стремление
рассматривать ее исключительно в глобальном аспекте. Между тем эту проблему
следует рассматривать как региональную, проявляющуюся по-разному в различных
регионах. Суть ее вот в чем: растет ли (по каким-либо причинам) численность
жителей конкретного региона быстрее, чем увеличиваются его ресурсы (включая
ресурсы, которые можно использовать для торговли), или нет?
Покуда рост населения происходит благодаря повышению производительности труда
людей, живущих в данном регионе, или благодаря более эффективному
использованию имеющихся там ресурсов, а не стимулируется преднамеренно извне
какими-либо специальными мерами, серьезных оснований для беспокойства нет.
Мораль не предписывает нам ни препятствовать росту населения в других частях
света, ни поддерживать его. Вместе с тем нравственный конфликт и в самом деле
может возникнуть, если развитые страны будут продолжать поддерживать, а то и
субсидировать рост населения в различных регионах, скажем, в зоне Сахеля в
Центральной Африке, где в обозримом будущем население в нынешнем (не говоря
уже о численно возросшем) составе, судя по всему, вряд ли окажется способным
прокормить себя собственными усилиями. При попытке содержать больше народа,
чем позволяет нормальное текущее воспроизводство наличного капитала, возникает
ситуация, когда все меньшее количество людей удается обеспечивать достаточными
средствами к существованию. Если не вмешиваться, то будет увеличиваться
