Как вполне убедительно показывают вышеприведенные примеры, при изучении
человеческих отношений трудности коммуникации начинаются с определений и
обозначений самого исследуемого предмета. Главным терминологическим
барьером для понимания -- еще более труднопреодолимым, чем в случае других
терминов, которые мы только что обсудили, -- оказывается само слово
"общество", и вовсе не потому, что со времен Маркса с его помощью
замазывали различия между правительствами и другими "институтами".
Служащее для обозначения всевозможных систем взаимосвязей в человеческой
деятельности, слово "общество" наводит на ложное представление об
однородности всех этих систем. Являясь одним из древнейших терминов,
принадлежащих к тому же семейству, что и, например, латинское societas (от
socius -- лично знакомый соплеменник, товарищ, компаньон), оно обозначало
и фактически существующее положение дел, и отношения между индивидами. Как
правило, в нем содержится указание, или намек, на совместное преследование
единых целей, достигаемых обычно только при сознательном сотрудничестве.
Как мы уже видели, одним из необходимых условий выхода человеческого
сотрудничества из пределов индивидуально осознаваемого является все
большая ориентация людей не на единые цели, а на абстрактные правила
поведения, соблюдение которых приводит к тому, что мы все в большей и
большей мере служим удовлетворению потребностей не знакомых нам людей, а
также обнаруживаем, что не известные нам люди помогают удовлетворению
наших собственных потребностей. Следовательно, чем шире пределы
человеческого сотрудничества, тем меньше его мотивация соответствует
сложившемуся у людей представлению о том, как все должно происходить в
"обществе", и тем больше термин "социальное" становится, по сути,
апелляцией к устаревшему, древнему идеалу общеобязательного человеческого
поведения, а не ключевым словом при описании фактов. Понимание разницы
между действительными характеристиками индивидуального поведения в группе,
с одной стороны, и, с другой стороны, благостным рассуждением о том, каким
(в соответствии с древними обычаями) индивидуальное поведение должно было
бы быть, становится все более расплывчатым. Стали не только называть
"обществом" всякую группу людей, объединенных практически любым типом
связей, но и считать, что всякая такая группа должна вести себя так, как
вела первобытная группа соплеменников.
Таким образом, слово "общество" сделалось удобной этикеткой для
обозначения фактически любой группы людей, о структуре или же причинах
сплочения которой не обязательно что-либо знать -- подмена, к которой люди
прибегают всякий раз, когда не вполне понятно, о чем идет речь.
Получается, что народ, нация, население, компания, ассоциация, группа,
орда, отряд (band), племя, спортивная команда, представители расы или
религиозной конфессии, гости на званом вечере, а также жители любого
населенного пункта -- все представляют собой, или составляют, "общества".
Товарищество индивидов, поддерживающих тесные личные контакты, и
структура, формируемая миллионами, связанными только через сигналы,
исходящие от длинных и бесконечно разветвленных цепочек обмена, --
образования совершенно различного типа, и одинаковое их наименование не
только является фактической ошибкой, но и почти всегда мотивировано
подспудным желанием созидать расширенный порядок по образу и подобию
любезного нашим сердцам братского содружества. Удачно охарактеризовал
такую инстинктивную ностальгию по малой группе Бертран де Жувенель,
сказавший, что "среда, в которой первоначально жил человек, остается для
него бесконечно привлекательной, однако любая попытка привить ее черты
обществу в целом утопична и ведет к тирании" (1957: 136).
Принципиальное различие, которое упускается из вида при таком смешении,
состоит вот в чем: тогда как деятельность малой группы может направляться
взаимосогласованными целями или волей ее членов, расширенный порядок, или
"общество", складывается в гармоничную структуру благодаря тому, что его
члены, преследуя разные индивидуальные цели, соблюдают одинаковые правила
поведения. У результатов этих разнонаправленных усилий, регулируемых
одинаковыми правилами, безусловно, будут некоторые характеристики, сходные
с чертами индивидуального организма, наделенного мозгом, или сознанием,
или черты того, что такой организм сознательно упорядочивает. Однако было
бы заблуждением подходить к рассмотрению такого "общества" с
анимистических позиций -- персонифицировать, приписывая ему волю,
намерения или сознательные замыслы. Вот почему признание серьезного
современного ученого, что любому утилитаристу "общество" должно казаться
не "множеством личностей... [но] чем-то вроде единой великой личности"
(Chapman, 1964: 153), вызывает беспокойство.
"Социальный" -- слово-ласка
Существительное "общество" ("социум") относительно безобидно по сравнению
с прилагательным "социальное" ("общественное"), которое, вероятно, стало
самым бестолковым выражением во всей нашей моральной и политической
лексике. Вышло так, что всего за сто последних лет его современное
употребление, его сила и влияние (сложившиеся в Германии во времена
Бисмарка) с большой скоростью распространились по всему миру. Путаницу,
вносимую им в ту область, в которой его чаще всего употребляют, отчасти
можно отнести на счет того, что это слово используют для описания не
только явлений, порождаемых разнообразными способами сотрудничества людей
в "обществе", но также и различных видов деятельности, насаждающей
примитивные порядки и служащей им. Из-за теперешнего употребления оно
стало постепенно превращаться в призыв, в нечто вроде пароля (ведь
рационалистическая мораль стремилась вытеснить мораль традиционную), и
сейчас все чаще выступает в роли слова "благое" при обозначении всего
высоконравственного. Как справедливо указывается в "Новом словаре
синонимов Уэбстера" (Webster"s New Dictionary of Synonyms), фактическое и
нормативное значения слова "социальный" из-за его "явной дихотомичности"
постоянно меняются местами, и то, что поначалу кажется описанием,
исподволь превращается в предписание.
В данном случае немецкое употребление слова сильнее сказалось в Америке,
чем в Англии. К 1880-м годам группа немецких ученых, известная как
историческая, или этическая, школа в экономической теории, при обозначении
науки о человеческом взаимодействии стала все чаще заменять термин
"политическая экономия" термином "социальная политика". Леопольд фон Визе,
один из немногих, не поддавшихся новой моде, позднее заметил, что лишь те,
кто были молоды в "социальный век" (в десятилетия, предшествовавшие первой
мировой войне), могут как следует оценить, сколь сильна была в то время
склонность рассматривать "социальную" сферу как суррогат религии. Одним из
самых драматических свидетельств этого было появление так называемых
социальных пасторов. Однако "быть "социальным", -- настаивал Визе, -- не
означает быть добродетельным, благим, или "праведным в глазах Бога"".
(1917). Полезными историческими исследованиями о распространении термина
"социальный" мы обязаны нескольким ученикам Визе (см. мои ссылки в Hayek,
1976:180).
Необычайное многообразие вариантов, в которых слово "социальный"
используется ныне в английском языке, убедительно и живо показано в
"Словаре современной мысли Фонтана" (Fontana Dictionary of Modern Thought,
1977), уже цитировавшемся выше в ином контексте. За выражением "мыльная
опера" ("Soap Opera") [фразеологизм, означающий мелодраму, сентементальную
пьесу, теле- или радиосериал (преимущественно для домохозяек) - прим.
ред.] следует серия не менее чем из 35 сочетаний "социального" с
каким-либо существительным - от "социального действия" до "социальных
целостностей" ("Social Wholes"). Так же строится "Словарь ключевых слов"
("Key Words", 1976), составленный Р. Уильямсоном. Но он обошелся без
прилагательного "социальный": читателя отсылают к другим словам с помощью
пометки "см. ". Видимо, привести исчерпывающий список в данном случае
оказалось трудновыполнимой задачей, и пришлось просто-напросто оставить
ее. Пример этих авторов заставил меня в течение некоторого времени
выписывать все случаи употребления слова "социальный", которые я встречал,
и в результате получился весьма поучительный список из более чем 160
существительных, определяемых прилагательным "социальный"
("общественный"): администрациямиграциярассмотрение
безопасностьмир (общество)расточительство
благомир (состояние)реакция
богатствоморальреализм
болезньмыслителиреволюция
борьбамысльреформа
бухгалтериянаблюдениерешение
бытие напряженностьроль
векнаукарыночная экономика
взаимодействиенеадекватностьсигналы
взглядынезависимостьсила
владениенравысистема
властьнуждысобрание
вовлеченностьобластьсобственность
возможностиобусловленностьсобытие
воляобязательствасовесть
вопросыозабоченностьсогласие
гармонияописаниесоглашение
географияоргансознание
группаорганизмсолидарность
демократияориентациясостав
деятельностьосознаниесоциолект (групповая речь)
дискриминацияответственностьсправедливость
дистанцияотношениясреда
добродетельпартнерстабильность
договорпенсиястатус
долгповедениестрахование
духпозициястроительство
желаниеполезностьструктура
животноеполитикасущество
жизньположениеталант
задачапользателеология
законыпониманиетеория
здоровьепорядокточка зрения
злопотребноститребование
знаниеправоубеждения
значениеправовое государствоудовлетворение
идеалправопорядокуниженность
изгойпривилегияуровень
измерениепривлекательностьуслуги
изучениепризнакиучастник (общественного движения)
институтпризнаниефакт
исследованияпризывфакторы
исследовательприоритетфашизм
историяприспособляемостьфилософия
калекипроблемафункция
контрольпрогрессхарактер
конфликтпродуктцель
концепцияпроцессценность
кредитпсихологиячестолюбец
критик (-а)работникэкономика
кругразвитиеэнтузиазм
лекарстворазвлеченияэпистемология
лидерразумэтика
личностьрамкаэтикет
медицинарасположение
Многие из представленных здесь комбинаций гораздо шире используются в
негативной форме, для критики; скажем, "социальная приспособляемость"
делается "социальной неприспособленностью", и точно так же образуются
"общественные беспорядки", "социальная несправедливость", "социальная
опасность", "социальная нестабильность" и т. д.
Исходя из этого списка, трудно сказать, не потому ли слово "социальный"
стало бесполезным в качестве средства коммуникации, что получило так много
различных значений. Как бы то ни было, его практическое действие вполне
ясно и, по меньшей мере, трояко. Прежде всего, оно помогает исподтишка
внушать извращенное, как мы убедились из предыдущих глав, представление,
будто бы то, что на самом деле было порождено безличными и спонтанными
процессами расширенного порядка, является результатом осознанной
созидательной деятельности человека. Далее, следствием такого его
употребления становится призыв к людям перепроектировать то, чего они
вообще никогда не могли спроектировать. Ну и, наконец, это слово приобрело
способность выхолащивать смысл тех существительных, к которым оно
прилагается.
Это третье воздействие прилагательного "социальный" стало воистину
наипагубнейшим. Некоторые американцы, воспользовавшись шекспировским
образом: "Я умею высасывать меланхолию из песен, как ласочка высасывает
яйца" ("Как вам это понравится", II, 5), -- назвали его "словом-лаской".
Подобно ласке, высасывающей птичьи яйца и не оставляющей при этом видимых
следов, такие слова лишают содержания любой термин, который они
предваряют, оставляя его с виду неизменным. Слово-ласка выхолащивает любое
понятие, давая человеку, вынужденному употреблять это понятие, возможность
